Copyright © 2022 Kandi Steiner
All rights reserved.
© Конова В., перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2024
* * *
Посвящается всем, кто любит виски и солнце,
долгие летние деньки и посиделки на крыльце,
купание в речке, и не воспринимает жизнь чересчур всерьез
Глава 1
Ноа
Что вам приходит на ум при слове «Теннесси»?
Может, первое, что возникает в мыслях – кантри-музыка. Возможно, вы даже видите яркие огни Нэшвилла, слышите, как в барах играют различные группы, а на улице их музыка сливается в прекрасную симфонию. Или думаете об Элвисе, Грейсленде[1], Долливуде[2] и других достопримечательностях. Может, чувствуете очарование «Грэнд Ол Опри»[3] или восхищаетесь Залом славы и музеем кантри, ощущаете, как история оживает на Бил-стрит[4] в Мемфисе.
Возможно, вы вспоминаете о Грейт-Смоки-Маунтинс[5], свежем воздухе и хайкинге, о величественных видах и долгих выходных в лесных коттеджах. Может, закрываете глаза и видите белоснежные пики гор, слышите трель пеночки-певуна, ощущаете свежий аромат сосны и дуба.
Вероятно, при мысли о Теннесси вам на ум приходит все это и многое другое.
А в моей голове всплывает только одно слово из двух слогов.
Виски.
Я видел янтарное жидкое золото всякий раз, как закрывал глаза. Чувствовал его дубовый финиш с каждым вдохом. Мои вкусовые рецепторы с малых лет были натасканы улавливать каждую мельчайшую ноту в бутылке, а сердце – натренировано любить виски задолго до того, как я научился любить женщину.
Виски Теннесси был моей неотъемлемой частью, он насыщал кровь. Я родился и рос в его окружении, и нет ничего удивительного в том, что к двадцати восьми годам стал членом команды, которая производила самый известный теннессийский виски в мире.
Для меня это было неизбежно. Я всегда об этом мечтал.
Во всяком случае, так я считал.
До дня, пока в город не вернулась Руби Грейс.
Я заткнул уши ярко-оранжевыми берушами, но все равно слышал за громким шумом техники, как напевает скрипучий голос Криса Степлтона[6]. Я вытер пот со лба, закрепив металлическое кольцо на очередной бочке с виски, и отправил ее на конвейер, а потом взялся за следующую. До лета оставалось всего несколько недель, и все в винокурне вспотели от привычной для Теннесси жары.
Должность сборщика бочек в винокурне «Скутер Виски» была привилегией. Наша сплоченная команда состояла из четырех человек, и работа, которую еще не умели делать станки, оплачивалась достойно. Каждая бочка изготавливалась вручную, и ежедневно я собирал не одну сотню. Наш виски был таким запоминающимся как раз благодаря бочкам, да и сам процесс тоже отличался уникальностью – вот почему марка «Скутер» была так широко известна.
Мой дед тоже начинал сборщиком бочек в четырнадцатилетнем возрасте. Он установил стандарт и усовершенствовал процесс, который остается актуальным вплоть до наших дней. Там его впервые заметил основатель компании Роберт Джей Скутер. Это стало началом их дружбы, партнерства, наследия.
Но деда и семью лишили всего. Я никогда этого не забуду, даже если навсегда покину свой город и винокурню, которая стала для моей семьи как благословением, так и проклятием.
– Эй, Ноа, – позвал меня Марти, делая срез на крышке очередной бочки. Вокруг его защитных очков в разные стороны летели искры, и Марти смотрел не на дерево, а на меня, но двигал руками уверенно и толково. – Слыхал, у тебя бурная ночка была.
Остальные напарники тихонько захихикали, заулюлюкали и засвистели, а я подавил усмешку.
– Тебе-то что до этого?
Марти пожал плечами и пригладил густую бороду. Она была кустистой и темной, с сединой на кончиках, как и длинные волосы, висящие вокруг крупного лица.
– Просто хочу посоветовать: в следующий раз душ хотя бы прими. Здесь с пяти утра разит сексом.
– Так вот чем пахнет? – спросил Пи Джей и остановился, поправив обычные очки под защитными. Он поморщился, покачал головой, а очки в толстой черной оправе приподнялись до переносицы. – А я думал, нам в столовой снова дадут рыбные палочки.
