Тайнопись искусства
Искусство и художник
Делия Стейнберг Гусман,
президент международной организации «Новый Акрополь»
Понятия искусство и художник связаны точно так же, как идеал и идеалист, правосудие и юрист, наука и ученый и так далее.
Идеал является идеалом благодаря идеалистам и вопреки им, и он останется идеалом, даже если не будет идеалистов, которые жили бы им и осуществляли бы его. Подлинные идеалисты помогают ему обретать силу, слабые принижают его, но идеал – это неизменный Архетип, и он всегда остается целью для тех, кто способен преодолеть собственное невежество и невежество окружающих.
Искусство как выражение красоты и отражение прекрасного уже есть реальность, даже если нет ни одного художника, способного уловить ее и выразить в форме.
Художник – это тот, кто способен достичь высот Искусства, и он не должен называть «искусством» любую деятельность или так называемый креатив.
В наше время появляются все новые теории, объясняющие, что такое Искусство, но чем более объективными пытаются быть их авторы, тем более субъективными оказываются сами теории. Большинство авторов выделяют две характеристики Искусства: творчество и независимость. Под творчеством они понимают способность создавать новые вещи, а под независимостью – свободу от других интересов и связей, беспристрастность, то есть способность быть «искусством для искусства». Но разве можно говорить о подлинном Искусстве как о создании чего-то совершенно нового? И разве можно представить себе Искусство абсолютно свободное, не имеющее ни источника, ни целей?
Г. фон Караян, австрийский дирижёр
Это приводит нас к вопросу о назначении Искусства. И вновь мы встречаем множество попыток ответить на него: это подражание, имитация, форма восприятия или выражения, воспоминание, формула морального совершенствования, – однако ни один из этих ответов не может нас удовлетворить… А между тем вокруг них строятся новые, все более и более спорные предположения.
На наш взгляд, причина сегодняшнего хаоса в идеях, из-за которого искажаются принципы, средства и цели Искусства, – в желании (а на самом деле страхе) угодить и одним, и другим, ничего не сказать ни одним, ни другим; в нежелании принимать прошлое и думать о будущем; в стремлении жить только в настоящем, в движении, которое никогда не опирается на опыт, на глубокие знания.
Безусловно, каждый художник хочет что-то выразить, каждый философ хочет что-то объяснить, даже рискуя найти не истину, а лишь ее тень. Но не всякое выражение может называться Искусством, и не всякое объяснение может называться Философией.
Искусство
Попробуем развить некоторые из этих положений.
• Искусство – это творчество, но не в привычном, прямом значении этого слова, а в плане интуиции-воображения: человек воспринимает Архетипы, подлинные Идеи и с их помощью тысячу и один раз воссоздает гармонию Вселенной.
• Искусство – это подражание, имитация либо живой природы, либо тех Идей, которые не проявляются в нашем мире, но могут быть восприняты интуицией. Это отнюдь не умаляет ценности Искусства, но, напротив, увеличивает ее, и увеличивает настолько, насколько оно приближается к имитируемым Архетипам. Через подражание происходит обретение достоверного опыта Действительности.
• Искусство – это воспоминание, ибо душа, согласно Платону, хранит память о своем божественном происхождении. И хотя воспоминания эти неясны и неопределенны, все же они достаточно сильны, чтобы благодаря им пробуждалось лучшее, что в нас есть.
• Искусство – это выражение, но не какого-то беспорядочного ощущения, порыва, чувства; оно не предназначено для выплескивания душевных состояний так называемого художника. Скорее, оно должно выражать лучшее в человеке и то лучшее, что он может найти во Вселенной, частью которой является. Ощущения, чувства, идеи, проявления интуиции должны быть утонченными и сознательными – тогда они станут ступенями, по которым шаг за шагом человек сможет подняться к пониманию великих таинств души и мира. Дисгармония, бессодержательность, отвращение и ужас не являются Архетипами, это результаты отсутствия Архетипов, и пока выражаются именно они, нет ни Искусства, ни художника.
