000
ОтложитьЧитал
«Если претензии и убеждения людей о чём-то, могут полностью объяснены, как вытекающие из причин, не имеющих связи с самим предметом убеждений, то это является причиной для дискредитации таких убеждений и рассмотрения вещи как иллюзорной». – Франкиш. К.
Глава: Аналоговая.
Призванная предварить собой начало произведения, по мере своей возможности ввести читателя в начальный курс предстоящих событий, и с самых первых строк захватить его в тиски своего любопытства.
Все самые захватывающие нас события и происшествия начинаются с предварительных разговоров людей с умными лицами на тему обмозгования этого будущего дела, сулящего этим людям с умными лицами и перспективными мыслями насчёт себя и всего мира вокруг, скажем так, куда как лучшее будущего, если бы они о нём вот так рассудительно не задумывались и сейчас его не обмозговывали.
Ну а такие серьёзные разговоры никогда не ведутся на ногах и тем более на ходу (кто-то умный и немного ленивый, сказал, что в ногах правды нет). И это на самом деле очень разумное решение. А то вот так бывает, что ты, как-то раз мысленно преследуя некую крайне для тебя перспективную и оттого важную цель, за всем этим своим глубокомыслием и забудешь о том, что ты не безопасно и удобно сейчас устроился на диванчике, откуда, даже если постараешься, то не сразу упадёшь, а ты сейчас идёшь пешком по какой-нибудь парковой дорожке, где тебе всегда легко дышалось, и до сегодняшнего дня вроде как и думалось (легкомысленно размышлять в таких случаях не возбраняется), и вдруг, в самый кульминационный для себя момент, натыкаешься… Нет, не на удачную мысль, позволившую бы тебе в будущем стать весьма и весьма обеспеченным человеком, а ты натыкаешься ногой на выбоину, – этого предусмотреть и значить предупредить нельзя, – и ты вместо того чтобы стать этим обеспеченным человеком, сейчас обеспечен на долгое время шишкой на лбу.
Так что нет ничего удивительного в том, что такого рода серьёзный разговор, с большими перспективами на будущее, если он пока ещё и не состоялся, но он обязательно и вскоре состоится, то не на ходу, а, к примеру, в каком-нибудь в самом обычном заведении общепита (это чтобы не привлекать внимание людей любопытных до чужого беззаботного будущего – это, как правило, такое будущее, где не нужно будет думать о своём будущем, в общем, если ты хочешь в будущем о своём будущем не думать, ты должен хорошенько о нём подумать в этом своём настоящем). Где можно не опасаться за то, что тебя в самый нежданный для тебя момент ноги подведут. А здесь можно удобно устроиться на стуле, заказать себе чего-нибудь способствующего работе мысли и, вытянув ноги под столом, завести этот столь для всех важный разговор.
Правда не сразу, а для начала нужно поговорить о самых обыденных вещах, чтобы так сказать, настроить себя на нужный лад и прочувствовать настрой собеседников – надо узнать, как далеко они готовы сегодня зайти в разговорах. Ну а как только будет выяснено, что кого и по большому счёту больше всего волнует и нервирует (такие встречи с единомышленниками, где можно обо всём без утайки поговорить, представляют из себя образный сеанс эмоциональной разгрузки), – а люди не особо друг от друга отличаются и всех беспокоят одни и те же вещи, – то вслед за всем этим, если проблема уже назрела для своего обсуждения и решения, и заводится серьёзный разговор по поиску решения этой проблемы.
– Достало меня уже всё! – вдруг, ни с того, ни с сего, громко возмутится один из флегматично настроенных посидельцев, треснув кулаком по столу. Правда всё это, ни с того, ни с сего, есть только видимость, тогда как на самом деле, жизнь под постоянным давлением внимательности второй домашней половины к каждому шагу этого возмутившегося собеседника, к этому уже давно его подводила. Ну а когда чашки на блюдцах на столе отзвонились, то никто из собеседников и товарищей этого взорвавшегося человека, не стал ему предъявлять претензии по поводу своего испачканного костюма или рубашки, на которую пролился кофе из чашек, а все отлично понимают (из предварительного разговора это выяснилось), что послужило причиной этой его вспышки и что он просто уже не мог сдержаться, находясь на пределе своих нервов.
И тут, как правило, слово берёт самый рассудительный из всех собеседник, имеющий на всё свои мысли и суждения, отчасти смелые, а бывает, что и слишком дерзкие. И этого рассудительного собеседника, под давлением западного менталитета, склонного всё криминализировать в чтиво, назвали бы мистер Мутный, что отчасти верная оценка, так как он был для многих сложной и непонятной фигурой, но географические особенности места нахождения этого питейного заведения настаивают на другой именной транскрипции этого рассудительного человека, в одних кругах зовущегося господином, а среди его ближнего круга товарищем. Где первые, те, кто находился дальше от товарищей, а среди господ особой близости никогда не наблюдалось, в общем, кто настаивал на звании господин, звали этого господина не в пример западной ментальности господином Прозорливым. И не просто Прозорливым, а провокационно таким дальновидным.
Что же касается его близких товарищей, то они были ближе всех к истине, называя его по данному ему от рождения имени, Иван Павлович, при этом за его спиной не забывая называть его товарищ Хаос. Уж больно он был категорично настроен к сложившейся системе человеческих отношений. – Порядком не люблю я весь этот порядок. – Вот прямо так, никого не боясь и, даже не опасаясь, заявлял товарищ Хаос.
– Вот значит как. – Многозначительно так скажет этот рассудительный человек, из глубины себя посмотрев на своего нервного товарища, мгновенно привлеча к себе общее внимание (все знают, что от него по любому поводу можно ждать интересного предложения). А рассудительный человек, Иван Павлович, и не спешит тешить всеобщее любопытство, всё больше интригуя их своим задумчивым молчанием, где он чайной ложкой помешивает чай в своей чашке, которую он предусмотрительно взял в руки и тем самым миновал общей участи, быть облитым. И вот когда его товарищи по столу уже начинают от нетерпения ёрзать на своих местах, то тогда он заговаривает.
– А ты её убей. – Говорит этот рассудительный человек, Иван Павлович, вгоняя своих товарищей в удивлённое непонимание им сказанного и самого него. Что заставляет их обратить повышенное внимание на этого своего рассудительного товарища, демонстрирующего сейчас совсем другие качества, не связанные с разумным подходом к этому, крайне важному для его близкого товарища делу.
– Хотя как на это дело посмотреть. – Посмотрев внимательно на Ивана Павловича, придерживающего сейчас трудно объяснимого подхода к своему близкому товарищу (он пока не представлялся, так что возьмём на себя ответственность по его об именованию – назовём его Вред Вредыч), и, не обнаружив в нём ни капли сомнения, ни причин беспокойства за себя, приходят к такому решению остальные сидящие за столом люди и переводят свои внимательные взгляды на этого недовольного своей жизнью, Вреда Вредыча.
И как сейчас же выясняется, то у товарищей Вреда Вредыча, нет единого мнения и взглядов на него и отстаиваемую им позицию, человека недовольного своей жизнью и кого всё достало. И если уж быть откровенно честным с самим собой, то товарищи Вреда Вредыча, в самом мягком случае считают, что он в конец зажрался, раз проявляет такое недовольство своей, полные закрома счастья жизнью, и в более категоричном случае, к которому склонялось большинство из здесь сидящих, то они всецело поддержали бы милую супругу Вреда Вредыча, Марту. Конечно, не без своих сложностей и вредного характера качеств, но таковы уж все видные индивидуальности и чужие жёны, всегда очень заманчиво и привлекательно выглядящие со стороны для не своих мужей. Где Марте приходиться терпеть этого, одно беспокойство и вред, Вреда Вредыча, и которой только за одно то, что она терпит возле себя такого беспокойного человека, памятник при жизни нужно установить (когда дело касается установления истины, то у Вреда Вредыча друзей и товарищей нет).
И самая многочисленная группа друзей и товарищей Вреда Вредыча, для коих нет ничего важнее, чем установление истины, после подспудного осознания неправоты Вреда Вредыча, и воспоминания супруги Вреда Вредыча, по ангельски выглядящей Марты (их уму до сих пор непостижимо понять, как такое могло случится, что она на него позарилась), единодушно озарились одной мыслью. – Убить его мало за такие слова.
Ну а другая, совсем малочисленная группа людей, состоящая только из одного человека, сидящего за соседним столом, и кто всё это случайно услышал, по причине того, что этот человек с большими и неприкрытыми ушами, совсем не знал супруги Вреда Вредыча, Марты, а то бы он изменил своё мнение, занял на этот счёт совершенно другую позицию. – Убить этого рассудительного человека мало за то … А он и сам не знает за что, но почему-то этого хочет.
