Пролог
– Галя, у нас отмена!!!
От этого крика я вздрогнула и втянула голову в плечи. Во-первых, я не Галя, а во-вторых, звали все же меня.
Потому что старший кассир, ответственная за заветный ключик от кассы, беспечно передала его мне, заверив, что ничего жуткого не случится за те полчаса, на которые ей нужно отбежать с рабочего места.
Проблема была в том, что я понятия не имела, как делать эту самую отмену, и вообще, сегодня был мой первый день стажировки в магазине.
Единственным заданием мне на сегодня было разложить продукты, сверить остатки консервов на полках и проверить сроки годности молочки в холодильниках, но что-то явно пошло не так.
– ГАЛЯ!!! – опять раздалось громогласное с кассы.
Я поспешила на зов.
Там меня ждала грузная кассирша, чье имя я не запомнила на утренней планерке, но прочла на бейдже – Алина.
А рядом с ней бабушка божий одуванчик с одинокой пачкой творога на ленте.
– Ценник неправильный, – гордо оповестила меня с неприятной улыбкой на лице Алина, которая явно была в курсе, что никакой Гали в магазине нет, а я коза отпущения. – Отменяй.
Я протянула ей ключ.
– Галина Ивановна сказала, что кассиры умеют все сами, – ответила и выжидающе уставилась на нее. – И проблем не возникнет.
– Ну вот, возникли. Отменяй, – потребовала Алина.
И кажется, я начала о чем-то догадываться.
Это какое-то испытание для новичка, либо подстава из подстав. Иначе никак не объяснить, зачем старшая по смене отдала ключ такой, как я.
– Это не входит в мои обязанности, – упрямо произнесла, скашивая глаза на камеру. – Кассу открывать не буду! У меня нет таких полномочий.
Алина надула губы, выдернула из моих пальцев ключик, вставила в кассовый аппарат, набрала код и, бурча что-то про сильно наглую молодежь, отпустила бабушку восвояси, вернув той незначительную разницу в цене.
– Ну все, вали отсюда, – попыталась прогнать меня кассирша, когда все манипуляции закончились.
– Нет. – Я не собиралась сдвигаться ни на шаг. – Ключ отдайте, пожалуйста.
– На кой он тебе? – Она опять брезгливо скривила губы. – Ты все равно не знаешь ничего. А так хоть бегать сюда не будешь, если опять что-то случится.
Здравое зерно в ее словах было, но… эту Алину я впервые в жизни видела, как и она меня.
А работу потерять не хотелось, пусть даже такую непрестижную, как эта.
– Ключ! – не успокаивалась я.
Алина дернула плечом и неохотно отдала требуемое.
– Стерва, – донеслось мне в спину, когда уходила.
Дальнейшее время смены потекло медленно, будто вчерашний кисель из кастрюли в кружку. Вместо обещанных тридцати минут старшая отсутствовала добрых часа два, а когда явилась, даже глазом не повела на мою историю о старушке с творогом и возврате.
– Бывает, – равнодушно ответила она. – Справились же. Лучше перетащи ящики с мандаринами со склада в зал. Их только что привезли, там немного.
Возражать, что я не грузчик, не стала. Не в моем положении носом крутить.
Учеба в университете сама себя не оплатит, а скоро начало учебного года.
На этом мне казалось, что злоключения первого дня закончились. Я перетащила мандарины в зал, потом еще коробки с бананами, и когда смену закрыли, кое-как шевелясь от усталости, готовилась идти в общежитие. Именно в этот момент в раздевалку влетела та самая Алина.
– Это она!!! – начала тыкать она в меня пальцем, за ее спиной стояла Галина Ивановна и невесть откуда взявшийся полицейский.
Магазинный охранник тоже был, но вид имел отстраненный, словно все происходящее его не касалось.
– Что я? – не сразу поняла.
– Она деньги украла, у нее ключ был, – начала Алина, пока я таращила на нее глаза.
– Нет!
От возмущения тут же вскочила на ноги.
Сердце бешено заколотилось.
– Обыщите ее! – продолжала Алина.
