Отель для страждущих

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© mammuth / E+ / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Глава 1

* * *

– Тот, кто против этого брака, скажите это сейчас или умолкните навсегда, – традиционно произнес священник.

В церкви на некоторое время установилась гнетущая тишина.

Вот сейчас, сейчас…

* * *

Я не видела его пять лет. И не ждала его увидеть еще когда-нибудь. И думала, что уже все забыла. Оказалось, нет. Я все прекрасно помнила. И я его никогда не забывала…

Время лечит. В принципе, да. Если приказать себе не думать о прошлом, не вспоминать его, а тихо свернуть и убрать в дальний уголок своей памяти. И не трогать.

И вдруг я увидела его… Не просто так, как-то случайно, в толпе, чтобы пройти, взволновавшись, потерять в этой же толпе и напиться вечером, чтобы порыдать.

Он сидел предо мной на расстоянии вытянутой руки и не собирался теряться. Или исчезать. Или сбегать. И не скажу, что это лучшее, что могло бы быть. Возможно, напротив, это худшее, что могло бы со мной случиться. Потому что он смотрел на меня ясными глазами и чисто улыбался, словно видел впервые или уже до такой степени забыл, что можно сказать, что видит впервые.

Я тряхнула головой, встала, и начала делать глинтвейн.

– Будете пить? – дежурно поинтересовалась я немного хрипловатым голосом. – Я делаю глинтвейн. Виктор?

Я прекрасно знала, что мой муж любит только коньяк из алкогольных напитков, но как-то так получалось, что всегда предлагала ему глинтвейн, если собиралась его варить. А почему бы и нет? Что это за человек такой, который всю сознательную жизнь пьет только коньяк или черный чай без сахара? Реже – гранатовый сок. И совсем редко – минеральную воду без газа с лимоном.

За три года я прекрасно выучила, что любит пить и есть мой муж и что предпочитает в одежде. Все остальное я о нем не знала. Какие его любимые книги, писатели, поэты, фильмы, режиссеры, музыка, исполнители, я все время забывала город, где он родился, вуз, в котором он учился, как зовут его мать и отца, словом, кроме того, что любит мой муж есть и пить и что он носит из одежды, – я не знала ничего. Я не знала своего мужа. Потому что никогда не стремилась его узнать.

– Ты же знаешь, я пью только коньяк, – обычно отреагировал муж и мне стало неловко.

Не пред мужем. Перед ним. Его я изучила прекрасно, хотя знала куда меньше…

Его звали Марсель… Марсель… Какое красивое имя, такое сладкое, я всегда перекатывала его во рут, как любимую карамель… Марсель…

Он почти не изменился. Внешне. И даже если не брать в расчет его рясу, или как там это называется, стиль одежды его всегда мало интересовал, Марсель мало изменился чисто внешне. Зато он очень изменился где-то внутри. Это был Марсель снаружи, и какой-то другой человек внутри. Или наоборот. Или он просто играл какую-то роль и вжился в нее. Или притворяется, что вжился в свою роль. Это же Марсель…

Только теперь его глаза, левый – зеленый, а правый – голубой, смотрели без прежней насмешки, отчего его взгляд казался каким-то пустым, безучастным и даже немного идиотским. Его губы больше не кривила усмешка, это была просто легкая, такая дружественная, улыбка. Вот только свои светлые волосы до плеч с прической «под пажа» он теперь убирал в маленький, аккуратный хвостик. Это было очень сексуально. Особенно если в этот момент Марсель опускал свой идиотски-чистый взгляд. Но это был Марсель. И его фигуру не скрывала даже бесформенная ряса или как там ее. А руки, а эти руки, эти его длинные, нервные пальцы, они остались такими же волнующими. Теперь, в его новом облике, эти руки казались животворящими. Я невольно усмехнулась и поймала взгляд Марселя, чистый до идиотизма. Как у собаки. У очень умной собаки, которая притворяется глупой. А на самом деле она умеет разговаривать и по вечерам, когда хозяева не видят, читает биржевые сводки, надев хозяйские очки.

– А что будет пить наш гость? – куда-то в сторону, ни к кому не обращаясь, спросила я в воздух.

– Пожалуй, чашку кофе.

– Черный, с сахаром, крепкий?

– Да, пожалуй.

– А вам можно?

