Волк

I

Однажды, под вечер воскресного дня, баркас с матросами первой вахты пристал к левому борту парусного корвета «Гонец», стоявшего на севастопольском рейде.

В числе возвратившихся с берега пожилой фор-марсовой Лаврентий Чекалкин, носивший кличку «Волка», поднялся со шлюпки озлобленный, мрачный и бледный. Голова его была обмотана тряпицей, пропитанной кровью.

Другой матрос, тоже пожилой фор-марсовой, Антон Руденко, поднялся на палубу, прихрамывая на одну ногу. Вспухшее его лицо было окровавлено. Половина уха была оторвана.

– Это что такое? – сердито спросил старший офицер Петр Петрович старшину баркаса.

– Передрались, ваше благородие.

Быстрый и решительный во всяких случаях, Петр Петрович крикнул боцману Гордеенку:

– Завтра до флага перепороть обоих!

– Есть, ваше благородие! Но…

– Какие там «но»? Я тебе «но» пропишу на морде!

– Слушаю, ваше благородие. Однако дозвольте переждать порку.

– Почему?

– Волк быдто поранен ножом, а Руденко вовсе измят. И ноги, должно быть, перелом.

– Были вдребезги?

– Выпимши, но при полном рассудке, ваше благородие!

Старший офицер изумился.

Оба матроса были исправные и приятели.

– И вдруг так изувечили друг друга? Из-за чего?

– Не могу знать, ваше благородие. Должно, из-за эстой самой Феньки, – со снисходительным презрением к женщинам прибавил боцман.

– Какая такая Фенька?..

– Молодая вдовая матроска.

– Ну, так что ж?

– С Волком два года путалась и в один секунд: «Отваливай! Очертел, мол, сразу». Беда какие торопливые есть матроски! – насмешливо промолвил боцман.

– Так, значит, Руденко не зевал на брасах… А Волк приревновал?..

– Не должно… Фенька в Симферополь утекла. Новый город пожелала увидать. Любопытная, видно! – усмехнувшись, пояснил старый боцман.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Петр Петрович.

– Как баба облестит – никакого не выйдет понятия, ваше благородие!

– Тоже нашли – из-за бабы драться! А еще хорошие матросы! Позови-ка их сюда! – приказал Петр Петрович.

Он решительно был изумлен романической историей, и у кого же? «У пожилого умного Волка, казалось, не способного на такие штуки!» – подумал старший офицер, питавший некоторую слабость к лихому марсовому.

Уж очень хорошо он вязал штык-болт на ноке фор-марса-реи и вообще был «отчаянный» в работах матрос… Первый на «Гонце».

И вдруг – скажите пожалуйста!

Через минуту оба матроса подошли на ют, где стоял старший офицер.

– Так как же, Волк? Обезумел, что ли, под старость?

– Никак нет, ваше благородие! – застенчиво промолвил Волк.

– Хорош: «Никак нет!» Полюбуйтесь оба на себя. Доктор сейчас осмотрит. Нечего сказать: старые петухи! А еще приятели!.. Прежде пьянствовали вместе… А теперь, видно, отстал пить?

– Отстал, ваше благородие…

– Ну, говори, Волк, чтобы мне знать, как вас выдрать после починки. Из-за чего разодрались?

– Так, ваше благородие! Из-за разговора.

– Не ври, Волк… Из-за Феньки?.. Сказывай!

Волк молчал.

– Точно так, ваше благородие! С позволения сказать, из-за непутящего ведомства и вышла раздрайка! – проговорил виновато Руденко.

Волк только презрительно взглянул на приятеля.

– И ты, Волк, из-за бабы изувечил Руденку? А эта злая скотина пырнул тебя? Кто зачинщик?

– Я, ваше благородие! – безучастно вымолвил Волк.

– А ты, верно, подзадорил его, подлец? Волк зря не начнет! – сердито обратился старший офицер к Руденко.

– Я, ваше благородие, думал, чтобы как следует… Для его старался… Открыть, значит, глаза его хотел… Вижу, Волк здря в тоску вошел. Я и обсказываю: по той, мол, причине Фенька от его сбежала, что не очень-то лестно ей хороводиться с им. Прикидывалась, говорю, быдто обожает… Как пить, в Симферополе тую ж минуту молодого солдата нашла. Лукавая, ваше благородие! Вокруг пальца обводила Волка, а он…

– И Волк за твои подлые слова изувечил тебя, Руденко?

– Точно так, ваше благородие!

– Ты, подлец, как разбойник… ножом? Ну уж и отполирую я тебя, мерзавца!

– Не оборонись я ножом, не жить бы мне, ваше благородие! Освирепел из-за слов Волк. Извольте взглянуть на морду… И ухо… И нога…

– Мало еще тебе. Будешь помнить выволочку… Зачем лез с подлым разговором к Волку?.. Просил он тебя насчет Феньки?.. Говорил, что ли?

– Никак нет, ваше благородие…

«Какой же он привязчивый дурак!» – подумал старший офицер, взглядывая на Волка. И, казалось, теперь понял причину перемены Волка в последнее время.

Волку было стыдно и обидно. То, что скрывал он от всех, стало предметом общего внимания. Главное, о Феньке пойдут разговоры.

– Ступай оба. Доктор осмотрит! – сказал Петр Петрович.

И значительно смягченным тоном прибавил, обращаясь к Волку:

– А ты не тронь больше этого подлеца!

– Есть, ваше благородие!

– Ведь до смерти его изобьешь… У тебя кулак!.. И угодишь в арестанты из-за мерзавца. Помни, Волк.

– Есть, ваше благородие!

И тон голоса Волка, и выражение его лица как будто говорили, что не стоит в арестанты из-за такого человека, который своим подлым разговором довел до драки и теперь, как «последний матрос», обсказал причину старшему офицеру.

– И ты, Волк, знаешь… того… Не распускай шкотов… Нечего матросу скучать… Плюнь! – почти ласково промолвил Петр Петрович.