Великая Отечественная война: выступления, беседы, комментарий

© Вострышев М.И., составитель, 2020

© ООО «Издательство Родина», 2020

Начало Второй мировой войны

Первое выступление Сталина по поводу аннексии Германией Австрии и Судет состоялось 10 марта 1939 года, где он заявил, что «новая империалистическая война стала фактом». Он напомнил, что Япония уже захватила обширные территории Северного Китая, Италия – Абиссинию, Германия – Австрию и Судетскую область.

Сталин высказался о Гитлере настолько доброжелательно, что это стало шоком для всего мирового сообщества. Великобританию, Францию и другие страны Сталин обвинил в том, что они плетут заговор с целью «отравить атмосферу и спровоцировать конфликт» между Германией и Советской Россией, для которого, как он сказал, «нет никаких видимых причин».

Но советский партийный деятель все-таки остался на стороне тех государств, кто не хотел войны (США, Англия, Франция), и даже пожурил эти страны за излишне миролюбивую политику:

– Характерная черта новой империалистической войны состоит в том, что она не стала еще всеобщей, мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США, а последние пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой. Таким образом, на наших глазах происходит открытый передел мира и сфер влияния за счет интересов неагрессивных государств без каких-либо попыток отпора и даже при некотором попустительстве со стороны последних…

Следом 15 марта войсковые части вермахта вступили в Чехословакию, и Гитлер объявил о ликвидации суверенной республики. Правительство СССР 18 марта направило Германии ноту о непризнании включения Чехии и Словакии в состав германского государства.

В Москве с 12 по 20 августа 1939 года проходило совещание военных делегаций СССР, Англии и Франции в связи с угрозой германской агрессии. Никакого решения по созданию антигитлеровской коалиции не было принято, и советское правительство решило вести переговоры о мирном договоре с Германией.

«Немцы не обслуживаются, пока Гитлер не вернет Чехословакию» – такое объявление поместил хозяин-чех в окне своего ресторана в США. Март 1939 г.

Германский посол Шуленбург 15 августа посетил В.М. Молотова и зачитал ему послание министра иностранных дел Германии И. Риббентропа, в котором сообщалось о его готовности нанести визит в Москву. Ответ был благожелательный. Шуленбург 21 августа передал Молотову послание Гитлера Сталину. В нем отмечалось, что в отношениях между Германией и Польшей в любой момент может разразиться кризис. «Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр иностранных дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол».

На Ходынском поле 23 августа приземлился четырехмоторный самолет «Фокке-Вульф Кондор», привезший в Москву министра иностранных дел Германии Риббентропа. В присутствии Сталина и германского посла Шуленбурга состоялась его трехчасовая беседа с председателем Совнаркома и нарком иностранных дел Молотовым. После перерыва Риббентроп и Молотов подписали договор о ненападении между СССР и Германией сроком на 10 лет и секретный протокол о разделе «сфер влияния» в Восточной Европе.

Советский Союз и Германия обязывались воздерживаться от нападения друг на друга и соблюдать нейтралитет в случае, если одна из стран становилась объектом военных действий третьей стороны. Участники соглашения также отказывались от союзных отношений с другими державами, «прямо или косвенно направленных против другой стороны».

В.М. Молотов в присутствии И.В. Сталина и министра иностранных дел Германии И. Риббентропа подписывает договор о ненападении между СССР и Германией. 23 августа 1939 г.

К договору прилагался секретный дополнительный протокол о разграничении сфер интересов в Восточной Европе на случай «территориально-политического переустройства». В сферу интересов СССР попали Латвия, Эстония, Финляндия, восточные области Польши и Бессарабия. Германия же претендовала на Литву и западную часть Польши.

Переводчик В.М. Бережков вспоминал об ужине в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца по случаю подписания договора: «Сталин поднимает бокал в честь Гитлера. Молотов провозглашает тост за здоровье Риббентропа и Шуленбурга. Все вместе пьют за “новую эру” в германо-советских отношениях. Прощаясь, Сталин заверяет рейхсминистра:

– Советский Союз очень серьезно относится к новому пакту. Я ручаюсь своим честным словом, что Советский Союз не обманет своего партнера…

Того же ожидал Сталин от Гитлера».