• Искусство – это катарсис; авторы, подобные Гегелю, не любят определять предназначение Искусства как моральное совершенствование, однако это – неотъемлемый и естественный эффект, производимый Искусством. Еще древние греки видели в нем неисчерпаемый источник, дающий очищение, подлинную причину соприкосновения человека с архетипальными Идеями. Это соприкосновение очищает душу от шлаков и дарит вечную молодость, оно усиливает воображение и поддерживает его постоянно бодрствующим, активным, постоянно ищущим чего-то более высокого и добивающимся этого.
• Искусство – это развитие, если оно не довольствуется копированием повседневного, но стремится к созвучию с универсальными законами. Вопреки тем, кто вместе с Гегелем приписывают великолепие творения художнику (но разве Бог не Художник?), а не Природе, мы отдаем предпочтение следующему наставлению из «Голоса Безмолвия» (сборника древних тибетских текстов, составленного Е. П. Блаватской в XIX веке): «Помогай Природе и работай заодно с ней, и тогда Природа признает в тебе одного из своих творцов и станет покорна тебе. И откроет перед тобой широко вход в свои сокровенные недра… Она раскрывает свои сокровища только духовным очам, никогда не смыкающимся…»
Художник
Укажем для начала некоторые характеристики художника, но не будем останавливаться на ставших догмами определениях, которые ограничивают творческую натуру. Художник – это тот, кто рождает на свет произведение искусства при посредстве воображения. Для этого ему необходимы:
• активный ум, способный улавливать и воспроизводить идеи, трансформировать их в эстетические образы;
• дисциплинированное творческое воображение, не запутанное фантазией, но, напротив, связанное с интуицией;
• вдохновение, или интуитивная способность к воображению. Сейчас много говорят о том, что вдохновение приходит извне, но мало – о том, что его вызывает. Однако вдохновение – это связь с Идеями, к которой способно именно сильное и деятельное воображение.
Современный спектакль в Эпидавре (Греция)
Фрагменты спектакля «Медея»
Талант и гений – понятия не абсолютно тождественные, но друг другу необходимые и друг друга дополняющие. Талант связан с личной способностью к выражению и творческой работе. Гений – с вдохновением. «Талант без гения – не более чем сноровка».
Художник должен быть подлинным священнослужителем, толкователем природы, чутким посредником между совершенным Идеалом и людьми. Пробуждать душу зрителей, а не только вызывать их восхищение – такова его миссия.
Эстетика и этика
Принимая во внимание способность Искусства и художника преобразовывать, менять человека, мы начинаем иначе оценивать и другой вопрос, внутренне с ней связанный: как эстетика соприкасается с этикой?
Мы сказали, что Искусство очищает душу, совершенствует ее, трансформирует, – здесь эстетика порождает этику и вместе с тем этика углубляет и оживляет понятие Красоты.
Когда Искусство истинно и несет в себе подлинное послание, этические представления неотделимы от эстетических. Мы не имеем в виду этику поверхностную и преходящую, как мода, или относящуюся лишь к какому-то одному народу; мы имеем в виду все те неизменные ценности, которые трогают душу всех людей во все времена.
Все, чем является художник, каким-то образом отражается в его творении. Ведь хотя интуиция действует как посредник и черпает прямо из источника вдохновения, человеческая личность творца отчасти влияет на формы, в которых выражаются его интуитивные прозрения. Если художник груб, его искусство (если можно применить здесь это слово) тоже будет грубым, хотя современники художника, проникнутые теми же идеями, могут этого и не замечать. Здесь заложен секрет метафизического, воплощенного в физическом: этика и эстетика отражаются в Искусстве при посредничестве художника.
Эти идеи созвучны с размышлениями об Искусстве некоторых философов, чьи слова – в продолжение темы – мы хотим привести.
«Искусство отражает реальное и вечное, а не временное и иллюзорное» (Джинараджадаса).
«Искусство – это душа, отделенная от факта» (Карлайл).
Искусство, как уже говорилось, не исчерпывается работой ума, который знает факты, оно требует интуитивного действия, чтобы достичь «души фактов». Следовательно, Искусство через любую из своих областей приводит нас к вечной сути вещей.