– Да вот еще! – задохнулась от возмущения. – Мне ключ дала Галина Ивановна.
– Никто тебе ничего не давал, – слова старшей прозвучали как пощечина. – Девочка, ты на голову больная? Ты стажерка, кто в здравом уме даст тебе ключ?
Ни черта не понимаю.
Беспомощно озиралась по сторонам в поисках хоть какой-то поддержки.
– Есть же камеры, посмотрите, – я бросилась к охраннику. – Вы же должны понимать, что на записи все есть.
– Ну… – начал он, запинаясь. – Есть то, где ты подходишь к кассе с ключом…
В дело вмешался полицейский.
– Так, давайте по порядку. Есть факт недостачи денег в кассе, сейчас нужно провести расследование и во всем разобраться. Будет написано заявление, после которого вы…
Он уставился на мое растерянное лицо, ожидая, что вот-вот скажу ему свое имя, а у меня дар речи пропал.
– Вероника Кружкина, – услужливо подсказала ему старшая смены. – Стажерка.
– Арестовывать вас, Вероника, сейчас я не имею права, – продолжал полицейский. – Но буду вынужден составить протокол, подписку о невыезде. Также направим запрос в ваш университет, он же в Москве? А дальше будем проводить расследование, поднимем данные из камер.
Мои глаза еще больше расширились. Подписка о невыезде, вы серьезно? Мне надо быть там к началу года! И с деньгами на учебу.
Только скандала в университете не хватало…
– Либо всего этого можно избежать, если ты вернешь деньги, – закончил полицейский. – Сколько пропало, Галина Ивановна?
– Тридцать тысяч, – припечатала старшая. – Похоже, что воровка вытащила их быстро, буквально одним движением. Всего-то шесть пятитысячных бумажек…
В груди будто ножом по сердцу полоснуло.
Подстава, самая настоящая.
Скорее всего, все тут в сговоре. Охранник, Алина, старшая смены и, возможно, полицейский.
– Так что, Вероника? – обманчиво ласковым голосом начал полицейский. – Ты ведь молодая, эти проблемы тебе наверняка не нужны. Да и мне, признаться честно, лень всем этим заниматься. Столько бумажной волокиты… верни деньги, и дело с концом.
– Я ничего не крала, – прошипела в ответ.
– Но кто-то же взял, деньги в кассу необходимо вернуть, – снова убеждал он.
– Обыщите мои вещи, – попыталась сопротивляться, хотя отчетливо понимала свое невыгодное положение. – У меня нет денег и никогда не было… Я сирота…
– О-о-о, ты еще из приюта, – зацепилась за эту деталь Алина. – Тогда все понятно. Воровка…
– Так, Вероника, давай поступим иначе. – Галина Ивановна дернула за рукав товарку-кассиршу, чтобы та притормозила с напором. – Мы понимаем, ты молода и совершила ошибку. Даю тебе время до утра. Мы прикроем глаза на эту недостачу, но ровно до начала следующей смены, если вернешь деньги, я не напишу заявление в полицию.
Мысленно взвешивала варианты.
Меня предлагали отпустить с условием возврата денег, которые не крала.
Или испортят жизнь, которая и без них была не очень.
Я прекрасно отдавала себе отчет, что девочке из приюта, кое-как поступившей в университет на платное, вообще без родни, никто не поверит. И заступиться некому.
Вот вообще некому!
Выход один – сражаться самой. Нужно быстрее выбраться из раздевалки и добраться до главного управления полиции. Если надо, останусь ночевать там под дверями, но напишу заявление на всю эту мошенническую шайку.
– Я… верну деньги.
– Значит, признаешь, что стащила?! – опять накинулась Алина.
– Нет, но не хочу проблем, – все же нашла в себе силы рыкнуть на нее.
Я уже схватила куртку, чтобы сбежать, как меня цепко схватил за плечо полицейский.
– Только давай без выкрутасов. Ты же понимаешь, что тебе пошли навстречу, а могла бы до утра сидеть в камере…
Снова запугивали, это было понятно и дураку.