Германские войска в Польше. 1 сентября 1939 г.

Германия 1 сентября 1939 года напала на Польшу, началась Вторая мировая война.

– Никто не знает о местопребывании польского правительства^[1], – заявил Молотов 17 сентября, выступая по радио. – Население Польши брошено его незадачливыми руководителями на произвол судьбы… Советское правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу… Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.

В Бресте 22 сентября прошел совместный парад советских и германских войск, посвященный удачному завершению военной операции по разделу Польши. Оккупированные немцами город Брест и Брестская крепость германским военным командованием были торжественно переданы под юрисдикцию Советскому Союзу, и немецкие войска в походной колонне покинули новую советскую территорию.

Вторая встреча Риббентропа в Кремле с советскими руководителями состоялась 28 сентября. Переводчик В.М. Бережков вспоминал: «Молотов и Риббентроп подписали Договор о дружбе и границе, который также сопровождался секретными протоколами. Западная граница СССР установлена по рекам Буг и Нарев. Каждая из сторон обязалась не допускать “польской агитации”. Это обязательство привело к фактическому сотрудничеству спецслужб Советского Союза и гитлеровской Германии. Они не только обменивались информацией о “польской агитации”, но и выдавали друг другу лиц, которых та или другая сторона хотела по разным причинам заполучить. До лета 1941 года советскими органами было переправлено в Германию около четырех тысяч человек, среди них семьи арестованных в Советском Союзе и расстрелянных германских коммунистов, а также немецких рабочих, которые в годы экономического кризиса на Западе перебрались в СССР. Большинство из них гестапо сразу же отправило в концлагеря, где многие погибли от истощения или были убиты. В свою очередь, нацисты депортировали в СССР лиц, которых разыскивало НКВД…

Снова было подано шампанское. Начались тосты. Сталин не скрывал своего удовлетворения новыми соглашениями с Гитлером. Он сказал:

– Я знаю, как немецкий народ любит своего фюрера. Поэтому я хочу выпить за его здоровье.

Когда принесли карту с только что согласованной новой границей между германскими владениями и Советским Союзом, Сталин разложил ее на столе, взял один из своих больших синих карандашей и, дав волю эмоциям, расписался на ней огромными буквами с завитком, перекрывшим вновь приобретенные территории – Западную Белоруссию и Западную Украину. Свою подпись красным сталинским карандашом поставил и Риббентроп».

Риббентроп вспоминал: «Сталин дал в нашу честь большой банкет, на который были приглашены все члены Политбюро. Поднимаясь с нашей делегацией по огромной лестнице бывшего царского дворца, где проходил прием, я, к своему удивлению, увидел большую картину, на которой был изображен царь Александр II со своими крестьянами после отмены крепостного права. Наряду с другими впечатлениями мне показалось это знаком того, что в сталинской Москве наметилась эволюция тезиса о мировой революции в более консервативном направлении. Фильм “Петр Первый”, который как раз шел тогда на московских экранах, тоже мог истолковываться в этом направлении… Во время банкета по русскому обычаю произносилось множество речей и тостов за каждого присутствующего вплоть до секретарей. Больше остальных говорил Молотов, которого Сталин (я сидел рядом с ним) подбивал на все новые и новые речи. Подавали великолепные блюда, а на столе стояла отличавшаяся особенной крепостью коричневая водка. Этот напиток был таким крепким, что от него дух захватывало. Но на Сталина коричневая водка словно не действовала. Когда по этому случаю я высказал ему свое восхищение превосходством русских глоток над немецкими, Сталин рассмеялся и, подмигнув, выдал мне “тайну”: сам он пил на банкете только крымское вино, но оно имело такой же цвет, как и эта дьявольская водка. В течение всего вечера я не раз дружески беседовал с членами Политбюро, которые подходили, чтобы чокнуться со мной. Особенно запомнились мне маршал Ворошилов и министр транспорта Каганович».

