Посвящается памяти моего дедушки Василия Александровича Бережецкого
От автора
Я считала эту историю сказкой. В детстве мне её рассказывал дед. Она запала в мою душу до такой степени, что я могла заснуть только под неё. А днём мы играли. Мой брат Васька был Ратибором, а я, естественно, Одой. Одевала игрушечную корону, мамины сапоги, заворачивалась в красный бархатный дивандек с золотыми кистями по краям и шла защищать свою любовь. Васька милостиво давал мне право первой выбирать оружие. После чего мы с ним устраивали рыцарские поединки. Почему с ним? Так никого другого в квартире больше не было. Мама приходила с работы, устало садилась на диван и при виде разгромленного жилища, вздохнув, констатировала: «Всё понятно. Опять играли в Ратибора и Оду».
Прошли годы. Я выросла. Неожиданно умер дедушка. Мне казалось, что он вечный. К сожалению, нет. Его уютный двухэтажный дом осиротел и уныло встретил меня своей сырой прохладой апрельского утра. Мне пришлось прожить в нём почти два месяца, пока родители не нашли покупателей. За это время я, наконец, действительно узнала, кем был мой дед. Мой сказитель историй на ночь – огромный человечище! Настоящий русский интеллигент, ученый, мыслитель. Дедуля, слышишь меня? Ты великий! Прости, если я тебя когда-нибудь обидела. Почему? Почему? Почему мы никогда не воздаем ближним то, чего они заслуживают. Почему так бездумно и легко наша жизнь проходит мимо их жизни. Ведь не только они созданы для нас. Но и мы для них. Прости, дед. Прости! Ну, всё…, прочь эмоции.
Главной мебелью в его доме являлись книжные полки и большой письменный стол в рабочем кабинете. Всё это было забито книгами, энциклопедиями, словарями и какими-то старинными потёртыми от времени фолиантами. Дедушка был историком по образованию, который в расцвете творческих сил из-за какого-то крупного скандала ушел из академической науки. Но его стремление познать истину на этом не иссякло. Мы вывезли 19 картонных коробок, в которые я упаковала его рукописи. Но речь не об этом. В закутке кабинета я обнаружила то, о чем хочу рассказать. Там стояла старая фанерная посылка ещё советского образца, на которой выцветшим от времени фломастером было написано: «Дощечки с чертами и резами балтийских славян». Для меня этот случайный набор малознакомых слов ни о чём не говорил и никаким образом не привлекал внимание. Но ниже была сделана рефлекторная по отношению к моей памяти детства дописка: «Ратибор и Ода». Самих дощечек я в ней не обнаружила, но там лежали их выцветшие от времени фотографии и тексты, выполненные рукой моего деда. В пояснительной записке, обнаруженной мной тут же, было сказано, что сами дощечки и остатки истлевших рукописей Василия Татищева, пытавшегося расшифровать текст «чертов и резов», были отправлены в Академию наук. Все оригиналы были обнаружены в результате археологической экспедиции 1988 года, которой руководил мой дедушка Василий Александрович Бережецкий. Эти дощечки и тексты Татищева были найдены в родовом имении первого русского историка в подмосковном Болдино, в тайнике полуразрушенной Христо-Рождественской церкви, на погосте которой он и похоронен. Дед предполагал, что эти бесценные артефакты замуровали в стену церкви по распоряжению самого Татищева. Как известно, этот знаменитый историк, сподвижник Петра Великого, полководец и промышленник был в опале во времена всемогущего Бирона. Гонения продолжились и при императрице Елизавете Петровне. Василий Никитич был бессрочно сослан в Болдино1, где через день после своей реабилитации в 1750 году умер. Вот так. Вечная история. Во все времена власть предержащих любит только карманных историков. А настоящие, в лучшем случае, гниют в ссылке. Из-за всех этих перипетий и гонений в любой момент у Татищева все его рукописи могли конфисковать. Тем более, что дощечки были изготовлены в языческую эпоху и письмена на них представляли собой весьма подозрительную руническую тайнопись.