Парни громко заржали, и я шлепнул по руке самого молодого члена нашей команды. Пи Джей в свои двадцать один был еще совсем салагой, да еще и самым мелким. Он пока не успел накачать руки, изо дня в день собирая бочки на протяжении долгих лет, хотя под рабочими перчатками наконец начали появляться мозоли.
– Не, это всего лишь трусики твоей мамы, Пи Джей. Она подарила их мне на память. Держи, – сказал я, засунув правую руку в карман. Я вытащил носовой платок и быстро сунул ему под нос, пока он не успел отвернуться. – Принюхайся.
– Ноа, иди на хрен. – Скривившись, он отпихнул мою руку, а парни снова загоготали.
Я потряс над его головой платком и спрятал в карман, а потом потянулся за досками, чтобы собрать следующую бочку. На это уходило около тридцати трех досок, и я превратил процесс в целую науку: сочетал и комбинировал доски разных размеров и ширины, пока не получалась идеальная бочка. С тех пор, как в двадцать один год я начал их собирать, минуло семь лет, и за это время ни у одного моего изделия не случилось протечки. Чтобы освоить процесс, понадобилось всего полгода, и к своему двадцать второму дню рождения я стал в нашей команде самым быстрым сборщиком, будучи в то же время и самым юным.
Мама всегда утверждала, что папа бы мной гордился, но этого я никогда уже не узнаю.
– Нет, серьезно, – продолжил Марти. – Ты уже трижды выползал под первые крики петухов из дома Дафны Свон. Идешь на рекорд.
– Скоро он купит колечко, – влез в разговор последний член нашей команды. Илай был всего на несколько лет старше меня и как никто другой знал, что я не завожу серьезных отношений. Но на этом его осведомленность обо мне заканчивалась, потому что, как и остальные, он предполагал, что я просто-напросто обычный кобель.
Все решили, что я до конца жизни останусь холостяком, меняя женщин как перчатки и не волнуясь о том, сколько попутно разобью сердец.
Но я хотел остепениться, хотел дать какой-нибудь девушке фамилию Беккер и завести с ней детей. И, возможно, хотел этого сильнее остальных в Стратфорде. Вот только, в отличие от друзей, я бы не стал этого делать с первой же девушкой, испекшей мне пирог. В нашем небольшом городке много красивых женщин, но я хотел большего – такой же любви, какая была у моих родителей.
Все, кто их знал, понимали, что искать я буду долго.
– Мы с Дафной друзья, – объяснил я, складывая следующую бочку. – И мы пришли к соглашению. Она хочет по ночам обнимашек, а я хочу, чтобы меня объезжали, как быка на родео. – Я пожал плечами. – Считайте это таким современным бартером.
– Мне тоже нужна такая подруга, – буркнул Пи Джей, и мы засмеялись, а потом услышали, как открылась дверь.
– Сюда идет экскурсия, – сообщил наш менеджер Гас. Он направился к своему кабинету, не отрывая взгляда от документов. – Ноа, зайди ко мне, когда они уйдут.
– Да, сэр, – ответил я, и, хотя парни издали зловещее «о-оу», беспокойства у меня не было. Гас испытывал ко мне одно сплошное уважение, как и я к нему. Может, слишком самоуверенно с моей стороны, но я знал, что неприятностей не будет. Работы у него невпроворот, а я всегда был его правой рукой.
Дверь снова распахнулась, и все подколки моментально стихли. Мы сосредоточились на работе, когда мой брат провел в цех группу туристов.
– Итак, не забывайте, что в этой зоне тоже запрещено фотографировать. Пожалуйста, не доставайте телефоны, пока мы не выйдем отсюда. Поскольку наш завод один из последних продолжает самостоятельно изготавливать бочки, мы не хотим, чтобы наши секреты стали известны. Уж мы-то знаем, что минимум половину из вас прислали из Кентукки в качестве шпионов.