– Не хочу в камеру, – согласилась я, выкручивая руку из захвата.
Из магазина вылетела пробкой, прямо под осенний дождь.
Кинулась в темноту улицы, без зонта, не обращая внимания на капли с неба.
Тело трясло, и отнюдь не от холода.
Страшно, так страшно и жутко. Хотелось плакать, но держалась изо всех сил.
Денег достать точно неоткуда.
А в том, что эта компания меня красиво подставит, даже не сомневалась.
Нужно собраться и действовать первой.
Я мчалась через дорогу к центру своего стотысячного города, к главному отделу полиции. Если надо, готова потом пойти в прокуратуру, но не стану давать себя в обиду. В этот момент моя нога зацепилась о незаметный выступ на бордюре у края проезжей части.
Рухнула на мокрый асфальт, больно ободрала колени с ладонями и стукнулась лбом.
– Черт! – только и успела выкрикнуть, когда из-за угла показался ослепляющий свет фар.
В следующий миг я потеряла сознание.
Глава 1
– Бедная девочка, это же надо упасть с лошади, – квохтал надо мной незнакомый женский голос.
– Ума не приложу, как такое могло случиться. Она боится лошадей до умопомрачения, зачем только полезла на эту кобылу? – прозвучал второй голос, уже мальчишеский. – Отец будет недоволен выходкой сестры.
– Она просто не хочет замуж, – опять прозвучал первый голос. – Ее можно понять, бедняжку напугали смотрины и перспектива получить жениха, которого ни разу не видела. Нужно было подготовить ее как-то помягче.
Мальчишеский голос вновь стал отвечать женщине, что-то о выгодной партии, я же проклинала того, кто с утра пораньше включил на всю громкость этот исторический сериал.
В общаге постоянно так. Никакого уважения к личному пространству, вечный шум, гам, включенные телевизоры, радио, музыка с мобильных телефонов.
Разве что исторические мелодрамы не так часто пользовались тут популярностью.
Я поморщилась, голова болела неимоверно.
– Она просыпается, – опять раздалось сверху, рождая во мне неуютные подозрения. – Эмма, ты как?
Распахнула веки, перед взглядом все расплылось, но даже в таком состоянии сумела понять, что комната, где я находилась, точно не была похожа на мое общежитие.
– Что происходит? – выдавила из себя.
На краю кровати, где я лежала на мягчайшей перине, сидела незнакомая женщина лет тридцати пяти, в винтажном платье эпохи эдак Наполеона, и испуганно заглядывала мне в глаза.
Чуть поодаль стоял мальчишка. Лет десяти, все в таком же историческом костюме.
Реконструкторы, что ли?
– Кто притащил меня в Эрмитаж? – пробурчала я, пытаясь сесть, чтобы осмотреться вокруг лучше.
Комнату будто вытащили из картинок к историческому роману. Тяжелые портьеры, лепнина на потолке, какие-то картины в резных рамах, массивная мебель.
– Эмма! – воскликнула женщина. – Как ты себя чувствуешь? Ты что-нибудь помнишь?
– Эмма? – Я отрицательно потрясла головой. – Никакая я не Эмма.
Поднесла руки к своему лицу и с удивлением уставилась на аккуратные ухоженные кисти, тонкие пальцы, белую кожу без ссадин и мозолей. Куда-то исчез шрам у большого пальца, который заработала в детстве. В приюте говорили, когда меня младенцем забирали из неблагополучной семьи, кто-то из недородителей напоследок решил потушить об меня сигарету.
– Что за… – пробормотала я, свой голос при этом точно узнавая. Но руки и одежда… – Почему я в платье?
– Эмма, – опять позвала женщина. Голос ее из просто испуганного стал паническим. – Доченька…
Вновь вскинула на нее взгляд и с недоверием уставилась.
– Какая еще доченька? Я вас впервые вижу, и вообще, что это за место?
Попыталась встать с кровати, но все помещение будто закружило вихрем и тело предательски рухнуло обратно, в пуховую перину и подушки.
– Мам… – Мальчишка тоже смотрел на происходящее с неверием и испугом. – Нам нужно позвать отца.