Корреспондент газеты «Правда» Л.К. Бронтман 29 сентября 1939 года записывает: «Вчерашняя газета вышла сегодня в час дня. Опубликован договор о дружбе Германии и СССР, снимок Сталина, Молотова и Риббентропа, подписывающих договор, карты границ СССР и Германии, письмо т. Молотова Риббентропу и ответ его, договор о взаимной помощи СССР и Эстонии».

Личный архитектор Гитлера Альберт Шпеер вспоминал: «29 сентября Риббентроп вернулся после своего второго визита в Москву, имея при себе немецко-советский договор о границах и о дружбе, призванный подтвердить четвертый раздел Польши. За столом у Гитлера Риббентроп рассказывал, что никогда еще не чувствовал себя так вольготно, как среди сотрудников Сталина. “Словно я оказался среди товарищей по партии, мой фюрер”. Гитлер с каменным лицом пропустил мимо ушей восторги своего обычно столь сдержанного министра. Сталин, по рассказам Риббентропа, казался совершенно довольным соглашением о новых границах и по окончании переговоров собственноручно обвел карандашом участок на границе обещанной Россией зоны, который он и презентовал Риббентропу как гигантские охотничьи угодья».

Советская почтовая марка. 1939 г.

Договор о поставках Советским Союзом Германии зерна, нефти и другого сырья был заключен 24 октября 1939 года.

Европейское информационное агентство Гавас опубликовало во французской прессе 28 ноября 1939 года отрывки из речи Сталина, произнесенной им якобы на заседании Политбюро 19 августа, где проводилась мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны». Сталин прислал ответ через газету «Правда»:

«Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения, представляет вранье. Я, конечно, не могу знать, в каком именно кафешантане сфабриковано это вранье. Но как бы ни врали господа из агентства Гавас, они не могут отрицать того, что:

а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;

б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов;

в) правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны.

Таковы факты».

Дальнейшие события показали, что успокоенное договором о ненападении с Германией советское правительство не сумело должным образом подготовиться к неминуемой войне с фашизмом.

Юбилей

В газете «Правда» 18 декабря 1939 года было опубликовано стихотворение Сергея Михалкова «Сталин», в котором поэт делился с читателями своими сокровенными мыслями:

 
Спит Москва. В ночной столице
В этот поздний звездный час
Только Сталину не спится —
Сталин думает о нас.
 

В преддверии 60-летия Сталина Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о выселении из двух кремлевских зданий (Старого Арсенала и Военного училища им. ЦИК СССР) проживавших там 807 человек (военные и обслуживающий персонал с семьями).

События накануне 60-летия Сталина:

В Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина открылась выставка «И.В. Сталин в произведениях графики».

Постановление СНК СССР «Об утверждении премий и стипендий имени Сталина». Установлено ежегодно выдавать 16 премий деятелям науки и искусства, 60 – за лучшее изобретение, 18 – за достижения в области военных знаний; ежемесячно выдавать 4000 стипендий учащимся вузов и 150 – лицам, готовящим кандидатские и докторские диссертации.

Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Сталину звания Героя Социалистического Труда. Он стал первым, кто был удостоен этого звания, гордился этой наградой и носил на кителе всю жизнь лишь золотую звезду «Серп и Молот».

Вся Советская страна 21 декабря 1939 года широко отметила 60-летие Сталина.

Ближайшее окружение вождя тоже отмечало его юбилей. Как обычно, застольем.

Плакат 1940 г. Художник В. Говороков

Нарком тяжелого машиностроения СССР В.А. Малышев записывает: «Утром встретился с тов. Молотовым, и он пригласил нас с женой на товарищеский ужин по случаю 60-летия тов. Сталина. Пришел с женой. Гостей немного – человек 70–80. Тов. Сталин вошел, со всеми приветливо поздоровался за руку. Сели за столы. Начались тосты и приветствия. Выступали члены Политбюро и ближайшие друзья тов. Сталина. Вдруг неожиданно тов. Молотов объявляет, что слово имеет т. Малышев. Я сильно растерялся, вышел на середину комнаты, начал говорить довольно сбивчиво, но потом оправился, говорил о безграничной любви народа к тов. Сталину. Говорил горячо, очевидно, в общем, вышло неплохо, судя по одобрительным возгласам присутствующих. Подошел к тов. Сталину, поздравил его и выпил за его здоровье. Несколько раз за ужином выступал т. Сталин и провозглашал тосты за летчиков, артиллеристов, танкистов, моряков, за рабочих и крестьян… Беседа (“званый” ужин был похож на беседу за рюмкой вина) продолжалась довольно долго. Потом из Екатерининского зала перешли в Георгиевский зал, где слушали концерт и опять сели за столы, и веселье продолжалось. Тов. Молотов здорово танцевал и пел. А тт. Ворошилов и Микоян были настоящими “заводилами” танцев и пения. Разошлись по домам часов около 8 утра».

