Месть без права на ошибку

© Л. Соболева

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

1. Утомленный удачей

– Свинья! – Через паузу отец заговорил сдержанно: – Забери бумаги в офисе и мигом ко мне! Если не успеешь к часу… Не успеешь, конечно! Езжай сразу в клуб. В два часа обед. – И папа не выдержал: – Понял, скотина?

– Скотина понял, – вяло ответил он, а ему ответили гудки.

Сергей положил мобилу на полку в ванной комнате, поднял голову и в зеркале увидел…

– Ну и рожа!

Поворачивая голову, обозревал себя с разных ракурсов. Рожа поганая: мешки под глазами (да здоровые), глаза красные, лицо запухшее, а цвет… Хорошо, нос не синий, был бы законченный портрет алкаша.

– Так… Все. Со следующего понедельника бросаю курить и в рот – ни капли. Решено. Ни капли… Хотя бы неделю… Спрятаться от всех, что ли?

На собственную волю уже не рассчитывал. Любуйся собой – не любуйся, рассуждай – не рассуждай, а ехать надо. Сергей достал из кармана куртки антиполицайчики, бросил в рот несколько крупинок: десять минут – и алкоголь можно будет обнаружить только в крови. Рожа, правда, останется без изменений, но реакция улучшится. Да здравствуют японцы! Теперь – в душ.

Через полчаса он выезжал из гаража. Черт, забыл дома сигареты. Не возвращаться же! Купит по дороге в кафе, а с понедельника – новая жизнь. Сегодня подписывается договор, естественно, придется «обмыть». А когда выпиваешь – воля слабеет, значит, в зубах будет сигарета. Но с понедельника…

Сергей открыл в машине окно, сделал пару глубоких вдохов, влажный и прохладный воздух взбодрил. И вдруг вспомнил, что третий день не видел своего кота. Высунул голову в окно, позвал:

– Филипп! Филя!..

Кот загулял. Прибежит, когда надоест мусорная жизнь и драные кошки. Можно ехать, но сначала сигареты.

– Да поссать захотел! Пива выпил… Много… Иду домой, еле ноги волочу. А еще через сквер… пятый этаж… Вот! Думаю, не дойду. Захожу подальше в сквер, становлюсь… Смотрю, в кустах чего-то виднеется. А оно темно было, но еще видно… Хотя темно. Вот. Это чего-то оранжевое, яркое такое, даже в темноте видно. Думаю, за мной подглядывают… Думаю, не хватало! Спрашиваю: кто там? Вот. Молчат. Ну, я без задней мысли иду туда. А оно – кусты все загородили, ни фига не вижу… Вот. Ну, я раздвигаю кусты, вот так вот… руками… Чуть не упал, потому что споткнулся. Не, ну я дальше… Смотрю, сидит платье! Ага, влез в какую-то жижу, думал – в дерьмо… а это кровища оказалась… Вот, значит. Темно же! Достаю фонарик… У меня с собой всегда фонарик! Козлы педальные все лампочки в подъезде повыкручивали. Я их вкручиваю, а они выкручивают! Так я фонарик купил, пусть теперь, козлы, без света живут. Ну вот, значит… Светю я фонариком и вижу: сидит платье оранжевое и ноги сидят с трусами! Платье с ногами сидят, а головы нет! Потом смотрю, а башка вот так свесилась… (Рассказчик свесил голову набок, показывая наглядно.) Я ничего не понял… Говорю: эй!.. Потом смотрю – а башка-то отрезана! И непонятно, как висит! Верите, рот открывается, клянусь, сам собой и слышу – ору! Я сначала не понял, кто орет. Сердце клокотало аж в горле – так испугался, что кто-то тут орет. Оглядываюсь посмотреть, кто орет… а это я, я сам и ору!

– Ребята, сигарет можно купить? – спросил Сергей.

За столиком в кафе сидело несколько мужчин, с интересом слушая рассказ. Кроме них в зале никого не было, да и само заведение слишком мало, чтобы здесь толпился народ. Рассказчик встал и подошел к стойке бара:

– Вам каких?

Это, видимо, и был хозяин, он взволнованно дышал, вытирал мокрое лицо и шею полотенцем.

– Лучших. Две пачки. А что вы такое интересное рассказывали? – Спросил не из любопытства, непонятно, зачем спросил.