Дед смог прочитать полуистлевшие работы Татищева, из которых узнал, каким образом эти дощечки попали к нему. Во время учебы в Германии в 1712-1716 годах Василий Никитич познакомился с Яковом, сыном купца из Шлезвига2 по фамилии Вирхов, который ему и поведал об этих дощечках, являющихся семейной реликвией с незапамятных времён. Уже тогда молодой Татищев предложил за них хорошие деньги. Но отец Якова до самой своей смерти отказывался от продажи. И всё-таки Василий Никитич сумел стать счастливым обладателем этой старины. Дед назвал содержание буковых дощечек «Хедебю сагой» по названию города, который в древности был главным в Шлезвиге. За свою жизнь Татищев, по свидетельству его современников, собрал огромную коллекцию старинных книг и манускриптов, в том числе древнегреческих и римских. Но сразу после его похорон усадьба Болдино со всем этим сказочным богатством сгорела дотла. Некоторые современные исследователи даже подозревают в этом злой умысел. Если бы дощечки не были замурованы в стену церкви – их, несомненно, ждала бы та же участь.
Далее в ящике лежали переводы текстов с этих дощечек, сделанные рукой моего деда. Прочитав их, я неожиданно громко вскрикнула: «Боже мой!» Озадаченные дураки, как известно, чешут затылок, умные трут лоб. Я поскребла голову в точке, равноудалённой от этих показательных центров уровня «айкью». Фантастика! Так значит это не сказка?! Недолгие поиски в интернете выдали результат. Это быль! Скандинавским сагам история любви Оды и Ратибора хорошо известна. Только герои «дедушкиной сказки» названы в них Ауд и Радбард.
История их любви меня так впечатлила, что я уже не могла успокоиться и забыть про неё. У меня появилась навязчивая идея, каким-то образом рассказать о ней. Не только подругам и подписчикам в фейсбуке, а всем. Но как это сделать? Как известно, рукописи не горят. Но профилактика никому никогда не мешала. И я решила, что лучшим средством профилактики от уничтожения в пожаре, является публикация.
Долго и мучительно я сводила воедино сведения саг и перевод дощечек, сделанный моим дедом. Надеюсь, вы не будете корить меня за косноязычие и стиль. Сюжет не мой, а я лишь переводчик древних текстов на современный русский лад.
Предыстория
«…Ивар Широкие Объятья подчинил себе всю Швецию. Он также подчинил Данию, Курланд, Саксаланд, Эйстланд и все восточные страны до Гардарики. Он правил и на западе Германии, а также завоевал часть Англии, что называется Нортумбрией». Сага о Хервёр и Хейдрике
Почуяв падаль, слетались тучи воронья. И коршуны кружили высоко, пронзая чёрный дым. Всё в пепел превращал огонь: дома, усадьбы, храмы и конюшни. Визжа, неслась горящая свинья, и тучи серых крыс из города бежали. Ещё слышны звон стали, лязг кольчуги и стук щитов. Но постепенно звуки эти утопали в рыданиях жён, в стенаниях раненых, в последнем крике смерти. Детский плач сливался в жуткий унисон с воем несчастных женщин, которых брали правом силы воины Ивара. Всё превращалось в прах: шум ярмарок, веселье свадеб, звон кузниц, гомон играющих на улице детей. В дым улетучилось величие Старигарда3. Как символ этого упадка горели идолы у пылающего храма. Их глаза сквозь языки огня с укором смотрели на Ивара. Но это вызывало лишь усмешку на губах конунга. Его распирало возбуждение. Он был просто счастлив. Его, Ивара, армия с ходу взяла столицу вагров4. Вагров! Столетиями никто не мог предположить такого даже в сильно пьяном виде. Это вагры повсюду утверждали свою силу. Это ими пугали матери детей. Но теперь их слава в прошлом. Потому что есть армия, которую создал он, Ивар Широкие Объятья. Сбылось! В жизни мига лучше не бывает, чем миг, когда сбываются мечты.