Группа тихонько рассмеялась, но все вытаращили глаза, когда зашли внутрь, чтобы получше нас рассмотреть. Марти ненавидел экскурсии, и я уже слышал, как он недовольно ворчит, будто эту группу специально прислали сюда, чтобы испортить ему день. Что до меня? Я любил экскурсии не только потому, что «Скутер Виски» по-прежнему был узнаваемым брендом, а это в свою очередь гарантировало работу, но и потому, что у меня появлялась возможность побесить младшего брата.
У меня было три брата: Логан, Майкл и Джордан.
Джордан – самый старший, между нами разница в четыре года. Мама с папой усыновили его до моего рождения, и, хотя внешне он не походил на остальных членов семейства Беккеров, брат был одним из нас от и до.
Майклу, самому младшему, было всего семнадцать, и после этого лета он перейдет в выпускной класс.
И Логан, который только что провел в цех экскурсионную группу. Он был на два года младше меня, а это означало, что задирать его я любил сильнее остальных.
В конце концов, он был моим первым младшим братом.
Как только все зашли в цех, Логан, широко улыбаясь, показал на нас.
– Эти прекрасные джентльмены – наши сборщики бочек. Возможно, вы узнаете их по видео, которое вам уже показали. Как в нем упоминалось, каждая бочка изготовлена вручную четырьмя уважаемыми джентльменами: Марти, Илаем, Ноа и Пи Джеем.
Когда Логан представил нас, мы все помахали, а я ухмыльнулся наудачу самой сексуальной девушке в группе. Она была старше, наверное, чуть за тридцать и походила на чью-то мамочку. Но сиськи у нее были упругими, будто ей всего двадцать один, а еще она смотрела на меня, как на кусок горячего хлеба после месяца безуглеводной диеты.
Она улыбнулась в ответ, накрутив на палец прядь светлых волос, и что-то прошептала компании девушек, с которой пришла, на что они все захихикали.
Логан продолжал рассказывать о том, как каждый день мы вчетвером собираем более пятисот бочек, а потом отправляем их на конвейер для обжига. Он пояснил, что виски «Скутер» попадает в бочки абсолютно прозрачным, а янтарный цвет и известный сладковатый привкус ему придают процессы дубления и обугливания.
И хотя руки у меня двигались на автопилоте, я наблюдал за братом, раздувшись от гордости. Волосы у него были песочно-орехового оттенка, как у меня, хотя я стригся коротко, а у брата из-под бейсболки завивались кончики. Он был выше на несколько дюймов, что в детстве всегда выводило меня из себя, и худощавым, поскольку много лет играл в бейсбол, в то время как я, благодаря многолетней футбольной практике и профессии сборщика бочек, был довольно крепким.
В Стратфорде в детстве все занимаются по меньшей мере одним видом спорта. Так уж у нас было заведено.
И хотя внешне мы были разными, любой заметил бы, что мы братья. Логан был мне лучшим другом, а еще отчасти сыном. Во всяком случае, так мне стало казаться после смерти отца.
Как и сборщиков бочек, экскурсоводов у нас тоже было немного. Они были лицом винокурни, им хорошо платили за знания и обаяние, но помимо этого гиды получали весьма приличные чаевые от проезжающих через наш город туристов. Их работа была одной из самых востребованных, и Логан получил ее в восемнадцать лет – после смерти папы, а это означало, что никто не помогал брату поступить на эту должность.
Он стал гидом, потому что был лучшим в деле, и я очень им гордился, как гордился бы и наш отец.
Когда Логан получил работу, никого из нашей семьи это не удивило, учитывая его пристальное внимание к деталям. Брат с самого детства был таким – в его комнате царил идеальный порядок, он ел в определенной последовательности, по возвращении из школы сразу же садился за домашку, а позже занимался делами по дому. И только потом шел играть на улицу.
Логану было спокойнее, когда все шло своим чередом.
Бедолага почти закончил трепаться, когда я пнул бочку, над которой работал, и уронил на пол металлическое кольцо, издав громкий шум.
– Ай, мой палец!
Скорчившись от боли, я схватился за средний палец правой руки, и ко мне подлетели остальные члены команды. Туристы в ужасе заохали, озабоченно смотря, как я кряхчу и чертыхаюсь, сдавив палец.
– Что случилось?
– С ним все в порядке?
– Господи, если там кровь, я свалюсь в обморок.