– Вчера он нашел бабу с отрезанной головой, – отделился один из группы мужчин, подойдя к стойке.

– Слушай, – выкрикнул оттуда же высокий плотный парень торгашеского вида, – а ты когда ее заметил, до того или после того? – Парень ухмылялся, подмигивал остальным.

– В смысле? – не понял герой дня.

– Ну, до того, как поссал, или поссал, когда увидел?

Хозяин кафе мигал глазами, соображал… потом развел руками и вздохнул. Взрыв хохота сотряс маленькое кафе. Хозяин замахал на приятелей руками, закивал головой, мол, вам бы на мое место.

– Смотри, как бы тебе не досталось, – вступил в разговор третий.

– Как это? – струхнул хозяин.

– А так. Ты был один, когда ее нашел? Значит, и тюкнуть ее мог. Ментам все равно, кто ей башку оттяпал, у них план раскрываемости.

– Ты что?! – заорал хозяин. – Я же сам пересрал, клянусь! Мне укол делали от нервов!..

Начался спор… Сергей вышел на улицу. Жуткие истории в духе Хичкока его не занимали. Раскрывая пачку сигарет, он механически оглянулся. Через стеклянную дверь просматривалось все кафе: открывались рты, воздух сотрясали руки, но ничего не было слышно, напоминало это зрелище немое кино. Теперь хозяин кафе будет рассказывать эту жуть каждому, вспоминая новые детали, даже те, которых не было.

Первая затяжка вызвала небольшое головокружение и тошноту, Сергей посидел пару минут, пережидая неудобство, и поехал дальше.

Только когда входил в офис, впервые посмотрел на часы. Ого! Почти час. Хорошо все-таки ни от кого не зависеть, быть хозяином себе.

– Здравствуйте, Сергей Палыч. Вам звонил ваш отец… – начала куколка-секретарша.

– Знаю. Документы, – бросил на ходу, не взглянув в ее сторону.

Она растерянно захлопала глазками, а Сергей уже был в кабинете, упал в кресло. Зря так грубо, она же не виновата, что он вчера перепил. Нажал кнопку селектора:

– Зося, сделай кофейку быстренько. – Через паузу нехотя добавил: – Пожалуйста.

– А документы? – спросила она.

– И документы быстренько. Ты поняла? – уточнил на всякий случай, ей двадцать раз объяснять надо.

– Да.

Судя по тону, она не обиделась, зря совесть мучила. Ладно, придется выпить кофе, который Зося не умеет готовить, к отцу один хрен опоздал, поедет прямо в клуб. Сидел он расслабленно, с закрытыми глазами, покручиваясь в кресле. Не хотелось поднимать зад, переться через весь город. Что у нас за натура такая? Перед иноземцами чуть ли не на пузе ползаем, кормим их, поим… Да так, что рожи у них распухают за несколько дней до неузнаваемости. А мы: ах, они едят не все подряд, холестерина боятся; ах, за здоровьем следят; ах, спортом занимаются… Да жрут и пьют на халяву так, будто до этого в концлагере сидели. И уезжают с отменной мордой, запасом русских матов и договорами, сказочно обогащающими их.

Раздумья прервала Зося: поставила перед ним кофе, положила папку. И стоит. Дура. Сергей взял чашку и, листая документы, вернее, считая их, начал пить бурду под названием «черный кофе». Она стоит.

– Я положила сахару одну ложечку. (Пауза). Но не расколотила.

Он поднял на нее глаза. Господи, создаст же природа такое хорошенькое, но глупое существо. Ей бесполезно говорить, что кофе он пьет БЕЗ САХАРА, БЕЗ! Как будто специально назло делает. Идиотка.

– Спасибо, – мягко сказал. – Зосенька, что еще?

Терпение заканчивалось. Щас как пошлет ее с приготовленными помоями вместе, стоит тут…

– Нет, ничего, – тихо произнесла она.

– Тогда иди: – А хотелось: пошла к черту!

– Павел Сергеевич просил передать…

– Знаю. Сейчас поеду.

Ушла, слава богу. Вместо того чтоб взять пронырливого референта, приходится терпеть эту дуру. Мама и отец настояли взять ее, и потом, родители втайне, что давно не является тайной, мечтают женить его на Зосе. Разбежались! Папа ее – директор одного из держащихся на плаву заводов, близкий друг отца Сергея, наворовал столько… хватит правнукам его Зоськи. А деньги должны складываться к деньгам, вот и засела бредовая идея в головы родителей: отдать замуж Зосеньку за Сереженьку. Не тут-то было, натолкнулись на мощное сопротивление со стороны Сереженьки и решили сунуть ее на место референта в фирму сына – пусть, дескать, притрутся. Здесь Сергей оказался бессилен. Теперь сидит Зося у него перед носом, бумажки перебирает с высшим образованием. Можно было бы трахнуть ее (против не будет), а потом бросить, чтоб жизнь узнала… Тогда точно женят. Пусть отдыхают от этой мысли.

Собственно, почему его раздражает Зося? Сам-то он кто и что? Дела ведет отец, хотя официальные документы сделаны на Сергея. И клуб, куда он сейчас поедет, тоже вроде принадлежит ему, но он там только водку пьет, попутно делает вид, что руководит. Много чего числится за Сергеем, только все – заслуга отца! Он не может вести дела открыто, как-никак первое лицо в городе.

Документы в порядке, кофе вылит в цветочный горшок, можно и в путь. Вышел в приемную. Подчиненные вместо упорного труда на благо патрона сидели в тесном кругу и, раскрыв рты, слушали бухгалтера Раису.

– Почему не трудимся? – озадачился Сергей покровительственным тоном и сам удивился: точь-в-точь отец.

– У нас в городе, Сергей Палыч, маньяк объявился, – ответила Раиса. – Вчера опять труп девушки нашли. У меня знакомая…

«Не город, а коммунальная квартира», – подумал он, вслух сказал:

– Потом, ладно? Буду к концу рабочего дня, – бросил на ходу Зосе, та преданно кивнула.

Задержался на секунду, раздумывая: запретить им собрание или не стоит? Решил не запрещать, все равно будут мусолить эту тему после его ухода. Вышел. Зося смотрела ему вслед влюбленно.

В клубе «Россо» (если честно, это обыкновенный кабак) только-только начался обед, опоздал Сергей совсем на немного. О, как здесь… вычурно, по его мнению. Стены обиты оливковым ситцем с рисунком из композиций цветов в стиле барокко, развешаны бра, дающие матовый свет. Обычно маленькие столики расположены вдоль стен, но сейчас все сидели за общим столом. Слух ласкала живая музыка – играл пианист и два скрипача пилили смычками по струнам, а может, это альтист и скрипач. К своему стыду, скрипку от альта отличить Сергей не мог, да и не стремился. Предупредительные официанты в темно-зеленой униформе, желтых рубашках и с бабочками вместо галстуков бесшумно двигались по залу, все как один высокие, проворные, красивые мальчики.

Клуб перестраивался по австрийскому проекту и должен был поражать шиком – что весьма относительно. Но здесь даже сортир выложен черным мрамором, в смете так и значилось: черный мрамор. Сергей в шутку прозвал туалет «наш мемориал», а две интимные комнаты ему напоминали мавзолей.

Сергей сел рядом с отцом, не глядя тому в глаза – боялся увидеть в них негодование сквозь ласково-приветливый взгляд. У отца на лице никогда не написаны истинные эмоции, пожалуй, только сын умел читать «за кадром». Он осмотрел присутствующих, старательно работающих челюстями. Гостей, из-за которых сыр-бор, всего трое. Один нужный – Файтонс, немного каркающий по-русски, и двое – сбоку припека. Между отцом и Файтонсом сидела переводчица, ну очень интересная мисс. Поесть ей некогда, работала языком, пережевывая английские и русские фразы, кстати, недурно. Остальные – свои, человек двадцать, дармоеды, не любил их Сергей.

Он взял рюмку коньяка и ощутил, как отец дернулся. Не пей, не пей, – твердил один внутренний голос, а второй шептал: выпей, выпей всего одну, только одну… Голос второго звучал несколько приятней. Выпил. Зажгло сначала в желудке, потом жар разошелся по телу. Похорошело.

Принесли огромного осетра с художественной росписью из майонеза, ягод, зелени и оливок. Зам отца Бельзин важно объяснял особенности русской кухни, пока официанты варварски кромсали на куски произведение кухонного искусства. Начался новый виток обжорства. Бедолаги музыканты, обливаясь слюной, играли, один спел, неторопливо задвигались в танце пары, тогда-то отец и пригласил Файтонса на беседу. Сделал он это мягко, не привлекая внимания окружающих. Подскочила переводчица, ее попытался отвлечь Вадим, пригласив на танец, она начала было отказываться, но Сергей ее успокоил:

– Танцуйте, танцуйте. Я вас заменю, немного знаком с английским (врал, хорошо знаком). Да и господин Файнтонс говорит по-русски (плохо). Отдыхайте.