Молодого актера Аркадия Райкина пригласили выступить со своими юморесками на юбилейном застолье. Он вспоминал: «В центре Георгиевского зала стоят четыре стола. За ними сидят, как я потом подсчитал, шестьдесят человек – по числу лет Сталина. Нас встречает М.Б. Храпченко, председатель комитета по делам искусств. Он-то и дал распоряжение привезти меня на этот второй, уже не запланированный концерт. (Первый давно закончился, а гости не расходились. Надо было их чем-то занять.) Храпченко берет стул, на который я, войдя в зал, положил свои “носы” и прочие аксессуары, ставит его прямо перед столом Сталина, примерно в двух метрах от него. То есть выступать я должен не на эстраде, которая где-то в конце зала, а прямо на паркете возле центрального стола… Надо начинать. Читаю “Мишку”. Быстрое изменение внешности, и появляется первый персонаж – докладчик, пользующийся набившими оскомину штампами. Сталин, по-видимому, решил, что на этом мое выступление закончилось. Он наливает в фужер вина, выходит из-за стола, делает два шага в мою сторону и подает мне фужер. Пригубив, я ставлю бокал и продолжаю номер. В моем “человеке с авоськой” присутствующие усматривают сходство с Дмитрием Захаровичем Мануильским^[2], известным партийным функционером. Это вызывает оживление. Сталин у кого-то спрашивает, что это у моего персонажа за сетка; ему объясняют – для продуктов. Я заканчиваю. Сталин усаживает меня перед собой. До восьми^[3], то есть около трех часов, я сижу напротив него. По одну сторону от него – Молотов, по другую – Микоян и Каганович… Ворошилов произносит тост за великого Сталина. Сталин никак не реагирует, словно его это не касается. Следующий тост произносит сам:

– За талантливых артистов, вот вроде вас!

Потом опять – выступления. Поет И.С. Козловский, а Молотов – к моему удивлению – очень музыкально ему подпевает… Вспоминая ту ночь, точнее, раннее утро, я не могу сказать, что все увиденное не произвело на меня сильного впечатления. Хотя, как и многие, сегодня я вижу события пятидесятилетней давности совсем в ином свете».

Сталин и его окружение в Московском Кремле

В своей юбилейной речи нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов заявил о недавних военных событиях:

– С именем Сталина на устах бойцы, командиры и политработники шли в бой за родину, за коммунизм в районе озера Хасан, на полях Халхин-Гола и в освободительном походе Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию. С именем Сталина части Ленинградского округа ведут бои, защищая подступы к Ленинграду и освобождая финляндский народ от его поработителей…

Газета «Известие» 23 декабря опубликовало поздравительную телеграмму Адольфа Гитлера Сталину: «Ко дню Вашего шестидесятилетия прошу Вас принять мои самые искренние поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания, желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза».

Уроки Финской кампании

Финляндия – страна лесов и озер – обрела свою независимость от России в декабре 1917 года, но угроза потери самостоятельности еще сохранялась. Наконец 14 октября 1920 года между двумя странами был подписан мирный договор. Россия сохранила за собой Восточную Карелию, но при условии предоставления этому региону автономии. Несоблюдение данной статьи повлекло за собой новые конфликты между Россией и Финляндией в 1921 году, которые, в конце концов, утихли.