Но это всё сторонние взгляды и мнения, мало что значащие и вряд ли повлиявшие на окончательное решение Вреда Вредыча по поводу своей супруги Марты. Правда, прежде чем приступить к рассмотрению этого дела, Вред Вредыч должен для себя отчётливо уяснить и понять, что всё это сказанное Иваном Павловичем на самом деле значит. Ведь больше всех Ивана Павловича не понимает тот, кто всю эту кашу со своим возмущением заварил, то есть сам Вред Вредыч.
– Ты это, видно шутишь? – деланно улыбаясь, спрашивает он этого рассудительного человека, Ивана Павловича. А тот и не думал шутить, что он ему и говорит.
– И не думал. – Говорит он. – И я даже не вижу, что здесь смешного и над чем можно посмеяться. А это моё предложение вполне разумно, когда иного выхода нет. Или всё-таки выход есть? – пристально посмотрев на Вреда Вредыча, задался вопросом рассудительный человек, Иван Павлович. И вслед за ним все сидящие за столом люди, в том числе и тот человек за соседним столом, с длинными ушами (это видимо не природная аномалия, а приобретённая им слуховая дальновидность), воззрились на Вреда Вредыча, пытаясь раскусить этого привередливого человека, Вреда Вредыча, – что же на этот раз, тебя, невыносимого характера человека, не устроило в Марте?
А ведь стоило ей узнать о таком категоричном на её счёт предложении рассудительного человека, Ивана Павловича, то она хоть и не удивилась бы этому, – Иван Павлович всегда её удивлял ходом своей мысли, – тем не менее, у неё не могут не возникнуть свои вопросы к своему супругу, Вреду Вредычу. – А я что-то не поняла, – несколько предосудительно посмотрев на Вреда Вредыча, тоном голоса, не подразумевающим никакой поблажки, задастся вопросом Марта, – а что это вы сразу не отвергли это его предложение, а как мне сказали, о чём-то даже задумались? – Вред Вредыч в момент осел в ногах от испуга, и принялся судорожно соображать не о том, о чём нужно было в данный момент думать, – какая сволочь меня выдала?
А Марта сейчас как никогда на взводе, – не каждый день услышишь, какие на твой счёт имеются планы у твоего муженька, негодяя из подлецов, – и она, прежде чем обратиться в правоохранительные органы, решила выяснить для себя, есть ли у этого отступника и потенциального убийцы, какие-то смягчающие обстоятельства. Хотя в таких случаях их не бывает, а вот отягчающих сколько угодно. – Ему, гаду, мало того, что она ему свою молодость отдаёт, а по сути, он день за днём, час за часом, минуту за минутой, крадёт у неё время жизни и таким образом приближает её к окончательному исходу, смерти. И она даже не побоится этого слова сказать и скажет – он убивает её. Но ему видимо этого мало, и он решил ускорить это дело. – Вот так за Вреда Вредыча всё решила Марта.
– Так что молчишь? Думал о моей смерти? – впившись взглядом во Вреда Вредыча, задалась вопросом Марта. А Вред Вредыч и слова вымолвить не может, вдруг поняв, что соврать ей не сможет (у него действительно промелькнула такая мысль в голове на одно мгновение, когда Иван Павлович так его удивил этим своим заявлением). Ну а Марта всё это его молчание воспринимает как его упорство и доказательство его виновности.
– Я всё за вас поняла, можете даже не оправдываться. – Теперь уже с жестокостью посмотрев на Вреда Вредыча, говорит Марта. – Вы не просто задумались над этим предложением Ивана Павловича, который, если хотите знать, делал мне недвусмысленные предложения (теперь сопоставьте факты и сделайте для себя выводы, чего он в итоге добивается), а вы обдумывали, каким образом всё это дело провернуть так, чтобы не быть пойманным. Но сразу видимо ничего в голову не пришло, – а от меня не жди подсказок, – вот ты и решил повременить с этим делом, не твёрдым голосом сказав нет. Что, так всё и было? – Задалась вопросом Марта, для убедительности своих слов прихватив со стола кухонный нож (этот разговор проходил на кухне, где и происходили все самые серьёзные и судьбоносные семейные разговоры – Вред Вредыч по этой причине стройно выглядел, лишний раз, без особой необходимости не появляясь на кухне).