Об этом говорил Шиллер: Искусство «возвращает человеку его утерянное достояние». Это «самый сильный импульс человеческой жизни» – так сказал Вагнер, который мечтал о Всеобщем искусстве, объединяющем и магию, и науку и служащем для трансформации и возрождения человека; Вагнер, который с интуитивной силой и колоссальным вдохновением создавал свое «Credo», возведя Искусство в ранг религии, метафизической этики и эстетики. Его словами мы и завершим эту статью.
«Верую в Бога-Отца, в Моцарта и Бетховена, в их учеников и апостолов. Верую в Святого Духа и правду Искусства, единого и неделимого. Верую, что Искусство проистекает от Бога и живет в сердцах всех людей, освещенных Небом. Верую, что тот, кто однажды отведал его возвышенной сладости, обратится к нему и впредь никогда ему не изменит. Верую, что все могут достичь счастья посредством него. Верую, что на Страшном суде будут преданы позору все те, кто на этой земле имели наглость торговать этим благородным Искусством и запятнать его низостью сердца и грубою чувственностью. Верую, что верные ученики его пребудут во славе в Божественной сущности, лучистой, сияющей блеском всех солнц, среди прекраснейших благоуханий и созвучий, и что они соединятся навеки в божественном источнике всей гармонии. Дай мне Бог быть удостоенным этой благодати! Аминь!»
Золотая лестница красоты
Елена Косолобова
Красивый человек – некрасивый… Красивая картина – некрасивая… Чем мы руководствуемся, когда произносим эти слова? Последние сто-двести лет принято считать, что универсальных критериев красоты не существует, что прекрасное – лишь игра моды и вкуса, каприз, что-то переменное и неуловимое, как весенняя погода. Так ли это? Вечно или сиюминутно прекрасное? Имеет ли каждый человек собственное понятие о красоте, или есть одна Красота для всех? Древнегреческий философ Платон, например, утверждал, что Красота и Прекрасное – нечто существующее в действительности и не подверженное веяниям моды и времени.
А если так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Н. Заболоцкий
Откуда берется красота? Древние греки говорили, что существует идея абсолютной Красоты – нечто незримое, прообраз, архетип, идеальная модель или качество, присутствующее во всем более или менее прекрасном. Подобные архетипы-прообразы есть у всех живых существ, вещей и таких понятий, как справедливость, добро, гармония, любовь – которые мы обычно называем «вечными ценностями». Согласно Платону, эти совершенные, вечные идеи проявляются, воплощаясь в мире материальных форм – так что каждая идея создает множество отражений-теней, в большей или меньшей степени походящих на нее. Так же и Красота выражается в мире через множество разных форм и создает свои многочисленные отражения (возможно, именно поэтому людям так трудно договориться о том, что такое красота, – ведь отражающие ее формы очень разнообразны и не похожи одна на другую). Но ни одна форма не в состоянии полностью передать саму идею – поэтому ее отблески приходится искать в тех существах и произведениях, которые мы считаем красивыми. Известно, что многие великие мастера, особенно античности и эпохи Возрождения, задавались целью найти утраченный образ прекрасного и совершенного первочеловека – и так возникли каноны.
Микеланджело Буонарроти. Оплакивание Христа
А. Канова. Амур и Психея
Последователи Платона, а также философы и мастера эпохи Возрождения считали красоту одной из наиболее великих сил, способных не только приносить эстетическое наслаждение, но и исцелять, возвышать душу человека, возвращая ему воспоминание о Божественном. Ведь душа человека по своей природе родственна Красоте, Благу и Справедливости и обитает в том же мире, где живут бессмертные идеи. В своей аллегории в диалогах «Федр» и «Федон» Платон изображает душу крылатым и бессмертным существом, пребывающим в свите богов, которое с каждым очередным рождением «теряет крылья», падая в мир материи, и забывает то, что видела и чем жила на небесах.
«Припоминать то, что там, на основании того, что есть здесь, нелегко любой душе: одни лишь короткое время созерцали тогда то, что там; другие, упав сюда, обратились под чужим воздействием к неправде и на свое несчастье забыли все священное, виденное ими раньше. Мало остается таких душ, у которых достаточно сильна память. Они всякий раз, как увидят что-нибудь, подобное тому, что было там, бывают поражены и уже не владеют собой, а что это за состояние, они не знают, потому что недостаточно в нем разбираются».