Женщина кивнула, и пацан скрылся за массивными деревянными дверьми.
Как я вообще тут оказалась? Зажмурившись, попыталась вспомнить о вчерашних событиях.
Магазин, подстава с деньгами, ночная дорога, яркий свет, удар и вот теперь это.
Но только где?
– Ты сильно ударилась головой, – снова обратилась женщина. – Возможно, у тебя потеря памяти? Эмма, давай поговорим. Сейчас придет отец и мы пошлем за доктором, тебе обязательно помогут.
Она говорила, не затыкаясь ни на минуту, будто пыталась успокоить. Проблема в том, что, к своему собственному удивлению, я не паниковала.
Мне хотелось разобраться, кто сходит с ума?
Я или мир вокруг.
Потому что мои руки не были похожи на мои, а эти царские палаты и одежда точно не подходили для сиротки из приюта.
Понимая абсурдность ситуации, принялась ощупывать собственное лицо, и женщина, называвшая меня доченькой, восприняла это по-своему:
– Твое личико не пострадало, милая, ты по-прежнему самая красивая девушка в графстве. Да, падение не прошло даром, но шишка на затылке до свадьбы заживет… – Она начала нести какую-то чушь про будущую свадьбу, а я только и могла, что трясти головой, пытаясь вспомнить произошедшее между вспышкой света и тем, как очутилась здесь.
– Зеркало! – потребовала я. – Тут есть зеркало?
Кажется, эти слова окончательно взбодрили собеседницу, она вспорхнула с места и бросилась к резному комоду, откуда извлекла зеркало на тонкой ручке.
– Конечно-конечно, милая. Вот, узнаю свою дочь, даже в такой ситуации всегда заботится о внешности. И какого лешего, спрашивается, ты полезла на эту лошадь? Вот, держи!
Зеркало в тонкой кованой оправе перекочевало в мои руки, кожу укололо холодом металла, а сердце пропустило удар, едва увидела свое отражение.
Замотала головой, попыталась зажмуриться.
– Я сплю… это все сон.
Даже ущипнула себя, ведь такого не бывает.
Из зеркальной глади на меня смотрела я, безусловно я. Но не та, которой была вчера, а как будто другой человек.
Кожа на лице стала ухоженной, идеально гладкой, алебастровой, как после фотошопа наяву, даже небольшой шрам над бровью, который отчетливо помню со вчерашнего дня, исчез.
Волосы – такие гладкие и блестящие, заплетенные в замысловатую прическу, с шаловливо свисающими локонами цвета золота. И все бы ничего, но два года назад я выкрасила свои в черный, а потом добавляла цветных прядей… Эти же локоны никогда не знали краски.
Пухлые губки – идеально очерченные природным цветом. Не искусаны, не обветрены, одним словом – ухожены.
И глаза… зеленые.
Вот тут самое время испугаться и закричать, однако еще крепче вцепилась в металлическую ручку зеркала.
– Почему мои глаза зеленые? – единственное, что смогла произнести, я точно знала: у меня были карие.
– Что значит почему? Эмма, солнышко, ты ударилась головой. Давай ты поспишь…
Но спать не представилось возможным, потому что двери комнаты распахнулись и внутрь ураганом влетел мужчина.
Высокий, худой, с проседью на некогда темных волосах, и в одежде все того же восемнадцатого века.
Следом за ним показался мальчишка, который и запер двери.
– Если об этом узнают слуги, Мишель, – первое, что услышала я от мужчины в сторону мальчишки, – если твои догадки верны! Это катастрофа! Наша семья не вынесет этого позора!
Мужчина бросился к кровати, будто коршун нависая надо мной.
Невольно вжалась в подушку и выставила вперед руки.
– Эй, вы что себе позволяете! Отойдите, немедленно!
– Помолчи! – рявкнул он, и я застыла. Вот теперь стало страшно.
Глаза этого взрослого мужчины, годящегося мне по всем прикидкам в отцы, были такими же, как у меня – зелеными.
– Что последнее ты помнишь? – прямо задал он вопрос.