– А кто мне это запретит? – вскинул брови Марсель, все так же глупо улыбаясь.

– Религия.

– Может быть, я плохо читал библию, но не встречал там запрета на питие кофе. Тем более, что это – грех.

– Ну, кто знает… Некоторые религиозные пьют только простую воду, едят сырые зерна, ходят в рубище и не лечатся, а умирают.

– Это не религиозные люди, это глупые люди.

– А просто религиозные люди, которые могут пить кофе и все в том же духе, – это умные люди?

– А почему нет?

– Всегда считала верующих слабыми.

– Да, они слабы. Но в их слабости заключается сила их духа, – сказал Марсель, глядя на меня собачьими глазами.

– Ох, черт, – фыркнула я.

Ужасно хотелось треснуть Марселя по лбу бутылкой с ромом, например. Но я принялась варить кофе, который он любил.

Виктор с усмешкой следил за нами, затем закурил сигарету и, приняв от меня бокал с коньяком, сказал Марселю:

– Не обращайте внимания. Моя жена – атеистка.

– Мой муж тоже атеист, – тут же сдала я Виктора.

– Лиза, – нахмурился муж.

– Ничего страшного, – простодушно ответил Марсель. – Любой атеист, если живет праведно, имеет право на прощение господа и царствие небесное.

– Предпочитаю оказаться в аду, там компания лучше, – процедила я сквозь зубы. – Хотя я во весь этот бред не верю.

– А во что вы верите? – живо подхватил Марсель.

– Я ни во что не верю.

– Как же так? А как же вера в себя?

Я прикусила губу. Когда-то я верила в себя. Сейчас – нет.

– А я верю в справедливость, – сказал мой муж. – И Лиза – тоже. Просто она такая… Не обращайте внимания. У нее вчера был день рождения, и… и…

– Я много выпила и теперь у меня похмелье, я паршиво себя чувствую, паршиво себя веду, вообще, я всегда такая.

– Пессимистка?

– Реалистка, – припечатала я. – Ваш кофе.

– Может быть, какие-то закуски, святой отец? – спросил муж у Марселя.

Меня передернуло. Марсель всегда был атеистом. Не знаю, как его так угораздило… Что у него случилось? Что?

– С удовольствием, – согласился Марсель.

– У нас есть бутерброды с семгой.

– Чудесно.

– Лиза, ты приготовишь? Мы сядем за столик. И мы тебя ждем.

– Зачем?

– Это касается нашего бизнеса.

– У святого отца есть к тебе предложение? – не поверила я.

– Есть. Так мы ждем.

С ума сойти… Я не только приготовила бутерброды. Я разогрела мясо по – французски. Марсель его всегда любил. Да и сама я проголодалась. И Виктор, наверное, тоже. На гарнир я добавила картофеля-фри. Есть мне захотелось зверски. От злости, может быть. И от бессилия. Словом, от всей этой чехарды. Мой муж Виктор – и Марсель, бывший атеист, наглец и вообще скользкий тип… Марсель…

Не знаю, как я донесла поднос. Но донесла. Грохнула. Села. И закурила. Поднос я поставила на соседний стол.

– Вы курите? Святой отец… – спросила я с завуалированной насмешкой.

Раньше Марсель курил.

– Нет.

Я чуть было не ляпнула, мол, а раньше курил. Но ведь рядом – мой муж. Он не должен знать, что мы знакомы. Тем более, Марсель этого не хочет. Вон как смотрит, по – собачьи. Так и хочется почесать ему костью за ухом.

– Виктор, – протянула я.

– Сейчас всю объясню, – понял меня муж. – Это – отец Мартин.

– О, – выдохнула я.

– Отец Мартин хочет построить в нашем ресторане католическую гостиницу.

– Что? Вот черт… Простите. Но…

– Лиза, мы же хотели построить гостиницу.

– Да. Но просто гостиницу.

– Для атеистов? – улыбнулся Марсель, и я почуяла подвох.

– Гостиницу для всех, – бросила я. – Это нормально. И выгодно. А эта ваша католическая гостиница… Виктор? Ты с ума сошел?