Но вроде пока Марте ничего неизвестно о таком факте преступления со стороны Вреда Вредыча в её адрес, и этот разговор может и не состоятся, если … Здесь много если, так что и не угадаешь, какое если в итоге станет решающим. А вот сейчас всех интересует вопрос вредности Вреда Вредыча, чем ему опять не угодила Марта.
– Не иначе своя блеклость и серость на совместной с Мартой фотокарточке, где Марта оттенила его своей красотой. А он ничего и поделать не может, вот и бесится. – Без особого труда, все тут догадались, насколько Вред Вредыч для всех противен своей заносчивостью и привередливостью.
Но всё это не относится к делу, когда окончательное решение за Вред Вредычем. И как немедленно выясняется, то не всё так печально у этого разволновавшегося человека, Вреда Вредыча, и та, кто его окончательно достала, то есть Марта, как с минуту назад думал этот разволновавшийся человек, ещё не настолько его достала, чтобы он столь категорично на её счёт сделал выводы. И все сидящие за этим столом люди, были вынуждены в очередной раз признать, что их товарищ, рассудительный человек Иван Павлович, далеко не глуп и достаточно прозорливо мыслит. Правда, его методы по приведению в порядок разумение людей, несколько провокационны, но это ничего, когда они так результативны.
Ну а всякой мысли, даже и такой тяжёлой, которую высказал вслух рассудительный человек, Иван Павлович, имея в себе характеристики сверхпроводимости, даже не нужно оформляться в слова, чтобы она было донесена до её осознания людьми чуть подальше от этого стола сидящими. И эта мысль, не проскочив мимо одного из столиков, заинтересовала собой наткнувшегося на эту мысль сидящего за этим столиком человека такой беспредельной наружности, что рядом с ним тяжело было находиться людям с обычной внешностью, и оттого у него в друзьях и так по делу, ходил столь же прекрасных качеств человек.
– А есть ли предел человеческим возможностям? – задался вопросом этот до жути страшный человек (его бы в кафе не пустили, он всех клиентов собой распугает, но владельцы кафе сами его испугались), глядя куда-то сквозь своего напарника. А его напарник, как уплетал пиццу, так и продолжал, таким образом, себя обустраивать в этой жизни. Он никогда не обращал внимания на такого рода выверты душевной конституции своего товарища (это, понятно, что не его слова – с первых строк своего повествование не хотелось прибегать к нецензурным выражениям, вот и пришлось за него формулировать его мысль), так с чего он сейчас будет изменять этому правилу.
Что же касается заданного вопроса этим страшным человеком, то не это более интересно (ответ на этот вопрос очевиден), а скорей вызывает вопросы то, а возможно ли такое, чтобы таких невероятных качеств человек, задавался такого рода философскими вопросами. Хотя для этой его глубокомысленности имелись свои глубинные объяснения. И если бы удалось заглянуть под стол, за которым разместились эти суровые личности, то можно было найти для себя ответ, правда только отчасти, на вопрос о том, откуда у этого человека появились все эти мысли в голове.
А всё дело в том, что этот суровый к своей и чужой действительности человек, как-то удивительно даже поместил свои ноги под столом. Так одна из ног, в преотличных туфлях, всей своей подошвой стояла на полу, в чём ничего не было странного, тогда как вторая нога, возможно всегда имевшая свои претензионного характера вопросы к своей напарнице, а может она была самая задиристая и ей никогда спокойно не стоялось, а уж что говорить о том, когда она освобождалась на время от этих своих обязанностей, и когда на неё не давил своим весом её хозяин, – она не знала, куда себя деть, – взяла и поместилась поверх своей напарницы.
И не просто так, как бы всё это случайно вышло, а она всем своим весом давила на свою напарницу ногу. И вот если соединить воедино и провести свои параллели между увиденным и сказанным этим человеком, а давил он на ногу изо всех сил, то можно догадаться и отчасти понять это его вопрошание – он на практике, на самом себе, решил узнать предел человеческих возможностей. И при этом подошёл к этому вопросу не однобоко, где только проверяется его предельная выдержка, как например, если бы его поместили в парилке и поднимали до крайних пределов температуру (этому типу достаточно и 60 градусов чтобы свариться, а вот этот и при ста мёрзнет), а он одновременно выступал в качестве испытуемого и образного палача. Где каждый доходил до своих предельных значений в противостоянии друг с другом.