С опаской заелозила по перине, очень хотелось провалиться сквозь нее. Взгляд заметался по комнате в поисках поддержки хоть откуда-то.
– Станислав! – К мужчине подлетела женщина, повисая на рукаве и пытаясь отвести подальше. – Эмма ударилась, зачем же ее пугать? Давай она отдохнет… а завтра вы спокойно поговорите…
Но тот даже слушать не стал, выдернул руку и ткнул тонким длинным пальцем в мой лоб.
– У тебя есть единственный шанс рассказать сейчас все, дрянная девчонка. Если решила разыграть отца и мать, прикинувшись переселенкой, – процедил он, глядя в глаза, – то советую не ломать комедию и прекратить эту игру. Мне плевать, хочешь ты замуж или нет, это твой долг. А иначе…
Нервно сглотнула.
– Что иначе? – зачем-то переспросила, по-прежнему ничего не понимая до конца, впрочем, что бы там ни было, ни в какой «замуж» я точно не собиралась. – А вообще, хватит в меня тыкать. Я вас впервые в жизни вижу, мужчина!
Найдя в себе силы и смелость, скинула палец со своего лба и попыталась сесть ровнее.
Лицо мужчины вытянулось, будто не руку его убрала, а пощечиной треснула.
Женщина рядом с ним тоже притихла, а через мгновение принялась рыдать.
– Нет, Станислав. Это же наша Эмма, быть такого не может… ну сам посуди… Разве молния бьет дважды в одно и тоже место?
– Мам, давай выйдем. – Мальчишка, стоявший до сих пор молча, взял женщину за руку и настойчиво повел к двери.
Стоило остаться в комнате наедине со странным типом, как ощутила себя кроликом на разделочном столе у мясника. А именно – в очень большой опасности.
– Только подойдите ко мне, – зачем-то пригрозила я. – Буду кричать!
Но мужчина не шелохнулся.
Стоял, так же уничтожая взглядом, поджимал губы, пока не спросил:
– Как тебя зовут? – И спустя долгую паузу добавил: – По-настоящему. И не смей врать, я знаю, когда моя дочь врет, а когда говорит правду. Ты Эмма?
Я помотала головой, понимая, что отпираться глупо. Уже и так наговорила достаточно для подозрений.
– Ника, – ответила ему. – Точнее Вероника.
– Откуда ты? У тебя есть семья? Что помнишь последнее? – вопросы посыпались один за другим, и по какой-то причине я отвечала на них.
– Сирота, выросла в приюте, последнее, что помню, как отработала смену в магазине, а потом меня… – Тут сглотнула, воспоминания о вчерашнем нахлынули со всеми подробностями… Затрясло.
– А потом? – продолжал вопрошать мужчина. – Ты умерла?
Я подняла на него взгляд, не понимая, откуда он может знать это.
– Как вы узнали?
– Догадался, – мрачно ответил он и бессильно рухнул в свободное кресло. – Это катастрофа… Эмма… добилась своего… упрямая девчонка. Глупая, избалованная девчонка. Или… – Станислав резко замолчал, в комнате повисло тягучее молчание, а в следующий миг он подскочил к кровати и взмолился, заглядывая в мои глаза: – Эмма, девочка! Скажи, что пошутила. Прекрасная шутка, понимаю, ты пошла на этот шаг, лишь бы сорвать помолвку, но это слишком далеко зашло. Не иначе как ты специально придумала историю с переселенкой. Очень правдоподобно… Я почти поверил, но подумай о матери! Не разбивай ей сердце!
Станислав явно ожидал какого-то ответа, будто признаюсь, что происходящее шутка, мы вместе посмеемся, и на этом все закончится.
Вот только мне было не смешно, я не могла сказать то, чего он ожидал.
– Может, объясните, какого черта здесь происходит? – все же спросила его.
В зеленых глазах мужчины сверкнула слеза, которую тот резко смахнул.
Он выпрямился, поправил чуть съехавший камзол и, поджав губы, не давая никаких разъяснений, покинул комнату.
Я осталась одна.
