Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
© Л. Соболева
© ООО «Издательство АСТ», 2015
1
Март выдался очень холодным, что в этих южных краях, на Черноморском побережье, бывает крайне редко. Пронизывающий ветер истязал голые ветки деревьев, пригибал стволы к земле, они трещали, будто вот-вот переломятся. Вот уже два года Алекс регулярно посещал могилу матери, и никакая непогода не была тому помехой. Он торопливо шел по аллее, сжимая в руках, обтянутых лайковыми перчатками, внушительный букет гвоздик. Огромный черный дог, семеня рядом на длинных ногах, с тоской поглядывал вокруг. Алекс не разрешал задирать ногу у кустиков и плит, наказывал, поэтому пес не любил это место.
– Алекс! Погоди!
Оба остановились и обернулись на зов. К ним подбежал Каракуль – глава телохранителей Алекса. Прозвали его так из-за курчавых рыжих волос, которые он стриг очень коротко. Каракуль – большой, сильный, с постоянной трехдневной щетиной на широких скулах и подбородке. Некоторые считали его неумным, но он о себе был иного мнения. Впрочем, еще никто не осмелился при нем высказаться по поводу его ума.
– Я все же пойду с тобой, – сказал Каракуль.
Алекс нахмурился. Он слыл человеком суровым, и нехорошо будет, если кто-нибудь увидит скупую мужскую слезу – признак слабости, а она прольется.
– Нет, – отрезал. – Возвращайся в машину и жди там.
Алекс и дог пошли дальше по аллее, а Каракуль некоторое время смотрел им вслед, затем зло сплюнул и двинул к выходу, пробормотав под нос:
– Ну и черт с тобой.
Пройдя еще немного, Алекс свернул. Уверенно огибая могилы, прошел в глубь кладбища, остановился у гранитной плиты с высокой стелой, на которой выделялась фотография матери. Неожиданно пес залаял, став в стойку и готовясь сорваться с места.
– Сидеть! – приказал Алекс.
Дог нехотя подчинился приказу, но продолжал высматривать что-то вдалеке. Алекс опустил руку в карман пальто, сжал пистолет и огляделся, но за голыми кустарниками и деревьями ничего опасного не увидел, погладил пса между ушами:
– Кошку заметил? Спокойно, Радж, спокойно.
Он аккуратно положил цветы у основания стелы, уселся на край плиты и остановил взгляд на фотографии. Вот и навернулись слезы. Алексу сорок восемь лет, а здесь он становится ребенком, до сих пор оплакивающим маму. Пес зевнул и улегся у ног хозяина, который достал плоскую бутылку из внутреннего кармана, отвинтил пробку, немного отпил.
– Трудно мне без тебя, – тихо сказал Алекс, смахивая слезу.
Дог заскулил, глядя на него: мол, не пора ли домой, а то холодно, но Алекс оставался неподвижным, думая о матери. Единственная на свете женщина любила его бескорыстно, как и он ее. Посидев минут пять, Алекс поднялся, еще отхлебнул из бутылки, поднял глаза к небу. Оттуда сыпались мелкие и редкие снежинки…
Внезапно Алекс дернулся, глухо охнул, отчего пес мигом приподнялся, непонимающе уставясь на хозяина. Бутылка с коньяком выпала, цокнула о гранит и разбилась. В холодном воздухе распространился запах коньяка и крови. От боли Алекс сгибался все ниже и ниже, зажимая рану на груди обеими руками, сквозь которые проступила кровь. Встав коленями на могильную плиту, он с трудом выговорил:
– Радж… взять… Фас! Фас!..
