Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо, бесценному сокровищу моей жизни, с бесконечной любовью и искренней признательностью за благословенные годы нашей совместной жизни
Печатается с разрешения литературных агентств Charles Pick Consultancy и Nova Littera Ltd.;
© Wilbur Smith, 1965
Школа перевода В. Баканова, 2012
© Издание на русском языке AST Publishers, 2012
Книга также издавалась под названиями "Наемники", "Обратная сторона солнца"
1
– Мне это не нравится. – Уолли Хендри рыгнул, повозил во рту языком, смакуя вкус, и продолжил: – Попахивает хуже десятидневного трупа.
Вальяжно растянувшись, он лежал на одной из четырех кроватей, удерживая стакан на обнаженном торсе, потном от конголезской жары.
– Мы все равно поедем, нравится тебе это или нет. – Брюс Керри раскладывал бритвенные принадлежности.
Хендри одним глотком осушил стакан.
– Сказал бы, что никуда мы не двинем, а останемся здесь, в Элизабетвиле. Почему ты так не сделал, а?
– Потому что мне платят за то, чтобы я не спорил, – безучастно ответил Брюс.
Он посмотрел на себя в засиженное мухами зеркало над раковиной: загорелое лицо, коротко остриженные черные кудри, четкие брови вразлет, зеленые глаза с темной бахромой ресниц и губы, которые улыбались или кривились. Брюс равнодушно созерцал свое отражение. Он вообще давно не испытывал никаких чувств, и губы его больше не улыбались и не кривились. Не ощущал он и давнишнюю терпеливую нежность к своему носу – большому и крючковатому, который делал лицо не таким миловидным и придавал Брюсу сходство с благородным пиратом.
– Черт побери! – прорычал с кровати Уолли Хендри. – Я сыт по горло этой армией ниггеров. Я не против боя, но не хочу сто миль продираться сквозь заросли, чтобы утереть сопли горстке убогих беженцев.
– Жизнь не сахар, – рассеянно согласился Брюс и стал наносить на лицо пену для бритья – ослепительно белую на фоне загара. Гладкая кожа блестела, словно натертая маслом; на плечах и груди в такт движениям перекатывались мышцы. Да, он был на пике формы, но и это не приносило ему удовольствия.
– Налей мне еще, Андрэ. – Уолли Хендри сунул свой стакан в руку молодому человеку, сидящему на краешке кровати.
Бельгиец встал и послушно пошел к столу.
– Побольше виски и поменьше пива, – проинструктировал Уолли. Затем повернулся к Брюсу и снова рыгнул. – Вот что я обо всем этом думаю.
Пока Андрэ наливал в стакан виски и пиво, Уолли передвинул на живот потертую кобуру с пистолетом.
– Когда едем? – спросил он.
– Завтра утром у товарного склада будет локомотив с пятью вагонами. Отправимся сразу после загрузки.
Брюс начал бриться, проводя лезвием от виска к подбородку, оставляя полоску чистой загорелой кожи.
– После трех месяцев боев с кучкой грязных гуркхов я надеялся хоть на какой-нибудь отдых… Да черт побери, хоть бы женщину увидеть! А теперь, на второй день после прекращения огня, нас опять куда-то гонят.
– C’est la guerre, – пробормотал Брюс, продолжая бриться.
– Ты о чем? – с подозрением спросил Уолли.
– Это война, – перевел Брюс.
– Говори по-нашему, пижон.
Уолли Хендри, проведя полгода в бельгийском Конго, все еще не понимал ни слова по-французски.
Опять повисла тишина. Раздавалось только еле слышное поскребывание бритвы и тихое звяканье – их четвертый товарищ чистил винтовку.
– Выпей, Хейг, – пригласил его Уолли.
– Нет, спасибо. – Майкл Хейг посмотрел на Хендри, даже не пытаясь скрыть отвращение.
– Еще одна наглая скотина! Не хочешь со мной выпить? Даже благородный капитан Керри со мной пьет. А ты что, особенный?
– Ты же знаешь, я не пью.
Хейг снова занялся своим оружием. Для всех уродливые автоматические винтовки стали словно продолжением тела. Даже во время бритья Брюсу всего лишь стоило опустить руку, чтобы схватить винтовку, прислоненную к стене. Винтовки остальных лежали на полу рядом с кроватями.