Конунг взял у дружинника лук со стрелой и попал ей в центральный лоб горящего Триглава5. Стрела, дребезжа, воткнулась в истукана и тут же вспыхнула. Мимо конунга и его верных ярлов промчался гнедой конь с горящей гривой. Он на всём скаку разметал толпу бондов6, которые уже отовсюду вели пленных, тащили сундуки и мешки с награбленным добром. Блики кострищ отражались в лике Одина7 на позолоченном панцире Ивара. Руны вокруг лика прямо говорили: Один отдал Землю в правление Ивару. Такой же лик бога колыхался на треугольном стяге, который держали крепкие руки знаменосца.
Конунг, не смотря на то, что всю жизнь провёл в боях, не потерял присущего хищнику возбуждения при виде крови. Но это была особая победа. Ивара буквально распирала эйфория счастья от одного вида поверженного Старигарда.
К конунгу на взмыленном коне примчался Бальдр, его правая рука. Подняв лошадь натянутыми удилами на дыбы, он бросил к ногам конунга в чёрную от сажи пыль символ окончательной победы. Это была человеческая голова без бороды и с выбритым затылком.
– Всё кончено! Князь вагров у твоих ног.
Конунг, молча, снял шлем и отдал его стоявшему рядом воину. Затем он небрежно ногой перевернул голову лицом вверх и пробормотал негромко:
– Да, славный был воин. Много крови пролил по берегам известных мне морей.
Седой Хёрд, наставник Ивара с самого рождения, хлопнул его по плечу:
– В «Сагу королей» вписал ты новую строку: «Великий Ивар убил столь ненавистного всем Скиру».
Между тем риксярл8 Бальдр протянул конунгу меч Скиры. Ивар взял в руки длинный двуручный меч и стал рассматривать лезвие, рукоять и перекрестие, украшенные драгоценными камнями и витиеватой инкрустацией.
Хёрд заметил:
– Меч Скиры по преданию верингов9 принадлежал ещё Вилькину10, встречи с которым боялся римский царь по имени Аврелий.
Ивар усмехнулся и посмотрел на Хёрда. Тот осёкся:
– Так венды11 говорят.
Конунг взял меч в две руки и помахал им в воздухе:
– Хороший меч. Почти, как волшебный меч Тюрфинг, добытый Арнгримом12 у конунга Гардарики. Но не удобен он. Мой разит быстрее.
Бальдр заметил:
– Скира им убил Бьялди, Тейта и Свейна. А Альвара лишь ранил, шлем ему сломав.
Ивар передал меч Хёрду и сказал:
– Проследи, старик, чтобы этот меч попал на Стену Славы.
Викинги наслаждались разбоем. Куда не бросишь взгляд – кругом насилие, трупы, хаос. Посреди вечевой площади рядом с могучим дубом воины сгружали богатство княжеской казны. Они вскрывали сундуки, сбивая замки ударами острых мечей, и вываливали содержимое прямо на землю. Ивар со свитой подошёл к этому месту. Королевский казначей доложил конунгу о добыче:
– Два больших сундука золотых кубков и посуды, материи румской13 тридцать свёртков, семь сундуков с кунами. Это шкурки куниц и белок с печатью князя – деньги вендов. Есть также сундук, набитый серебром и златом. Ещё, мой конунг, сотни шкур бобров, лисиц и соболей. Два сундука с пурпуром, который не найдёшь у румского царя, того, что в Геллеспонте властвует над миром. И даже чинский шёлк. Кроме того – изделия из бивней мохнатого слона. Украшений женских несчётно. Всё сберегу, учту и запишу. Всё как всегда: треть конунгу, треть воинам, треть храмам.
Ивар подошёл к сундуку с пурпуром и, поддев торчавший кусок кончиком меча, выдернул его на свет:
– Да. Богато жили вагры, – и добавил. – До этих пор. Теперь всё наше.
