Брисеида. Тени и химеры

Tiphaine Siovel

Book 2: Briséïs: Vol. 2, Ombres et chimères, Part 1

First published in the French language under the title

© by Tiphaine Siovel, 2019

© Воробьёва К., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Пролог

Люсьен пальцем отвел в сторону каштановые кудри своей маленькой дочки и поцеловал ее в лоб.

– Тебе нужно поспать, – пробормотал он, разглядывая ее недовольное лицо.

– Но я не могу спать, – запротестовала Брисеида, – еще даже не стемнело!

Мужчина вздохнул и обнял ее за плечи. Лучи заходящего солнца пробивались через окно и освещали все еще пухлое лицо Брисеиды, ее светлую кожу, мелкие веснушки, прекрасные маленькие глаза цвета лесного ореха. Он никогда не был в силах устоять перед ней.

– Я мог бы рассказать тебе историю, – поделился он, – но Анни будет не очень довольна…

– Маме необязательно все знать, – ответила Брисеида, лукаво взглянув на отца.

На колючих щеках Люсьена появились ямочки. Он прищурил свои пронзительные голубые глаза и прошептал:

– Что, если я расскажу тебе совсем новую историю?

Брисеида сомневалась. Когда ее папа собирался разразиться эпической тирадой о невероятных приключениях героя с непроизносимым именем, его взгляд становился таким же загадочным.

– Ладно, пусть будет отличная новая история.

– Если ты пообещаешь никому не рассказывать. Что бы ни случилось.

– Что бы ни случилось, – поклялась Брисеида.

Она торжественно протянула ему руку. Папа пожал ее с серьезностью священнослужителя. Это будет их секрет.

– Давным-давно стоял замок, – начал Люсьен, – такой большой, что не было видно его границ. Башни необычной формы взмывали в небо и заполняли весь горизонт. В этом замке жили маленькие эльфы, одетые в синие одежды. Все они были пленниками большого Злодея, которого никогда не видели.

– Почему они никогда не видели его? – спросила Брисеида, прижимаясь к отцу.

– Потому что он не хотел, чтобы его обнаружили. Пообещав эльфам чудеса, он заманил их со всего мира в свой замок. Однако он мог держать их в плену, скрывая свою личность и сохраняя Великую Тайну.

– Какую Великую Тайну?

– Тайна настолько хорошо охраняемая, что даже твой ученый отец так и не разгадал ее…

Брисеида ловила каждое его слово, надеясь, что отец передумает и выдаст ключ к тайне, но Люсьен мастерски держал ее в напряжении. Он продолжал говорить, как ни в чем не бывало:

– Большой и хитрый Злодей дал эльфам один шанс вернуться домой: если они справятся со всеми испытаниями, которые он устроил им, и минуют стены замка ровно через девять месяцев. Ни раньше, ни позже. Тогда Злодей отпустит их домой. Только замок находился в Мире Снов, где времени не существовало. Часы никогда не говорили правду, а солнце творило все, что ему заблагорассудится. Поэтому эльфы должны были быть очень осторожны, чтобы не ошибиться в своих расчетах, потому что рисковали оказаться запертыми в замке до конца своих дней.

Брисеида пристально посмотрела на папу.

– Твоя история не логична. Если времени не существует, его нельзя рассчитать.

Люсьен, казалось, пришел в восторг от ее замечания. Он ущипнул дочку за нос, как фокусник, просунув большой палец между пальцами, чтобы показать ей, что украл его.

– Что угодно может существовать, если поверить. И мы все же не перестаем верить, что время существует. И если его нет, то мы способны заставить его существовать. Но такое время субъективно, оно имеет значение только в сознании того, кто его измеряет. Понимаешь?

– Нет, – вздохнула Брисеида, разочаровавшись. – Никогда не понимаю твои истории.

– Все очень просто, – невозмутимо продолжал Люсьен. – Разум видящего сны фиксирует воспоминания, которые накапливаются и воспроизводят вымышленное время. Поэтому, чтобы сбежать из замка, эльфам в синих костюмах пришлось собрать ровно девять месяцев воспоминаний, пока они спали. Понимаешь, о чем я?

– Если ты скажешь «да», Брисеида, он в конце концов оставит тебя в покое, – раздался мягкий голос со стороны дверного проема.

Ее мама подошла и села на край кровати, положив руку на свой выпирающий живот.

– Если у тебя хватает наглости нарушать указания, – поддразнила она мужа, – по крайней мере расскажи ей несколько историй, когда она подрастет! Как будут смотреть на нее в школе, если она сообщит своим друзьям, что ее младший брат – синий эльф из воображаемого замка?

– Не нужно мне ничего объяснять, – ответила Брисеида, – мне семь лет, я прекрасно знаю, откуда берутся дети.

Люсьен прошептал ей на ухо:

– Я хотел рассказать тебе совсем не эту историю. Я говорил об огромном замке, спрятанном в Мире Снов, который…

– Какую бы историю ты ни пытался рассказать, время уже позднее, – вклинилась Анни, поднимаясь с кровати. – Даю вам пять минут.

Люсьен подождал, пока его жена закроет дверь, прежде чем снова заговорить. Он наклонился к Брисеиде со скорбным видом и низким голосом произнес:

– Я бы хотел, чтобы эти пять минут длились вечно.

– Мне надоели твои бессмысленные истории, – заворчала Брисеида, кутаясь в одеяло.

– Это будет тяжелое время для твоей матери, знаешь. Рожать нелегко. Можешь ли ты пообещать мне, что присмотришь за ней? Возможно, мне придется уйти на некоторое время. В Мир Снов.

– Думаю, я окажусь там раньше тебя, – проворчала Брисеида, закрывая глаза.

– Похоже, что песочник уже пришел, – пробормотал Люсьен, целуя ее.

Если бы она не засыпала, Брисеиде могло бы показаться странным, что по щеке ее отца течет слеза. Голос Люсьена провожал ее во сне.

– Я буду скучать по тебе. Сладких снов.

Затем последовал другой голос, приглушенный и гнусавый:

– Пора, Люсьен. Нужно уходить.

– Я знаю.

1. Среди облаков

От чужого голоса по ее телу пробежала волна дрожи, тряхнуло, как от удара током. Она резко проснулась. На лбу выступили бисеринки пота. Этот особый тембр, этот высокий, почти металлический звук. Брисеида могла бы узнать этот голос среди тысячи: голос херувима.

Голос доносился не из сна, а из воспоминаний. Самое важное событие ее детства – последний разговор с отцом перед тем, как тот потерял рассудок, – только что всплыло на поверхность, кристально чистое, всколыхнув все вокруг.

Херувим был там.

В ее небольшом пригородном доме на улице Белвью. Он парил где-то между кроватью из светлого дерева и плакатами с изображением Короля джунглей.

Брисеида раскинула руки, глубоко вдыхая, чтобы освободиться от тяжести, давящей на грудь.

– Эй! Что с тобой? – над ее головой раздался голос молодого человека.

Хуже того, подумала она, в воспоминаниях папа знал о присутствии херувима. Он разговаривал с химерой, как разговаривал бы с любым реальным человеком… Как такое возможно? Брисеида посмеялась над собственной доверчивостью, вспомнив Аликс, свою подругу-панка, которая обвинила ее в том, что та витает в облаках. Херувимов не существует…

Но гнусавый голосок все еще звучал в ее голове.

Девушка резко села, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

– Брисеида! С тобой что-то не так! Ты что, хочешь убить нас? – выкрикнул побледневший молодой человек, схватив ее за запястья, чтобы удержать на месте.

Нахмурив густые брови, он смотрел на нее своими большими зелеными глазами. Его хватка была крепкой, но чувствовалось, как под рубашкой тело дрожало. Позади него другие путники в белых туниках, прижавшись друг к другу, наблюдали за ними.

Только тогда Брисеида заметила облака, такие большие и белые, проплывающие вокруг них. Ее взгляд устремился в пустоту под ногами, и девушка рассмеялась.

– Я… Я забыла, где мы находимся! В облаках! Я в облаках!

Леонель обеспокоенно посмотрел на нее.

– Думаешь, самое время спать? Да еще и на моих коленях!