– Не пьешь? – хмыкнул Уолли. – А почему у тебя тогда такой странный цвет лица, братишка? И нос как спелая слива?
Губы Хейга напряглись, руки сжали винтовку.
– Прекрати, Уолли, – сказал Брюс спокойно.
– Хейг не пьет! – завопил Уолли и ткнул бельгийца в ребра. – Видал, Андрэ? Он у нас трезвенник, чтоб его! У меня папаня тоже трезвенник – иногда два или три месяца подряд, а потом придет домой и как съездит мамане в харю – аж на той стороне улицы слышно, как у нее зубы хрустят. – Расхохотавшись, он поперхнулся, но, откашлявшись, продолжил: – Могу спорить, что ты именно такой трезвенник, Хейг. Одна рюмка – и проснешься только дней через десять. Всего одна рюмка – и бац! – баба получает по роже, а детишки две недели сидят голодные.
Хейг аккуратно положил винтовку на кровать и посмотрел на Уолли, стиснув зубы. Уолли, ничего не замечая, глумился дальше:
– Андрэ, возьми бутылку с виски и сунь ее под нос нашему трезвеннику Хейгу. Посмотрим, как он изойдет слюной, а глаза выпучатся, как песьи яйца.
Хейг поднялся – широкоплечий, с мускулистыми боксерскими руками. Ему было уже за пятьдесят – вдвое старше Уолли. В волосах проступила седина, а черты лица еще не утратили былой утонченности, хоть жизнь его и потрепала.
– Пора поучить тебя хорошим манерам, Хендри. Вставай.
– Танцевать, что ли, хочешь, или как? Я не вальсирую – это к Андрэ. Он с тобой станцует. Правда, Андрэ?
Хейг стоял со сжатыми кулаками.
Брюс Керри положил бритву на полочку над раковиной и, не смыв с лица пену, тихо двинулся в обход стола и занял выжидательную позицию, готовый в любой момент вмешаться и остановить ссору.
– Вставай, грязный оборванец.
– Ого, Андрэ, слыхал? Сладко поет, ой как сладко.
– Я тебе вправлю твою грязную рожу туда, где должны были быть мозги!
– Шутки пошли! Да он настоящий комик! – Уолли рассмеялся, но как-то натянуто.
Брюс понял, что Уолли драться не будет, хоть у него и здоровые руки, мускулистая грудь, заросшая рыжими волосами, мощный пресс и толстая шея. Нет, драться он не будет. Брюс был озадачен. Он помнил ночь у моста и знал, что Хендри не трус. Однако, судя по всему, Уолли не собирался принимать вызов Хейга.
Майк Хейг двинулся к кровати.
– Оставь его, Майк, – заговорил Андрэ мягким, почти девичьим, голосом. – Это шутка, он же не всерьез.
– Хендри, ты ошибаешься, если думаешь, что я джентльмен и не смогу ударить лежачего.
– Прекрасно, – пробормотал Уолли. – Этот парень не только шутит, но еще и геройствует.
Стоя над ним, Хейг поднял правый кулак, похожий на кувалду, и нацелил его в лицо Уолли.
– Хейг! – Брюс не повысил голоса, но его тон обуздал старшего товарища. – Хватит.
– Эта грязная свинья…
– Да, я знаю, – перебил Брюс. – Отстань от него.
Майк Хейг помедлил, не опуская кулака. В комнате снова стало тихо. Над головами громко хлопнула крыша из гофрированного железа – на полуденной жаре она расширялась и коробилась. Было слышно, как учащенно дышит Хейг, которому кровь бросилась в лицо.
– Майк, перестань, – прошептал Андрэ. – Он ведь просто так.
Ярость Хейга сменилась отвращением, он опустил занесенную руку и, повернувшись, взял с соседней кровати свою винтовку.
– Больше не могу терпеть вонь в этой комнате. Подожду тебя в грузовике, Брюс.
– Я скоро, – отозвался Брюс, когда Майк уже подошел к двери.
– Не испытывай судьбу, Хейг, – крикнул ему вдогонку Уолли. – В следующий раз так просто не отделаешься.
Майк Хейг резко обернулся, но Брюс положил руку ему на плечо.
– Не обращай внимания, Майк, – сказал он и закрыл за другом дверь.
– Ему чертовски повезло, что он старик, – проворчал Уолли. – А то я бы его так отделал…
– Несомненно, – согласился Брюс. – Ты поступил благородно, отпустил с миром.
Пена у него на лице уже высохла, и он намочил кисточку, чтобы снова нанести мыло.
– Ага. Не мог же я ударить старика, правда?
– Да уж. – Брюс слегка улыбнулся. – Не волнуйся, ты его так напугал, что он больше не сунется.
– Пусть только попробует! – запальчиво воскликнул Хендри. – В следующий раз убью!
«Не убьешь, – подумал Брюс. – Ты отступишь, как сейчас и как десять раз до этого. Ты отступаешь только передо мной и Майком. Так зверь рычит на своего дрессировщика, но приседает и съеживается, когда тот щелкает бичом».
Он продолжил бритье.
Из-за невыносимой жары в комнате было трудно дышать. Кислый запах пота смешивался с сигаретным дымом и парами спиртного.
– Куда вы с Майком идете? – прервал Андрэ затянувшуюся паузу.
– Попробуем раздобыть провиант и боеприпасы в дорогу. Потом отвезем на пакгауз, а Раффи поставит там вооруженную охрану.
Брюс наклонился над раковиной и плеснул в лицо водой.
– Надолго едем?
Брюс пожал плечами:
– На неделю или дней десять. – Он присел на кровать, натянул ботинок. – Это если не будет неприятностей.
– Каких неприятностей? – переспросил Андрэ.
– От Мсапы и дальше все кишмя кишит балуба.
– Так мы же на поезде, – запротестовал Андрэ. – А у них только луки и стрелы.
– Андрэ, нам нужно пересечь семь рек – из них одна довольно крупная. Мосты очень легко уничтожить, а рельсы разобрать. – Брюс завязывал шнурки. – Вряд ли нас ждет школьный пикник.
– Черт. Все это дурно пахнет, – мрачно повторил Уолли. – Зачем нам туда ехать?
– Затем, – терпеливо стал объяснять Брюс, – что население Порт-Реприва уже три месяца отрезано от остального мира. Там женщины и дети. У них кончается еда и другие предметы первой необходимости. – Брюс закурил сигарету и, выпустив дым, продолжил: – Район в кольце бунтующих балуба, которые без разбора жгут, насилуют и убивают. На город они еще не нападали, но за этим дело не станет. Ходят слухи, что мятежные отряды гарнизона центрального Конго и некоторые из наших частей объединились в банды хорошо вооруженных партизан – шуфта. Они зверствуют в северных районах. Никто точно не знает, что там делается. Мы должны вывезти мирных жителей в безопасное место.
– А почему ООН не вышлет самолет? – спросил Андрэ.
– Нет посадочной полосы.
– А вертолет?
– Не долетит.
– Вот пусть эти ублюдки там и остаются. Я туда не полезу, – проворчал Уолли. – Если балуба хочется человечинки, кто мы такие, чтобы отвлекать их от еды? Есть все хотят. И пусть едят. Только не меня.
Он поставил ногу на спину Андрэ и с силой выпрямил, столкнув бельгийца с кровати. Тот упал на колени.
– Иди найди мне красотку.
– Там никого нет, Уолли. Я тебе лучше налью еще виски.
Андрэ встал и потянулся за пустым стаканом, но Хендри перехватил его руку.
– Я сказал «красотку», а не «виски».
– Я не знаю, где их искать, Уолли, – отчаянно запротестовал Андрэ. – Я не знаю, что им говорить.
– Тупой ты парень. А если я тебе руку сломаю? – Уолли стал медленно выкручивать ему запястье. – Ты же не хуже меня знаешь, что внизу в баре их полно. Ведь знаешь же?
– Но что мне им сказать? – Андрэ скорчился от боли.
– Черт тебя подери, безмозглый лягушатник! Просто махни им купюрой, и даже рта раскрывать не придется.
– Уолли, больно же!
– Да что ты? Шутишь.
Уолли улыбнулся, продолжая выкручивать руку. Он смотрел мутным пьяным взглядом и явно получал удовольствие.
– Так ты пойдешь, приятель? Решай: или приводишь мне красотку, или я ломаю тебе руку.
– Хорошо, если ты так хочешь, я пойду. Пожалуйста, пусти, я пойду, – простонал Андрэ.
– Вот и славно.
Уолли выпустил бельгийца, и тот выпрямился, потирая руку.
– Смотри, чтоб была чистая и не старая. Слышишь?
– Да, Уолли. Я найду.
На лице Андрэ застыла страдальческая гримаса – и не только из-за физической боли. Он направился к двери.
«Что за интересные существа, – подумал Брюс, – и я один из них, но все равно не с ними. Я наблюдатель, и у меня они вызывают недовольство не больше, чем плохая пьеса».
Андрэ вышел.
– Еще выпьешь, братишка? – развязно предложил Уолли. – Я даже тебе налью.
– Спасибо, – ответил Брюс и стал натягивать второй ботинок.
Уолли протянул ему стакан. Брюс сделал глоток: крепкий коктейль, вот только чуть прелый вкус виски плохо сочетается с мягкой сладостью пива. Что ж, пришлось выпить.
– Мы с тобой, – сказал Уолли, – сильные люди. Мы пьем, потому что хотим, а не потому что вынуждены. Мы живем как хотим, а не по чьей-то указке. У нас с тобой много общего, Брюс. Нам надо подружиться, раз уж мы так похожи.
Алкоголь уже начал действовать – язык слегка заплетался.
– Конечно, мы друзья. Ты для меня один из самых близких, Уолли. – Брюс говорил серьезно, без всякого сарказма.
– Не шутишь? – горячо спросил Уолли. – Черт, я всегда думал, что ты меня недолюбливаешь. Никогда не загадаешь наперед, правда? – Он с удивлением покачал головой, расчувствовавшись от виски. – Правда, я тебе нравлюсь? Мы могли бы быть товарищами. Как тебе, Брюс? Каждому нужен товарищ. Каждому нужно надежное плечо.
– Конечно, – сказал Брюс. – Мы товарищи. Как тебе, а?
– Здорово, братишка! – кивнул Уолли с глубоким чувством.
«А я ничего не чувствую, – подумал Брюс, – ни отвращения, ни сожаления – ничего. Так ты в безопасности. Тебя нельзя ни разочаровать, ни возмутить, ни расстроить. Тебя нельзя снова уничтожить».
Оба подняли головы, когда в комнату вошел Андрэ, ведя девушку. У нее было маленькое курносое лицо и чувственные, ярко накрашенные губы – рубин на янтаре.
– Прекрасно, Андрэ, – зааплодировал Уолли, рассматривая девушку – миловидную, на высоких каблуках и в коротком розовом платье с широкой пышной юбкой, не доходившей до колен. – Заходи, цыпочка.
Уолли протянул ей руку, и девушка не колеблясь подошла к нему, сияя профессиональной улыбкой. Хендри усадил ее рядом с собой на кровать.
Андрэ все еще стоял в дверях. Брюс надел камуфляжную куртку, застегнул потертый ремень и сдвинул кобуру с пистолетом на бедро.
– Уходишь?
Уолли поил девушку из своего стакана.
– Да.
Брюс нахлобучил на голову панаму: красно-зелено-белая эмблема войск Катанги на тулье придавала ему опереточный вид.
– Останься, ну же, Брюс.
– Меня ждет Майк.
Брюс взял винтовку.
– К черту его. Останься, повеселимся.
– Нет, спасибо.
Брюс пошел к двери.
– Эй, Брюс. Взгляни-ка.
Уолли опрокинул девушку на кровать и прижал ее рукой. Девушка игриво сопротивлялась. Другой рукой он задрал ей платье выше талии.
– Посмотри хорошенько и скажи, что ты все еще хочешь уйти!
Под платьем девушка была абсолютно голая, неприятно выпирала округлость гладко выбритого лобка.
– Давай, Брюс! – загоготал Уолли. – Ты первый. И не говори, что я тебе не товарищ.
Брюс взглянул на девицу. Хихикая, она сучила ногами и извивалась всем телом, борясь с Уолли.
– Мы с Майком вернемся к началу комендантского часа. Чтобы этой женщины здесь уже не было, – сказал Брюс.
«Нет и желания, – подумал он, глядя на девицу. – Все кончено». Он открыл дверь.
– Керри! – крикнул Уолли. – Ты еще и придурок. Я то думал, ты мужчина, черт побери, а ты такой же, как все! Андрэ – куколка. Хейг – пьянчуга. А ты что? С бабами проблемы? Да ты не мужик!
Брюс закрыл дверь, постоял в коридоре и усилием воли отвратил от себя жало издевки, прошедшей сквозь пробоину в броне.
«Все кончено. Она меня больше не тронет», – решительно сказал он себе и вспомнил женщину – не ту, которую привели в комнату, а свою бывшую жену.
– Сука, – прошептал он и быстро с виноватым видом добавил: – Ненависти нет. И желания тоже.
2
Вестибюль гостиницы «Гранд-отель Леопольд II» кишел народом. Рядовые хвастливо выставляли напоказ свое оружие, громко разговаривали и оглушительно смеялись, наваливаясь на стойку бара; с ними были женщины с кожей всех оттенков – от черного до светло-коричневого. В стороне стояли несколько бельгийцев с ошеломленным взглядом: беженцы, сразу видно. Одна женщина плакала, укачивая на руках младенца. Белые в гражданской одежде, с настороженными, беспокойными глазами, выдававшими в них искателей приключений, разговаривали с одетыми в деловые костюмы африканцами. Небольшая группа журналистов терпеливо, словно стая стервятников, сидела за столом и выжидала.
Все взмокли на жаре.
Два южноафриканца – пилоты чартерных рейсов – окликнули Брюса с другого конца зала.
– Привет, Брюс. По стаканчику?
– Дейв, Карл, – помахал им Брюс. – Сейчас спешу, давайте вечером.
– Мы днем вылетаем. – Карл Энгельбрехт покачал головой. – Назад только на следующей неделе.
– Ладно, договорились, – кивнул Брюс и вышел из гостиницы на авеню дю Касаи. Слепящий свет, отразившись от выкрашенных в белый цвет домов, ударил в лицо. Брюс поморщился от нахлынувшей жары и почувствовал, как тело под камуфляжем вновь стало покрываться потом. Он вынул из нагрудного кармана темные очки, надел их и направился через улицу к трехтонке-«шевроле», где ждал Майк Хейг.
– Я поведу, Майк.
– Ладно.
Майк перелез на соседнее сиденье, и, взобравшись в кабину, Брюс повел грузовик по авеню дю Касаи строго на север.
– Извини за сцену, Брюс.
– Ничего, все живы.
– Зря я вышел из себя.
Брюс не ответил, оглядывая брошенные дома по обеим сторонам дороги. Многие были разграблены, а на стенах виднелись следы от шрапнели. Время от времени вдоль тротуара попадались обгоревшие остовы автомобилей, словно панцири погибших жуков.
– Надо было не обращать внимания, но правда чертовски жжется…
Брюс молча выжал педаль газа, и грузовик набрал скорость.
«Я не хочу слушать. Я тебе не духовник, я не хочу слушать».
Он свернул на авеню Л’Этуаль и направил машину к зоопарку.
– Уолли прав, насквозь меня видит, – не отставал Майк.
– У каждого свои скорби, иначе нас бы здесь не было, – заметил Брюс и добавил, чтобы поднять Майку настроение: – Мы горсточка счастливцев, братьев.
Майк неожиданно улыбнулся, совсем по-мальчишески.
– По крайней мере мы – наемники – имеем честь принадлежать ко второй древнейшей профессии.
– Древнейшая профессия лучше оплачивается и приносит больше удовольствия, – сказал Брюс и повернул руль. Подведя грузовик к двухэтажному зданию, он припарковался у входа и выключил мотор.
Еще недавно здесь жил главный бухгалтер горнорудной компании «Юнион миньер дю О-Катанга»; сейчас в доме квартировало подразделение «Д» войск спецназа под командованием капитана Брюса Керри.
Человек шесть чернокожих рядовых сидели в тени на террасе и, когда Брюс поднялся по лестнице, прокричали приветствие, ставшее традиционным после введения войск ООН:
– ООН – merde[1]!
Брюс улыбнулся. За последние месяцы между ними установились товарищеские отношения.
– А, сливки армии Катанги!
Он угостил рядовых сигаретами, обмолвился парой слов, а потом спросил:
– Где сержант-майор?
Один из солдат указал на стеклянную дверь, ведущую в гостиную, и Брюс с Майком прошли внутрь.