– Эй! – крикнула в сторону двери. – Это невежливо!
Но меня если и слышали, то не спешили показывать хорошие манеры.
Понимая, что предоставлена сама себе, попыталась встать с кровати.
Очень медленно переползла к краю, опустила ступни и вначале села. Тело слушалось плохо, все вокруг кружилось.
С опорой на старинный комод я все же встала на ноги.
Двигаясь очень медленно, буквально по стеночке добралась до окна. Нужно взглянуть на мир снаружи, прежде чем окончательно осознать…
– Кажется, я видела такое в фильме, – пробормотала вслух. – Там перевоспитывали мажора, сделали холопом.
Вот только если в фильме была логика и цель, то в происходящем со мной ее не наблюдалось.
Перевоспитывать сироту вряд ли нужно, тем более помещая в практически царские условия.
Я не идиотка и успела понять: эти люди – мужчина, женщина и мальчик – точно не крестьяне, и комната с расписным интерьером находилась явно не в захудалом домишке на краю деревни.
Добравшись до окна, отдернула тяжелую портьеру, чтобы выглянуть наружу.
Беглый осмотр округи дал понять только то, что я находилась на втором этаже достаточно большого дома с очень ухоженным садом.
Об этом своим видом намекали аккуратные кустики роз и яркие клумбы.
Все уличное великолепие окружал кованый забор, за которым виднелись другие постройки: конюшня, скотный двор, какие-то сараи. В той части суетились люди в простых одеждах, видимо работники.
– Прекрасно, есть два варианта: либо я действительно в средневековье, – саркастично выдала я себе под нос, – либо, что более вероятно, сошла с ума и брежу где-то в больничной палате.
Причем последнее многое бы объяснило. Например, даже то, почему я так плохо передвигаюсь – наверняка меня держат в смирительной рубашке и под препаратами…
В этот миг двери вновь открылись.
Я вздрогнула и обернулась.
Теперь на пороге стояли трое.
Станислав, мальчишка и незнакомый старик. Он напомнил древнего мудреца, сошедшего со страниц сказок о звездочетах. Разительно отличалась и его одежда – походный плащ до пят, почему-то мокрый. Можно подумать, гость стоял под проливным ливнем, однако за окном светило яркое солнышко и до самого горизонта не виднелось ни одной тучки.
– Это она? – спросил старик скрипучим голосом, делая шаг в комнату.
– Да, – скупо ответил Станислав. – Но уверен, вы зря прибыли, магистр Стефаниус. Эмма всегда отличалась фантазией в своих выходках. Эта очередная из них, поиграет в «переселенку» и прекратит. Вам ли не знать девичью строптивость, она просто не хочет замуж. Уверен, вы можете возвращаться обратно.
Старик остановил его жестом.
– Я сам разберусь, – отрезал он. Станислав умолк и грозно зыркнул на мальчишку. Старик же медленно продолжал приближаться, но разговаривая при этом не со мной. – Мишель, ты верно сделал, что вызвал меня. Очень отрадно понимать, что ты осознаешь все последствия, в отличие от отца и матери. Спрятать переселенку – может стать смертельно опасной затеей.
Старик остановился в метре.
Не спешил садиться в кресло и не спешил говорить.
Мне же становилось все труднее держаться на ногах, пришлось крепко вцепиться руками в подоконник, чтобы не рухнуть.
– Значит, ты Вероника, так сказал Мишель, – наконец произнес он. – Рад познакомиться. Я – магистр Стефаниус, глава академии магических наук и технологий.
Не сдержала нервный смешок.
Вот теперь точно без сомнений. Я сошла с ума!
– Понимаю, все, что расскажу, покажется тебе странным, – продолжал старик. – Но я не шучу, и все произнесенное будет чистой правдой.
– Ну да, ну да, – не стала спорить с ним. – Кто ж врет психам, с нами только правду и ничего, кроме правды.
– Знаю, ты растеряна, – старик протянул руку, на которую я с опаской покосилась, – и сейчас упадешь, если не дашь себе помочь.
Замотала головой, но зря. Комната поплыла сильнее, и протянутая рука пришлась кстати.