Я даже забыла, что речь идет, собственно, о Марселе. Если я буду категорически против и отговорю Виктора, возможно, я никогда более не увижу Марселя. А я этого не хотела. Но и терять наш общий с мужем бизнес тоже не хотела. И это было даже превыше просто видеть Марселя. Что Марсель? Нужна ли ему я? Охохо, вряд ли, была бы нужна… И вообще, нужен ли мне Марсель? Появился, порушил мой карточный замок, для того, чтобы снова исчезнуть? Лучше будет, если сразу отказать Марселю. Я его забуду опять. Я просто не буду его вспоминать. Ну его к чертям. Я была вполне довольна своей жизнью до сегодняшнего утра, пока не увидела Марселя. И снова буду довольна ей, когда он исчезнет. Да, пусть исчезнет.

– Я категорически против, – сказала я, глядя Виктору в глаза. – Категорически.

– Пойми, Лиза, тут дело не в вероисповедании или атеизме. Это просто бизнес.

– Бизнес, построенный на вероисповедании? Не смеши меня. Не зли меня. Лучше сразу продай часть ресторана этому отцу Мартину и дело с концом. Когда он разорится, мы снова ее выкупим. Отмывание денег, не более. Но…

– Вы не правы, – тихо сказал Марсель. – Католики очень гордятся тем, что они католики. Они непременно хотят обозначить себя католиками перед всем миром. Поэтому они с огромным удовольствием будут селиться именно в католической гостинице, чтобы потом говорить об этом всем подряд. А католиков у нас много. И это будет первая именно католическая гостиница. Это окупится. Очень даже хорошо окупится. Я ведь тоже вкладываю в это деньги. Не знай я католиков, мне бы не пришло это в голову. К тому же, мы с вашим мужем уже осмотрели помещения. Их легко переделать в католическую гостиницу к Рождеству. Скоро ведь Рождество.

– Вы – католический священник? – прищурила я глаза.

– Да, конечно.

– Как вам не стыдно. Еще святой отец.

– Мне не стыдно. Что в этом стыдного? Люди гордятся своей верой и определенной конфессией.

– А вы делаете на этом деньги.

– А в этом есть стыдное? Католики все равно будут селиться в гостиницах.

– Только в этот раз их деньги будут идти в ваш карман, святой отец.

– Это будут пожертвования на католический храм. Это нужно будет обязательно указать…

– Тогда зачем вам это, если ваши деньги не окупятся?

– Окупится моя душа.

– Так вы индульгенцию себе выкупаете?

– Да. Наверное. Как-то так.

Марсель сказал это осторожно, и я ему поверила. Невозможно было в это не поверить. Еще стало его невыразимо жаль. Что с ним случилось за эти пять лет, чтобы ему, атеисту, понадобилась католическая индульгенция?

– Так что, Лиза? – так же тихо спросил Виктор.

– Ты ведь уже согласился? – пожала я плечами.

– Отец Мартин предоставил мне бизнес-план. Да, я с ним согласен.

– А мое мнение тогда для чего было нужно?

– Ты моя жена. Это наш бизнес. Если ты все еще категорически против, я буду на твоей стороне. Но мне кажется, нужно согласиться. К тому же, мы ничего не теряем. Мы в любой момент можем католическую гостиницу превратить в обычную гостиницу. Вот для этого ты, в принципе, и нужна. Чтобы так сделать католическую гостиницу, которую при случае можно будет легко переделать в гостиницу обычную. Ты же дизайнер.

– Хочешь, чтобы я соорудила гостиницу – трансформер?

– Да. Хочу. Хочу попробовать. Я так хочу, – пробубнил Виктор.

Какой же он ребенок еще… Как и почти все мужчины… даже Марсель… Он был очень привязан к своей матери. Как она сейчас, интересно? Не ее ли это влияние?..

– Хорошо. Я даю согласие. Мне это интересно. Я попробую.

– Вот и отлично, – выдохнул Виктор.

И мы приступили к мясу по-французки. Минут через пять Виктор сказал:

– Я отдаю этот проект в твое личное пользование, Лиза. Мне некогда. Я уже тороплюсь. Еще минуты три, не больше. Я тебе полностью доверяю, Лиз.

– Да, знаю, – кивнула я.

– Ну, что? Поднимем бокалы за этот проект? – спросил мой муж.

– Да, – поднял чашку с кофе Марсель.

