Вслед за тенью. Книга первая

Дисклеймер:

Все персонажи и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными личностями случайны.

Пролог. Под колпаком у «Мюллера»

Как он мог всё от меня скрывать? Я же имела полное право знать то, что творится в моей семье. Но он решил по-своему. Впрочем, как всегда…

И что же теперь? Столько лет пролетело… Как теперь всё исправить?

Всё моё детство прошло под его тотальным контролем. Все эти годы, каждый вечер после ужина, я в деталях отчитывалась ему о том, как прошёл мой день, а затем – вслушивалась в его советы и замечания по поводу того, как правильнее было бы поступить в том или ином случае.

Все эти годы мы жили изолированно. Мой круг общения тщательно им фильтровался и ограничивался. В первый год после того, как всё случилось, круг этот состоял из него самого, Полины – нашей помощницы по хозяйству и дяди Коли – начальника нашей службы безопасности – вот, пожалуй, и всё. Бесспорно, на то были причины: он стремился уберечь меня от опасностей, реальных или надуманных им – неважно. Важно то, что с его гиперопекой всё детство и юность я провела будто в капсуле, лишь изредка высовывая свой любознательный носик за стены нашего уютного и безопасного дома-крепости. Я даже не догадывалась о том, что происходит совсем рядом – в каких-то сотнях метров от его стен – за стенами поменьше, но в полной видимости из окна его кабинета.

Единственным местом, которое я исправно посещала после того, как взбунтовалась против такой тотальной изоляции, – была школа, куда на протяжении десяти лет меня отвозил и строго по расписанию доставлял домой дядя Коля.

Так случилось, что с семи лет воспитанием моим занимался Даниил Сергеевич Громов – мой дед по маминой линии. И сколько себя помню, он всегда ревностно оберегал меня от информации, которую считал лишней или совершенно для меня не существенной. Но рано или поздно всё меняется, а тайное – всегда становится явным. Поэтому, стоило мне закончить школу, как всё начало проясняться.

«Новые вводные, значит», – пробурчал дедушка, когда я радостно сообщила ему о том, что поступила в Универ.

«Дедуль, ну ты чего?.. Не рад, что ли?» – грустно улыбнулась я тогда, заметив одинокую морщинку у него на переносице. Она всегда появлялась, если что-то шло не так, как он запланировал.

«Рад… Конечно, рад. Просто нужно будет продумать некоторые пункты по твоей безопасности. Ввести коррективы…» – устало ответил он тогда.

«Ну, какие коррективы? Что ещё может случиться? Уже десять лет всё тихо—мирно. В прошлом всё, дедуль», – попыталась я успокоить в тот день его паранойю.

«Не спорь, – в своей обычной: авторитарной манере велел он тогда. И подумав, негромко проговорил: – Теперь любая мелочь может выбить почву у нас из-под ног…»

Я тогда не восприняла его слов всерьёз. Списала их на усугубившуюся с возрастом мнительность. А излишнюю подозрительность деда я привыкла объяснять для себя его военным прошлым и тем, что нам пришлось пережить в годы моего неспокойного детства.

Но минувшим летом, уже после того, как обрадовала его своим поступлением в Универ, я стала случайным свидетелем одного странного разговора. Он-то и заставил меня усомниться в уверенности о том, что все наши беды остались позади.

Обычно дед вёл деловые беседы у себя в кабинете, но в тот день…

В тот день мы горячо спорили в моей комнате о том, где мне лучше проживать. Дед считал, что безопаснее ездить на занятия из дома, а я бурно отстаивала свою идею поселиться в общаге. Вот на самой горячей точке нашего спора и раздался тот странный звонок. Мне показалось, дед тогда ответил на него машинально. Он молча выслушал собеседника и холодно предупредил: «Держись от моей семьи подальше или пожалеешь!» И бросив мне: «Позже договорим», вышел из комнаты.

Всю ночь после того разговора я прождала дедушку, не смыкая глаз. Но вернулся он только через два дня. Вернулся и с порога сообщил, что наш начальник СБ – дядя Коля – попал в аварию. В паре слов дедушка рассказал о его состоянии после инцидента, но все мои расспросы по поводу того странного звонка и о том, где он пробыл двое суток, остались без объяснений…

Спустя время произошло ещё одно событие. На первый взгляд странное и совсем несерьезное, оно поставило мою прежнюю размеренную жизнь с ног на голову. События с того дня замелькали словно узоры в калейдоскопе: стремительно и непредсказуемо настолько, что порой я ощущала себя героиней шпионского триллера и наотрез отказывалась верить в то, что всё происходит именно со мной – Катей Громовой – обычной первокурсницей медицинского ВУЗа.

Глава 1 Эльвира. Ход конём

Декабрь того же года.

Наступило утро пятницы. Я спешила в Универ и уже выскочила было за дверь нашей с Марьей комнаты в общежитии, но подруга остановила меня, огорошив новостью.

– Сегодня вечером жду тебя в Москва-Сити, – заявила она своим привычным деловитым тоном, – В 19.00 заруливай в рестик.

– Куда?..

– В ресторан, – объяснила она на понятном мне русском и тут же распорядилась: – Только чур не опаздывать, ясно! Координаты сброшу смской».

– А что, есть повод? – удивленно спросила я, застыв у входной двери.

– Есть, – коротко ответили мне с лукавой улыбкой. Она-то и раззадорила мое любопытство, которое дед называл не иначе, как патологическим.

– Какой? – осторожно спросила я, но не услышав ответа, продолжила «раскручивать» подругу на откровенность: – Ну, Маш… Вчера ж вечером ничего не предвещало…

– Ну, Мааш! – снова воскликнула я, видя, что она не спешит с ответом.

– Вот придешь в рестик – и узнаешь.

– Ну, неет, Маш! Я ж умру от любопытства! Хоть намекни! Маш, ну пожааалуйста. В конце концов: я должна знать, как одеться.

– Форма одежды – парадная, – известили меня, усмехнувшись.

– Па—рад—на—я! – пропела я по слогам. И подмигнув ей, уточнила: —Парадно—деловая или парадно—романтическая?

– Ну ты и зануда, Кать! – рассмеялась Машка.

– Должна же я знать, как одеться! Деловой костюм или платье а ля романтик? Ну, Маш!

– Ладно… Слушай… Я тут замуж собралась, – как бы между прочим известили меня. И с иронией добавили: – Так что в платье чтоб пришла, ясно!

– Ты?! Замуж?! Не может быть!» – только и удалось воскликнуть мне, успевшей за полгода дружбы распознать ее независимый нрав и тягу к «жизни без обязательств». Именно так она называла отношения со своим парнем.

– Для разнообразия – почему бы и нет! – вдруг заявила моя авантюристка.

– Вот это да… Ааа… Это… А Саша в курсе?» – сконфуженно залепетала я.

– В смысле? А кому, как ни ему в курсе-то быть, Кать?! Он весь этот шабаш и замутил, – с коварной усмешкой поделилась она, – вот путь теперь и расхлебывает!

– Ну и дела! – только и смогла снова выдать я. И спохватилась: – Прости… Неожиданно просто… Ещё вчера ж ничего не предвещало…

– Днем – да, а вот ночью… – загадочно проговорила Машенция.

– Так он приходил! А я не слышала… Эх, я и спать…

– Пришел – да был отозван, – подилилась она, очень постаравшись скрыть недовольство. Снова улыбнулась и добавила: – А телефон нам – на что?

– Так он перезвонил потом, да? Ночью? звонил!

– Ты у нас Капитан Очевидность, блин! Позвонил и высказал всё, что не успел при встрече.

– И предложение сделал по телефону, да?

– Служба, чего уж… – Вздохнула подруга.

– Да: служба – есть служба. Так папа говорил… Поздравляю, Маш… Вот просто… от всего сердца поздравляю! Просто это так неожиданно! – сбивчиво затараторила я, прогоняя из памяти день, когда папа сказал мне ту фразу: расстраиваться сейчас мне было ни к чему.

– Это я уже слышала, – смеясь напомнили мне, – Обещай, что будешь сегодня вовремя!

– Обещаю! Конечно, обещаю! – клятвенно заверила я ее и добавила: – Я постараюсь.

– Чтоб очень постаралась, слышишь! – велела она, – А то, знаю я тебя! Беги! На пару опоздаешь!

– Да… уже в пути! Ну ты даешь! – воскликнула я и выбежала, хлопнув дверью.

В ритме вальса пронеслась по коридору, спустилась в холл и толкнула тяжелую дверь на выход из общежития. Вылетела на крыльцо, как пробка из бутылки, и замерла в полнейшем изумлении.

Обожаю зиму! Она у нас замечательная, самая что ни на есть настоящая: студёная, с ледяным воздухом, холодящим горло, с хрустом снега под ногами, со звонким чириканьем воробьев, которым, кажется, любой мороз нипочем. Полина моя любит говорить: «Зимушка наша – своенравна и обожает преподносить сюрпризы». И она права: только вчера было тепло и дождливо, словно осень и не уходила, а за ночь резко похолодало, завьюжило и Златоглавую засыпало с горочкой. Рыхлые мягкие россыпи росли на глазах, застилали дорожки пухлым белоснежным покрывалом и свисали с веток деревьев и кустарников, словно Полинино дрожжевое тесто, как-то «сбежавшее» из кастрюли, казавшейся мне в детстве просто огромной.

Путь мой на занятия лежал через сквер и шла я по нему этим утром, как по настоящему царству Снежной Королевы из любимой в детстве сказки.

Лёгкий ветерок заигрывал с волосами: слегка трепал их и скидывал с прядей вездесущие снежинки. Вдруг более сильный его порыв подкинул несколько локонов на грудь. Я подняла было ладонь, чтобы привычно откинуть их назад, но вдруг расслышала издали насмешливое и настойчивое одновременно:

– Эй, красавица, позолоти-ка мне ручку!

Я обернулась и заметила женщину в чёрной норковой шубе. Она плавно скользила по направлению ко мне, чуть придерживая меховые полы своего гламурного одеяния, из-под которого выглядывали лишь щиколотки ног в чёрных кожаных сапожках. Я взглянула на её лицо, чтобы убедиться, знакомы ли мы, и с уверенностью откинула эту догадку: остановила меня совершенно незнакомая мне женщина.

Пара густых непослушных прядей чёрных как вороново крыло волос выбилась из-под её капюшона, успевшего покрыться снежной паутинкой, и теперь с обеих сторон обрамляла чуть разрумянившееся моложавое лицо женщины.

Нежданная собеседница подошла ко мне и вскинула перед самым моим носом изящную кисть руки с элегантным маникюром.

Я и не собиралась поддаваться на манипуляции этой дамы, ведь никогда не воспринимала всерьёз идею с предсказанием будущего, всегда считала это выдумкой, фокусом, мастерски разыгранным представлением.

К тому же передо мной стояла вполне себе обеспеченная дама, с идеальным макияжем «а ля натюрель» и в роскошной шубе, в которой явно было бы не с руки бродить по улицам в поисках желающих нагадать себе будущее. Дорогой маникюр, опять же, дополнял изысканный образ незнакомки. И только объёмная яркая шаль с длинными, свисающими на грудь кистями, нарочито повязанная поверх шубы, делала даму хоть чем-то похожей на уличную предсказательницу. Броский узор этой шали, вышитой пурпурными розами в золотой окантовке, так и притягивал взгляд. Яркий узор, казалось, плавно растекался огромной разноцветной кляксой по иссиня-чёрному полотну. Особого магнетизма образу моей случайной собеседницы добавляли и выразительные глаза с томной поволокой. Я заглянула в них и чуть не утонула, пробормотав:

– Не надо. Я в это не верю…

Не без усилия отвернувшись от незнакомки, на вдруг отяжелевших ногах я заспешила к «Сеченке», контуры которой уже просматривались в снежной мгле.

– Э… Стой, я не закончила! – выкрикнула мне в след брюнетка. Она догнала меня в два счета и настырно ухватилась за рукав моей дублёнки.

Я остановилась, лишившись дара речи то ли от навязчивой бесцеремонности женщины, то ли от странного магнетизма её взгляда.

– А ты дерзкая! – недовольно воскликнула она, окинув меня внимательным и чуть надменным взором. И продолжила: – Меня обычно выслушивают до конца, если, конечно, хотят добра. Хм… – замолкла она на пару мгновений, всматриваясь мне в лицо и будто что-то обдумывая.

С минуту мы обе безмолвно стояли, словно два запорошенных снегом изваяния, как бы опасаясь сделать ещё один шаг к сближению. Впрочем, мне не было страшно в обществе этой дамы. К тому же, моя бунтарка—интуиция, хоть и слегка капризничала, посылая мне вполне здравые идеи поспешить на пару, однако, в общем-то не настаивала на этом и вела себя вполне миролюбиво, похоже, не уловив явной опасности. И только ноги мои оставались неприятно ватными и неповоротливыми, но и они тоже будто не желали нести меня отсюда прочь. Это вызвало во досаду, ведь здравый смысл трубил, что я могла опоздать на пару.

Женщина всё ещё придерживала меня за рукав дублёнки, видимо, давая понять, что не выдаст мне «вольную», пока не выскажется.

– Отпустите меня, – миролюбиво попросила я, взглядом указав на её цепкие пальцы на моём рукаве, и объяснила: – Поверьте, со мной вы зря теряете время. Я студентка, денег у меня немного. Да вам они и ни к чему.

– Вот как! – иронично усмехнулась дама и заинтересовано выдала: – С чего такие выводы?

– Не производите впечатления нуждающейся, – объяснила я.

– Хмм… Верно, явный просчёт в образе… Что ж… Обстоятельства порой берут верх.

– Какие обстоятельства?

– Не важно, – проговорила она, оглядев меня ещё одним острым взглядом. И велела: – Считай, что у меня хобби.

– Хобби? – рассеяно переспросила я, стараясь не концентрировать внимания на её глазах, обрамленных густыми длинными ресницами и буравящих меня оценивающим взглядом.

– Да. Люблю направлять капризных цыпочек…

– Направлять куда?

– В нужное рус…

– Знаете, я не капризная цыпочка, – перебила я её, не постаравшись скрыть обиду. И объяснила: – Просто привыкла сторониться навязчивых дам с маниакальными замашками.

– Маниакальными замашками, – повторила она и снова усмехнулась: – А тебе палец в рот не клади… Что ж, один: один, голубушка, – вполне себе дружелюбно улыбнулась она и добавила: – Ты то, что нужно!

– Нужно кому?

– Хороший вопрос. Схватываешь на лету, – милостиво похвалили меня, – Итак: к делу! Деньги твои мне ни к чему. По темпераменту подходишь… А волосы твои…

– Волосы? Не понимаю…

– Они точно не оставят его равнодушным, – довольно ухмыльнувшись, заявила она.

– Кого «его»? – уточнила я, совсем сбитая с толку.

– Роскошные… Буйные… Непослушные, как их хозяйка, – будто увещевая меня, негромко вещала дама, оставив мой вопрос без ответа.

Голос её теперь как-то странно воздействовал на меня. Негромкий, грудной, тягучий, словно карамельная нуга, он будто лишал сил; будто обволакивал мягкой шалью, окуная в тепло и уют летнего дня. Меня даже стало чуть покачивать, словно на волнах, стоило ей продолжить говорить после короткой паузы: – Он обожает такую длину.

Слова эти отчего-то опалили меня спонтанной радостью. В ногах появилась странная лёгкость. Я вдруг почувствовала себя воздушным шариком, наполненным гелием и подвешенным к потолку. В голове медленно, но неотвратимо сгущался туман. В нём вязли обрывки моих разрозненных мыслей: «О ком она говор…»

– Кто «он»? – пролепетала я, с трудом разомкнув непослушные губы.

– Жизнь твоя будет так же непредсказуема, как их тяжелые крутые волны. – пристально глядя мне в глаза, негромко говорила дама, снова будто не расслышав моего вопроса.