Она улыбнулась и ушла танцевать. «Зубы ровные и белые», – отметил он, проводив ее хищным взглядом, потом проследовал за отцом. Сейчас присутствие посторонних исключено. Деньги! Не рублики, которых всегда будет мало, сколько бы их ни было, а всегда будет висеть опасность в один прекрасный день потерять сразу все.

Уединились в небольшую комнату в золотистых тонах «без окон, без дверей», попасть сюда можно только через кабинет управляющего. Комната и планировалась для определенных целей: переговоров, проведения различного рода сделок и для отдыха. Насчет отдыха – о да, Сергею удавалось здесь со многими отдохнуть, но это к делу не относится. А дело вот в чем: договор. Один сегодня уже подписан – официальный: о сотрудничестве, культурных связях и прочее. Благодушный гость проделал тысячи километров не ради каких-то там культурных связей. Отец нервничал, видно было по некоторой скованности лица и напряженной позе, зато Сергей – в подобных ситуациях чувствовал себя комфортно, уверенно переводил, остроумно отвечал, быстро соображал. В такие минуты он ощущал полную гармонию, ловил кайф. И отношение отца менялось, в его глазах появлялась гордость за сына.

Итак, металл. Цветной. Медь, алюминий, титан, никель под маркой металлолома. И красная ртуть – ага, ага. На юридическом языке это называется контрабандой, на языке бизнеса – куй бабки, пока можно. Этим и занимался Сергей через связи отца, а связи у папы – у, какие! Всю жизнь в административном аппарате.

– Первый раз отправим максимальное количество, – говорил Сергей Файтонсу. – Поскольку мы планируем отправить груз морем, вы получите сразу половину заказа.

– Каким образом будет упакована ртуть? – поинтересовался гость.

– Очень просто, – Сергей откинулся на спинку кресла, – в обычные ржавые трубы. Вы, наверное, слышали про наших умельцев? Так вот один такой изобрел контейнеры, которые не дают фона, обнаружить груз практически невозможно.

– Well, – сказал Файтонс. – А если все-таки обнаружат?..

– Если обнаружат, что маловероятно, груз окажется без обратного адреса. Мы позаботились на этот случай, поэтому отправляем не из нашего региона.

– Когда планируете отправить корабль?

– Сегодня мы подписываем бумаги, сегодня звоним из этого кабинета, а завтра начинается погрузка. Закончат через пару недель, думаю. Тогда же будет таможенный досмотр, с которым проблем не возникнет.

– Остальная половина? – спросил Файтонс.

– По мере получения вами груза, а нами денег. Оставшуюся часть решено переправить грузовыми самолетами. Разные регионы – надежный способ отправки. А то «как бы чего не вышло» – есть у нас такое выражение.

Файтонс удивленно приподнял брови, Сергей пояснил:

– В нашем государстве не всех можно купить, к сожалению. Вдруг попадется честный дуралей, тогда хлопот прибавится.

– Где гарантия, что сейчас не попадется? – забеспокоился гость.

– На 99 % гарантия есть, – заверил Сергей. – Ведь стопроцентной гарантии вам не даст сам Господь.

Дальше все делалось быстро: сколько денег, в какие банки, на какие счета переправить, подписи. Подписывая, Сергей, мельком взглянув на отца, отметив: «Любит меня». Да, любил его Павел Сергеевич и очень переживал, видя, как сын, получивший от жизни все, о чем можно мечтать, погряз в пьянках и бабах. Возвращаясь к столу, папа шепнул:

– Сергей, я прошу тебя, меньше пей.

– Yes, сэр.

– Потом поговорим. – Отец перешел на строгий тон, но заметил, что сын закрылся от него. Чуть не испортил все.