Бальдр указал на воинов, тащивших трёх длиннобородых стариков в белых до пят рубахах:
– Вот и наш герой, сразивший Скиру!
Впереди процессии шёл ярл Рейдгауталанда14 Альвар. Он был без шлема и с высохшей кровью на лице.
Старый Хёрд пояснил:
– Это их волхвы. Трижды в год они предсказывают судьбы народа и правителей. Каким будет урожай, и будет ли война.
Ивар заметил:
– Судя по тому, что мы застали их врасплох, они всем врут.
Ещё два викинга подвели к конунгу великолепного коня очень редкой белорождённой масти с ухоженной пышной гривой и таким же хвостом.
Мудрый Хёрд снова пояснил:
– Это священный конь. Его копытами волхвы определяют жребий судьбы. Отсюда его название – «жребец». Воины наклонно расставляют копья, а ведуны запускают жеребца. Волхвы следят: какой ногой, и в какой последовательности он перешагнёт все эти копья. На основании этого они составляют свой прогноз будущих событий.
Ивар ухмыльнулся:
– Ну, что за глупость? Просто людям головы дурят. Обманщиков всех этих – сжечь! Если они прорицатели, то должны быть к этому готовы. А если нет – туда им и дорога. Впрочем, это для них честь. Сгорев в костре, они, возможно, попадут на небо.
Воины схватили волхвов и потащили на костёр. Старики совсем не сопротивлялись. Их длинные седые бороды и волосы полоскались на ветру.
Альвар спросил:
– Что делать с жеребцом? Сдаётся мне, не годен он не в службе, не в работе.
Ивар повернулся к нему и согласился:
– Я думаю – ты прав. Для нас в нём только красота. Но держать ради красоты священного коня нечистой веры? Нас наши боги не поймут. Умилостивим их жертвою его. Ты помнишь этот обряд священный?
– Да, во славу Одину коня с обрыва сбросим в море.
– Запомни, ты за жертву отвечаешь.
Воины принесли два сундука и открыли их пред строгим взором конунга.
– Что в сундуках?
Харальд, ярл Сканей, пояснил:
– Их письмена, что вырезали на дереве их ведуны.
Ивар взял из ящика одну дощечку:
– Я знаю, что здесь. Рассказывал мне мой скальд Варун, что в Старигарде хранятся все предания вендов от потопа до сего дня, и вырезаны они на буковых дощечках.
Харальд спросил:
– Куда весь этот хлам? Нет места на корме. Всё забито златом и пурпуром.
– Варун, конечно, обидится, но прикажу всё сжечь. Зачем нам вагров старина? Они кичатся тем, что их вожди не раз крушили Рим. Что в Старигарде правят потомки Столпосвята, который нам по сагам известен, как Озантрикс15. Что Гертнит, который звался Одоакром16, приходится ему племянником, и не иначе. Но и подобные слезливые преданья о былой славе не греют душу. Что с тех преданий? Важнее слава, добытая сегодня и сейчас. Ты ею можешь насладиться в полной мере. А прошлое…, быльё для плачущих женоподобных старцев. Сожги всё это Харальд. Потомки всё равно забудут их героев. Да и герои ли они? Нет, не герои, раз я стою здесь и убиваю их потомков, сжигаю старину и превращаю женщин их в рабынь. Вагры не достойны своих преданий о подвигах героев прошлого. Они жалки и трусливы, чтобы я позволил им петь песни о Вилькине, о Гертните или Вальдемаре17, который был убит по приказу Атли18. Жги, не жалей. Наши скальды напишут новые песни и уже о нас, о наших подвигах, что сокрушили вагров.
Верный риксярл Бальдр, с которым Ивар ещё в детстве сражался деревянными мечами, притащил за шиворот совсем дряхлого старика, борода которого тащилась по пыльной вечевой площади. Сильной рукой верховный ярл поставил старика на колени перед конунгом.
– Ивар, это Богомысл, их главный предсказатель. Ему сто лет. Так венды говорят. Он ведает не только виды на урожай и исход войны, но и судьбы всех людей.