На дорогой мебели в беспорядке было навалено снаряжение, из камина торчали пустые бутылки, один солдат храпел, растянувшись на персидском ковре, картина на стене, прорванная штыком, висела косо, а кофейный столик из пробкового дерева припал, как пьяный, на сломанную ногу. В комнате пахло мужчинами и дешевым табаком.
– Привет, Раффи, – сказал Брюс.
– Как кстати, босс. – Не помещавшийся в кресле сержант-майор Раффараро радостно улыбнулся. – Эти чертовы арабы все выпили.
Он кивнул на солдат, столпившихся вокруг его стола. «Арабом» вне зависимости от национальности Раффи называл любого в знак презрения или неодобрения. Речь Раффи всегда приводила Брюса в замешательство. Никак нельзя было ожидать, что такая чернокожая громадина вдруг загремит чистым американским выговором. Три года назад Раффи вернулся из Штатов со знанием языка, дипломом агронома, чудовищной любовью к бутылочному пиву (желательно «Шлиц», но другое тоже не помешает) и жестокой формой гонореи – прощальным подарком светлокожей мулатки, второкурсницы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Воспоминания об этом одолевали Раффараро, а после выпивки – особенно болезненно. Успокоиться он мог, только если метнет подальше какого-нибудь гражданина Соединенных Штатов. Едва ничего не подозревающий американец и пять-шесть галлонов пива одновременно оказывались в непосредственной близости от Раффи, в сержант-майоре пробуждалась дремавшая расовая неприязнь и находила выход, что являло незабываемое зрелище и для потерпевших, и для зрителей. Однажды вечером в отеле «Лидо» Брюс стал свидетелем одного из самых виртуозных бросков Раффи.
В тот раз жертвами оказались трое журналистов известных изданий. Ближе к вечеру они беседовали все громче, а благодаря тому, что американский выговор доносился до присутствующих со скоростью хорошо пущенного мяча для гольфа, Раффи услышал его с другого конца зала. Он молча выхлебал последний, необходимый для баланса галлон пива, утер пену с верхней губы и встал, не отводя глаз от американцев.
– Раффи, подожди. Стой!
Сержант-майор, будто не слыша окликов, направился через зал. Американцы заметили его и смущенно притихли.
Первая попытка оказалась тренировочной: парень не отвечал аэродинамическим требованиям из-за большой сопротивляемости своего живота. Бросок на двадцать футов.
– Раффи, оставь их в покое! – крикнул Брюс.
К следующей попытке Раффи уже разогрелся, но взял слишком высоко. Дальность полета – тридцать футов. Журналист пролетел через весь зал и приземлился на лужайке у входа, все еще сжимая в руке стакан.
– Беги, идиот! – предостерег Брюс третьего недотепу, но того словно парализовало.
На этот раз Раффи превзошел себя. Он ухватил «снаряд» поудобнее – за шиворот и ремень брюк – и размахнулся со всей силы. Должно быть, он осознавал, что это его лучший бросок, потому что сопроводил попытку торжествующим криком «Гонор-р-р-рея!»
Позже Брюс успокоил американцев. Те пришли в себя и, осознав, что им оказана великая честь быть причастными к установлению рекорда в метании, принялись мерить шагами дальность полетов. Проникнувшись к Раффи почти собственническим чувством, они целый вечер угощали его пивом и хвастались каждому новому посетителю. Один из американцев – тот, которого швырнули последним и дальше всех, – захотел написать статью о Раффи и сопроводить ее фотографиями. К концу вечера он вдохновенно разглагольствовал о том, что нужно включить метание людей в программу Олимпийских игр.
Раффи со скромной признательностью принимал и похвалу, и пиво. Один из американцев даже предложил метнуть его еще раз, однако сержант-майор отказался – мол, он никогда не метает одного человека дважды. Короче говоря, вечер удался.
В общем, несмотря на отдельные досадные недоразумения, Раффи обладал крепчайшим телом и вполне здоровым духом и потому был симпатичен Брюсу.
Вот и сейчас, когда Раффи предложил сыграть в карты, Керри не смог удержаться от улыбки.
– Сейчас есть дело. Как-нибудь в другой раз.
– Садитесь, босс, – повторил Раффи, и Брюс, скорчив покорную гримасу, опустился на стул напротив.