Фас! Пес беспокойно огляделся. Меж памятниками и крестами мелькала фигура человека. Дог сорвался с места и огромными прыжками понесся вдогонку. Убегавший слышал за спиной тяжелое, не предвещавшее ничего хорошего дыхание пса, оглянулся на бегу. Ругнувшись, выстрелил в дога, но не попал. Прибавил скорости, не хуже собаки перескакивая препятствия. По крутому склону, уже за кладбищем, почти летел, сбегая вниз, где на пустыре ждала машина. Но на полпути Радж настиг парня, прыгнул и повалил. Падая, молодой человек заорал с ужасом, закрывая голову руками, в одной из которых сжимал пистолет с глушителем:
– Стреляй! В пса стреляй! А!.. А!..
Дог рвал куртку, яростно рыча. Клыки погрузились в спину, молодой человек взвыл от нестерпимой боли. В этот момент из машины грянул выстрел…
– Слышал? – насторожился в автомобиле Каракуль, обращаясь к охраннику сзади.
Второй телохранитель был ростом много ниже Каракуля и с лицом, которому место на щитах с надписью «Их разыскивает милиция». Он дремал на заднем сиденье и сонно пробормотал:
– Угу. Воронье раскаркалось.
– А ты, Васильич, слышал? – спросил Каракуль пожилого водителя.
– Вроде бахнуло… – пожал тот плечами, разглаживая усы.
– На выстрел похоже, – сказал Каракуль.
– Не, – покачал головой Васильич. – Пацаны шалят, взрывпакет это.
На свидание с мамой Алекс всегда ходил в сентиментальном одиночестве. Это единственное место, где он появлялся без телохранителей, вызывая каждый раз в Каракуле бурю негодования. О поездке на кладбище никто не знал. Обычно становилось известно, куда направляется Алекс, часа за два. Да и знали лишь те, кто его сопровождал. Поэтому Каракуль, предполагая, что узнать о сегодняшней поездке никто не мог, не помчался на хлопок. К тому же прозвучал он за кладбищем, а не внутри территории, где находился Алекс. Успокоенный, Каракуль, надвинув кепку на нос, погрузился в свои мысли.
…Грянул выстрел, взметнулись в небо с громким карканьем напуганные вороны, а Радж заметался на месте, отпустив жертву и жалобно повизгивая. Пуля попала псу в ляжку. Парень воспользовался беспомощностью дога, вскочил, матерясь, добрался до авто.
– Самвел, быстрей! – подгонял из машины напарник, выстреливший в дога.
Самвелу было невыносимо больно, он повалился на заднее сиденье ничком и застонал. Тем временем опомнившийся разъяренный дог успел настигнуть и вцепиться в ногу клыками. Самвел заорал, переворачиваясь на спину, двинул пса два раза сапогом по морде. Радж уже не заскулил от ударов, а отпрянул, сжимая челюсти. В его пасти остался клок штанины. Машина рванула с места, подскакивала на кочках, болтая открытой дверцей. Радж попытался догнать, но рана не позволяла свободно ступать, расстояние увеличивалось, дог безнадежно отставал. Высунулась рука с пистолетом. Самвел прицелился, бесшумно выстрелил в пса и снова промазал. Вскоре машина скрылась за рощей, а Радж, ковыляя и сжимая в челюстях окровавленный клок материи, вернулся к хозяину.
Алекс лежал, свернувшись калачиком и прижимая к груди руки. На плите растеклась красная лужица. Несколько струек сползли в землю, быстро впитывающую кровь, словно воду. Пес положил возле лица Алекса свой трофей: дескать, смотри, не даром я у тебя мясо ем, но хозяин даже не пошевелился, не открыл глаз. Радж гавкнул пару раз, наклоняя голову то на один бок, то на другой и не понимая, почему Алекс не встает. Заскулил. Лизнул лицо. Алекс оставался неподвижным. Запах крови, своей и хозяина, разволновал собаку. В замешательстве дог потоптался на месте, рванул было к выходу, туда, откуда они с Алексом пришли, но остановился. Собственная рана кровоточила, жгла. А хозяин лежал без движения на сырой земле, чего раньше никогда не делал, значит, он не способен встать, следовательно, его нельзя бросить.