– Такой же шарлатан. В костёр его. Хотя, постой. Проверю я, пожалуй, силу его чар и дар предвидения, – он подошёл к волхву вплотную: – Скажи чародей, как звать тебя мне?
Старик откашлялся и поднял тусклый взгляд старых глаз на победителя:
– Зови меня Судьба.
– Судьба? С таким-то именем ты дожил до преклонных лет. То правду говорят?
– Какую правду? Есть много мнений, но правда лишь одна.
– Вот дерзкий старикан! Меня ты забавляешь. Но у меня, да будет слава всем богам, сегодня праздник. Его ты не испортишь. Я клюв ворона, что по веленью Одина прилетает к вражеским полям. И выклевал сегодня я у вендов правый глаз.
– И что из этого? Судьбу не изменить.
– Судьбу? Я верю только в путь, начертанный рукою бога. Сам Один мне посылает знаки. Я с детства знал, что стану воином великим и под моим мечом склонятся все народы Севера.
– Спорить я не буду. Удача от тебя не отвернулась до сих пор. Но удача, не во власти Белобога19, что пишет судьбы каждого. Удача ветреный ребёнок Чернобога. Она черна, паскудна и неожиданно уходит тогда, когда удача более всего необходима. Полагаться на неё может только легкомысленный чудак.
– Как смеешь ты ничтожный чародей, что красоваться лишь достоин в роли пугала на ниве, касаться языком удачи Ивара, которому её вручил сам Один, – не удержался Бальдр. – Позволь мне, конунг, я его к товарищам отправлю в путь загробный.
– Нет, постой. Пусть говорит. Так значит, удача отвернётся от меня?
– Удача? Все мы смертны. И все увидим спину ветреной девицы Чернобога. Но причём она, если ты спрашивал о своей судьбе? Ещё не испугался услышать правду?
– Мой конунг, один лишь взмах моего меча – и голова с поганым языком покатится под гору легко и просто. Поставим точку на его судьбе.
– Нет, мой верный Бальдр. Меня заинтриговал забавный древний дед. Пусть скажет. Вместе посмеёмся. И что ты видишь Богомысл? Что ждёт меня сегодня, и отчего умру я? Может, бросишь кости на гадание?
– Зачем мне кости? Я и так всё вижу. Задал мне Ивар ты всего лишь два вопроса. Что ждет тебя сегодня, и как закончишь дни свои. Что ж, отвечу. Сегодня ждёт тебя приятное известие.
– Какое? День уже клонится ко сну. Мы взяли Старигард. Что может быть ещё приятней? Ты торгуешь уже прокисшим предсказанием?
– Нет. Гибель сотен вендов я не назову приятной вестью. Здесь другое. Какое? Сам узнаешь вскоре. Оно порадует тебя.
– Не верю я тебе. Старый ты болтун. Плетёшь всё то, что мимоходом в голову к тебе приходит.
– Проверишь вскоре: прав был я – или не прав. Едва угаснет солнце, как ты узнаешь это.
– Ну, хорошо, старик, а от чего умру я? Тоже знаешь?
– Конечно, знаю. Но сказать могу об этом лишь тебе наедине. Если ты не передумал.
– Какие могут быть у нас с тобой тайны от верных соратников моих? Говори, или навсегда умолкни!
– Ты сам хотел, а я предупреждал. Узнав судьбу, изменишься навеки. И будешь ты совсем другим.
– Каким?
– Знать свою судьбу – самый тяжкий груз для человека. Ещё не передумал?
– Кто? Я? Тот, кто сотни раз заглядывал в пасть смерти? Друзей своих неоднократно я отправлял в последний путь в драккаре20 Одина. Я смерти не боюсь. В лицо её смотрю без содроганий. Давай, уж, говори! Накрыт победный стол и налит вендский мёд в бокалы князя вагров. Ждут меня мои верные друзья и храбрая дружина. Говори, старик! Погибну я в бою?