В зале американцам показывали русскую удаль, отплясывая нечто типа «камаринской» под «семь сорок». Сергей ухмыльнулся. Этим гостям еще повезло. Их не таскали по концертам замечательно-бездарной самодеятельности, где танцы и песни похожи, а представления длятся до двух часов. Руководители же заглядывают заискивающе в глазки гостям, надеясь, что их пригласят в западный рай с гастролями. Повезло американцам, что не водили их по выставкам и музеям, сотрудники которые с самозабвением повествуют об истории города за мизерную зарплату, которой хватит только его коту на прокорм. Сергей тряхнул головой, выбрасывая дурные мысли, тем более что отец взял на себя внимание, пригласив гостей поохотиться завтра на кабана. Ну и ну! В конце сентября! Очень интересно! И где же он возьмет кабана? Из зоопарка выпишет?

Тернов (тоже зам) тут же пустился в рассуждения об охоте, о своих собаках (тупых до невозможности) и приключениях (во где врал!). Глаза его лихорадочно горели (коньяку выжрал прилично), сытая морда раскраснелась и лоснилась, хохотал он над собственными остротами (казарменными), производя впечатление…

– Как тебе этот шут? – спросил Илья Васков, еще один зам.

Сергей кивнул в знак согласия. Действительно, Тернов похож на шута, только на злого шута, который старается выглядеть добрым, – так, по крайней мере, показалось Сергею.

Нет, не миновала чаша культурной программы американцев. Их потащили в музей, где от скуки можно повеситься. Затем отец познакомил их с продукцией механического завода, тут уж не один Сергей зевал, хотя Файтонс проявил интерес к некоторым видам продукции, но скорее делал это из вежливости. В самом деле, не могли же его интересовать примитивные газовые горелки, допотопные отопительные системы и прочая дребедень. Экскурсия на завод закончилась выступлением хора ветеранов. И никуда от этого маразма не деться.

Сергей вздохнул с облегчением, когда группа отправилась на выставку живописи, где он чувствовал себя более привычно, так как любил смотреть на полотна талантливых мальчишек, ищущих себя. В завершение гостей с ветерком прокатили по вечернему городу.

На ужине все оживились, теперь не нужно спешить, можно насладиться отдыхом, вкусной едой и престижной компанией. Так думали все, кроме Сергея. Переводчица тараторила без передышки, показывая ровные, белые зубы в улыбке. «Наверное, ни одной пломбы нет», – позавидовал Сергей и пригласил ее на танец. Она вопросительно посмотрела на Павла Сергеевича: можно? Тот с царской снисходительностью кивнул.

Танец. Началось обольщение: о природе-погоде, где учились – где бывали и так далее. При этом он знал, как обнять (в танце!), как прижать, как шептать на ухо ерунду, обжигая горячим дыханием и случайно касаясь губами щеки, уха… Главное, знал, каким образом возбудить в подвыпившей головке желание остаться с ним наедине. Головка оказалась умненькой, понимающе смотрела, значит, не прочь… Он предложил сбежать.

– Не могу. Работа, – ответила она с сожалением.

– Не проблема.

Сергей подозвал Вадима – помощника на фирме и дал задание всех укачать, особенно дорогих гостей, чтоб не переводчицу искали, а кроватку, потом доставить их в гостиницу.

– Вера, ты идешь? – опершись о стол, спросила Лида, блондинка с темными глазами и подвижным лицом. Она лишь на секунду задержалась у стола Веры, все ее тело настроено поскорее протопать вон отсюда. – Вера, ты слышишь?

Вера медленно перевела глаза на Лиду и удивилась, будто увидела ее впервые, та повторила вопрос:

– Ты идешь?

– Нет, еще посижу… поработаю.

– С ума сойти! – Лида даже присела на край стола. – На кой ляд жилы рвать, если нас собираются выгонять, пардон, сокращать? Бросай все к черту и пойдем ко мне, у нас и переночуешь.

Вера отрицательно мотнула головой. Коллеги уходили с некоторым облегчением, что еще один день прошел без каких-либо «сюрпризов» типа угроз директора: сокращение, сократят, сократим, сокращу. Кабинет быстро опустел, только удаляющиеся шаги по лестнице нервно отбивали ритм, а Лидочка все настаивала, уговаривала. Вера не поддавалась.

– Над чем же ты собираешься работать? – Лида уселась поудобней. – Или Шарик халтурку частную тебе подбросил? (Вера усмехнулась.) Тогда на кой хрен ты тут сидишь?

– Что с тобой случилось? Чего кричишь?