Радж вернулся, головой повернул Алекса на спину. Тот вытянул ноги, но рук от груди не отнял. Дог взял воротник кожаного пальто в зубы и потащил Алекса к выходу, пятясь задом. Он огибал холмики и плиты, задняя нога едва касалась земли, от боли негромко скулил, но тащил хозяина к людям, теперь помочь могли только они. Иногда останавливался, глядел назад, словно вычисляя расстояние, вновь брал в зубы воротник и волок за собой. Безвольное тело отяжелело, к тому же Алекс – мужчина большой, упитанный. Но и Радж не маленький, его часто шутники награждали прозвищем Лошадь или Слон. Да, он крупный, чему способствовал Алекс, откармливая любимца отборным мясом. Хозяин… он самый лучший, но с ним случилась беда, эта беда пришла от того, кто убегал. Радж запомнил его запах и вкус крови. Тяжело. Радж тащил Алекса уже по центральной аллее кладбища.
Алекс пришел в себя, открыл глаза. Его встретило серое небо, исполосованное ветками деревьев, которые раскачивались от ветра. Он же, ветер, закручивал мелкие и редкие снежинки в воздухе… Воздуха!.. Алекс попытался вдохнуть, но страшная боль пронзила все тело. Он только понял, что его тащит кто-то по земле, уловил над головой частое и тяжелое дыхание, догадался, что это Радж. Алекс даже не слышал этого проклятого выстрела, а лишь ощутил толчок, разорвавший грудь. О, эта боль… Он успел увидеть совсем еще молодого парня, который после выстрела опустил пистолет и сорвался с места. Выходит, тот парень убил его? Убил! Значит, смерть? Так просто? И так больно? А ему не хотелось умирать! Но пока он еще жив. Алекс с трудом пошевелил губами:
– Радж… Радж…
Пес бросил ворот, обрадованно тявкнул и ждал, что еще скажет хозяин. Алекс молчал, собирал силы, которых оставалось все меньше и меньше. Не дождавшись команды, дог провел шершавым и мокрым языком по лицу Алекса.
– Голос, Радж… голос… – выговорил тот.
– Гав! Гав! – отозвался дог на знакомую команду.
Алекс надеялся, что Раджа услышат телохранители, придут на помощь. Но только ветер отозвался на лай новым завыванием. Собственно, даже если и услышат, подумают, что шеф возвращается, значит, останутся на месте. От земли тянуло холодом, застыла спина, занемели ноги. Видимо, и Радж понял, что на зов никто не придет, потому взял в пасть воротник пальто и поволок беспомощного хозяина к выходу. Алексу оставалось ждать, чувствуя, как из него вместе с кровью вытекает жизнь. Он прикрыл веки.
– Спасибо… Радж… – произнес едва слышно.
Следующий лай раздался у ворот. Телохранители очнулись от спячки, нехотя вышли из машины. Каракуль, завидев Раджа одного, приподнял брови:
– Братва, а где Алекс?
Тем временем пес призывно залаял и скрылся за воротами. Каракуль и второй охранник по кличке Кизил, ленивый и с вечно кислой физиономией, потому и получил такую кличку, поспешили за догом. Алекс лежал метрах в двадцати от ворот посреди аллеи. Его перенесли в автомобиль, и пока суетливо укладывали, Радж убежал на кладбище. Кизил на заднем сиденье уложил корпус шефа на колени, придерживал руками. Каракуль плюхнулся рядом с водителем:
– Жми на газ, Васильич!
– Погодите! – остановил их Кизил. – Алекс чего-то базарит… не пойму.
– Радж… Радж… – шептал шеф, теряя сознание.
– Где Радж? – понял Каракуль.
– Был здесь только что, – проговорил Васильич, готовя машину к старту.