Что мне еще оставалось, как поднять бокал с глинтвейном? Мы чокнулись, отпили по паре глотков, а Виктор выпил коньяк залпом, поморщился, встал, пожал руку Марселю, поцеловал меня в щеку, и заторопился на выход. За эти пять минут он съел мясо. Его тарелка сияла чистотой. Мы же с Марселем съели только половину. И еще осталось, что выпить. Поэтому, когда Виктор ушел, мы молча все доели и допили, а потом я закурила.

Было страшно неловко. Да, меня заинтересовал этот проект. И я хотела видеть Марселя. И вот это-то все ломало. Всю мою прежнюю, спокойную, сытую жизнь в довольстве. Довольство миром, собой, мужем.

– Давно вы женаты? – услышала я голос Марселя и вздрогнула.

– Что?

– Сколько вы женаты с Виктором?

– Три года.

Я потушила сигарету и посмотрела в глаза Марселя. В его взгляде теперь и в помине не было добродушного идиотства. Он смотрел на меня пристально и серьезно. Вот только прежней насмешки в его взгляде я по-прежнему не обнаружила.

– И как?

– Хорошо, – быстро ответила я, занервничав. Что за допрос?

– А дети у вас есть?

– Не получились пока. Может, так угодно богу? – ехидно добавила я вопрос.

– Лиз, пожалуйста, не трогай мой сан, хорошо? Я не хочу говорить об этом. Я очень не хочу говорить об этом.

– А я – тем более, – зло бросила я.

Когда-нибудь я тебя расколю, Марсель. Обязательно. Ты остался атеистом. Я слишком хорошо успела узнать тебя, чтобы не верить в твое божественное прозрение. Нет, ты – все такой же. Это просто новая роль. Новые обстоятельства. Я все узнаю. Все. Зачем мне это? Не знаю. Нужно. Нужно, и все. Потому что с того момента, как я увидела его сегодня, мое сердце бьется синкопой и иногда от этого перехватывает дыхание. Я все так же сходила по нему с ума, как тогда, в тот первый раз, как увидела его пять лет назад… Если бы у нас снова, прямо сейчас, произошло то, что произошло тогда, пять лет назад… Но я смотрела на этого нового Марселя и понимала: повторения не будет. Это был чужой Марсель… Он словно ставил перед нами невидимую преграду. Я не могла даже коснуться его руки. А мне так хотелось коснуться его руки… Просто положить свою ладонь на его руку, и держать. И закрыть глаза. И молчать. И просто чувствовать…

– Ты счастлива?

– Что? – встрепенулась я. – Что?

Я отряхнулась от воспоминаний, мотнув головой, и непонимающе посмотрела на Марселя.

– Что? – снова спросила я.

– Ты счастлива?

– С мужем? Или вообще?

– И с мужем. И вообще.

– Да. Вполне.

– Ты уверена?

– Вполне.

– Странно…

– Что?

– Ты должна была просто ответить «да» на мой вопрос, счастлива ли ты. Счастье – оно вообще. Ты не можешь быть счастлива, если не счастлива с мужем. Но ты уточнила, счастлива ли ты вообще или с мужем. Вот это и странно. Вероятно, это означает, что ты не любишь мужа так, как хотела бы его любить. И ты не совсем счастлива вообще. Вполне счастлива – это не счастлива в полной мере. Просто довольна тем, как сложилась твоя судьба. Хотя она могла бы сложиться лучше.

– О, – выдохнула я. – Как же я забыла, что ты всегда увлекался психологией. Но ты одно не учел: я не верю в психологию. Психология, философия, религия – все это одного поля ягоды. Пустые, чужие размышлизмы.

– А статистика?

– Статистика для масс. А среди массы много индивидуальностей, для которых не подобраны ни психология, ни философия. Ты сам счастлив?

– Нет. И знаешь, оглядываясь назад, я понимаю, что никогда не был счастлив – вообще. Если только это некоторые мгновения…

У меня дрогнули пальцы. Так хотелось пожать его руку. Руку товарища по несчастью. Оглядываясь назад, я тоже не видела своего счастья. Если это только мгновения. Мгновения с ним. А сейчас я вполне счастлива. Марсель прав во всем. Я не люблю своего мужа так, как хотела бы любить мужа. Но я довольна тем, как сложилась моя судьба. Я довольна мужем, нашим с ним бизнесом, нашими с ним стабильными отношениями. Но это не счастье – вообще. Мне не хватает с мужем таких разговоров, какие бывали у нас с Марселем. Вот как сейчас, хотя бы. Не хватает общих точек соприкосновения. Мы с Виктором выбрали друг друга головой, а не эмоциями. Это был брак по расчету. По хорошему расчету. Но… Все-таки, это был расчет…

– Ох, Марсель, – не выдержала я.