На последнее заявление я с трудом не засмеялся, будучи почти уверенным, что это сказала та сексапильная мамочка с классной грудью.
Побелевший Логан подлетел ко мне и отпихнул с дороги Пи Джея.
– Черт, Ноа, что ты натворил? Ты в норме? – Он стукнул Пи Джея по плечу. – Позови Гаса!
– Подожди! – скривившись, окликнул я и поднял руку. Она была стиснута в кулак, и когда все перевели взгляд на нее, я медленно пошевелил пальцами свободной руки, будто уговаривая выпустить черта из табакерки, и с самодовольной улыбкой показал младшему брату средний палец.
Парни засмеялись, а брат расстроенно вздохнул, закатив глаза, а потом крепко обхватил меня за шею. Я отпихнул его, стащил кепку и, нахлобучив ее себе на голову задом наперед, быстро направился к группе туристов.
– Народ, простите за суматоху, – сказал я, пустив в ход обаятельный протяжный говор, с которым родился и вырос в Стратфорде. – Не мог упустить возможность поиздеваться над младшим братом.
На лицах некоторых появилось замешательство, но вскоре, догадавшись в чем дело, все заулыбались.
– Значит, у вас все хорошо? – услышал я тихий голос. – Вы не ранены?
Вопрос задала та мамочка, и я, опершись рукой на одну из машин, стрельнул в сторону девушки улыбкой.
– Только тем фактом, что провел целую жизнь, не зная тебя, милая.
Ее подружки захихикали, а на одной из них я заметил приколотый значок «Невеста». Мамочка стояла вся красная, а Логан тем временем сорвал с меня кепку и отпихнул обратно к брошенной бочке.
– Хватит, Казанова. Оставь в покое мою группу.
– Просто помогаю сделать их экскурсию по винокурне «Скутер Виски» незабываемой, братишка, – пожурил я и, подмигнув напоследок мамочке, вернулся к работе.
Логан продолжил экскурсию, провожая группу к выходу, а я не сводил взгляда с девушки, пока она не вышла за дверь.
Предполагаю, вечером столкнусь с ней в единственном баре города.
Марти отчитал меня за глупое поведение, а Пи Джей и Илай исподтишка дали пять. Ребята привыкли к моим розыгрышам, особенно в сторону братьев. Когда растешь в небольшом городе с одними и теми же людьми, и вы все работаете на одном месте и делаете одну и ту же чертову работу, то учишься извлекать немного удовольствия из ежедневной рутины.
– Ноа.
Голос Гаса привел меня в чувство, и я выпрямился, стерев с лица самодовольную ухмылку.
– Живо в мой кабинет.
Он даже не встал со стула, но я знал, что Гас слышал шум-гам от моей выходки. Когда я снял рабочие перчатки и направился в кабинет, уверенность в том, что я неприкосновенный сотрудник винокурни, немного пошатнулась.
– Закрой за собой дверь, – не поднимая взгляда, сказал он.
От внезапно наступившей тишины в ушах зазвенело, и я закрыл дверь до щелчка, а потом сел в одно из стоящих напротив него кресел.
Приподняв бровь, Гас поглядел на меня поверх бумаг, которые перебирал в руках, а потом вздохнул и положил документы на стол.
– Для начала: я ценю, что ты вносишь сюда немного веселья, но не валяй дурака, когда речь идет об охране труда, ладно?
– Да, сэр.
– Я знаю, что Логан – твой брат, и не возражаю против эпизодичных выходок. Но если ты отрежешь себе палец, это не повод для шуток. И наш основатель тому доказательство.
Мы всегда рассказывали туристам историю о том, как создатель нашей винокурни скончался от незначительной травмы пальца. Жил-был здоровый мужчина, пожилой, но не страдающий от болезней, и вдруг гордыня его одолела. Он порезал средний палец в ладонном суставе, но решил никому не говорить, просто перебинтовал его и вернулся к работе. Таким образом, Роберт Джей Скутер лишился жизни из-за инфекции задолго до того, как пришло его время.
– Понимаю, сэр. Этого больше не повторится.
– Хорошо. – Он откинулся на спинку стула, провел рукой по лысой голове и снова уткнулся носом в документы. – У нас есть потенциальный покупатель, который хочет приобрести одну из эксклюзивных бочек. Но предприятие это несколько сомнительное.