– Ладно, жмите в больницу, – приказал Каракуль, вылезая из авто. – Пойду искать пса, а то Алекс нам головы снесет. Гони, Васильич. Я следом за вами приеду. Нашим сообщите…
Машина умчалась на сумасшедшей скорости, а Каракуль, ругая вслух строптивого дога, озирался. Дело в том, что Кизила пес вообще в упор не видит, а с Каракулем кое-как мирится. Поэтому и пришлось начальнику охраны самому остаться из-за собаки, чтобы доставить ее в целости и сохранности домой. Но вот дог выбежал из ворот кладбища. Не увидев машины и хозяина, завыл, нервно перебирая мощными лапами. Тут только Каракуль заметил, что пес хромает на заднюю ногу, а на ляжке у него рана. Он взял Раджа за ошейник, осмотрел рану:
– Так, и тебе досталось. Ну, узнаю кто – в студень превращу! А это что? Дай! – Каракуль протянул руку к тряпке, торчащей из пасти, и сразу отдернул, так как Радж угрожающе зарычал. – Ну и не надо. Что ж, идем тачку ловить.
Выйдя на проезжую дорогу, остановил такси, но водитель запротестовал:
– Куда с собакой? Пеший чеши… Он еще и в крови! Сиденье загадит!
– Плачу двойной тариф, – сказал Каракуль, пропуская Раджа на заднее сиденье. – Песик смирный, не боись.
– Он мне башку откусит! – И водитель вжал голову в плечи, ощутив на затылке горячее дыхание «песика».
– Слушай, кончай месить языком, – миролюбиво улыбнулся Каракуль. – Сказал – вези, значит, вези. Получишь тройную таксу. А если я передумаю, повезешь бесплатно, понял?
И в доказательство приоткрыл куртку. Ремни, переплетавшие плечи, дали понять таксисту, что пассажир – мужик серьезный. На ремнях держится кобура, а в ней, как известно даже школьнику, ствол. Матерясь про себя, таксист повез братка и его зверя по указанному адресу.
Сидевший за рулем Дудин, мужчина лет тридцати пяти, коренастый и крепкий, с непримечательным лицом, которое закрывала густая короткая борода, оглянулся:
– Что с Алексом? Самвел, слышишь?
– Да… – выдавил тот, корчась на боку от боли. – Хана ему… Не могу, больно…
– Терпи, дорогой, ты мужчина. Лежи тихо, не высовывайся.
Нагло проезжая мимо отделения милиции, не мог не заметить там суету. В машины прыгали легавые, значит, им уже стало известно об убийстве Алекса. Благополучно миновав центр, вскоре приехал на место – к добротному дому из красного кирпича, обнесенному высоким деревянным забором. Не заглушая мотора, вышел, не торопясь открыл ворота, приветливо кивнул соседке, проходившей мимо, и вернулся в машину. Подкатил почти к порогу флигеля и повернулся к Самвелу:
– Давай-ка пулей лети во флигель, пока соседей в окнах не видно. Ствол спрячь.
Самвел, охая, выбрался из машины и, волоча ногу, вбежал в домик. Сразу повалился на кровать с панцирной сеткой, заскрежетавшей под его тяжестью. Видок у него был, прямо сказать, тот еще. Бледный, с посинелыми губами, по лицу катился пот, руки тряслись. Дудин помог снять изодранную куртку, затем рубашку, взглянув на спину, присвистнул. Под правой лопаткой рваная рана, ошметки мяса кровоточили. Левая нога представляла собой не лучшее зрелище, икру будто ровненько разрезали сзади двумя ножевыми ударами. Самое паршивое – без хирурга не обойтись, требовалось зашить раны. Но Дудин не кинулся к телефону вызывать врача и, естественно, не повез Самвела в травматологию. В доме нашел аптечку, принялся оказывать посильную помощь, протирая раны перекисью водорода, смазывая вокруг йодом и сосредоточенно думая, что делать. Самвел рычал от боли и грыз зубами подушку, но сообразил:
– Укол надо против столбняка…
– Надо, – согласился Дудин, продолжая скрупулезно обрабатывать раны. – Постараюсь добыть. Все путем сделаем. Но сами. А в больницу нам нельзя. Чего ты пса не пристрелил?