– Волны?.. Не надо! – попыталась возмутиться я, сделав над собой неимоверное усилие. И заметила, как её рука потянулась к одному из моих локонов. Заметила и почувствовала, что совсем теряю волю к сопротивлению, становлюсь покорной, очень послушной – настоящей марионеткой в её руках. Манипуляции над собой я ненавижу с самого детства и позволяю это только дедушке, знаю, что он не причинит мне вреда и всегда будет на моей стороне. Но стоявшая сейчас передо мной незнакомка была не так проста. Чтобы избавиться от странного наваждения, я, по привычке, резко повела головой из стороны в сторону, но сделала только хуже: ещё несколько моих локонов перекочевало на грудь. Их тут же легонько огладили ладонью, но теперь я отчего-то не рассердилась, а улыбнулась, ни с того ни с сего поймав себя на мысли о том, что голос дамы мне нравится. Он для меня – словно манна небесная, поэтому я просто обязана вслушиваться в каждое сказанное им слово.

Обладательница этого голоса увиделась мне вдруг лучшим другом – тем, кто, как и дедушка, желает мне только добра. Стало быть, всё, что она мне сейчас навещает – станет самым важным в моей жизни. Не знаю, с чего я это себе напридумывала, но туман в голове продолжал сгущаться, и любая трезвая мысль, казалось, тонула в нём безвозвратно.

Откуда ни возьмись вдруг навалилась тишина. Полная. Глухая. Ни ветерка, ни шороха, ни чириканья воробьёв, ни гула машин вдали, ни голосов студентов, ещё мгновение назад спешивших мимо нас на занятия. Исчезло всё, кроме казавшихся мне теперь обсидиановыми омутов её серьёзных глаз. В них я вязла всё глубже и глубже.

– На твоем пороге Король Треф, Синеглазка. – в глубокой тиши звучал настойчивый голос дамы. – Ждёт… Томится… С бокалом гранатового сока.

– Ссока?.. Пппочему ггранатового?.. – запинаясь, нерешительно спросила я, снова с трудом разлепив онемевшие губы.

– Потому что любимый, – вздохнув, ответили мне назидательным тоном, словно неугомонному и неразумному ребенку. Следом мне ещё раз огладили волосы, словно гриву норовистой лошадке, и продолжили:

– Сейчас Король Треф – при даме с платиновыми волосами и даже не подозревает, как ты ему нужна…

– При даме… Кто она? – пробормотала я. Собственный голос слышался мне теперь доносившимся откуда-то издали. Он звучал слабо, едва различимо и отчего-то расстроенно.

– Пустое. Она тебе не соперница, – успокоили меня.

– Правда? – уточнила я со странной надеждой в голосе.

– Да, – категорично обнадёжили меня, – Запомни: только тебе суждено быть с ним рядом. Докажи ему это.

«Как?» – захотелось было спросить мне, но выплывшая из тумана интуиция подкинула другой вопрос.

– Зачем мне это? – прошептала я.

– Потому что он – твоя судьба, – прозвучал ответ. И снова было велено: – Докажи ему это!

– Как?

– Просто будь собой, Синеглазка. И не отпускай его от себя больше, чем на неделю.

Я не понимала, кто передо мной и о ком мне сейчас вещали, но ответ мне понравился настолько, что сердце радостно пустилось вскачь. Накатила дикая уверенность в том, что буду следовать этому совету, чего бы это ни стоило.

«Она мне не соперница… Не соперница… Нужно просто быть собой и не отпускать его…» – эхом отдавался в голове настойчивый голос дамы. Он кружил меня в странной эйфории, дарил непонятную надежду и повышал самооценку. Возможно, это был мой собственный внутренний голос. Да, возможно, я сама принялась внушать себе странный постулат дамы.

Где-то на задворках сознания встрепенулась моя интуиция, видимо, попытавшись вразумить свою хозяйку, намекнуть ей, что творится что-то неладное, неправильное.

«Стоп, Катя! Закрой глаза!» – мысленно велела я себе.

Но сделать это оказалось совсем непросто. Неимоверным усилием воли мне всё же удалось вырваться от плена манящих глаз, но скользнув взглядом ниже по лицу незнакомки, я наткнулась на полные губы цвета спелой вишни. Они на мгновение скривились в недовольной усмешке, но сразу же снова сложились бантиком.

– Не отвлекайся, Синеглазка, – было приказано мне.

Предсказательница снова вздохнула и выставила указательный палец перед самым моим носом. Я залипла на ярком остром ноготке и тут же забыла обо всём на свете. Ноготок этот пару раз прошелся у меня перед глазами маятником, отражая утренний свет крупинками перламутра, нанесенными поверх алого лака. Чуть дыша, я наблюдала за движением этого пальца, зачаровано ожидая следующей мерцающей вспышки. Откуда-то издали, словно сквозь плотный ватный кокон до меня докатился ещё один приказ:

– Слушай и запоминай!

Голос, отдавший это распоряжение, изменился: стал жёстче, чётче и больше не укутывал меня теплом и уютом. Теперь он размеренно отбивал ритм, словно встроенный внутри меня, невидимый глазу метроном.

– Рядом с тобой два Короля, Синеглазка, но лишь один из них желает тебе добра. Запомни, душа Короля Червей – черна как ночь!

Я снова качнула головой, пытаясь избавиться от назойливого «счетчика». «Метроном» вдруг стих, и мне показалось, что где-то совсем рядом зажурчал ручей. Я не могла понять, откуда тот взялся в сквере, да ещё и зимой, но сосредоточиться на этой мысли мне не удалось.

– Король Треф благороден. Именно он – твоя судьба.

– Он любит гранатовый сок, – то ли спросила, то ли известила я Голос.

– Верно, – одобрительно заметил Он и продолжил вещать дальше: – Опасность в том, что Король Треф будет видеть в тебе другую. – сквозь монотонное журчание ручейка пробивалось Его звучание: такое отчетливое, навязчивое, с глубоким грудным оттенком. Я сжала кулаки и медленно моргнула, сделав ещё одну попытку избавиться от наваждения.

Пухлые губы напротив снова изогнулись в ироничной усмешке:

– Не сопротивляйся мне, Синеглазка. Слушай и запоминай. Постарайся, чтобы Король Треф разглядел тебя настоящую. Это важно. Тогда будешь жить.

Голос незнакомки вдруг стал нечётким, едва различимым.

– Буду жить? – переспросила я, ничего не понимая. И услышала в ответ:

– Да. Стоит вопрос о жизни и смерти.

– Чьей?.. – спросила я, но ответа так и не получила.

Последнее, что мне удалось расслышать, было: «Берегись человека с каменным лицом».

Почувствовав, что странное притяжение резко ослабло, я устало прикрыла веки, а когда разлепила их, мерцающее пятно перед глазами уже рассеялось. Меня встряхнули за плечи, и знакомый голос приказал:

– Отомри!

Шум мегаполиса ураганом ворвался в уши. Я окончательно пришла в себя, осмотрелась по сторонам и пролепетала:

– Где она, Миш?

– Кто?

– Женщина… Тут стояла…

– Какая женщина?

– Ну… Король Треф… Король Червей…

– Ты чё несёшь-то, Кать? Не было здесь никого. Одна ты стояла.

В ровном голосе однокурсника проскользнул легкий намёк на раздражение. Что ж, хоть какая-то эмоция. Обычно Новиков похож на айсберг. Громадный, благо – рост позволяет, холодный и невозмутимый.

Он выхватил шапку у меня из рук и натянул на мои озябшие уши – и только тогда я поняла, что, выбежав из общаги, совсем забыла ее надеть. А капюшон, который я, видимо, машинально накинула на голову – давно слетел. То, насколько я озябла, теперь чувствовалось по резкой боли, пронзившей пальцы, стоило однокурснику выдернуть из них моего пушистика. Именно так я привыкла называть шапку, которую связала Полина, заменившая мне маму, если, конечно, маму вообще можно заменить… Как бы то ни было, но она очень старалась.

– Как же никого не было, Миш? Я же с ней говорила, – пролепетала я дрожащими от холода губами.

– Задубела совсем, – ответил он и велел: – Вперед! Семь минут до начала представления. Не будем огорчать Аннушку.

– Оставь её в покое, Миш, – в который раз попросила я.

И получила привычный ответ:

– Не лезь не в своё дело!

Меня обхватили за талию и потянули ко входу в Альма-матер. При других обстоятельствах я бы не позволила нарушение личных границ, но сейчас была благодарна Новикову за поддержку.