Так, человек, в описании римского философа Плотина, напоминает прекрасную статую, заключенную в грубый кусок мрамора, откуда ее предстоит извлечь. Позднее эту идею подхватит великий мастер Возрождения Микеланджело, говоря о «пленном духе», заключенном в камень, который скульптор-Бог извлекает оттуда:
Мне глыбою коснеть первоначальной,
Пока кузнец Господень, – только он! —
Не пособит ударом полновесным.
Платон отождествляет человеческую душу с морским богом Главком, спящим на дне океана, обросшим ракушками и засыпанным песком настолько, что больше напоминает чудовище, чем бессмертное существо. Философ эпохи Возрождения Пико делла Мирандола обращается к человеку от лица Бога: «Я ставлю тебя в центре мира… Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные».
Как память о небесной жизни у человека остаются лишь заложенное «в крови» знание и ностальгия по тому, что является подлинно прекрасным, великим, справедливым, добрым. Причем Платон настаивает на том, что у каждого человека существуют критерии подлинной красоты и справедливости, на которые не способна оказать влияние никакая мода и никакая политика. И это внутреннее знание и память, говоря словами Платона, – то, что отличает человека от всех живых существ, и то, что не дает ему довольствоваться своим местопребыванием, своим образом жизни, заставляет его искать что-то, что он сам порой до конца не осознает. Как правило, эта ностальгия и воспоминание наиболее сильны в детстве и с возрастом постепенно угасают, пока душа человека не уподобляется тому самому богу Главку, уставшему странствовать и искать и обретшему тихую, уютную гавань, куда не доносятся штормы и ветра внешнего мира. И именно поэтому необходимо питать душу чем-то родственным ей, будить уходящие воспоминания, а в нашем мире эту роль лучше всего способны играть красота и любовь – как самые естественные и наиболее глубокие воспоминания души.
Д. Л. Бернини.
Похищение Прозерпины
Микеланджело Буонарроти.
Пленный раб
«Когда кто-нибудь смотрит на здешнюю красоту, припоминая при этом красоту истинную, он окрыляется, а окрылившись, стремится взлететь; но, еще не набрав сил, он наподобие птенца глядит вверх, пренебрегая тем, что внизу, – это и есть причина его неистового состояния. Из всех видов исступленности эта – наилучшая уже по самому своему происхождению, как для обладающего ею, так и для того, кто ее с ним разделяет. Причастный к такому неистовству любитель прекрасного называется влюбленным» (Платон «Федр»).
Джордано Бруно говорит о двух руководящих силах – силе прекрасного, выражаемой через искусство, и силе любви, которые дополняют друг друга. Искусство, особенно если речь идет о классических образцах, дает человеку прекрасные образы, созерцая которые, он улавливает следы подлинной красоты, которые независимо от его сознания побуждают и исцеляют душу.
Платон же говорит о существовании «лестницы прекрасного», начинающейся от наиболее явных и доступных человеку образов физической красоты и заканчивающейся Красотой метафизической. Постижение начинается со зрительного восприятия образов, поскольку именно зрение в наибольшей степени сохранило способность отчетливо воспринимать красоту. Эта ступень позволяет пробудить в себе качества подлинного ценителя прекрасного, способного видеть его во всем и окружать себя атмосферой гармонии и даже развить способности мастера, преобразующего грубую и хаотическую материю в нечто гармоничное и совершенное.
Вслед за этим пробуждается способность созерцать красоту внутреннего мира души, что является более глубоким постижением прекрасного, поскольку часто красивая или некрасивая оболочка способна ввести в заблуждение и не давать представления о человеке. Это способность более тонкого и глубокого распознавания, позволяющая человеку быть хорошим психологом и воспитателем.
Еще более глубокой является способность созерцать красоту законов, нравов и обычаев людей, позволяющая создавать совершенные законы (эх, нашим бы политикам!..). Затем пробуждается созерцание красоты наук и философии, позволяющее видеть совершенство устройства мироздания и его законов. И наконец – способность видеть Красоту и Прекрасное без всяких оболочек и форм.