– Попробуй попади в него… – огрызнулся Самвел, молодой человек лет двадцати пяти, приятной наружности, говорящий с небольшим кавказским акцентом. – Я стрелял… Он как маятник… У, гад, убью собаку, клянусь.
Перевязав Самвела, Дудин налил в стакан коньяка пополам с красным вином – смесь, восстанавливающая силы и действующая как анестезия, протянул напарнику:
– Пей. Уснешь, а я поеду доложу и, возможно, привезу врача.
– Привези, я подыхать не хочу.
2
Созвонившись с Кизилом, Каракуль узнал, что больница поднята на уши.
– «Наши» прибыли, охраняют входы и выходы, посетителей проведать больных не пускают – перебьются покуда. Алекс в операционной, сам Хачатур Каренович приехал.
– Понял, – сказал Каракуль. – Давай тащи сюда тоже хирурга, Радж ранен.
– Так вызвали всех, какие есть в городе. Все в операционной с Алексом.
– Ничего не знаю, бери, где хочешь, хирурга. Пулю надо вынуть, иначе Алекс… сам знаешь, что с нами сделает, понял?
– Если выживет, – угрюмо буркнул Кизил.
– К Хачику обратись, он найдет врача. Давай не тяни.
Абсолютно все были в курсе искренней привязанности Алекса к догу, поэтому просьба найти для него хирурга не удивила Хачатура Кареновича. Через час Кизил с Васильичем привезли врача, которого ввели в спальню Алекса, где на ковре в углу лежал пес, зализывающий рану. Радж предупредительно зарычал. Врач, сухощавый и пожилой человек в очках, попятился, недоуменно вымолвил:
– А… где пациент?
– Так вот он, – кивнул на пса Каракуль, улыбаясь. У него довольно приятная, простецкая и дружелюбная улыбка. Надевает ее при каждом удобном случае, чтобы расположить к себе людей, которые при первом знакомстве обычно сторонятся Каракуля.
– Но это же собака! – пролепетал хирург, отступая спиной к двери. – Я людей, извините… Вам нужен ветеринар.
– Ты че, учить меня будешь, кто нам нужен? – хмыкнул Каракуль, перегородив собой дверной проем. – Короче, за нашего песика ты получишь бабок столько, сколько загребаешь за год в своем лазарете, понял? А если будешь базарить, а не делом заниматься, я тебе глаза на затылок натяну, понял?
И Каракуль покосился с довольным видом на Кизила: мол, как шутка? Тот одобрительно заржал. Врач нахмурился и опасливо посмотрел на собаку. «Песик», в свою очередь, внимательно изучал чужака, вывалив язык величиной с лопату, а головка «песика» была с голову теленка… нет, пожалуй, больше. Из пасти торчали клыки, можно сказать, драконьи, а не собачьи. И вдруг Радж громогласно гавкнул, возмутившись бесцеремонным разглядыванием. Хирург, вздрогнув всем телом, сразу решился на возражения:
– Ребята, что хотите делайте, но без ветеринара не обойдемся. Я даже не знаю, какой наркоз дают животным. Сами посмотрите, он же меня не подпустит, разорвет.
– Верно, – дошло наконец до Каракуля. – Кизил, тащи ветеринара.
Кизил протискивался в узком дворике между старухами с кошками, детьми с крысами, дамочками с собаками. Все ждали своей очереди, видимо, ждали долго, потому разволновались, когда детина с рожей висельника беспардонно подошел к заветной двери:
– Вы куда? На прием? Очередь займите!
– Ша! – гаркнул Кизил, поморщившись и подняв руки вверх.