– Сколько поставите? – спросил Раффи, подаваясь вперед.
– Un mille. – Брюс достал банкноту в тысячу франков. – Вот проиграю – и пойдем.
– Спешки нет, – успокоил Раффи, выкладывая три карты рубашкой вверх. – У нас целый день. Славный христианский монарх где-то здесь. Отгадайте где – и mille ваша.
– В середине, – прошептал стоящий за спиной Брюса солдат. – Вон он.
– Не обращайте внимания на этого безумного араба. Он с утра уже пять тысяч проиграл, – заметил сержант-майор.
Брюс перевернул правую карту.
– Не повезло, – позлорадствовал Раффи. – Вам досталась дама червей – дама сердца. – Он взял банкноту и засунул ее в нагрудный карман. – Она уж постарается вас провести, эта сладколицая сучка. – Улыбаясь, он перевернул среднюю карту – валета пик с хитрыми глазами и изящно подкрученными усиками. – Вот, спала с валетом прямо под носом у короля. – Он перевернул третью карту. – А сонный старикан смотрит совсем не туда.
При виде карт Брюса замутило. Все сошлось; только дама его сердца не обладала таким невинным взглядом, а «валет» носил бороду и водил красный «ягуар».
– Все, хватит, Раффи, – резко сказал Брюс. – Возьми десяток солдат и пойдем со мной.
– Куда?
– На склад, раздобыть кое-какое снаряжение.
Раффи засунул колоду в карман и стал отбирать рядовых. Потом обратился к Брюсу:
– Не мешало бы взять топлива, как считаете, босс?
Брюс помедлил с ответом. От дюжины сворованных в августе ящиков выпивки осталось всего два, а бутылка настоящего шотландского виски обладала такой большой покупательной способностью, что Брюс использовал спиртное только в исключительных обстоятельствах. Впрочем, сейчас ему стало ясно, что без взятки интенданту вероятность получить на складе необходимое снаряжение стремится к нулю.
– Ладно, Раффи. Принеси ящик.
Раффи встал из-за стола и нахлобучил на голову стальной шлем – завязки болтались по обе стороны черного круглого лица сержант-майора.
– Целый ящик? – Он улыбнулся Брюсу. – Хотите купить военный корабль?
– Почти, – ответил Брюс. – Давай неси.
Раффи исчез в глубине дома и вскоре появился, неся под мышкой ящик виски «Грантс Стендфаст» и прихватив за горлышки шесть бутылок пива «Симба».
– Вдруг жажда замучает, – объяснил он.
Солдаты, клацая оружием, забрались в кузов грузовика. Им вслед неслась веселая брань товарищей, оставшихся на террасе. Брюс, Майк и Раффи залезли в кабину, и Раффи, засунув ящик с виски себе под ноги, оперся на него огромными ботинками.
– А что случилось, босс? – спросил он.
Брюс вывел грузовик из переулка и, свернув на авеню Л’Этуаль, принялся рассказывать. Раффи выслушал, буркнул что-то непонятное и открыл бутылку пива крепкими, как долото, белыми зубами. С легким шипением пена потекла по стеклу и закапала Раффи на колени.
– Моим ребятам это не понравится, – сказал он, протягивая открытую бутылку Майку Хейгу. Майк покачал головой, и Раффи передал пиво Брюсу. Открыв еще одну бутылку, сержант-майор продолжил: – А еще хуже будет, когда мы доберемся до Порт-Реприва и заберем алмазы.
Вздрогнув, Брюс искоса взглянул на него:
– Какие алмазы?
– Выкопанные, – ответил Раффи. – Вы что, решили, что нас посылают спасать поселенцев? Все из-за алмазов, точно говорю!
Внезапно прояснилось многое из того, чего Брюс прежде не понимал. В памяти всплыл почти забытый разговор с инженером из «Юнион миньер». Они говорили про три земснаряда, которые выкапывали гравий со дна болот по берегам Луфиры. Суда базировались в Порт-Реприве и, конечно, вернулись туда при первой же тревоге. Они все еще там, с полным грузом алмазов, добытых за три или четыре месяца. Это примерно полмиллиона фунтов стерлингов неграненых камней. Вот почему правительство Катанги возлагало столь большие надежды на эту экспедицию, вот почему задействованы такие мощные силы и вот почему для проведения спасательной операции не стали обращаться к командованию миротворческого контингента ООН.