– Почему?
Гас нередко просил меня показать клиентам одну из наших редких бочек. Чаще всего это были пожилые джентльмены, которым денег девать было некуда. Каждая бочка продавалась по цене свыше пятнадцати тысяч долларов, и большая часть этих денег отправлялась старому доброму дядюшке Сэму.
– Дело в том, что покупательнице всего девятнадцать лет.
– Это незаконно.
– Спасибо за констатацию очевидного. – Гас хлопнул рукой по стопке документов. – Она – Барнетт.
Я присвистнул.
– А, то есть отказать мы не можем.
– Не можем.
– А еще не можем допустить, чтобы об этом все узнали. Тем более, когда округ Брайар только и ищет повод снова нас закрыть.
– Ты быстро схватываешь.
Я кивнул и почесал подбородок, покрытый щетиной. Барнетты были одной из самых влиятельных семей в городе наряду со Скутерами и когда-то Беккерами. В роду Барнеттов было много мэров, и если они хотели эксклюзивную бочку виски от «Скутер», то отказывать им нельзя – в независимости от возраста.
– Во сколько придет эта девушка?
– Вообще-то она уже здесь. Потому я тебя и позвал. Ты должен показать ей бочку, но держи это в тайне. На всякий случай не устраивай привычную дегустацию. Покажи ей помещение, дай поверхностное представление, что она получит за свои деньги, и выведи оттуда.
– Ее родители заберут бочку на церемонии?
Каждый год мы устраивали большую церемонию, которую лучше назвать вечеринкой в захолустье. Рассказывали о бочках с разным виски, их отличительных нотках и вкусах, а еще об их новых владельцах. Помимо этого, откупоривали одну из бочек, чтобы угостить жителей города – единственную, что не продали по баснословно высокой цене.
– Скорее всего, заберет ее жених. Ему двадцать четыре, так что это законно.
– Тогда почему он не проверит ее сам?
Гас нахмурился.
– Не знаю, вроде девушка хочет преподнести бочку в качестве подарка на свадьбу. Кстати, она уже ждет, потому уладь это поскорее. Справишься?
– Легко.
Не сказав больше ни слова, Гас меня отпустил, обрадовавшись, что я выполню за него всю нудную работу.
Я прошмыгнул в единственную уборную в этой части винокурни, умыл руки и лицо, по-быстрому приведя себя в порядок. Хотя это было ни к чему. Людям, которые имели достаток, чтобы приобрести бочку виски по цене неплохой тачки, было наплевать на мой облик. Их волновало только жидкое золото в ней.
Итак, я вытер лицо и руки, повторив слова, которые говорил сотням других богачей, но сам понимал, как толково звучит заявление Гаса.
– Надо поскорее с этим покончить.
Глава 2
Ноа
Всякий раз, когда нужно было зайти в инфоцентр, я привлекал к себе любопытные взгляды.
В холле толпилось несколько небольших туристических групп, которые, дожидаясь своей очереди, фотографировались со статуей нашего основателя и читали о том, как за эти годы изменялись бутылки. Когда я прошел мимо туристов, многие повернули головы в мою сторону и, заметив мой внешний вид, приподняли брови. Оно и понятно, ведь на одежде всегда были пятна, а еще от меня немного пахло потом. Мама бы возразила, заявив, что туристы пялятся потому, что «от моей привлекательности и церковный хор стал бы заикаться в один голос».
Она утверждала, что внешностью я тоже пошел в отца.
Я же спорил, что таращатся из-за запаха пота.
Я улыбнулся паре пожилых женщин, стоящих возле билетной кассы. Им ни капельки не было стыдно за то, с каким вожделением они смотрели. Их мужья, напротив, испепеляли взглядом так, словно я клоп, которого нужно раздавить. Им я тоже просто улыбнулся и опустил голову.
– Ноа Беккер, – раздался громкий, оживленный и знакомый голос, когда я подошел к билетной кассе. – Чем обязана такой чести?
– Пришел умолять тебя о свидании, конечно. – Я как бы невзначай наклонился над стойкой и дерзко ухмыльнулся. – Что скажешь, Люси? Позволишь мне покружить тебя на танцполе в эту пятницу?