И он сам положил ладонь на мою руку и сжал ее. Я закрыла глаза. И мы сидели так некоторое время. В меня словно вливались новые силы. Я открыла глаза и улыбнулась.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, Марсель.

– Как ты? – улыбнулся он.

В его глазах я увидела знакомую насмешку.

– Ты мне не веришь? – я не собиралась сдаваться.

– Главное, что ты себе веришь.

– Верю. Себе и мужу.

Я выдернула руку и допила глинтвейн.

– А как же ты, Марсель?

– А что я? – пожал он плечами.

– Как же твое счастье?

– Ты – дизайнер моего счастья.

На миг у меня перехватило дыхание. Потом я поняла, что Марсель имел в виду, и снова задышала.

– Тебе так важна эта гостиница?

– Да. Это мое главное дело на данный момент. И не будем об этом больше.

Что-то неуловимо изменилось за пять лет… Неужели я ему больше не нужна? Неужели он меня не любит? Неужели он никогда меня не любил? Это же Марсель… Сердце больно сжалось где-то в животе… Еще хотелось спросить: «Как ты меня нашел?» или «Ты искал меня?» или что-то в этом роде, но я спросила:

– Как ты попал в наш с Виктором ресторан?

– Случайно, – пожал он плечами.

Именно это я и ожидала услышать. Это всего лишь случайность. Он не искал меня. И не хотел меня искать.

– И не удивился даже? – усмехнулась я.

– Еще как удивился, – улыбнулся он.

– Однако, ты отлично научился скрывать свои истинные чувства, – заметила я.

В первую нашу встречу Марсель не скрывал своих чувств… Но зря я плыла по воспоминаниям. Марсель резко выдернул меня оттуда.

– Думаю, я не должен был дать понять твоему мужу, что мы давно знакомы.

– Почему же? Что тут такого? Ты не единственный мой друг мужского пола.

– Я был тебе не только другом.

– Это можно было опустить.

– Я думал, что не стоит рисковать. Мало ли. Кто знает, какой он – твой муж.

– Что ж…

Марсель не желал раскрывать свои карты. Но он и не уходил.

– Что ж. Ты все еще согласен на это проект? Ты согласен, чтобы этим проектом занималась я? Ты согласен день изо дня сталкиваться здесь со мной? Мы с Виктором тут живем. Ты можешь отказаться. Я найду, что сказать мужу.

– Я не понимаю… С чего бы… Мне приятно видеть тебя. Ты дорога мне. Ты близка мне. Ты… Ты против того, чтобы я был тут? Это как-то помешает вам с мужем?

– Нет, что ты. Дела давно минувших дней, – с болью сказала я, опуская взгляд. Главное, чтобы он не понял, как мне больно говорить так. – Мне интересен этот проект. Если ты откажешься, я найду другого католического священника и начну все с начала, честное слово.

– Ты все так же быстро сдаешься и быстро загораешься, – шепотом, быстро сказал он, а я покраснела. – Ты – настоящая художница, – завершил Марсель.

И это была контрольная пуля в лоб. Никаких чувств более и вылазок в воспоминания. Никакого прошлого. Мы – просто друзья. Люди, которые понимают друг друга, потому что знакомы и оба художники. Только и всего.

Может быть, в самом деле, отказать Марселю в этом проекте? Найти нужные слова для него и Виктора. А потом начать этот проект с другим священником, который будет для меня только священником. Или просто психологом. Все священники, на самом деле, отличные психологи, поэтому к ним ходят чаще, чем в клинику нервных расстройств. К тому же, это бесплатно. Не считая благотворительных денег на свечи. Но и тут можно схалтурить: просто не давать их. Подумают, что ты просто не в состоянии дать денег на благотворительность и еще, может быть, помолятся за твое благосостояние. Даже приятно. Простое участие, всего лишь. А мне это нужно.

Переехав сюда с Виктором, я стала одинока. Только муж. Только бизнес. Только всемирная паутина. В ней – мои настоящие друзья. Мои многочисленные приятели.

– Что ж, – опять повторила я, закуривая сигарету.