– С тех пор, как появилась перспектива стать профессиональной домашней хозяйкой, случилось. Главное, никому не докажешь, что ты есть, что ты специалист…

– Девочки, вы еще здесь?

В дверях появилась круглая, лысая, отшлифованная голова директора. За круглые достоинства и умение «служить» начальству ему дали кличку Шарик ехидные подчиненные. Кабинет к тому времени опустел.

– Мы уходим, – улыбнулась ему Лида.

– Проверьте, все ли закрыто, и выключите свет.

Голова исчезла.

– Тебе никогда не хотелось убить человека? – спросила Лида после небольшой паузы, глядя на закрытую дверь.

– Не помню, – пожала плечами Вера.

– А мне – да. Шарика. И хочется убить его не из пистолета, зачем ему умирать легкой смертью? Нет, надо, чтоб мучился… Если бы знать наверняка, что меня не поймают, клянусь, прикончила бы его собственными руками.

– Лидуся, больше никому этого не рассказывай. Не дай бог в аварию попадет – не отмоешься. Ты же знаешь наших «доброжелателей».

– Клянусь, если этот боров меня сократит, а причины есть: не даю задницу щупать… так вот, я приведу к нему детей, приставлю к его жирной шее кухонный нож и заставлю усыновить, пусть он их кормит.

Подруга рассмеялась, представив ужасающую картину, но Лида тяжело вздохнула, после снова принялась за старое:

– Я не отстану. Костик гуся жарит, ждет нас.

– Нет, Лидок.

– Верка, по городу маньяки бродят, а ты одна попрешься домой?

– Как говорила моя знакомая, – Вера чертила ровные линии, – покажите мне тот фонарь, под которым насилуют, я пойду туда. Правда, ей за семьдесят. (Лида ждала.) Лид, мне надо остаться… подумать.

– Вер, мне не нравится, когда ты думаешь. Случилось что?

– Нет. Просто хочу побыть одна. (Лида с беспокойством всматривалась в лицо Веры.) Лидочка, не ищи скрытого смысла там, где его нет. Ну, хорошо. У меня свидание, времени до него – уйма.

– Да? А с кем?

– Лид, потом. Ты иди… пожалуйста.

– Хорошо, ухожу. А про маньяка я серьезно.

Вера махнула на нее рукой. Огорченной Лидочке придется топать домой в одиночестве, в отличие от Веры, не любила она бывать одной. Энергичная и веселая Лида полная противоположность Вере. Скромная, молчаливая Вера приветлива и доброжелательна с окружающими, но не более того. О себе ничего не рассказывала, сплетни ее не интересовали. Имея очень яркую внешность, к поклонникам относилась равнодушно.

Но Лида… Она появлялась в отделе и – словно ураган врывался. Со всеми успевала переговорить и парировать любые остроты в свой адрес. Флиртовала направо и налево, но серьезных романов не заводила. Она могла быть доброй, злой, глупой, умной – у Веры голова шла кругом от непредсказуемости подруги. Но! Лида оказалась преданным другом, помогла в трудные минуты. О Вере ходили разные слухи, но при Лидочке никто не решался мыть ей кости, зная ее острый язык, предпочитали не трогать и подругу.

Лида ушла и, как всегда, не закрыла дверь. Все. Тишина. Небольшой сквозняк пробегал по спине Веры. Закрыть дверь или форточку – лень встать. Вера смотрела в окно, выходившее во двор, крутила в руках линейку. А за окном становилось все темней и темней. Кроме глухой, ничем не освещаемой стены противоположного дома, не видно ничего. Да и стена постепенно тонула в надвигающейся темноте, образовывая черную дыру. Вот уже нет стены, одно пустое пространство открывало путь в бездну. Казалось, нет и стекла, а только бездонная пропасть, неудержимо манящая к себе… Шаг – и ты уже не тут, а там, где покой… нет ни звезд… ни тепла… ни прошлого… ни будущего…

В машине Ира преобразилась – куда девалась ее чопорность? Рядом с Сергеем сидела рыжеволосая бестия, остроумная и веселая, невероятно притягательная. Он бессознательно стремился к переменам, жизнь казалась ему неимоверно скучной, однообразной, серой. Любое незапланированное событие или случайная встреча немного выводили его из состояния апатии, заставляя встрепенуться. Заканчивалось по-разному, чаще – нарастающей с каждым часом скукой после нескольких дней оживления.