Она захихикала и покраснела, а вокруг ярких глаз обозначились морщинки. У нее была темная кожа, но, заигрывая с Люси, я всегда улавливал на лице румянец. Эта приятная женщина, которая прославилась тем, что откармливала работников винокурни домашним пирогом со сладким картофелем, была ровесницей моей мамы.
– Я тебе не по зубам.
– О, мне ли этого не знать. – Я постучал пальцем по столу и огляделся. – Ищу девушку, которая, возможно, купит бочку. Она должна была ждать здесь.
– А, – сказала Люси, выпятив губы и прижав язык к щеке. – Барнетт.
– Настолько все плохо, да?
Люси кивнула в сторону входных дверей.
– Слишком хорошенькая, чтобы быть обученной манерам. Но винить ее не в чем, учитывая, кто ее мать.
Люси продолжала говорить, ну а я перевел взгляд на девушку в белом платье и с огненными волосами, ходившую на улице туда-сюда. Солнечный свет отражался от ее рыжих волос, придавая им сходство с огненным морем. Глаза она спрятала за темными очками, слишком большими для лица, и расхаживала по тротуару в белых туфлях на шпильках. Одну руку она положила на тонкую талию, которую подчеркивал золотистый ремень, а другой прижимала к уху телефон. Девушка шевелила губами так же быстро, как и ногами, а на щеках сиял румянец такого же яркого оттенка, что и волосы.
Ей девятнадцать лет, но одета она была как тридцатилетняя женщина, а походка дала мне понять, что девушка не потерпит неуважительного к себе отношения.
– Вышла поговорить по телефону несколько минут назад, – сообщила Люси. – Хочешь, скажу ей, что ты готов?
– Нет-нет, – быстро ответил я и посмотрел на девушку. – Я сам. Спасибо, Люси.
Выйдя на характерную для Теннесси жару и прищурившись на солнце, первое, что я заметил – ноги этой девушки.
Из здания я тоже, конечно, их видел, но, только подойдя ближе, обратил внимание, какие они у нее изящные. Стройные ноги с подтянутыми мышцами икр, которые подчеркивали остроносые туфли на высоком каблуке. Девушка, на удивление, была загорелой, учитывая цвет ее волос и веснушки, усыпавшие нос и щеки, а золотистая кожа так контрастировала с белым платьем, что с трудом удавалось не таращиться на нее во все глаза. Юбка платья была летящей и приличной длины, но немного приоткрывала бедро, и мне пришлось мысленно залепить себе затрещину за то, что я так пялюсь на совсем еще юную девчонку.
– Мам, плевать, какие будут цветы: пыльно-розовые или нежно-розовые. Для меня это вообще один оттенок. – Она остановилась, повернулась на одной ноге и пошла к другому концу тротуара.
Я продолжал пялиться на ноги.
– Ну а я не Мэри Энн. – Она снова помолчала. – Тогда почему бы тебе не позвонить ей? Она с радостью поспорит, какой оттенок розового лучше.
– Мисс Барнетт?
Девушка резко остановилась, сдвинула очки ниже и зыркнула на меня незабываемыми карими глазами, а потом вернула очки на место.
– Мам, мне пора. Кажется… – Она помедлила, оценив мой внешний вид. – Кажется, я вижу того славного джентльмена, который покажет бочку.
Я ухмыльнулся и скрестил на груди руки. Если она решила, что я спасую перед этими замашками «я лучше тебя», то ее ждало большое разочарование.
– Да, потом я сразу же поеду домой. Ладно. Хорошо, хорошо. – Она вздохнула, постучав ногой, а потом отвела телефон от уха. – Ладно, мне пора. ПОКА!
Закончив разговор, девушка снова вздохнула и расправила плечи, словно вдох помог ей вернуть самообладание. Она через силу улыбнулась мне и, засунув телефон в огромную сумку, подошла.
– Здравствуйте, – поздоровалась девушка и манерно протянула левую руку, а я увидел на безымянном пальце бриллиант размером с пятак. – Я – Руби Грейс Барнетт. Это вы покажете мою бочку?