Я вцепилась в не по-стариковски сильные пальцы, невольно принимая помощь, от которой мгновение назад желала отказаться. С другой стороны на помощь подбежал мальчишка.
Вдвоем, под осуждающим взглядом Станислава, они отвели меня обратно к кровати, где вновь усадили на перину.
– Вы разве не видите, она притворяется! – громко произнес Станислав. – Эмма, еще раз взываю к твоему разуму. Одумайся! Понимаю, у тебя был перед глазами пример старшего брата, и ты решила поломать комедию… но!
Тут уже мое терпение лопнуло.
– Я не Эмма, сколько можно повторять! Что мне сделать, чтобы меня перестали так называть?
Прозвучало резко, но, кажется, окружающие наконец решили услышать и внять.
Магистр Стефаниус поспешил успокоить.
– Давай поговорим спокойнее, без резких всплесков эмоций, – степенно начал он. – Я задам тебе несколько вопросов, а потом, если моя гипотеза верна, то расскажу, что с тобой произошло. Договорились?
Кивнула, впрочем, иного выбора не оставалось.
– Сколько тебе лет, Вероника?
– Восемнадцать, – ответила я. – Исполнилось недавно…
– Хорошо, скажи, в каком городе ты родилась? Можешь рассказать о месте, где жила ранее?
Рассеянно пожала плечами. Неужели старик хотел, чтобы я пересказала ему всю свою жизнь?
– Выросла в областном приюте. Сирота. Забрали из неблагополучной семьи, а потом родители то ли умерли, то ли еще что, но больше я о них ничего не слышала. – В горле невольно застрял ком, вспомнилась главная сиротская обида: по какой-то непонятной причине меня так никто и не захотел удочерить или взять в опеку.
За глаза воспитатели в приюте шептались про дурную наследственность – и хорошим я ничем не закончу. От осинки не родятся апельсинки!
Почему-то тогда эти подслушанные слова так больно ударили под дых, что я была готова зубами выгрызать кусок своего будущего счастья, лишь бы доказать людям их неправоту.
В конечном итоге даже умудрилась поступить в университет, только на платное. И дабы суметь хоть как-то его оплатить, устроилась на злосчастную работу, где в первый же день влипла в историю.
– После приюта мне временно выделили комнату в общежитии, должны были дать квартиру, но вначале просто комнату, – продолжала я. – Чтобы на что-то жить, пошла работать… помогала в магазине, таскала ящики с фруктами…
– Работала?! – неожиданно прервал Станислав и расхохотался. – Эмма, ну это уже не смешно, ты в жизни ничего тяжелее ложки не держала. Ты просто пересказываешь все услышанное о переселенцах!
– Не перебивай! – рыкнул на него магистр и, уже глядя на меня, сказал: – Продолжай, я внимательно слушаю.
Почему-то его тон голоса успокаивал, заставлял довериться. Пришлось рассказать ему о своем первом и последнем рабочем дне, о том, как обвинили в воровстве, о деньгах, которых никогда не было, и о том, как спешила и, похоже, попала под машину.
– А в это время твоя дочь Эмма решила сбежать из дома и села на лошадь, – магистр красноречиво посмотрел на Станислава. – Верно понимаю?
– У нее через неделю помолвка, а через месяц свадьба! С графом Карьери! Вы понимаете, что это значит?
Если магистр и понимал, то по его лицу даже тень не пробежала. По ходу, какой-то там граф его мало волновал.
– Боюсь, тебе придется сообщить ее жениху дурные вести, – без какой-либо тени иронии или сожаления ответил старик. – Его невесты в нашем мире больше нет. Похоже, Эмма умерла.
Кончики моих пальцев похолодели.
– К-как умерла? – зачем-то задала очевидно глупый в этой ситуации вопрос.
Старик глубоко вздохнул и все же ответил:
– Ты же поняла, что оказалась не в своем мире? Это чужой мир, а таких, как ты, у нас называют переселенцами. Иногда происходит феномен, когда два двойника в вашем и нашем мире умирают одновременно. И тогда более сильная личность занимает место более слабой, при условии, если одно из тел остается подходящим для дальнейшего существования.