– Ты так много куришь?

– Нет. Ты же знаешь.

– Только когда нервничаешь. Что за волнение?

– Это не волнение. Ты забыл еще один нюанс, – хмыкнула я. – Похмелье.

– С днем рождения тебя.

– Оставь. Ты же знаешь, я все это ненавижу, – отмахнулась я, радуясь, что похмелье пришлось так кстати, замаскировав мое волнение.

Было даже обидно, что Марсель так спокоен. Хотя, это же Марсель…

– Но праздник, судя по всему, удался.

– Нет. Это я… Напилась и рыдала… да…

– Тебе всего-то исполнилось 26.

– Что ты понимаешь…

Мне 26, я тут, одна, и так, как я живу, я, возможно, проживу всю свою жизнь. А я хочу жить в другом городе. В другой стране, возможно. Не бояться самолетов. И путешествовать. И любить.

– Что ж, – снова повторила я и потушила сигарету. – Предлагаю устроить тебе экскурсию. Ты должен знать, что и где находится. И где будет располагаться твоя гостиница для гордых католиков. И где можно будет найти меня или Виктора.

– Хорошо.

Глава 2

– Раньше этот дом принадлежал семье Виктора. Его бабке и деду, матери и отцу. Его начинал строить еще прадед Виктора. Дед достроил. А Виктор… Виктор реализовал себя, – я улыбнулась. Марсель тоже.

– А где же все семейство?

– Из всего семейства остался один Виктор.

– Прости.

– За что? Я никого из них не знала. Бабка и дед Виктора прожили долгую жизнь, а вот родители мужа умерли рано. Сначала мать. Потом отец. Они хотели, чтобы этот дом был их родовым гнездом, мечтали, что в нем всегда будут жить старые и новые поколения…

– Но твой муж – не романтик. Как и ты, впрочем, – протянул Марсель.

– Да. Я познакомилась с Виктором, когда он уже отделывал часть дома под ресторан, – улыбнулась я. – Собственно, он искал дизайнера.

– И нашел тебя.

– Да.

– Хорошая история.

– Да… Дом построен с двумя разными входами-выходами. Он и был так задуман, как дом на две семьи: для старых и молодых. Чтобы были все вместе, но и не мешали друг другу. Между зданиями имеется дверь для перехода на другую часть. Теперь она всегда запирается. Чтобы попасть в другую часть, нужно просто набрать на двери код. Здорово, да? Прекрасная идея. Раньше эта дверь всегда стояла нараспашку… Виктор рассказывал… Теперь в левой части находятся наши с мужем комнаты, в правой – ресторан.

– Где же будет расположена гостиница? Или есть еще пристройка?

– Да. Именно пристройка. То есть, раньше ее не было. Это затея Виктора. Отделить наши комнаты и часть здания. Сделать как бы пристройку.

– Зачем?

– Вторая часть дома слишком большая для нас двоих.

– У вас могут появиться дети.

– Это с учетом на двоих детей. Больше я не рожу. Зачем? Так что для частной квартиры, так сказать, нам хватило и четверти помещений. Оставшуюся часть Виктор и задумал сделать под гостиницу.

– В этом ты тоже ему помогала?

– Да. Вот как встретились и он показал мне этот дом и посетовал, что вторая его часть слишком большая для него… И вот мы делали-делали… и поженились.

– Ты и в самом деле вполне счастливо устроилась, – улыбнулся Марсель.

– Да. Я этого от себя не ожидала.

Мы рассмеялись. Я немного смутилась.

– Словом, я хотела сказать, что на тот момент, когда я встретила Виктора…

Я была одинока, подавлена и мне было все равно, как жить и что делать в этой жизни. Но, конечно же, об этом я Марселю не скажу.

– Я была готова ко всему новому, – элегантно соврала я.

Ложь во спасение – шикарная философия. Вроде бы, и не соврала даже. Просто преподнесено несколько иначе, в другой плоскости. Ну, если разобраться.

– А как с твоим шитьем? Неужели забросила? – спросил Марсель.

– У меня уже давно свое ателье. Правда, я по большей части только заправляю делами, а не шью. Только если редко или по желанию. Мне некогда.

Больно кольнуло в сердце. Как бы защищаясь от этой боли, я задала ответный вопрос:

– А твоя галерея?

– Стоит себе, никуда не делась.