– Я. – Я взял ее руку, нежная кожа в моей грязной, покрытой мозолями ладони показалась на ощупь как шелк.
Она поморщилась и отдернула руку, а потом, осмотрев ее в поисках грязи, потянулась к сумочке и вытащила небольшой тюбик с антисептиком.
– Я уже устала вас ждать. – Она выдавила каплю на руку и растерла ее. – Может, перейдем к делу?
Я хмыкнул и засунул руки в карманы.
– Конечно. Прошу прощения, мэм.
Я пошел к складу, где хранились бочки, но не стал смотреть, идет ли она за мной. Я услышал за спиной, как она спешно зацокала каблучками, пытаясь поспеть.
– Мэм, – скептически повторила она. – Так обращаются к моей матери.
– Извините, – сказал я, но в голосе и намека не было на то, что мне стало совестно. – Хотите, чтобы я обращался к вам «мисс»?
– Хочу, – сказала она, подстроившись под мой шаг. Когда мы вышли на дорожку, усыпанную гравием, Руби Грейс немного покачнулась. – Эм… мы пойдем пешком?
Я кинул взгляд на ее обувь.
– Да. Справитесь?
На самом деле для клиентов, желающих приобрести эксклюзивную бочку виски, у нас был служебный гольф-кар. И в глубине души я понимал, что стоило бы им воспользоваться. Мисс Барнетт была нашим потенциальным покупателем. Но памятуя о том, как ответила Люси на упоминание этого имени, как Руби Грейс фактически скривилась при виде меня, я очень кстати забыл о машине.
Малышка Руби Грейс и пешочком пройдет в этих туфлях, которыми она так любит притопывать.
В ответ на мое предположение она прищурилась.
– Прекрасно справлюсь. Просто удивилась, что у ваших клиентов… нет права выбора. Тем более, если учесть, сколько стоит товар, который меня интересует.
Ее фраза прозвучала странно – Руби Грейс произнесла эти слова с некоторым высокомерием, которое смягчил характерный для Теннесси говор. Словно она была еще девчонкой, напялившей мамины туфли, чтобы казаться старше.
Я резко остановился, и Руби Грейс, затормозив на гравии, чуть не врезалась в меня.
– Могу вас отнести, – предложил я и протянул руки.
Она слегка приоткрыла маленький ротик и провела взглядом по моей грязной футболке. И хотя Руби Грейс смотрела на меня, как на грязную лужу, которую пришлось обходить, я заметил, как она зарделась и резко сглотнула.
– Мне не нужно, чтобы вы меня несли, сэр. – Она поправила на плече ремешок сумки. – Кстати, как вас зовут?
– А это важно?
Я снова направился вперед, и она фыркнула, поспешив меня догнать.
– И как это понимать?
Да я же знаю, что тебе начхать на мое имя, и ты забудешь его, как только выйдешь с винокурни и вернешься в свой мир, где тебе все подают на серебряной ложечке.
Я вздохнул и попридержал язык, чтобы не выставить себя полным ублюдком.
– Ноа.
– Ноа, – повторила она, поджав губы, словно пыталась распробовать на вкус мое имя. – Приятно познакомиться.
Отвечать я не стал и, протянув руку, отпер дверь склада. Услышав, как щелкнул замок, потянул дверь на себя и жестом пригласил Руби Грейс внутрь.
Она переступила порог и подняла очки на голову, привыкая к тусклому свету. Нас окружил отчетливый запах дуба и дрожжей, а когда дверь закрылась, Руби Грейс посмотрела на меня круглыми глазами, в которых читалось любопытство.
– Погодите-ка, – сказала она, когда я пощелкал по выключателям. – Вы Ноа Беккер?
От того, как она произнесла мою фамилию, по шее пробежали мурашки. Будто имя говорило обо мне больше, чем грязная одежда.
– И что с того? – Я повернулся и увидел, как близко она стояла, почти касаясь меня своей грудью. Даже на высоких каблуках Руби Грейс была ниже меня рос-том, но уверенно смотрела в глаза.
– О, извините, – сказала она и осторожно шагнула назад. – Я не хотела. Просто раньше я сидела за вами в церкви. Когда была маленькой. – Она вспыхнула от смущения. Мы играли в ту игру… господи, забудьте! Мне так неловко.