Оттолкнув пацана с щенком в руках, вошел в домик, похожий на сарай. Завидев неказистую девушку в белом халате, ткнул ей пальцем в грудь:
– Ты ветеринар?
– Я медсестра, – убрала она его руку.
– Что вам, молодой человек? – строго спросила тетенька в очках, писавшая что-то за столом. – Ветеринар я.
– Тогда собирайся. Собачку надо полечить.
– У меня прием… – возразила тетенька еще строже.
– А у меня времени нету, – сказал Кизил, сложил руки на груди и свирепо посмотрел на тетеньку, дескать, я против тебя ничего не имею, но… сама понимаешь.
Она, конечно, поняла. Покидала в кофр инструменты, какие-то ампулы, мази в склянках, попутно поинтересовавшись, что с собачкой. Людям во дворе объявила:
– Приема больше не будет.
– Как?! Почему?! Что за безобразие! – раскричалась публика, но Кизил и ухом не повел, прошествовал сквозь толпу, подталкивая вперед ветеринара.
– Вы же говорили – собачка, – обомлела ветеринар, увидев Раджа, – а это… это…
– Зверюга, – подсказал хирург.
– Наденьте намордник на собаку, что ли… – попросила ветеринарша.
– Хотел бы я посмотреть на того, кто наденет на Раджа намордник, – сказал Каракуль, хмыкнув. – Ему сроду намордник не надевали.
– Я не прихватила ружье, – растерялась она и обратилась к Кизилу: – Вам надо съездить и привезти. Медсестра должна быть на месте. Я боюсь к нему подойти.
– Кизил, ты дятел? – набросился на напарника Каракуль. – Ты че, не посвятил ее? Вали теперь и вези пушку с медсестрой на пару, понял?
Зато дог оказался не дятлом. Подозревая, что люди затеяли против него заговор, угрожающе рычал и передней лапой время от времени ударял по полу, предупреждая: если кто вздумает приблизиться – пожалеет. Когда Кизил привез медсестру и так называемое ружье – длинную трубку, сконструированную по типу духового ружья папуасов, – ветеринарша, заряжая его ампулой с иглой, спросила совета у хирурга:
– Может, ему двойную дозу? А?
– Ну уж не знаю, – развел тот руками, – собаки по вашей части. Но чтобы трупом лежал.
– Тогда тройную, – вздохнула она.
– Граждане врачи, погодите! – выступил Каракуль. – А после вашей тройной дозы он не того?.. Не окочурится?
– Это всего лишь обездвиживающее лекарство наркотического свойства, а не яд, – успокоила ветеринарша и протянула штуковину Каракулю. – Будьте добры, у вас, видно, есть опыт стрелять на расстоянии. Это просто, направляете на пса и резко дуете в противоположный конец.
Каракуль дунул несколько раз. Радж ощерился, показывая клыки, но лекарство подействовало быстро. Вскоре пес лежал на боку. Каракуль воскликнул:
– Готов! Прошу вас, граждане врачи, не стесняйтесь.
– Вы сначала убедитесь, что он спит, – перестраховался хирург.
– Пожалуйста, – широко улыбнулся Каракуль, подошел к собаке, погладил по шее. – Спит как сурок. А это что?
Под передними лапами дога лежал лоскут. Каракуль брезгливо взял грязный лоскут двумя пальцами и отправился на кухню, приказав врачам начать операцию.
На кухне у окна сидела, пригорюнившись, Лия – домработница Алекса. Ей двадцать пять, живет здесь же в маленькой комнате с семилетним сыном Антошкой. Завидев ее, Каракуль остановился с вытянутой вперед рукой. Что поделать, при ней в жилах Каракуля прекращается всякое движение крови.