* * *
Правы ли были Платон, Джордано Бруно, Микеланджело? Кто знает! Конечно, то, о чем писали эти великие философы и мастера древности – лишь одна из теорий. Существуют и другие, но, видит Бог, как нам сегодня не хватает не рассуждений, не сухого анализа и умных слов, а этой «золотой лестницы», позволяющей вернуться к бессмертным и великим вещам. И быть может, важно просто-напросто однажды испытать чувство Прекрасного – и тогда все встанет на свои места.
Нарисуй дорогу к горизонту. О геометрии в изобразительном искусстве
Наталья Чуличкова
Известно несколько геометрических методов отображения пространства: ортогональная проекция, аксонометрия, линейная прямая и обратная перспектива. Эти же геометрические методы живут полнокровной жизнью и в изобразительном искусстве. Они помогают художнику показать в рисунке трехмерный мир.
Современная наука: постижение древнего искусства
Не буду делить нас, нынешних, на технарей и гуманитариев, физиков и лириков. Хотя тема, которую я хочу затронуть, очень к тому располагает. Ведь покрытое красками полотно или стена, расписанная по сырой штукатурке мастером, это особый мир, язык которого – язык образов и чувств, язык художника. И в то же время – математически выверенная строгость геометрических форм и пропорций. А если посмотреть на такой «кусок стены», плоский и ровный, с точки зрения созданного в нем объема и пространства, так это чистой воды геометрия, с ее классическими (и, оговорюсь сразу, не только классическими) законами и правилами.
Искусство и точные науки – такое сочетание становится все более и более привычным, хотя от этого не менее спорным.
Кажется, совсем недавно парадоксальность средневековых картин, на которых удаленные предметы по размеру гораздо больше близких, объяснялась несовершенством изобразительных навыков. Композиции, выстроенные по законам обратной перспективы, воспринимались просто наивными. И уж что говорить о детском рисунке, в котором уходящая вдаль дорога то расширяется, то сужается, а то и вообще выглядит как две параллельные палочки… Но вот кто-то из теоретиков в необычном построении пространства картины увидел экзотические законы неевклидовой геометрии. Специалист, изучающий психофизику зрения, заметил, что мозг человека, дополняя работу глаза, отображает мир не только по законам геометрической оптики.
И тогда на смену высокомерному «да что они, древние, понимали в законах перспективы!» приходит изумленное «да откуда же они знали об этом?!» Приходит понимание, а может быть, еще только догадка, что и несколько столетий назад, и даже тысячелетия художник, которого попросили бы: «Нарисуй дорогу к горизонту», – передал бы прежде всего свое знание того, куда может вести эта дорога. Но в его картине было бы гораздо большее – в построении пространства на полотне, в его геометрии он отразил бы масштабность мышления, свойственную его эпохе, дух времени, свою философию, религию. И вполне возможно, что при этом он обошелся бы и без дороги, и без горизонта.
Пространство картины: изображение… мироздания
Древний Египет – страна, которую отделяет от нас не только огромный промежуток времени, но и особое отношение к жизни. Существование человека здесь понималось как путешествие через два мира – земной и небесный. Земная жизнь для египтянина была отражением жизни небесной. Это проявлялось во всем. Главная река Египта, Нил, имела свой небесный прообраз – Млечный путь. Любая часть природы, от дерева до человека, имела своего двойника, невидимого ка, который, как зеркальное отражение, связывал два мира. Поэтому египетский художник в меньшей степени, чем мастер более поздних времен, примешивал к изображаемому нечто личное, чувственное; он работал, скорее, по принципу наиболее точного описания.
Наиболее точно передает свойства предметов ортогональная проекция. Помните, в школе или институте, а для кого-то – в проектных отделах и лабораториях: фронтальная проекция, вид сверху, вид сбоку. И можно описать на бумаге любую сложную деталь механизма, любой архитектурный объект или его фрагмент. Ортогональная проекция так же повторяет на плоскости объемную форму, как ее тень, отбрасываемая на стену. Если исследовать геометрические законы, по которым строилось изображение в Древнем Египте, становится очевидно, что эта живопись отличается от ортогонального проецирования только тем, что каждый элемент изображается не с трех позиций, а только с одной – той, которая дает наибольшее понимание сути, внутренней идеи. Поэтому, например, божество изображалось странным для нас образом: голова – в профиль, туловище – анфас, а ноги – опять сбоку – именно так лучше всего видно движение. Поэтому мы можем видеть рядом стоящие предметы, части, фигуры в парадоксальном сочетании – один элемент фронтально, другой – сверху, третий – сбоку.