В Московском Кремле 12 октября 1939 года состоялась встреча Сталина с финской делегацией. Вождь потребовал отодвинуть границу Финляндии еще на несколько километров вглубь страны, чтобы обезопасить Ленинград, также отдать в аренду на 30 лет Ханко – полуостров к западу от Хельсинки и уступить несколько островов, в которых Советский Союз нуждался, чтобы не допустить проникновения в Финский залив чьих-либо судов без своего разрешения. В обмен предложил уступить пустующие земли в Восточной Карелии.

– Мы просим 2700 квадратных километров, – сказал в заключении Сталин, – а взамен предлагаем вам 5500. Сделала бы что-нибудь подобное другая великая держава? Нет. Только мы такие глупые.

Финская делегация не была уполномочена решать столь серьезные вопросы, она отправилась за советом в свою столицу – Хельсинки.

В Москве 23 октября состоялась следующая встреча. Финны заявили, что размещение советской военной базы на Хонко невозможно, так как это противоречит политике нейтралитета Финляндии. По другим вопросам тоже не достигли согласия. Третья встреча, с 3 по 13 ноября, опять не принесла результатов, но прошла в дружеской обстановке.

Вдруг 26 ноября 1939 года на советско-финской границе прогремели выстрелы. Посол Финляндии был вызван в Кремль, ему объявили, что стреляли финны, что они кое-кого убили, что они агрессоры, – и Советский Союз объявляет им войну.

После бомбежки столицы Финляндии Хельсинки.

Конец 1939 г.

Тотчас финны были атакованы со всех дорог, и даже с тропинок с советской стороны. 600 тысяч солдат и офицеров, составлявших четыре армии, начали наступление на маленькую страну, чье население к 1939 году, включая стариков и малых детей, не превышало 4,5 миллиона человек. Страна, не собиравшаяся ни с кем воевать, имела только единственное фортификационное сооружение – линию Маннергейма длиной 135 километров между Финским заливом и Ладожским озером, которая представляла собой сеть созданных вручную полевых укреплений, рвов и траншей. Основу ее составляли 66 бетонных пулеметных гнезд устаревшей конструкции. Остальные 800 километров советско-финской границы вообще не имели укреплений. Позже советские полководцы создали миф о неприступности линии Маннергейма, чтобы хоть как-то оправдать свои неудачи.

Советские бомбардировщики забрасывали зажигательными снарядами столицу Финляндии. Советская тяжелая артиллерия била безостановочно по позициям войск противника. Советский крейсер «Киров» и миноносцы вели огонь по полуострову Ханко. Казалось, что война будет легкой и непродолжительной – всего несколько дней, как при занятии в середине сентября 1939 года территории Восточной Польши.

И вдруг… Тяжелые советские танки вязли в болотах, пехота гибла на минных полях. Замерзали винтовки, замерзали продукты питания, замерзали и сами солдаты. Финские лыжники в белой маскировочной форме, вооруженные автоматами «Суоми», стали возникать неизвестно откуда и открывать ураганный огонь по скоплениям советских войск.

В эти дни премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль говорил: «Финляндия в одиночку, – находясь в смертельной опасности, но сохраняя свое величие, – демонстрирует, на что способны свободные люди. Услуга, оказанная Финляндией всему человечеству, неоценима!»

Финские солдаты идут к линии фронта

Вице-адмирал И.И. Азаров вспоминал: «Решимость финских солдат и их боевые навыки мы считали аномалией. Открыто говорить об этом феномене считалось неприличным. Презрение к противнику не позволяло командному составу и политработникам, особенно тем, кто не принимал участия в боевых действиях, пересмотреть укоренившиеся в наших кругах представления о быстрой победе и подготовить себя и своих подчиненных к войне более тяжелой и суровой, чем ожидалось на учениях и маневрах».

Первая крупная кампания Красной Армии со времен окончания Гражданской войны к концу 1939 года стала проваливаться. Чтобы избежать позора, нужно было любой ценой поставить Финляндию на колени.

К началу февраля 1940 года перед линией Маннергейма было сконцентрировано 25 дивизий, 440 артиллерийских орудий ежедневно обстреливали финские позиции. Авиация наносила массированные удары по тылам. Когда 6 февраля началось новое советское наступление, финны поняли, что не в силах остановить эту армаду.