Лия – лучший образец ассимиляции славянских и кавказских народов. Она никогда не пользовалась косметикой, однако и без того губы были красные, брови черные, цвет лица персиковый, волосы темно-каштановые, пышные, спускались до лопаток. Лия высокая, ноги у нее длинные, и грудь красивая, и сзади все как положено, короче, не скелет, обтянутый кожей. Но самое замечательное в ней – огромные черные глазищи с длинными ресницами и чувственный рот, сводившие Каракуля с ума. Его не раз подмывало дернуть за ресницы, проверить, настоящие или нет. И при такой внешности Лия была замкнутая, притягивая к себе мужчин, отвергала любые попытки сближения, ни для кого не делая исключений. Пробовал как-то Каракуль в лирическом порыве уложить ее прямо на кухне, так она надела ему на голову кастрюлю с сациви, благо, хоть не горячую! Затем убежала к Алексу, стала у стены, и ни слова. Тот: мол, в чем дело? Каракуль ворвался разъяренный, как лев, по роже и телу соус растекался. Алекс догадался обо всем, расхохотался, потом выпроводил Лию, а Каракулю лекцию прочел:
– Тебе баб мало? Какая разница – Лия или другая? Они все одинаковые. Сходи на набережную, там таких навалом и даже лучше. А Лию не трогай, раз не хочет. И запомни: на территории города она под моим покровительством. Если кто из вас причинит ей зло, мы с Раджем вам головы откусим. Верно, Радж?
– Гав! Гав! – ответил пес, словно понимал, о чем шла речь.
Больше Каракуль ее не трогал, а зудело. Нет, он не стал бы ее бить. Но реванш взял бы с удовольствием, если бы не Алекс. И кто мог подумать, что Лия решится на такое? Да он хотел осчастливить ее, заодно и себя, ведь одна же, чего ломаться? Подумаешь – не нравится он ей! Это дело наживное, понравится, когда попробует, – убеждал себя Каракуль. И продолжил настойчивые преследования, но теперь уже без наглых приставаний, а просто постоянно находился рядом, когда не надо было охранять Алекса, являясь живым напоминанием: или я, или никто.
…Лия повернула к нему печальное лицо, увидела лоскут.
– Что это? – спросила.
– Выкинуть, – очнулся Каракуль, а она отвернулась.
Бросил лоскут в мусорное ведро, потоптался. Однако не нашел, о чем с ней можно поговорить, направился к выходу. Она остановила:
– Скажи, Александр Юрьевич выживет?
Каракуль подошел к ней, но Лия все так же смотрела в окно. Ресницы слиплись, значит, плакала. Вообще-то ей было о чем беспокоиться: неизвестно, кто придет в этот дом в случае смерти Алекса, а Лии с сыном идти некуда. Розовая косынка прикрывала волосы, две пряди выбились, расползлись по длинной шее. Шея у нее – полный отпад. А талия… тоненькая-тоненькая, сроду за такую не держался. Каракуль сглотнул слюну, положил ладонь на ее плечо и сказал неуверенно:
– Он сильный мужик, здоровый… не плачь.
И погладил по шее. Лучше бы этого не делал, внутри все взбунтовалось. Лия даже не заметила, бесчувственная. Он достал из холодильника банку пива, ушел, вытирая пот со лба.
Пулю вынули, наложили повязку. Радж безмятежно храпел. Каракуль проводил хирурга в ванную, где тот вымыл руки, с любопытством рассматривая чудеса сантехники, ибо ванная Алекса – это неописуемая роскошь. Сухо поблагодарив охранника, хирург вернулся в спальню. Там ветеринарша воодушевленно долдонила о мерах предосторожности, когда надо будет привести пса на перевязку, с удовольствием раздавала небесплатные советы. Ветеринарская медсестра сидела в кресле, поджав ноги и поставив ступни носками внутрь. Каракуль, сам далеко не образец красоты, терпеть не мог некрасивых баб. Ему всегда хотелось прихлопнуть их как мух, чего таким зря небо коптить? Потому и уставился на медсестру, как на кусок дерьма на ботинке. Та надвинула юбку на колени. Каракуль рассмеялся про себя: вот дура, что она вообразила, кикимора? Тем временем хирург, вытирая тщательно и долго полотенцем руки, глядя на Раджа, поинтересовался:
– А что за камни сверкают у него на ошейнике?