Это было что-то на подобии парадокса бога: «Может ли бог создать такой камень, который бы ему не по плечу было поднять». Так и этот суровый человек, с одной стороны верил в то, что ему под силу любой силе и давлению на себя противостоять, а с другой стороны он был уверен в том, что нет такой ему противостоящей силы, которую он не смог бы сломить. И вот он сейчас, там, под столом, и пытался разрешить этот вопрос.
Но наша первоначальная мысль больше не задерживается за этим столиком и движется дальше, к самому дальнему от входа столику, стоявшему особняком от всех. Правда ей не сразу это удаётся сделать и она, как это часто бывает, на пути к своей цели натыкается на отвлечённую мысль, на этот раз в виде широченной от переизбытка калорий спины едока-человека.
– А не слишком ли я зажился от хорошей жизни? – очень для себя неожиданно задаётся вопросом этот едок-человек, остановившись ртом на полпути к источающему жиром пирогу. Здесь он косится на свои долгосрочные отложения, выпирающие в боках, и приходит к удивившей его мысли. – А может уже пора привести себя в стройность отношений, для начала с одеждой, а затем и девушки подтянуться ко мне подтянутому, начав питаться надеждами на это захватывающее будущее?
Но на этом всё и мы берём себя в руки, – этот пышущий здоровьем и желаниями надежд человек, ещё только думает взять себя в руки, и он нам не помощник, – и доводим нашу изначальную мысль к нашей итоговой цели. И наше повествование вновь упорядочивается и следует своим пошаговым путём до… Одного столика, ничем вроде с виду неотличимого от всех остальных, но в тоже отличного от всех остальных столиков своей внутренней константой – он самый романтичный столик из всех здесь имеющихся в наличие столиков, за которым только и делаются сердечные признания, и бывает что и предлагают руку и сердце, вместе с кольцом в придачу. А почему этот столик так был признан влюблёнными, то тут сразу, и не поймёшь, и не разберёшься в этом вопросе, пока сам не окажешься на месте влюблённого человека.
А как только поймёшь всем своим сердцем, что без одного, очень интересного для тебя человека, ты себя и себе места нигде не находишь, то ты в один взгляд на внутреннее пространство этого кафе, сразу находишь тот самый столик, куда только и будет удобно присесть вместе с этим интересным для тебя человеком, чтобы с ним о том о сём поговорить, глядя друг другу пристально в глаза. А этот интересный для тебя человек, что за увлекающаяся и такая внимательная к тебе и к каждому твоему слову натура, не может пропустить мимо себя не единого тобою сказанного слова, и поэтому частенько просит тебя повторить эти твои затёртые, доносящимся шумом с улицы слова. А чтобы тебе это делать было не слишком сложно, да и шум с улицы из открытой двери всё также и по прежнему доносится, то было бы неплохо по мнению этого очень для тебя интересного человека, если бы ты придвинулся к ней поближе, и всё, что до этого сказал, повторил ей прямо в ушко.
А тебе не только не нужно два раза повторять всё это, даже несмотря на весь этот шум с улицы, а ты сам давно всего этого хочешь и жаждешь услышать. Так что только тебе это сказали, так ты вот уже рядом сидишь с этим интересным для тебя человеком и наклоняешься к нему, чтобы вложить ей все эти не расслышанные ею слова. И вот тут-то вдруг и происходит неожиданная вещь для вас обоих. Где ты, видимо, из-за чрезмерного своего волнения, вызванного такой близостью с этим интересным для тебя человеком, не рассчитал траекторию направления к её ушку, и раз, промахнулся, и попал…А вот куда и в какие глубины притяжения и чьего-то ожидания ты попал, то об этом в данный момент было невозможно сообразить. И единственное, что в тот столь притягательный момент можно было понять и выяснить, так это то, что интересный для тебя человек совсем не против вот таких отступлений с твоей стороны.
И вот здесь, у этого столика, расположившегося в самом романтическом месте в кафе, – а такие столики всегда есть в любом из кафе, а вот как их узнать, то очень легко, сидящие за этим столиком парочки оторвать взгляда друг от друга не могут, и часто так бывает, что после нашептывания чего-нибудь интересного на ушко друг другу, они целуются, – на этот раз разместилась не просто пара людей, заинтересованных друг в друге и с затаёнными пока что, но не очень, планами на совместное будущее, а что было для этого места весьма неожиданно, то за ним сейчас разместилось сразу трое людей. Что, может быть, всего лишь была случайность или ошибка со стороны этих людей, которые в своей спешке не разобрались в том, какой они столик занимают, или же причина была в том, что свободных столом в кафе на данный момент больше не было и они за неимением других предложений, отложили на своё время планы некоторых романтично друг к другу настроенных людей.