– Ты сам хотел, простят меня пусть наши боги. Скажу судьбы твоей венец, хотя мне говорить нельзя об этом. Вижу войско твоих викингов21, и ты пред ними с седыми волосами и такой же бородой.
– Но кто напротив? Неужели веринги Виндланда22? – засмеялся Ивар.
– Да, есть в войске, что стоит против тебя и венды, и фризы, и варяги с острова Руян. Но сражения не будет. Решит твою судьбу рука того, кто дорог был тебе.
– Моего друга?
– Нет. Того, кому ты жизнь дал семенем своим.
– Рука сына?
– Вот это не скажу. То уже судьба другого человека. Его здесь нет, и без его согласия не имею права назвать я имя.
– Что за глупый вздор?
– Мой конунг, сдаётся мне, что он хитрит, моля пощаду. Вот и несёт всё, что на язык попало. Лишь бы продлить мерзкую, ничтожную, жалкую старческую жизнь. Дай я заставлю замолчать это коровье ботало, что во рту его трясётся.
Старик склонил голову и спокойно произнёс:
– Судьбу свою я знаю. До захода солнца умру я от меча того, кто носит имя бога готов.
– Бальдр, он считает, что это ты его отправишь в царство мёртвых Хельхельм. Ты же носишь имя сына Одина.
– Готов исполнить старика я предсказание.
– Нет. Пусть его погрузят на драккар. Скажи, чтобы никто его не трогал даже пальцем. И таким образом я разоблачу его обманчивые речи о моей судьбе. Если утром он будет жив, его мы бросим в море, на съедение водным тварям, что не гнушаются даже таким истлевшим телом.
Так порешив, отправился король со свитой праздновать победу.
Воздав хвалу богам, скандинавы сбросили со скалы вагирского коня, засунув его голову в мешок и стреножив ему ноги. Потом пошли на пир. Лилось рекой густое пиво и хмельной мёд вагров, настоянный на травах и цветах в подвалах Старигарда. Поминали павших, героев имя называя строчкой песни. Для воина нет ничего приятней и душевней, чем спеть застольную с соратниками по победе. В последних лучах солнца к берегу пристал корабль. Стражник доложил:
– Конунг, прибыл из Уппланда23 человек с вестями.
Когда гонец пришёл, то сразу возвестил:
– Великий конунг, в твоей семье, восславим Фрейю, случилось прибавление. Родилась дочь.
– Что ж – это приятное известие. Каждый год у меня рождались только сыновья. Их теперь двенадцать. Поэтому рождение дочери – прекраснейшая новость.
Все стали праздновать это событие, поздравляя конунга с рождением первой дочки. Тот в ответ поднял бокал:
– Сегодня один из счастливейших дней моей жизни. Мы победили вагров, во славу Одина. И родилась дочь. Назову её я Одой – в честь величайшего из богов, что дарит мне победы.
Когда все стали петь песни, вспоминая родину, Бальдр сказал Ивару:
– Волхв не наврал. Сбылось его предсказание. Сегодня на закате солнца ты получил счастливое известие.
– О! Я и забыл совсем о мерзком старикашке. Скажи, чтобы привели его сюда. Хочу спросить его об этом. Знал ли он о рождении ребёнка?
Когда посыльный вернулся, то рассказал конунгу:
– Колдун скончался.
– Своей смертью? Наврал про готский меч проклятый лгун.
– Нет. Умер он не сам. Его заколол твой воин. Увидел он на шее колдуна искусный амулет из благородного металла. Но заупрямился старик, не захотев расстаться с оберегом. За жадность поплатился венд. Чем меньше вендов, тем радостней всем готам24.
– Кто заколол его? – конунг не смог скрыть смятение на своём лице.
– Воин из Селунда25 по имени Хермод.
– Так звали бога, того, что Один послал в царство мёртвых спасать своего сына Бальдра. Сбылось второе предсказание колдуна. Его убил готским мечом тот, кто носит имя бога.
Быстро потух закат – багровый, словно кровь. Его закрыли тучи. Это тучи дыма, разрушенного Старигарда.
***
На следующий день Ивар проснулся непривычно мрачным.
Конунг, молча, обошёл трофеи. Подержал в руках двуручный меч веринга и бросил его в большую кучу доспехов, копий и кинжалов. Промолвил тихо он при этом:
– Не помогли ваграм длинные мечи, что они носят за спиной. А их круглые щиты гораздо хуже наших длинных.
После этого конунг оглядел горы сказочных богатств, которые в нём не вызвали никаких эмоций. Он распорядился выделить долю, чтобы разделить её здесь же среди ярлов26, херсиров27, берсерков28 и простых бондов. Остальное он приказал грузить на корабли, чтобы уже в Швеции отдать обещанное храмам Одина, Тора и Фрейра29, а также семьям героев, погибших здесь.
Затем конунг подошёл к бондам, которые сооружали погребальные костры. Они складывали тела павших воинов на бревна, сверху снова бревна и опять тела. Получались огромные пирамиды.
Бредущий следом Бальдр сказал:
– Веринги – сильные воины. Их непросто победить. Кровавая досталась нам победа. Большое в небесном воинстве будет пополнение.
– Погибли в битве все они. Теперь они эйнхерии30 в Вальхалле, где пьют священный мёд, закусывая его мясом вепря Сехримнира.
– Что мрачен ты, бесстрашный конунг? Неужели тебя не радует вид этих всех богатств и Старигарда пепелище?
– Приснился сон мне.
– Позвать мне старого и мудрого Бура, что лучше всех толкует сны?
– Не надо. И так понятно всё.
– Что понятно?
– Сбылось два пророчества. У меня родилась дочь, и сам колдун умер от меча, того, кто носит имя бога. Теперь мне придётся весь остаток жизни ждать его отмщения.
– Наврал проклятый волхв.
– Нет, не наврал. И сон мой это подтвердил.
– Ты видел смерть свою?
– Да. Во сне я старым был, когда меня убили.
– Убийца кто?
– Этого не знаю. Я видел только меч.
– Такой? – Бальдр пнул кучу вендельских мечей.
– Нет. Наш, короткий. А может длинный нож, который «саксом» называют.
– Убийца кто? Подкупленный слуга или страж у твоего шатра?
– Убийцы не видел я лица, но думаю, что прав ведун. Это мой отпрыск.
– Почему ты так решил?
– Руку я не видел.
– Это плохо.
– Нет. Не дала бы эта мне рука особых подозрений на кого-то. У меня двенадцать сыновей. Но старшему всего тринадцать зим. Через много лет их руки станут не такими, как сейчас. И мне их не узнать. Но меч или клинок явно держала королевская рука.
– Я ничего не понял, Ивар. В чём логика?
– Меч был очень дорогим. Украшены его рукоять и гарда31 финифтью и камнями, достойными лишь конунга. Его могла держать рука сына моего. Но только вот какого?
– Вспомни. Там были руны?
– Была там гравировка с узорами и рунами на рукояти и на лезвии клинка.
– По ним ты узнаешь имя своего убийцы.
– В том-то и дело. Сон оборвался в тот самый миг, когда хотел я их прочесть. Теперь мне мучиться навеки.
– Ивар! Ты великий воин. Удачу, отвагу и силу тебе подарили боги. Забудь про сон. Забудь про волхва и его бредни. Нам предстоят великие дела. Твои завоевания лишь в зачатке. Не стоит унывать, когда вчера мы победили вагров. Тех самых вагров, которыми детей пугают в наших семьях. Так прочь унынье! Всё пройдёт, всё сгинет!
В это время ярл Сигурд со своими воинами, притащил за волосы молодую женщину и мальчишку.
Сигурд, запыхавшись, доложил:
– Мой конунг, это Висна, жена Скиры, как зовут его у нас. Вернее, звали до вчерашней битвы.
– Где вы её нашли?