– Как понять «подходящим»?
– Это значит – в своем мире твое тело уже не дышит, Вероника. А тебя швырнуло сюда, в тело Эммы.
– А она где?!
– Мне очень жаль, – магистр развел руками, отвечая мне, но при этом смотрел на Станислава. – Тебе придется сказать своей жене правду. Эммы больше нет.
– Или эта девчонка все выдумала, начитавшись историй о переселенцах. – Станислав все еще не собирался так легко отпускать дочь. – Она просто бессердечная, избалованная зараза, которая хочет загнать мать в могилу и пытается сорвать свадьбу! Магистр Стефаниус, вы же понимаете, после случая с нашим старшим сыном эта история не может быть правдой. Так не бывает! Два переселенца на одну семью…
Он говорил, а из его осанки, казалось, исчезает невидимый стержень.
Стефаниус выслушал его тираду с выдержанным равнодушием.
– Сожалею, Станислав. Но придется смириться.
Мне же становилось плохо, начинало подташнивать.
Получается, я умерла, но потом ожила тут, при этом захватив чужое тело, так похожее на мое.
– Вернуть обратно ничего не получится, – продолжал старик. – Даже если попробовать изгнать Веронику, другого тела в своем мире у нее не будет. А в этом случае мы получим пустую оболочку без души. Такие эксперименты уже проводились, и все прекрасно знают, чем они заканчивалось.
Взгляд упал на мои руки, они мелко дрожали, а кожа покрылась мурашками. Получается, я стала убийцей, заняв место в другом теле. Собственным появлением я убила человека…
Комната вновь начала плыть перед глазами, а стены – вибрировать, будто в такт с моей дрожью.
Раздался звон битого стекла, треск камня…
– Вероника! Вероника! Успокойся, – сквозь пелену пробивался голос старика-магистра, меня трясли за плечи, пытались выдернуть из оцепенения, но безрезультатно.
Пока горячая оплеуха не обожгла щеку.
В тот же миг все прекратилось.
Дрожь унялась, сменившись гневом на того, кто это сделал.
Рядом стоял мальчишка Мишель. Глядя на десятилетнего ребенка, смотрящего на меня куда более взрослым взглядом, чем положено возрасту, я моргнула, и гнев постепенно улетучился.
Драться с мелким пацаном – последнее дело.
– Спасибо, Мишель, – зачем-то поблагодарил его старик-магистр, теперь недовольно уставилась уже на него.
– Вы в своем уме? Благодарите его за то, что руками размахивает?
– За то, что не дал тебе сломать пару стен. – Магистр жестом указал на широкую трещину от пола до потолка, которой еще полминуты назад не было. – И этим самым мы подошли к главной причине того, почему я покинул академию по первому зову и провесил портал сюда.
Я неверяще смотрела на стену, на Станислава, с опаской глядящего на «бывшую» дочь; на магистра, тот, в отличие от других, наоборот, пребывал в задорном расположении духа – можно подумать, ему в руки попало ценнейшее сокровище.
– Путешествие через завесу миров не проходит бесследно. Все переселенцы становятся сильными, очень сильными. Этот дар необходимо приручить ради твоей же безопасности, Вероника. Сломанная стена – далеко не вершина айсберга, кто знает, на что ты еще способна. Поэтому продолжать оставаться в этом доме тебе нельзя. Я вынужден забрать тебя с собой.
Осоловело прошлась взглядом по комнате, пытаясь осознать произошедшее, наконец остановилась на зеркале, в которое недавно смотрелась.
Если стена просто треснула и ее наверняка легко отремонтируют, то зеркалу не повезло больше.
Милую вещицу превратило в стеклянно-металлическую лепешку, как после пребывания под гидравлическим прессом.
– Станислав? – обернулся старик к отцу Эммы. – До сих пор уверен, что это твоя дочь?
Мужчина молчал, а после сделал шаг назад, опуская голову.
Покидая комнату, он обронил:
– Теперь у меня нет дочери.