И так бы было более легче и спокойней о них подумать, а затем их оставить в покое за своей спиной, пройдя дальше, если бы не одно, а целых два но – бросаемые одним из молодых людей, занявших этот столик, неизредко многозначительные взгляды в сторону сидящей сбоку от него весьма и весьма привлекательной молодой особы, и второе но, она в свою очередь, так же целеустремлённо и чуть-чуть прикрыто своими длинными ресницами, поглядывала в другую сторону, где сидел, строго напротив первого молодого человека другой, хоть и не столь молодо выглядящий, но в такой же возрастной группе молодой человек.
И вот тут-то становится ясным, что совсем не важно, что за этим столом говорят между собой все эти люди, а тут главное то, как на всё это посмотреть и как друг на друга смотрят все они, когда никто за их взглядами не наблюдает. И здесь-то и выясняется, что, пожалуй, они не совершили большой ошибки, направив свой ход прямо к этому столику, по прибытию сюда. И им, пожалуй, нужно больше, чем всем остальным уже определившимся парочкам, посидеть здесь, и разобраться в себе и в том, кто же здесь из них третий лишний.
«Классический любовный треугольник», – со знанием теории заявит, на всё это смотря, человек с лицом много о таких геометрических фигурах знающий. Затем прихлебнёт из чашки горячего кофе и добавит. – И если есть желание, то я готов для вас расшифровать этот треугольник, с геометрической точки зрения.
– А вот это, пожалуй, интересно. – Последует ответ от людей спешащих всё знать и не всегда на себя и своё разумение надеющихся. – И что же ваша школа геометрической расшифровки говорит, в этих любовных, тригонометрических случаях? – зададутся вопросом эти неуверенные в себе люди (оттого-то они и вкрапляют в свои выражения все эти технически сложные слова, которые совсем здесь не к месту). Но шифровальщик ничего против этого не имеет, и готов немедленно приступить в расшифровке этого треугольника.
– Главное в этом вопросе, это угол зрения участников этого внутреннего заговора на возникшую с ними ситуацию. – Шифровальщик, как, наверное, многими подспудно ожидалось, пустился в конспирологию. – И здесь в первую очередь нужно обратить внимание на то, под каким углом зрения они разместились по отношению друг к другу. И как мы видим, то молодые люди сели строго напротив друг друга. Что говорит о том, что они ничего не собираются скрывать друг от друга. А вот их спутница, буду откровенно честен с вами, весьма и весьма привлекательная особа, сидит под 90 градусов от каждого от них. А другими словами, разделяет их взгляды на всё строго напополам. То есть, они смотрят на друг друга и на окружающий их мир вокруг, через призму её взгляда на них. И не считаться с этим не представляется возможным. А вот как они с этим не считаются, то тут стоит подумать. – На этом шифровальщик надолго замолчал, уткнувшись в одну точку на глубине своей чашки. И тут-то до доверившихся ему людей дошло понимание этого шифровальщика – он гад, пил не просто кофе, а кофе с коньяком. А уж из всего этого следуют свои далеко идущие выводы насчёт всего того, что он тут наговорил.
– Тьфу ты, голову заморочил. – Все, кто всё это от шифровальщика (а шифровался он больше с коньяком, подливая его из фляжки в свою чашку) слышал, придут вот к такому единодушному выводу. А как придут, то попытаются сами разобраться, что же происходит за этим столом, и у кого есть хоть какие-то шансы на успех, а у кого их и не наблюдается.
И первое, что всем придёт на ум, то у этой весьма и весьма привлекательной девушки, всяко есть шанс на ответное чувство, как бы на неё не смотрел тот молодой человек, который, конечно, только делает вид, что в ней не заинтересован нисколько. А это всего лишь такая у него тактика, по овладению её сердца. – Буду себя по отношению к нашей Снежной королеве (только такое имя и идёт на ум для этой весьма и весьма привлекательной девушки) неприступно и холодно вести, а она глядишь и растает. – Вначале себя вот так убедил, а затем и начал в недовольстве свою физиономию отворачивать от Снежной королевы, а вернее сказать, принцессы, тот молодой человек с не пробивной на чувства и эмоции физиономией.