Брюс саркастически усмехнулся, вспомнив, какие «гуманитарные» доводы приводил ему министр внутренних дел: «Это наш долг, капитан Керри. Мы не можем оставить поселенцев на сомнительную милость туземцев. Это наш долг как цивилизованных людей».
Связи со многими отдаленными миссиями и государственными учреждениями Катанги и южной части провинции Касаи не было многие месяцы, никаких новостей оттуда не поступало, но благополучие тамошних жителей почему-то заботило правительство гораздо меньше, чем положение дел в Порт-Реприве.
Брюс отхлебнул пива, удерживая руль одной рукой, и взглянул поверх бутылки на дорогу. «Ладно, привезем мы груз, его упакуют в ящик для патронов – и на самолет. А потом счет в Цюрихе пополнится солидной суммой. Так о чем беспокоиться? Мне хорошо платят».
– Думаю, не стоит говорить моим ребятам про алмазы, – печально сказал Раффи.
Брюс притормозил и въехал в промышленную зону близ железной дороги. Он всматривался в каждое проплывающее мимо здание, пока наконец не увидел нужное ему. Он свернул с дороги и, остановив машину у входа, пару раз нажал на клаксон. Вышел солдат, тщательно проверил пропуск и что-то крикнул охранникам. Ворота открылись. Брюс завел грузовик во двор и выключил двигатель.
Во дворе стояло несколько грузовиков, украшенных гербом Катанги и окруженных солдатами в мокрой от пота форме. Из одной кабины высунулся лейтенант:
– Чао, Брюс!
– Как дела, Серджио? – откликнулся Брюс.
– Ужасно! Ужасно!
Брюс улыбнулся. Итальянцу все казалось ужасным. Брюс вспомнил, как в июле, в разгар боя у моста, он повалил лейтенанта на капот джипа и штыком выковырял осколок шрапнели из волосатой задницы итальянца. Это тоже было ужасно.
– Ладно, еще увидимся, – махнул ему Брюс и повел Майка и Раффи через двор к зданию склада.
На большой двустворчатой двери висела табличка «Dйpуt Ordinance – Armйe du Katanga»[2]. В кабинете за столом, отделенным стеклянной перегородкой, сидел похожий на жизнерадостную черную жабу майор в круглых, как у Ганди, очках со стальными дужками. Он поднял голову.
– Non[3], – решительно сказал он. – Non, non.
Брюс достал листок заявки и положил его перед майором. Тот презрительно оттолкнул его в сторону.
– У нас этого нет, все закончилось. Ничем не могу помочь. Не могу! Порядок нарушать нельзя. К тому же надо учитывать обстоятельства. Нет, извините.
Он схватил со стола пачку бумаг и, отвернувшись от Брюса, углубился в их изучение.
– Заявка подписана господином президентом, – негромко сказал Брюс.
Майор отложил бумаги и, выйдя из-за стола, подошел вплотную к Брюсу. Его макушка доходила капитану лишь до подбородка.
– Да хоть самим Всемогущим! Извините, ничем помочь не могу.
Брюс прошелся глазами по горам оборудования и снаряжения, занимавших все пространство склада. Со своего места он разглядел по меньшей мере штук двадцать нужных ему предметов. Майор заметил это и так возбужденно и быстро залопотал на французском, что Брюс улавливал лишь часто повторяющееся слово «Non». Он многозначительно взглянул на Раффи. Тот вышел вперед и, успокаивающе приобняв майора за плечо, повел его, все еще упиравшегося, во двор к грузовику. Открыв дверцу кабины, Раффи продемонстрировал майору ящик виски, штыком поддел крышку и позволил майору проверить печати на пробках.
Через несколько минут майор и Раффи вернулись в кабинет. Сержант-майор нес ящик.
– Капитан, – сказал майор, взяв со стола заявку, – я понял, что ошибался. Она действительно подписана господином президентом. Мой долг – предоставить вам внеочередной приоритет. – Брюс пробормотал спасибо, и майор широко улыбнулся. – Я дам вам своих людей в помощь.
– Вы очень любезны, но не стоит отрывать их от неотложных дел. У меня есть люди.
– Отлично, – обрадовался майор и обвел помещение пухлой ручкой: – Берите что нужно.