Она махнула рукой и отошла назад, опустив голову. Затем сцепила руки на талии, дожидаясь, когда я заговорю и поведу мимо высоких рядов из бочек, но я просто стоял и смотрел на нее.
Я будто увидел ее впервые.
Это извинение, осознание себя было искренним и настоящим. За обликом, который она демонстрировала с такой легкостью, мелькнула юная девушка.
И я улыбнулся.
Потому что вспомнил.
Не знаю, как я не понял сразу, но разве можно было узнать в этой великолепной, стильной женщине ту веснушчатую девчонку, что пинала в церкви спинку скамейки, на которой я сидел? Она тогда была совсем ребенком, а мне уже исполнилось восемнадцать. Я только что закончил школу, и в церкви мне было так же скучно, как ей. Даже не помню, в какую игру мы играли – помню лишь, что Руби Грейс хихикала так громко, что мать стучала по ее запястью свернутой в трубочку программкой.
Вспомнив эту картину, я улыбнулся, а потом меня осенило.
Я только что пялился на женщину, которую знал в прошлом как надоедливую девчонку, сидящую за мной в церкви.
Это низко даже для тебя, Беккер.
– Ты была той еще мелкой засранкой, – наконец сказал я.
Она вытаращила глаза, но мило улыбнулась.
– И это говорит Беккер? Ребята, да вы прославились своими проделками.
– Нам нравится отрываться.
Она засмеялась.
– Это еще мягко сказано.
Когда она по-новому смерила меня взглядом, в ее глазах замерцали искорки. Руби Грейс уже не смотрела так, словно я был грязным отребьем ниже по положению, а, скорее, расценивала меня как старого друга, который напомнил о детстве.
Ей было всего девятнадцать, но по грустинке в глазах я понял, что она давным-давно распрощалась со своей наивностью.
Я осознал, что неотрывно смотрю на нее, и мы встали чуть-чуть ближе друг к другу, пока она не прочистила горло и не сделала шаг назад.
– Итак, – сказала Руби Грейс, обводя взглядом бочки. Они были уложены стопками по тридцать в высоту и сотню в ширину, и в каждой из них виски выдерживался до идеального вкуса. – Какая из этих красоток моя?
– Эксклюзивные там, – ответил я и направился вдоль длинного ряда из бочек.
По пути Руби Грейс разглядывала этих деревянных чудищ, и я открыл было рот, чтобы как обычно выдать речь о преимуществах эксклюзивных бочек: о том, что их выпускают в ограниченном количестве, что ни у кого не будет виски такого же вкуса, что каждая бочка выдерживалась по-особенному – при разной температуре и в течение разного времени. Но вместо этих слов изо рта вырвался вопрос:
– Значит, ты покупаешь бочку для жениха?
Смотря на бочки, она легонько вздохнула, а уголки губ немного приподнялись.
– Верно.
Я снова поглядел на ее кольцо.
– Когда состоится это важное событие?
– В воскресенье через шесть недель, – вздохнула она, цокая каблуками по тихому складу и водя пальцами по дереву.
– Уже совсем скоро, – присвистнул я. – Готова?
Руби Грейс остановилась, держа пальцы на бочке, и хмуро на меня глянула.
– К чему?
Я выгнул бровь. Опять сказанул что-то не то?
– К свадьбе. К статусу замужней дамы. К тому, чтобы связать судьбу с человеком до конца жизни, к тому будущему, на которое ответила «да»?
Она сглотнула.
– Я… ну, раньше мне не задавали таких вопросов.
– Никто не спрашивал, готова ли ты к замужеству?
Руби Грейс покачала головой.
Каким-то образом ряды между бочками казались меньше, как будто они надвигались на нас, прижимая друг к другу сантиметр за сантиметром.
Было так много неправильного в том, что никто не задал ей этот ключевой вопрос – во всяком случае, на мой взгляд. Этой юной девушке не было и двадцати, она еще даже не вступила в свои лучшие годы, а уже выходит замуж. В Стратфорде, да и в любом провинциальном городишке это дело было привычным. Многие мои друзья женились сразу по окончанию школы. У большинства родились дети еще до того, как наступил законный возраст для употребления алкоголя.