– По дороге к морю есть озеро большое. Там в камышах была она с ребёнком и десять витязей при ней. Видимо, ночью их должен был забрать корабль. Но, к счастью нашему, он не пришёл.
Стоявший рядом с конунгом Хёрд заметил:
– Наше счастье зависит только от нас самих: от силы наших рук и мужества. Не приплыл он – к их несчастью.
Но Сигурд возразил на это:
– Сын Скиры мог вырасти с жаждой мщения в своём сердце. Зачем нам такое «счастье»? Конунг, прикажешь их убить?
Ивар подошёл вплотную к Висне:
– Красивые женщины у вендов. Тебя не испортило рождение ребёнка. Ты просто жемчужина в любой короне.
Он протянул руку, чтобы коснуться её лица. Но женщина сразу плюнула в ответ.
– Да ты дикарка! – конунг вытер лицо своей крепкой ладонью и рванул на Висне сарафан, обнажив её левую грудь: – Пусть порезвятся воины. Они привыкли дикарок объезжать. Сигурд, делай с ней всё, что захочешь. Только не оставляй в живых.
– И мальчишку?
– И его.
Висна неожиданно резко метнулась в сторону конунга, и в руке у неё блеснул маленький изящный кинжал.
Но Ивар успел перехватить её удар:
– Зря стараешься. Не суждено мне умереть сегодня. Ваш старик-колдун напророчил, что доживу я до седых усов. Сигурд, убери эту вендскую кошку с моих глаз.
Два воина сделали шаг вперёд, чтобы схватить Висну. Но она неожиданным резким движением вырвалась из мощной хватки Ивара и полоснула кинжалом по горлу одного из воинов, а второму воткнула клинок прямо в глаз. В следующее мгновение голова её покатилась по земле.
Конунг вытер кровь со своего меча о штаны одного из мёртвых воинов и проворчал:
– Всё приходится делать самому.
Но неожиданно в тот самый миг его атаковал малец, которому отроду явно ещё не было и пяти вёсен.
С яростным криком, скрежеща зубами, он ловко прыгнул на грудь конунга, пытаясь прокусить ему шею.
На помощь Ивару подоспели Сигурд и Бальдр. Они оттащили мальчишку от конунга, которого тот успел исцарапать и покусать.
Сигурд вытащил меч и снова обратился к конунгу:
– Убить этого волчонка?
Ивар даже повеселел:
– Нет. Поступим по-другому. Вот если бы малец заплакал и намочил штаны, тогда его можно было и утопить. А так он показал свой нрав бойцовский. Из него выйдет храбрый воин. Бальдр, ты прекрасный учитель. В твоей школе берсерков найдётся место для него?
– Ты как всегда поступаешь мудро. Я его выучу. Он забудет родителей, язык и родину свою. Не сомневайся, лет через пятнадцать, он будет лучшим. Повсюду венды будут плакать, поминая тех, кого убьёт его рука.
– Чтобы нам помнить, кто он, назови его своим именем.
– Я так и сделаю.
Конунг нагнулся и поднял кинжал княгини:
– Рукоять меча из сновидения чем-то похожа на эту. Вот только нет на ней тех рун. Да и не будет воин держать такой клинок в руке. Для настоящего мужчины он хрупок и слишком уж красив. Кинжал такой – для женщины забава.
И он протянул оружие Бальдру:
– В храм Уппсалы32 отдай.
Утром следующего дня, нагрузив драккары до предела, флот викингов отправился домой.
***
На серебряной крыше небесного чертога в Асгарде33 сидели мудрый Хугин и памятливый Мунин – вороны Одина, которые докладывали ему всё, что происходит на Земле. Сейчас они смотрели вниз и следили за развитием сюжета этой саги. Хугин Мунина спросил:
– Скажи, что чаще берёт вверх у человека: страх умереть от руки собственного чада, или отцовская любовь?
– За всех людей не скажу, но у конунгов чаще побеждает страх потерять свой трон. Он сильнее даже страха смерти.