Он искоса взглянул на Иру, прикинул, долго ли придется ее уламывать. И тут ни при чем серые, смелые глаза, хищный рот, торчащая грудь – интересно, как она выглядит без бюстгальтера? И рыжая – не факт, что распутная. Но Сергей решил – недолго. Вечер предстоял многообещающий. Немаловажно и то, что Ирине он не безразличен. А как могло быть иначе? Равнодушных к нему женщин практически не существует. Во-первых, он чертовски привлекательный, почти герой из боевика, с той лишь разницей, что не умеет эффектно драться. Высокий, холеный, атлетического сложения. Есть одно но: начал полнеть, есть другое но: это его не портило. У него красивое лицо (если только не запухшее после пьянки): греческий нос, синие глаза (на похмелье мутные), высокий лоб, темные и волнистые волосы… Вот и третье но: волнистые волосы быстрее покидают голову и уже принялись за это паршивое дело, хотя сокрушаться рано.

Во-вторых, он хорошо образован, спасибо папе и маме – юрфак в Москве плюс два года в Англии, продолжая юридическое образование. Приехал домой, когда отец стал первым человеком в городе и просто не успевал управляться со всем, что упало ему в руки. А упало много. Отец один из первых смекнул в девяностые, что такое приватизация и как с ней «бороться», тогда-то он и окреп, а получив реальную власть, реализовался окончательно. Сергей занялся бизнесом под неусыпным оком папы и поначалу к делам приступил с воодушевлением, но Павел Сергеевич пыл охладил: своими «нельзя» и «будь скромней» часто отбивал желание работать. Тем не менее он принимал самые невероятные проекты сына.

В-третьих, он богат. Какие уж тут комментарии?

Ирину привез домой. Поскольку находился в хорошем расположении духа, решил облагодетельствовать Зосю и предупредить, что сегодня в офисе не появится, а то прождет его до десяти вечера, она девушка исполнительная.

– А где вы будете? (О, Боже!)

– Я решаю важные вопросы, которые повлияют и на твою зарплату (на кой ляд она ей нужна, сидела бы дома). Ты поняла?

– А здесь вас люди ждут…

– Какие? Зачем?

– Насчет спонсорской помощи… Детская организация.

Сергей взглянул на часы: девятый час. Девушка чокнулась.

– Что, дети ждут? – делано ужаснулся он.

– Нет, руководители. Вы же обещали приехать, я и…

– Ну, руководители могут до завтра подождать.

– Завтра суббота.

– Тогда в понедельник пусть приходят.

Положив трубку, он тяжко вздохнул и даже не задумался, что согласился на встречу, не собираясь давать ни копейки.

– Ты часто врешь? – спросила Ира, рассматривая небольшую экспозицию, занимающую полностью одну стену.

– По обстоятельствам.

– Это подлинники?

– Нет. Но копии делались с оригиналов.

Опять врал. Зачем он это делал? Две работы Зверева – первые картины, купленные по совету приятеля, любителя современной живописи, но не имеющего ни гроша в кармане. Рисунок Сурикова купил случайно у старушки потрепанно-интеллигентного вида, которая явно хотела кушать. Удивлению и радости не было границ, когда выяснилось, что рисунок действительно Сурикова.

Появился азарт. Захотелось пополнить коллекцию настоящими именами. Так он приобрел несколько миниатюрных работ русских художников, в основном карандаш, реже акварель или темпера. Увлекся. Познакомился с местными авторами. На последних даже заработал, продавая работы заезжим иностранцам. Часть денег отдавал художнику, львиную долю оставлял в своем кармане, без него все равно работы только пылью покрылись бы. Гости из-за рубежа покупали картины охотно, разбираясь, где талант. К тому же с современными авторами нет проблем на границе: не считаются национальным достоянием. Когда узнал отец… была буря. Художники! Картины! Богема! Мой сын – торгаш! Сейчас Сергей тоже торгует, разница в масштабах.

– Обычно подделки выдают за оригиналы, а ты нет, – закончив изучать живопись, сказала Ирина. – Ты мне нравишься. (Еще бы!)

– Ты мне тоже. Хочешь посмотреть Барселону? Я там гостил у приятеля. (Надо же как-то начать постельную прелюдию.)

Сергей приготовил коктейль, включил приглушенный свет и телевизор. Под испанскую речь и музыку – поцелуй… другой… Все остальное – как у всех.