– Алмазы, – ответил Каракуль, словно алмазы на ошейнике вещь обычная.
– Да? – только и поднял брови хирург.
Расплатились с медициной, выпроводили вон, то есть Васильич всех повез по домам. В гостиной дремал перед теликом Кизил. Сашко – еще один постоянно проживающий в доме охранник со странным пристрастием к чтению книг, – нес вахту в больнице. Каракуль плюхнулся в кресло, крикнул:
– Лия! Принеси пива!
– Че орешь? – вяло промямлил Кизил, не открывая глаз.
Лия принесла и поставила поднос с пивом и высокими стаканами на низкий стол из прозрачного пластика, повернулась, чтобы уйти. Каракуль взял ее за руку, взял нежно, насколько умел, предложил без намека, ну совсем без задней мысли:
– Посиди с нами. Пивка попей…
– Мне уроки с Антошкой делать надо, – высвободилась она и ушла.
Каракуль вздохнул с обидой, открыл пиво, а Кизил сонно пробубнил:
– Че ты с ней фа-фа разводишь? Я бы на твоем месте…
– Ты уже был на моем месте, – мстительно напомнил Каракуль, отхлебывая пиво.
– Да я просто так к ней клеился.
– Ага, ага, – саркастически произнес Каракуль, мол, знаю я тебя, кобеля.
В свое время, застукав Кизила за приставаниями к Лии, предупредил:
– Не мне, так никому, понял? А будешь лезть к ней, яйца отрежу и Раджу скормлю. Говорят, это деликатес для зверей типа Раджа, внял?
Как-то и Сашко, только-только поступив на службу, вздумал кренделя выписывать вокруг нее. Однажды в охотничьем домике Алекса, расположенном среди дивной природы в горах, Сашко на глазах у всех подарил ей букетик лесных цветов. Что взбесило Каракуля, так это то, как с восторгом приняла Лия букет. Каракуль сделал внушение Сашко, подкрепив ударом в челюсть, после чего желание дарить цветочки у парня отпало. А он на следующий день поехал в цветочный магазин и купил пять разновидностей цветов, да каких! Массивных, в больших горшках – размером с ведро! Лия едва разместила их у себя. Решил так: пусть льет на цветочки воду и помнит о нем, каждую минуту помнит. Впрочем, жили они мирно с Кизилом и Сашко, которые не стали лезть на рожон из-за бабы. Правда, когда Каракуль бывал в духе, подтрунивали над ним, дескать, пора тебе оклад удвоить за охрану Лии. Действительно, при наездах в особняк большого числа людей он ходил за ней по пятам, не давая приблизиться ни одному мужчине.
Каракуль допил пиво, схватил куртку и кепку, вышел во двор, одеваясь на ходу. Дело шло к вечеру. Землю слегка запорошило снежком, ветер становился крепче. На юге ветры частые гости, промозглые, холодные, продувают насквозь. Еще неизвестно, что лучше: сорок градусов мороза или шквальный ветер. Сибиряк Каракуль предпочел бы мороз. Он выкатил иномарку из гаража, уже за воротами остановился, вернулся к дому и постучал в окно. Занавеска отодвинулась, выглянула Лия в домашнем халатике. А без косынки и фартука она красивей. Еще ему нравилось, когда распускала волосы, но в данный момент они небрежно сколоты заколкой. Тоже ничего, шея такая длинная, гладкая… Каракуль забыл, о чем хотел сказать.
– Чего тебе? – вывела его из задумчивости Лия.
– Ты это… запрись покрепче. В доме один Кизил, мало ли…
– Хорошо, – и задвинула занавеску.
Он достал сигарету, прикурил и побежал к машине.