Разбитая военная техника

В Москве 13 марта 1940 году завершились советско-финские переговоры, и был подписан мирный договор. К Советскому Союзу отошли: второй по величине город Финляндии Виинури (ныне Выборг), порт на Северном Ледовитом океане Петсамо, стратегически важный полуостров Ханко, Ладожское озеро и весь Карельский перешеек.

В этот день вся Финляндия оделась в траур. Она скорбела о заключении позорного мира, о своих 25 тысячах погибших и 55 тысячах раненных защитниках Отечества.

С финской войны не вернулось около миллиона советских бойцов.

После этой «победы», увидев весьма посредственную боеспособность солдат Красной Армии и их командиров, Германия стала поспешно готовиться к войне с Советским Союзом.

Лев Троцкий в «Бюллетене оппозиции» 13 марта 1940 года писал: «При помощи советско-финляндской войны Гитлер скомпрометировал Сталина и теснее привязал его к своей колеснице. При помощи мирного договора он обеспечил за собой дальнейшее получение скандинавского сырья. СССР получил, правда, на северо-западе стратегические выгоды, но какой ценой? Престиж Красной Армии подорван. Доверие трудящихся масс и угнетенных народов всего мира утеряно. В результате международное положение СССР не укрепилось, а стало слабее».

С 14 по 17 апреля 1940 года в Кремле под председательством командарма 1-го ранга Г.И. Кулика проходило совещание начальствующего состава Красной Армии по сбору опыта боевых действий в войне против Финляндии. В работе совещания принял участие Сталин, который выступил на нем с заключительным словом вечером 17 апреля.

КУЛИК. Слово имеет товарищ Сталин.

СТАЛИН. Я хотел бы, товарищи, коснуться некоторых вопросов, которые либо не были задеты в речах, либо были задеты, но не были достаточно освещены. Первый вопрос о войне с Финляндией. Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной Армии. Нельзя ли было обойтись без войны?

Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить, безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30–35 оборонной промышленности нашей страны, и, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны. Прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, – это значит дать довольно серьезную базу для гражданской войны внутри страны против советской власти.

Вот вам оборонное и политическое значение Ленинграда, как промышленного, и как второй столицы нашей страны. Ясно, что коль скоро переговоры мирные с Финляндией не привели к результатам, надо было объявить войну, чтобы при помощи военной силы организовать, утвердить и закрепить безопасность Ленинграда и, стало быть, безопасность нашей страны.

Второй вопрос. А не поторопились ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября – в начале декабря, нельзя ли было отложить этот вопрос, подождать месяца два, три, четыре, подготовиться и потом ударить? Нет. Партия и правительство поступили совершенно правильно, не откладывая этого дела, и, зная, что мы не вполне еще готовы к войне в финских условиях, начали активные военные действия именно в конце ноября – в начале декабря. Все это зависело не только от нас, а, скорее всего, от международной обстановки. Там, на Западе, три самые большие державы вцепились друг другу в горло. Когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда руки заняты, и нам предоставляется благоприятная обстановка для того, чтобы их в этот момент ударить?

Было бы большой глупостью, политической близорукостью упустить момент и не попытаться поскорее, пока идет там война на Западе, поставить и решить вопрос о безопасности Ленинграда. Отсрочить это дело месяца на два означало бы отсрочить это дело лет на двадцать, потому что ведь всего не предусмотришь в политике. Воевать-то они там воюют, но война какая-то слабая, то ли воюют, то ли в карты играют.

Вдруг они возьмут и помирятся, что не исключено. Стало быть, благоприятная обстановка для того, чтобы поставить вопрос об обороне Ленинграда и обеспечении государства, был бы упущен. Это было бы большой ошибкой.

Вот почему наше правительство и партия поступили правильно, не отклонив это дело и открыв военные действия непосредственно после перерыва переговоров с Финляндией.

Третий вопрос. Ну, война объявлена, начались военные действия. Правильно ли разместили наши военные руководящие органы наши войска на фронте? Как известно, войска были размещены на фронте в виде пяти основных колонн. Одна наиболее серьезная колонна наших войск – на Карельском перешейке. Другая колонна наших войск и направление этой колонны было – северное побережье Ладожского озера с основным направлением на Сердоболь. Третья колонна – меньшая – направлена на Улеаборг. Четвертая колонна – с направлением на Торнио, и пятая колонна – с севера на юг, на Петсамо.

Правильно ли было такое размещение войск на фронте? Я думаю, что правильно. Чего хотели добиться этим размещением наших войск на фронте?

Если взять Карельский перешеек, то первая задача такая. Ведь на войне надо рассчитывать не только на хорошее, но и на плохое, а еще лучше предусмотреть худшее. Наибольшая колонна наших войск была на Карельском перешейке для того, чтобы [исключить] возможность для возникновения всяких случайностей против Ленинграда со стороны финнов.

Мы знали, что финнов поддерживают Франция, Англия, исподтишка поддерживают немцы, шведы, норвежцы, поддерживает Америка, поддерживает Канада. Знаем хорошо. Надо в войне предусмотреть всякие возможности, особенно не упуская из виду наиболее худших возможностей. Вот исходя из этого, надо было здесь создать большую колонну – на Карельском перешейке – что могло, прежде всего, обеспечить Ленинград от всяких возможных случайностей.

Во-вторых, эта колонна войск нужна была для того, чтобы разведать штыком состояние Финляндии на Карельском перешейке, ее положение сил, ее оборону – две цели.

В-третьих, создать плацдарм для того, чтобы, когда подвезем побольше войск, чтобы они имели плацдарм для прыжка вперед и продвижения дальше.

И, в-четвертых, взять Выборг, если удастся.

Во всяком случае, расположение войск на Карельском перешейке преследовало три цели: создать серьезный заслон против всяких возможностей и случайностей против Ленинграда; во-вторых, устроить разведку территории и тыла Финляндии, что очень нужно было нам; и, в-третьих, создать плацдарм для прыжка, куда войска будут подвезены.

Следующий участок – севернее Ладожского озера. Наши войска преследовали две цели, тоже цель разведки. Собственно, три цели, цель разведки войсковой, я говорю о разведке штыковой, это очень серьезная и наиболее верная разведка из всех видов разведки. Создание плацдарма для того, чтобы с подвозом войск выйти в тыл линии Маннергейма^[4]. Вторая основная цель – создание плацдарма и выхода в тыл, если это удастся.

Третья группа имела такую же цель – разведка территорий, населения, создание плацдарма… Это возможная задача, но не вероятная, не вполне реальная.

Четвертая группа в сторону Торнио. Нужно разведать в этом направлении, создать плацдарм для войск, которые потом подвезут, и при благоприятных условиях подойти к…

Пятая группа Петсамоская. Разведка – создание плацдармов, сделать удар по городу.

Все эти группировки преследовали одну конкретную цель – заставить финнов разбить свои силы. Резерв у нас больше, чем у них, ослабить направление на Карельском перешейке, в конце прорвать Карельский перешеек и пройти севернее – к Финскому заливу.

Группа севернее Ладоги ставила перед собой задачу – взять Сердоболь, зайти в тыл. Группа Улебовская – занять Улебо. Группа Кондопожская – пойти на Торнио, группа Петсамоская – соединиться с группой Кондопожской.

Мы не раскрывали карты, что у нас имеется другая цель, – создав плацдарм, произвести разведку. Если бы мы все карты раскрыли, то мы расхолодили бы наши армейские части. Задача была такая. Почему мы так осторожно и с некоторой скрытой целью подходили к этому вопросу? Почему нельзя было ударить со всех пяти сторон и зажать Финляндию? Мы не ставили такой серьезной задачи, потому что война в Финляндии очень трудная. Мы знаем из истории нашей армии, нашей страны, что Финляндия завоевывалась четыре раза… Мы попытались ее в пятый раз потрясти. Мы знали, что Петр I воевал двадцать один год, чтобы отбить у Швеции всю Финляндию. Финляндия была тогда провинцией у Швеции, именно тот район, который мы теперь получили, – район Колаярви и Петсамо. Это не в счет, весь Карельский перешеек до Выборга, включая Выборгский залив. Причем Петр не получил тогда полуострова Ханко, но он воевал двадцать один год.