– Ты ее не продал?

– Нет, что ты. Я не мог. Я матери обещал.

– О, да. Это святое. Как хорошо, что ты ее не продал, – с облегчением сказала я. – Права была твоя матушка, что запретила тебе делать это. Она ведь запретила?

– Да. Нотариально, – кивнул Марсель и тихо рассмеялся.

От его смеха в моем организме стало твориться что-то невероятное. И захотелось плакать. От избытка чувств. Я сжала руки в кулаки, больно вонзив в ладони ногти. Отвлечься. Не сиропиться.

– Как же ты совмещаешь…эээ… – начала я, запуталась. – Это же в Париже.

– Имея машину, не такое уж огромное расстояние. Да и зачем туда часто ездить? Я – всего лишь владелец. Нет, приезжаю раз в месяц обязательно, проверяю дела, задаю взбучку, указания, обсуждаю проекты… В галерее работает арт-директор. Он – моя правая рука. И мы всегда на связи.

– Вот и замечательно. Честно.

– Да. Знаю. Так как же твое шитье? Неужели ты забросила свой талант, чтобы заниматься делами Виктора?

– Это и мои дела тоже. И мне это нравится. А ты настырный.

Жаль, что сейчас. А не тогда.

– Ты могла бы шить здесь. В смысле, начать с нуля. Тем ателье ты будешь просто управлять, а здесь – шить для себя. Ведь это – твое. Зря ты это забросила.

– Даже не знаю… Я все еще не привыкла быть богатой… Да, я могу организовать ателье, сделать веб-журнал, ко мне потянутся богатые и известные клиенты, потом пригласят на показ мод, один, второй, третий, напечатают со мной интервью, расскажут о моем муже, фото нашего дома-ресторана-отеля выложат во всех изданиях, и бумажных, и сетевых… Опять же, это привлечет еще больше новых клиентов с известными фамилиями… Мы с Виктором купим себе остров… Я не хочу. Зачем? Я хочу жить спокойно. Чтобы меня не тормошили. Не печатали моих фото. Не лезли в меня и мою жизнь. Мне нравится быть в тени. Вот как ты со своей галереей… И есть у она у тебя, и нет ее у тебя. Ты можешь творить. Можешь не творить. Выставлять работы. Или не выставлять. А я? Как я буду просто шить в этом доме-ресторане-отеле… Это вообще будет не дом, а дворец творчества с кружками по интересам…

– Из тебя до сих пор лезет Советский союз, – улыбнулся Марсель.

– Это навсегда, – я кивнула. – Тоска по родине, которой я не нужна.

– Так уж и не нужна? Ты бы не хотела жить в России? Тебе нравится жить во Франции? Уже стала француженкой? По идее, так и должно быть. Только французского я в тебе не вижу.

– Да и ты не француз, – улыбнулась я.

– Русский человек навсегда остается русским, даже в эмиграции, которая началась с детства. Ведь и родители-то тоже русские. Особенности национальности. Широта души. Щедрость. Даже в эмиграции он собирает вокруг себя таких же русских эмигрантов.

– Это точно. К тому же, в России у меня никого нет. А тут… Тут Виктор, Кристина… И вот опять ты… Кстати, не хочешь узнать, как поживает Крис?

– Уверен, она отлично поживает. И не просто вполне счастлива, как ты, а счастлива в полной мере. У нее особая хватка к счастью.

Опять кольнуло в сердце и стало неловко.

– Что ж, – быстро перевела я разговор. – Мы прошли ресторан. Тут служебные помещения. Кухня. Прачечная. Словом, все ясно… А вот и эта заветная дверь на вторую половину. Замок цифровой, чтобы ключи с собой не таскать и не превратиться в ключницу. Такие же замки везде. Очень удобно.

Я открыла дверь.

– Вот. Коридор направо – жилая часть, наша с мужем. Левый коридор пока пустует. Идем. Тут уже почти все готово. Стандартные комнаты по обеим сторонам длинного коридора. Все комнаты одинаковые. Небольшие. Квадратные.

– Сколько их тут?

– Всего двадцать. Маловато, конечно, для отеля. Для гостиницы – в самый раз. Тем более, католической. И даже есть бонус.