Настенная роспись древнеегипетских гробниц
Именно потому, что корни изобразительной техники Древнего Египта лежат в философии этой культуры, ни одно из египетских изображений нельзя назвать автоматичным, схематичным, хотя порой они построены таким образом, что даже композиционно похожи на схему.
По словам известного физика и в то же время автора работ по геометрическим приемам в живописи академика Б. В. Раушенбаха, художники Древнего Египта достигли своей вершины в технике рисунка, так как ничего лучшего отражающего суть той эпохи придумать невозможно.
Античность. «Наступает царство той невыразимой гармоничности, которая характерна для классического искусства» (Ф. Ф. Зелинский). В эту эпоху человек постигает красоту природы, ее соразмерность и создает принципиально иной способ изображения пространства – параллельную перспективу, или аксонометрию.
Образ Древней Греции и Древнего Рима создается у нас через пространственные формы – пластику колонн, арок, язык скульптур. Плоских же изображений времен античности сохранилось не так много – даже в период классической Греции это, в основном, изображения на керамических вазах; собственно с перспективой мы встречаемся в период поздней античности, когда в плоских изображениях появляется объемность.
Параллельная перспектива знакома нам по детским рисункам – именно ею ребенок пользуется, рисуя домик, у которого видны и фронтон, и боковые стены, и крыша. Он трехмерен, и его грани при переносе на плоскость рисунка сохраняют свою параллельность, как в трехмерном пространстве. Такое отображение пространства на плоскость дает почувствовать глубину ближнего плана.
Соразмерность и пропорциональность составных частей дает древнему художнику ощущение красоты природы, ее разумной уравновешенности, осуществленной по божественному плану. Не случайно аксонометрия и сегодня используется в архитектуре, когда на уровне проекта необходимо уловить соотношение отдельных элементов.
Ника Самофракийская
Бюст Коры
Следующий большой виток времени. Средневековые художники Запада и Востока продолжают работать с параллельной перспективой, но уже в совершенно другом аспекте.
Для живописи, графики Китая и Японии этот способ изображения объемных предметов оказался столь органичным, что использовался вплоть до нашего столетия. При этом трехмерные элементы чаще занимают нижнюю часть традиционно вертикального полотна, то есть именно передний план. Восточный художник почти с математической точностью определял тот предел в расстоянии, до которого параллельная перспектива адекватно передает объем. В то же время, математику нужно признать, что почти головокружительная пространственность китайского пейзажа создается не геометрическими средствами, а тонкой игрой цвета, особой вертикальностью композиции, глубокой психологичностью изображения природы.
Особенно интересно так называемое высокое средневековье. Готика – необычайный взлет архитектуры. Несколько предшествующих мрачных веков философии человека-грешника сменяются мировоззрением человека-созидателя, творящего на земле из грубой материи небесную совершенную, живую форму. Эта короткая, всего на два столетия блеснувшая эпоха – время человека-мастера. Он творит в мастерской, он строит храм.
Китайская живопись
Готическая архитектура
Скульптура в готике
В работах художников готики разворачиваются удивительные сюжеты. Элементы храма буквально врываются в картину, возвышаются, составляют часто неоднозначные сочетания. Именно архитектурные «врезки» создают глубину и объемность, позволяющую открыть одну из прекраснейших страниц готической живописи: теперь человеку есть дело до «пустяков». Точнее, наоборот, все в повседневной жизни приобретает смысл, никакое делание не является пустячным. Пастух, стерегущий овец, вереница всадников – все располагается на полотне-панораме. Появившаяся глубина дает возможность в одном пространстве разместить и божественное, и земное. В работах средневекового живописца пространство часто замкнутое, мы не увидим уходящей в бесконечность дали – объемность мира, раздвигание его границ происходит благодаря сочетанию простого, обыденного и высокого, небесного.
Когда в устоявшийся мир средневековья врывается Ренессанс, изменяется величина человека, и вместе с этим появляется новая, математически строгая линейная перспектива. Этот новый масштаб порождает сочетания «человек и Вселенная», «человек и Космос», которые, естественно, уже не помещаются в рамки замкнутого пространства. Граница того, куда заглядывает человек, отодвигается все дальше и дальше – дорога идет за горизонт. Все основные «координатные» линии, задающие объем, сходятся к одной точке, к которой обращен взгляд. И находится эта точка, конечно, там, где соединяются земля и небо… Ренессансная линейная перспектива, как и вся философия эпохи Возрождения, распахнула перед человеком окно в природу, беспредельно расширила горизонты человеческого мироощущения.
Более серьезное понимание геометрических представлений этого времени требует и отдельного, более серьезного разговора. Но и в рамках этой небольшой статьи уже можно проследить, что новый способ построения пространства на плоскости есть достижение очередной вершины. Именно очередной, потому что каждая из культур – и Древний Египет, и Древняя Греция, и Восток – не просто воплощает свой изобразительный стиль, а создает геометрические художественные средства, впитывающие глубину понимания мира, присущую своей эпохе.
Микеланджело Буонарроти. Сотворение Адама
Леонардо да Винчи. Святая Анна с Мадонной и младенцем
Рафаэль Санти. Сикстинская Мадонна
«Ошибки» художника: многоплановость мира
Когда человека учат рисовать, ему объясняют принципы и приемы, с помощью которых он может перенести объем на плоскость. Но если бы только в этом состояло мастерство художника, то его бы легко превзошли… математики, ведь проблема-то это чисто геометрическая! Трактаты о свойствах отображений объемных фигур на плоскости появились еще в XIV веке, а уже в XIX столетии была полностью завершена начертательная геометрия как аксиоматическая наука, со своими законами, строгими формулировками, способами построений.
Но даже ученым не хватает трехмерности пространства, чтобы описать весь мир во всем его многообразии. В XX веке физики дополнили три привычные координаты четвертой, задающей время, а сейчас говорят о шестимерности, семимерности, одиннадцатимерности мира; математики широко используют модели бесконечномерных пространств. Как «втиснуть» такой мир на плоскость?.. Но художник рисует не чертеж, он передает не форму мира, а суть, содержание. И способы изображения и художественные приемы должны быть в наибольшей степени приспособленными для того, чтобы донести это содержание до зрителя. Вершины, великие достижения изобразительного искусства есть и среди наскальных первобытных рисунков, и среди живописных полотен современности. И шедеврами их делают не строгое следование законам начертательной или проективной геометрии, а точный выбор изобразительного средства, сюжета, композиции, красок и – чего-то еще, чего-то неуловимого…
Вернемся вновь на несколько веков назад. Я стою перед иконой. Четко обозначенные линии, проработанная, продуманная глубина… Но выстроенная по своим, особым правилам – по принципам обратной перспективы. Иногда объемность выражена с помощью лишь нескольких элементов – стол, книга, престол, подставка, порой – архитектурный фон. Здесь прямые стремятся пересечься и сойтись в точке, находящейся вне плоскости изображения, но не за, а перед ней. С точки зрения «конструкции» похоже на прямую перспективу, но наоборот. Когда-то такую перспективу называли неправильной. Сейчас все больше угадывается неслучайность такой «ошибочной» геометрии. Линии сходятся не туда, куда смотрит человек, а туда, откуда он смотрит, усиливая тем самым одно из основных предназначений иконы – быть окном, дающим человеку возможность общаться с иным миром. И трехмерные, объемные элементы изображения как бы подтверждают: пространство, в которое ты смотришь, такое же, как то, которое тебя окружает. Оно похоже, но оно совсем другое. И увидишь ты в нем столько, насколько хватит широты твоего взора…
- Отцы + дети
- Язык символов
- Философия здоровья
- Гении эпохи Возрождения
- Тайны древних цивилизаций. Том 1
- Тайны древних цивилизаций. Том 2
- Прогулки по Москве
- Открой самого себя
- Путь к Граалю
- Личности в истории. Россия
- Тайнопись искусства
- Личности в истории
- Чего не знает современная наука
- Путешествия со смыслом. Россия
- Путешествия со смыслом