И надо сказать, что эта его тактика на данный момент времени могла быть признана успешной. Снежная принцесса, вполне вероятно, что привыкшая к тому, что она холодна к окружающим её людям, а все остальные к ней горячи и тем греют её слегка озябшее сердечко от этого своего напускного холода, вдруг наткнувшись на такую необычность к себе отношения этого её нового знакомого, само собой заинтриговалась в своём недоумении, и принялась так необычно для себя, себя вести – она стала к нему приглядываться.
– Это что он себе такое позволяет и за кого он, собственно, меня принимает? – переполняясь возмущением, задавалась вопросами Снежная принцесса, искоса поглядывая на этого возмутившего её своей невозмутимостью типа.
А вот его приятель, тот, кто сидел напротив него, и кто вполне вероятно, что испытывал к Снежной принцессе похожие чувства, ничего не видел плохого в том, чтобы искренне смотреть на всё это дело. Вот он и смотрел со всей этой искренностью на Снежную принцессу и само собой, в своей привычности подхода не был ею серьёзно замечен и отмечен. И, пожалуй, для того чтобы продвинуться или хотя бы сдвинуться с одного места, ему нужно будет что-нибудь не по проще придумать.
Ну а пока он об этом думает, да и все за этим столиком нуждаются во времени для раздумья, нам тут ничего интересного не светит, и мы выдвигаемся дальше, чтобы, наконец-то, добраться до того самого места в этом кафе, где вначале возникнут свои предпосылки для возникновения серьёзного разговора, а затем он и состоится.
А между тем, совсем необязательно, чтобы этот серьёзный и крайне важный для чьего-то будущего разговор (с чего и было начато повествование), состоялся посредством длительной подготовки к нему. А он вполне может состояться спонтанно (как правило, так и бывает), даже тогда, когда ничто не предвещало так задуматься о своём будущем – у всех участников этого будущего судьбоносного разговора, всё в жизни в порядке, – жена не замечена в поглядывании на сторону, и вы пока смотрите с ней в одну сторону, в совместное будущее, на работе вас вроде как все уважают и вашей зарплаты на всю семью хватает, – и как бы ничто не предвещает бурь и потрясений.
Но так всегда и бывает перед самыми знаковыми событиями, – предвестником всех бурь, всегда бывает штиль твоих отношений с жизнью. И достаточно какой-то самой простой случайности, да хотя бы оброненной со стороны фразы: «Я открыл секрет алхимиков», или вам совершенно случайно удастся встретиться взглядом с совершенно неотразимой блондинкой, чтобы в момент задуматься над своей, как оказывается, пресной жизнью и вогнать в то же недовольство своих, ничего неподозревающих товарищей по столу.
И вот за одним из таких, самых обыкновенных столиков (о нём косвенно уже упоминалось мыслью), установленных в одном из множества заведений по приобщению народонаселения к питью кофе не дома, а на выходе из него (это заведение само собой было самого демократического типа – здесь не было явной дискриминации по образовательному типу и в ходу было самообслуживание), с одной стороны стола, лицом к входным дверям, разместился человек с первого взгляда трудно понимаемой и объяснимой внешностью, – в нём не было тех внешних характерных тому или иному индивидууму законченностей, которые бы могли указать на то, кто он таков (вот и приходилось пока гадать и домысливать), – а напротив него, так уж удивительно вышло, разместилась молодая пара, включавшая в себя молодого человека, безусой наружности и такого же опыта житейской жизни за своей спиной, и прекрасного природного исполнения, молодая в возрасте, но не в мыслях девушка, чьи белые локоны, в купе с её красотой, не одну голову вскружили и вдавили в стул пару десятков людей за соседними столами.
И если это молодая пара не сводила своего взгляда с этого загадочного собеседника, не удосужившегося им представиться по весьма уважительной причине, – он часто не поспешал за самим собой, и часто забывался, не только представиться, но и где вдруг оказывался (вот такой спешный склероз мыслей), – то сам это загадочный человек, помимо того, что поглядывал на своих скорее слушателей, чем собеседников, и притом, чтобы не нарушить душевного равновесия молодого человека, только на молодого человека, и только вскользь на его прекрасную спутницу, объёмно смотрел на всё вокруг.