– Бонус? Какая интрига…

– Коридор заканчивается небольшим зальчиком. Там можно будет устроить… ммм… постный ресторан… Никакого алкоголя. Чай, минеральная вода, соки. И постная, вегетарианская еда. Готовить ее будут, конечно, в общей поварской. Сюда еда попадет по кухонному лифту.

– Замечательно продумано. Особенно про лифт. А то бы пришлось поварам таскать подносы.

– Что ты, это нереально. Поэтому лифт – самая обычная часть плана. К тому же, сокращает траты на наем официантов. Это идея Виктора. Он, все-таки, француз. Особенно теперь он француз, когда берут большой налог с богатых граждан страны, – рассмеялась я. – Мне еще повезло, что предки Виктора построили свой дом не в Париже, а в самом обычном, провинциальном французском городке. Здесь, все-таки, спокойнее. И море. Море рядом. Ну, что-то я отвлеклась. Предлагаю разделить отельчик на мужскую и женскую половины.

– Ты представляешь католиков отшельниками, вегетарианцами, девственниками, словом, какими-то сектантами, – хмыкнул Марсель.

– Если это будет обычный мини – отель, при чем тут католики вообще? Резонно? Думаю, наибольшим спросом наш отель будет пользоваться немного фанатиками от католичества или паломниками во время церковных праздников. Тогда пост и воздержание – одно из составляющих данного отеля.

– Снимаю шляпу, – бормотнул Марсель.

– Это еще не все. Количество номеров сократим. По каждой стороне коридора сделаем их девять. Девять мужских и девять женских комнат. И разделим коридор на женскую и мужскую половину исповедальней и молельной комнатой. Ну, как?

– Гениально, – серьезно сказал Марсель. – Ты просто фантазируешь? Или уже давно разработала план?

– Фантазирую. Ты сомневался?

Повисла неловкая пауза.

– Да… Как я мог сомневаться… Это гениально, Лиз.

– Молельная общая. Исповедальня – твоя. Только время нужно назначить, чтобы не пропадать там сутки напролет. Можешь просто взять воскресные дни. И самое главное, исповедальня и молельная комнаты разделят мужскую и женскую половины.

– Лучшего предложения я бы не смог найти.

– А вот дизайн комнат… Тут ничего оригинального мне в голову не приходит. Кровать и шкаф. Вот то, что вместится в комнату. Большую часть занимает санузел. Но, думаю, лучше личный санузел, чем общий, правда? Телевизор не предусмотрен. Только радиоприемник. Пусть проповеди слушают. А в баре-ресторане тихо пускать классическую музыку. Лучше Баха. Органные фуги. Пусть размышляют о жизни. И еще один штрих. Ну, кроме пола из ламината и стен, выкрашенных в пастельные тона. Иконы. Разные. В каждом номере – своя икона. И нарисуешь их ты.

– Плакать после слова «лопата»?

– Можешь не плакать от восхищения, а просто возвести меня в ранг святых.

– Лиза… Как хорошо, что я снова нашел тебя, Лиза… Только сейчас я понял, как мне тебя не хватало эти пять лет, и… Нет, хватит. Просто спасибо.

Он порывисто обнял меня, крепко прижал к себе, и уткнулся носом в мои волосы. Я слышала стук его сердца. Я ужасно хотела плакать. Он почувствовал, как подергиваются мои плечи, и начал гладить меня по плечам и забормотал тихо, в волосы:

– Ну-ну, все хорошо, все хорошо, девочка моя… девочка моя…

И вот тут я расплакалась… Марсель снова стал мне родным, нужным, необходимым, воздухом, которого мне не хватало, но как он так мог… как он так может… Хотелось попросить его забрать меня отсюда, из этого дома-ресторана-отеля, от Виктора, от всей моей жизни, но… но я понимала, что это – лишь порыв… иначе бы Марсель не бросал меня… или бы искал меня…. И не делал вид, что все в прошлом, которое его теперь мало чем интересует…

Мало по малу, я успокоилась. Немного повсхлипывала, уткнувшись в плечо Марселя… Он теперь не пах своей любимой туалетной водой, но мне нравился его запах и без этой его воды. Я знала его запах. Я любила его запах. Он был родным… Но Марсель уже не утыкался носом в мои волосы. Он просто утешал меня от слез. И я поняла, – он снова стал тем Марселем, чужим мне. Я перестала всхлипывать, быстро вытерла слезы, отстранилась от него и глухо спросила: