Пролог
– Таня, ты серьёзно? – услышала Света сквозь неплотно прикрытую дверь, и её резануло такое обращение к матери, по имени.
Показалось, что это не просто обоюдная договорённость – правда и с подобным она сталкивалась только понаслышке – а вызов. Даже не слишком завуалированный. Хотя и сынуля далеко уже не деточка, и их действительно можно принять за брата с сестрой, просто с ощутимой разницей в возрасте – тоже довольно рядовая ситуация.
Подслушивать непорядочно – Света это прекрасно знала, и дверь, когда выходила, она закрывала нормально, но, видимо, недощёлкнула. Язычок замка не до конца вошёл в паз, и лёгкий сквозняк легко вытолкнул створку, пусть и совсем на чуть-чуть, чтобы спокойно пролететь самому, по пути подхватив слова идущего в комнате разговора. И наверняка это произошло неслучайно, вселенная намекала: «Света, ещё раз хорошенько подумай. Пока не поздно. Ты ведь так и хотела сделать с самого начала».
Нет, её не пугали все те перечисленные ранее обязанности: вести переговоры, составлять расписание, следить за таймингом, напоминать о предстоящих мероприятиях и прочая подобная деловая суета – это для неё привычно и хорошо знакомо, пусть и сфера деятельности совсем другая. Главная проблема заключалась именно в личности клиента.
Александр Пожарский. Весьма востребованный и всё больше набиравший популярность мужчина-модель. Харизматичный блондин с бездонными синими глазами, лучезарной улыбкой, от которой таяли женщины любого возраста, и непростым характером. Обаятельный, язвительный, прямолинейный, эгоистичный, своенравный и, похоже, весьма привередливый. Хотя на фото и видео он, бесспорно, получался потрясающе. Особенно взгляд.
У него, в отличие от большого количества моделей, взгляд всегда был живым и говорящим, а не просто самовлюблённым и томно-завлекательным. Он завораживал не только вживую, но даже на фото, притягивал ничуть не меньше, чем улыбка Джоконды, и представлялось – в нём тоже жила какая-то тайна, о которой непременно хотелось узнать.
Когда позировал, Пожарский выглядел идеальным, но в жизни всё оказалось не совсем так. Или даже совсем не так.
– Уж лучше бы тогда сразу какую-нибудь тётку шестидесятилетнюю приставила, – долетело сквозь узкую щель, и Света прекрасно слышала всё до последнего слова. – Она бы мне хоть носочки вязала и кашку по утрам варила. Я б её бабулей называл. Всё веселей, чем эта отличница.
– А она не для того, чтобы веселиться, а чтобы работать, – холодно отрезала Татьяна. – А кого в койку затащить, ты и так найдёшь. – Но затем голос её заметно потеплел, в нём появились доверительные интонации, хотя не только искренние, но и отчасти манипулятивные. – Алик, тебе самому не надоели все эти специалистки широкого профиля? Хорошо ещё ни одной до сих пор в голову не пришло нарочно от тебя залететь, а потом выставить условие: либо женись, либо плати алименты.
В ответ прозвучало не менее колкое:
– По себе меряешь? – И тоже успело неприятно царапнуть, хотя сразу вдогонку без паузы раздалось ироничное, явно провокационное, но вряд ли серьёзное: – А я бы, может, с радостью женился. Ты меня в восемнадцать родила, а мне сейчас почти двадцать семь, материально и жилищно обеспечен. Имею право плодиться и размножаться.
Ну и отношеньица между ними! Вроде бы оба взрослые люди, явно привязанные друг другу и, скорее всего, любящие, но словно боящиеся в этом признаться, прячущиеся за нарочитым сарказмом, а иногда даже за жёсткостью.
– Цифры, солнце моё, это ни о чём, – назидательно заметила Татьяна. – Возраст, он в голове. Поэтому для начала тебе самому повзрослеть не мешало бы. И только тогда плодиться.
– Вот ты спецом и выбрала в стиле «антисекс» до предела правильную и унылую, – вывел Александр.
Называть его Аликом, как делали остальные, у Светы пока не получалось, даже мысленно.
Да и нужно ли оно ей вообще? Разве сейчас не самое время сделать то, что уже не раз собиралась – просто подняться с места и уйти. По-английски, не прощаясь и ничего не говоря. После таких-то заявлений.
Обидно. Да, обидно. И даже больно, словно ей нарочно тыкали в свежую едва начинавшую затягиваться рану.
В горле сам собой возник твёрдый комок, а где-то внутри внезапно поднялась волна злости и негодования, рождавшая новое желание – не просто тихо сбежать, а для начала ворваться в кабинет и высказать всё, что Света думала о таких вот развращённых заносчивых самцах. Которые считали себя пупами земли. Которые к женщинам относились, как… как к игрушкам, как в вещам, существующим исключительно для удовлетворения их потребностей. Которые уверены, что каждая должна быть безмерно благодарна за обращённое на неё внимание, а потому в любом случае принимать его и радоваться, а также бесконечно понимать, терпеть и прощать. Ну и вести себя, и выглядеть соответственно – мило, завлекательно, сексуально. Чтобы радовать придирчивый мужской глаз.
И всё-таки она сдержалась. Потому что… да потому что высказывать подобное нужно было гораздо раньше. В другом месте и другому человеку. А тогда Света в основном молчала, или ёрничала. И ревела, закрывшись в ванной, чтобы домашние не видели. Но они, конечно, прекрасно обо всём догадывались. Хорошо хоть не доставали расспросами и не пытались успокоить, иначе она наверняка так и не прекратила бы плакать.
Глава 1
С Эдиком они съехались через два месяца после того, как стали встречаться, и жили вместе вот уже полтора года. Правда квартира была не его и не её, а чужая – съёмная. Но многие же так начинали. А со временем появилась бы и своя собственная. Общая, на двоих. Света очень быстро поверила в стабильность и перспективность их отношений.
Иногда такое вообще понимаешь прямо с первой встречи, чуть ли не с первого взгляда. Интуиция или какое-то ещё не менее загадочное и необъяснимое с рациональной точки зрения чувство даже не подсказывает, а смело заявляет: «Это он, твой человек. Твоя половинка, которую ты давно искала и ждала».
Ты, как разумная и способная критично мыслить девушка, конечно, сомневаешься «Да не может быть. Слишком чýдно и невероятно. Это ж не сказка, а жизнь», но глубоко в душе уже вполне соглашаешься и понимаешь – да-да-да, так и есть!
Или тебе просто не терпится согласиться, покончить с неопределённостью и метаниями, наконец-то стать удовлетворённой и счастливой? Это же так приятно! И ты старательно убеждаешь себя, что не ошиблась. А порой и правда не ошибаешься. Шансов пятьдесят на пятьдесят. А Света всегда была разумной и рассудительной, и значит в её случае расклад куда более выигрышный.
Познакомились они довольно банально – на работе. Света сидела в университетском отделе кадров, а Эдик, Эдуард Валентинович, преподавал. Он был немного постарше, уже защитил диссертацию, уже получил должность доцента. К тому же внешне выглядел симпатичным и подтянуто-спортивным, и даже немножко удивительно, что до сих пор оставался неженатым.
Правда тут легко находилось вполне убедительное, и главное, отлично тешащее самолюбие объяснение – дело в том, что раньше, до Светы, ему просто не встретилась достойная и идеально подходящая девушка, та, что предназначалась судьбой. Потому и не сложилось, потому он и не спешил, ждал. Зато теперь…
Ну ладно, так и быть, надо признать, Света тоже не совсем уж Леди Совершенство – яркой эффектной красоткой, при виде которой мужчины сразу падают к ногам и укладываются штабелями, её не назовёшь. Возможно, ей даже не мешало бы немного похудеть. Реально немного. Но в целом она очень даже миловидная. Плюс умная, рассудительная, выдержанная – год работы в кол-центре крупного банка не прошёл даром – добрая, заботливая, хозяйственная.
Поэтому неудивительно, что Эдик выбрал именно её. Но ей с ним тоже определённо повезло, наверное, даже больше, чем ему с ней, и Света даже раздумывать не стала, когда он предложил съехаться, сняв вскладчину квартиру. И верила, да, верила, что предложение не просто жить вместе, а официально связать судьбы прозвучит обязательно, причём в ближайшее время. Ведь прошедшие полтора года доказали, что они действительно созданы друг для друга, им хорошо и комфортно вдвоём, совместная жизнь у них очень даже складывалась.
Они, между прочим, ещё ни разу не поссорились по-настоящему, чтобы долго обижаться, не разговаривать или даже сбежать, демонстративно хлопнув дверью. И Свету не особо напрягало, что у Эдика рабочий день, в отличие от неё, не ограничен точно по часам, типа от девяти до семнадцати. То же заседание кафедры могло выйти далеко за эти рамки, да и учебные пары, не говоря уже про зачёты, пересдачи, консультации. Те иногда назначались даже на вроде бы формально нерабочую субботу.
У каждой профессии свои особенности. Тем более ничто не мешало им, если очень понадобится, увидеться прямо на работе. Например, пообедать вместе, созвонившись, встретиться на нейтральной территории или же просто забежать друг к другу на несколько минут.
С какой целью она отправилась к Эдику на кафедру в этот раз, Света толком не помнила. Без разницы. Наверняка из-за чего-то банального типа соскучилась, захотела увидеть, а может, вместе попить чай. Семестр почти уже закончился, и только вечно оставлявшие всё на потом нерадивые студенты закрывали задолженности и сдавали зачёты. Поэтому вряд ли Эдик был слишком занят.
А может, где-то глубоко в подсознании Света и сама уже подозревала и предчувствовала, вот её и повело заявиться без предупреждения и без особой причины. Так совпало, а совпадения, как известно, не случайны. И подобное просто не могло, точнее, не имело права длиться бесконечно – по законам вселенской справедливости она обязательно должна была узнать, чтобы больше не оставаться полной дурой.
В преподавательской Эдика не обнаружилось, зато ей подсказали, что сейчас он принимал зачёт, и даже назвали номер аудитории. Сначала Света решила, что не станет мешать, вернётся в свой отдел кадров и лучше действительно позвонит попозже, чтобы опять не тащиться зря. Но потом вдруг решила: а почему бы не заглянуть, не вызвать якобы по делу? И студенты будут довольны, смогут подсмотреть, и Эдику не помешает прерваться хотя бы на пять минут. И заглянула. Тем более из аудитории не доносилось ни звука, как будто все уже ушли, и внутри было пусто.
Надавив на ручку, Света аккуратно приоткрыла дверь, на самом деле никого не увидев прямо впереди, шагнула через порог, обвела помещение взглядом, чтобы окончательно убедиться в абсолютном безлюдье. Но убедилась в другом: что ушли, оказывается, не все, что зачёт ещё продолжался. Правда весьма своеобразно – не вербальным, а тактильным образом.
Уж заперлись бы тогда, что ли. Но они, видимо, даже не переживали, что их могут вот так застать.
Эдик сидел на столе, а студентка курса, наверное, с третьего стояла между его колен, одной рукой обнимала его шею, другой перебирала волосы, а он по-хозяйски уверенно и весьма увлечённо оглаживал её бедра и ягодицы. И только одно успокаивало: это было не по принуждению, не против воли несчастной девы, насильно зажатой у стены, а не только по обоюдному согласию, но ещё и к обоюдному удовлетворению. Однако Свете от осознания подобного ничуть не полегчало.
Они наверняка слышали и как щёлкнул язычок замка, и как отворилась дверь, просто сориентировались не сразу.
Девушка заметила Свету первой, потому что была повёрнута лицом к ней, увидела, но совсем не испугалась и даже не особо удивилась. Ничуть не похоже на то, как обычно показывали в кино или описывали в книгах. Она не взвизгнула от неожиданности, не скривила капризно и пренебрежительно губы, не прожгла Свету наглым торжествующим взглядом победительницы, а просто уставилась с любопытством и доверительным шёпотом поинтересовалась у Эдика, хотя для неё, скорее, Эдуарда Валентиновича:
– Это твоя жена?
До Светы даже не сразу дошёл смысл услышанного. Её словно оглушило, выкинуло из реальности – кругом абсолютная тишина, в голове звон, мыслей и эмоций никаких. Она вообще не понимала, как реагировать и что делать. Стояла и тоже смотрела на очаровательную парочку не то, чтобы не веря своим глазам – очень даже веря – а не в состоянии принять увиденное.
Она никогда даже представить не могла Эдика в образе препода, тайком по укромным уголкам тискающего студенток. Это выглядело даже не испорченно и непристойно, а настолько примитивно пошло и нечистоплотно, что вызывало не возмущение, не праведное негодование, а чувство брезгливости, которое обычно возникало, если вляпалась во что-то липкое и тошнотворное, неизвестного, но явно неприятного происхождения.
Похоже, это была единственная эмоция, которая сейчас владела Светой. Именно потому, когда Эдик, оглянувшись, произнёс её имя, поспешно и бесцеремонно отодвинув от себя студентку, спрыгнул со стола и шагнул к ней, протягивая руку, словно пытаясь ухватить и удержать, Света невольно отпрянула. Не столько оттого, что была зла и глубоко обижена, а оттого, что боялась – сейчас её и правда стошнит.
Она выскочила из аудитории и просто зашагала по коридору, неважно куда, главное, прочь. Чтобы не только не видеть, но и не слышать по-прежнему упрямо настигающее и зовущее «Света!» Даже захотелось побежать, когда оно прозвучало чересчур близко, но она только брезгливо дёрнула рукой, ощутив, как чужие пальцы всё-таки ухватились за локоть.
– Света, ну Свет, ну постой!
Неужели дальше последует коронное для подобных ситуаций «Ты всё не так поняла»? Хотя ей ещё ни разу не выпадало выслушать эту фразу вживую. На мгновение даже любопытно стало – в реальности действительно её говорят? И какие потом предлагают объяснения?
Увиденное слишком однозначно. Что там может быть не так? Но Света всё же не стала вырываться, повернулась к Эдику.
В конце концов, если ему очень хочется сказать, пусть говорит. Возможно, тогда быстрее отстанет. Она ведь уходила вовсе не для того, чтобы он за ней всю дорогу бежал и упрашивал, а чтобы больше его не видеть. Но если для этого надо выслушать – пусть. Хотя его слова, какими бы они ни оказались, всё равно ничего не изменят.
– Свет, ну Свет. Ну ты же понимаешь, – обрадовавшись, что она остановилась, торопливо заговорил Эдик. Правда с такими интонациями, с какими обычно читал лекции, будто бы и не особо оправдываясь, а поучая или разжёвывая прописные истины, и даже чуть негодуя. – Эти молоденькие девицы… у них же никакого стыда. Для них это в порядке вещей. Они сами на шею вешаются. Ума бог не дал, вот и используют тело. Ты же видела, как она одета. Ну Свет, – добавил он в который раз и заглянул в глаза, немного заискивающе и одновременно с ожиданием поддержки.
Наверное, считал, что она одна из тех, у которых всегда другая женщина виновата, а мужик просто слабая наивная жертва, не справившаяся с природными инстинктами.
Света едва сдержалась, чтобы не расхохотаться истерично, для чего пришлось стиснуть кулаки, безжалостно впиться в ладони ногтями, покивала с нарочитым сочувствием, поджав губы, произнесла:
– Да. И потому ты не смог ни прогнать, ни отказать. Чтобы эту дурочку бесстыжую не расстроить.
Эдик опешил, но только на мгновение, затем выдал короткий смешок, тоже кивнул, вскинув брови, вывел чуть ли не восхищённо:
– Остроумно, весьма. – Видимо, решив, что его ставка сработала, и случившееся действительно можно прикрыть шуткой. Или что он там подумал, когда продолжил: – У тебя сногсшибательное чувство юмора. Этим ты меня и зацепила помимо прочего.
– А ещё чем? – заглянув ему в лицо, спросила Света, изо всех сил стараясь сохранить впечатление, что сейчас ей искренне на самом деле и на полном серьёзе это интересно, и, если Эдик окажется достаточно изобретательным, льстивым и красноречивым, про его мелкий грешок легко забудут.
Глава 2
Эдик поверил, реально поверил – наверное, потому что очень хотел, или вцепился как в спасительную соломинку – принялся старательно перечислять:
– Ты красивая и умная. А подобное сочетание, согласись, не так легко встретить. Всегда готова выслушать и понять.
А заодно поверить, какую бы фигню он не нёс, потому что сама никогда бы не стала обманывать того, кто ей дорог.
– Ты самодостаточная. И всей этой домостроевской ерунды у тебя в голове нет, что женщина должна заниматься исключительно бытом.
И сидеть у своего мужчины на шее вместо того, чтобы зарабатывать самой. А иначе не разделишь честно на двоих оплату съёмной квартиры и не сделаешь вид, что слишком замотался и забыл оплатить счета по коммуналке или зайти в магазин за продуктами.
– Но всё равно хозяйственная.
Точно. Потому Свете и несложно взвалить все эти обязанности на себя. Получалось само собой, ведь ей не трудно и даже приятно заботиться о любимом человеке.
Даже странно, что подобные мысли тоже появлялись сами собой, легко выстраивались в логичное продолжение Эдиковых слов, хотя раньше ни разу не возникали.
Нет, всё-таки не зря Света задала данный вопрос. У неё будто глаза постепенно открывались, пусть Эдик и не упомянул самое основное и важное: какая она наивная, преданная, а главное, очень удобная. Во всех отношениях.
Опять же, пока она под боком, с кем переспать, искать каждый раз не надо. А если пропало ощущение новизны, его всегда легко добрать с милыми студентками, которые вовсе и не против, ещё и вполне довольны, когда их лапают или даже пользуют преподы. И та наверняка была не единственной и не первой.
Даже не проблема выдать Свету за жену, чтобы эти «молоденькие девицы без стыда» не рассчитывали на перспективу. Если втюхать им с благородно-страдальческим видом, что развестись он, конечно, не может, потому как его супруга тяжело больна, или эмоционально нестабильна, или беременна, или только что родила, или внезапно оказалась крайне плодовитой и выдала сразу тройню – выберите и подставьте нужное.
– Ты не такая, как остальные. Гораздо лучше.
– Правда? Серьёзно? – воскликнула Света, и получилось, будто она реально впечатлена.
– Абсолютно серьёзно. И искренне, – заверил Эдик со всей возможной убеждённостью. – Ты для меня особый человек, очень важный и близкий. Я…
Неужели сейчас последует «тебя люблю»? И его даже ничего не смутит, не побеспокоит? Но дожидаться и проверять Света не стала.
– А не пошёл бы ты, Эдик, на… – она не постеснялась сказать, куда, громко и чётко.
Ещё и эхо подхватило и разнесло по рекреации. Даже компания студентов, пару секунд назад появившаяся из-за угла и поначалу не обращавшая на чужое присутствие внимания, разом с любопытством уставилась на них, видимо, пытаясь понять, что происходило.
– Света, ты… – округлив глаза, прошипел Эдик осуждающе и возмущённо, словно это она косячила направо и налево, затем сжал губы в прямую черту, глянул свысока, произнёс строгим воспитательным тоном: – Мы ещё поговорим. Попозже. Когда ты сможешь вести себя адекватно.
Ага, непременно. Они уже поговорили, и на этом всё, точка. И разве она повела себя неадекватно? А как же следовало? Ничего не замечать или на самом деле отнестись с пониманием? С каким? Они ведь по-настоящему ещё не женаты, и значит Эдик пока имеет право лапать чужие задницы? Как истинный самец.
Нет, Света не могла воспринять увиденное по-другому, только как обман и предательство. И когда Эдик развернулся и типа обиженно, но гордо зашагал прочь, опять в аудиторию или сразу в преподавательскую, очень захотелось бросить ему вслед что-то издевательски-колкое, типа «Надеюсь, она ещё не сбежала, унеся подальше свои прекрасные ягодицы. А я больше не стану вам мешать, так что не расстраивайся, сможете продолжить. С того самого места, на котором закончили». Но ведь это будет выглядеть глупо и бессмысленно, словно злобное, но беспомощное тявканье в спину. И не факт, что получится договорить до конца, и голос не дрогнет, не истончится до визгливых истеричных ноток, не откроет дорогу слезам.
Не хватало ещё разрыдаться на весь университет. Не дождётся. Хотя сдерживаться с трудом хватало сил, а взгляд невольно выискивал укромное место, куда можно спрятаться.
В туалет? Ну это вообще полный треш – лить слёзы, сидя на общественном толчке. Аудитория? Тоже наверняка услышат и полезут выяснять, что происходит, ещё и начнут успокаивать. Но тогда ни слёзы, ни рыдания точно не удержать, ведь чем активней тебя успокаивают, тем становится горше и жальче саму себя. А объяснять, что случилось…
Ну уж нет! Разве такое расскажешь? Да Свете уже не просто казалось, она была уверена, что окружающие давно обо всём знали и наверняка уже не раз обсуждали. Те же коллеги из отдела кадров.
Стоило ей войти, почти все оторвались от бумаг и экранов, посмотрели, кто коротко, кто чуть дольше, с каким-то особым насторожённым вниманием, или даже сочувствием.
– Светочка, чаю не хочешь? – едва Света опустилась на стул, аккуратно поинтересовалась сидящая за соседним столом Тамара Дмитриевна. – Или лучше кофе?
С чего вдруг? Откуда эта внезапная забота? Особенно с учётом, что она и так позволила себе перерыв, во время которого могла и кофе выпить, и перекусить. Но с другой стороны…
– А вы будете? – спросила Света у собеседницы и, поймав утвердительный кивок, опять поднялась с места. – Тогда пойду чайник поставлю.
Для чаепитий и обедов у них в подразделении имелось отдельное помещение со столом, кулером, чайником, кофеваркой и микроволновкой, и в нём действительно, пока кипятилась вода, можно укрыться от чужих глаз. Вот только и тут не задалось – приблизившись к нужной, чуть приоткрытой, словно специально приглашающей зайти двери Света внезапно услышала долетевшее изнутри:
– Ну что тут поделаешь? Мужики полигамны.
Она, даже не успев взяться за ручку, напряжённо застыла, обессиленно привалившись плечом к стене.
Господи! Да они все спали, что ли, на уроках зоологии в школе? Не бывает подобного, чтобы только самцы или только самки. Если и полигамен, то весь вид в целом. Но почему-то, когда дело касалось женщин, никто не использовал это объяснение, а сразу вешал ярлык «шлюхи». И никакого понимания и снисхождения.
Так удобней что ли? Женщинам успокаивать себя, мужчинам оправдываться.
– Есть у меня одна знакомая, – между тем продолжила говорившая. – У неё муж всю жизнь погуливал. Не постоянно, но частенько. Зато в остальном практически идеальный. И заботливый, и зарабатывает хорошо, и не пьёт. Она сначала, конечно, возмущалась, и скандалила, и выгоняла. Правда потом всё равно прощала и пускала назад. Когда он приходил с подарками, прощения просил, обещания давал. Даже рыдал и на коленях ползал. Но надолго его всё равно не хватало.
– И что? – раздался второй голос.
– Как что? До сих пор вместе, не разошлись.
– И её устраивает?
– Вполне. Говорит, что всё у них отлично, живут душа в душу. Тем более с возрастом он поуспокоился. Чисто физически возможности уже не те.
Жесть какая. Неужели у большинства так же? И это о подобном женщины мечтают, когда идут под венец – просто довольствоваться наличием мужа? Закрывают глаза на измены, смиряются и терпят, радуясь тому, что после других он всё равно возвращается к ним. Или в отместку тоже погуливают?
Но зачем тогда вообще выходить замуж, жить вместе с кем-то, если между вами нет ни искренности, ни доверия, ни любви?
Ради «хорошо зарабатывает»? Так Света и сама в состоянии себя обеспечивать. Из-за ребёнка? Но сейчас многие воспитывают детей в одиночку и прекрасно справляются. Чтобы было с кем спать? На этот случай тоже можно найти человека, которого устраивал вариант «просто секс и ничего более». Подобных предостаточно, не желающих брать на себя дополнительную ответственность. Те же женатики, которые не собирались бросать своих «понимающих» всепрощающих жён.
И что, вариантов только два? Либо любовницей, чисто для секса, либо такой вот удобной женой, в которые Свету уже даже записали.
Ну уж нет! Она не согласна ни на то, ни на другое. Не желает она жить, постоянно задаваясь вопросом, а почему муж задерживается на этот раз: потому что у него действительно учебные пары или очередная студенточка, которой за счастье, когда её лапают чужие мужчины? А если не только лапают? Если Эдик и спит с ними?
Ну а чего такого?
А потом эта горячая милашка-наивняшка делится с подругами, как всё прошло и какая она крутая, что соблазнила красавчика-препода или без лишних усилий заработала «зачёт». Но даже, если не делится, они же и сами не слепые, как и коллеги на кафедре.
Рано или поздно правда вылезает в любом случае. И совсем скоро Свету тоже станут обсуждать за бокалом пиваса в общаге, или за чашкой чая, приводить в качестве примера. Жалеть, сочувствовать или посмеиваться. Спрашивать «И её устраивает?» и отвечать «Вполне. Говорит, что всё у них отлично» с такими интонациями, что сразу понятно, никто в это не верит, а не возражает только из жалости: зачем разоблачать человека, из последних сил пытающего себя убедить, будто у него всё хорошо? Он и без того достаточно несчастен.
К чёрту!
Так и не дотронувшись до двери, Света развернулась и решительно двинулась назад, на своё рабочее место.