– А ты мог просто не дать мне улечься на тебя.

Леонель только собрался ответить, но Брисеида окинула взглядом невидимую тропу, на которой они сидели, находясь на высоте нескольких тысяч метров над уровнем моря, и внезапно почувствовала головокружение, которое вызвало у нее приступ неконтролируемого смеха.

– Не понимаю, что тут смешного, – произнес Леонель.

И все же… Она размышляла о существовании херувимов, шагая по небу сквозь время в сопровождении шести представителей разных эпох. Какая нелепость. Оставалось только посмеяться.

Перед ее глазами замелькали образы, когда остатки сна растворились и девушка пришла в себя. Создания, которые не должны были существовать или существовали только во сне. Гарпии, крылатые дьяволы, изрыгающие ненависть, сжимающие добычу своими орлиными когтями. Гигантский черный дракон с золотым гребнем, из ноздрей которого вырывалось пламя, прижимался к стенам бесконечного коридора и раздирал ковер своими огромными когтями, чтобы добраться до Брисеиды. Темные всадники на разъяренных конях набрасывались на нее. Химеры, множество химер, невероятные смеси людей и животных, высыпались из картин, висевших на стенах, а затем преследовали ее… Крокодил с открытой пастью из самой огромной библиотеки… И маленький мальчик со светлым пухлым лицом, но темным взглядом, с короткими белыми крыльями, расправленными на спине. Полуголый, он направил на нее свой перевязанный лук, его взгляд был полон ненависти и ужаса.

Все это тоже были воспоминания… или нет? Может быть, Брисеида и ее друзья и находились на небесах, но Леонель все еще верил, что она стала жертвой иллюзии Цитадели.

Цитадель…

Брисеида закрыла глаза, чтобы прогнать прочь ту боль, которую она прочла в глазах херувима. Вырвавшись из тисков служителей крепости в Греции лишь несколько часов назад, она все еще пыталась осознать произошедшее. Поднимаясь по ступеням невидимой лестницы, она пыталась разобраться в том, что же все-таки случилось. Одно теперь казалось несомненным: Агис, царь спартанцев и Альфа-Элита, также боялся, что Цитадель обвинит его в серьезном преступлении. И элита, и химера действительно боялись этой крепости.

Леонель ошибся. Брисеида не пала жертвой иллюзии. Два херувима не пытались обмануть ее, они сделали все, чтобы защитить свои шкуры от гнева Цитадели: рискуя привлечь внимание последней, один из них фактически перенес Брисеиду в крепость. Он хотел, чтобы девушка помогла ему найти копию письма, которое написал ее отец. Херувимы хотели уничтожить письмо, думая, что оно является достаточным доказательством их предательства.

В письме все объяснялось: как херувимы по ошибке определили Брисеиду в ученицы Цитадели, как Люсьен, которому херувимы поручили предотвратить ее переход в крепость, приложил все усилия, чтобы отправить дочь туда. Потому что, став ученицей Цитадели, Брисеида получила шанс понять источник своей силы и помешать крепости продолжать тайно править миром.

В итоге остался только один экземпляр письма, который не нанесет вреда херувимам, поскольку был написан внутри Цитадели, в Мире Снов. Цитадель принимала только документы из реального мира в качестве весомого доказательства совершения преступления. Письмо отца было не менее ценным для Брисеиды. Но, естественно, будучи растяпой, она в спешке потеряла его. Порыв ветра вырвал письмо из ее рук прямо над обрывом, откуда начиналась невидимая лестница. Брисеида отдала бы все, чтобы иметь возможность перечитать эти строки, унесенные ветром.

– Мой отец узнал о Цитадели и херувимах еще до того, как его заперли в крепости, – сказала она своим друзьям. – Я просто вспомнила, когда он в последний раз разговаривал со мной, перед тем как превратился в овощ. Я уже почти уснула, поэтому не придала этому значения, но, наверное, именно потому и услышала его, поскольку была уже близко к Миру Снов… Там был херувим, и мой отец разговаривал с ним.

– А может быть, ты уже уснула, – сказал Леонель.

– Я все очень хорошо помню, это был не сон, – сухо ответила Брисеида. – Энндал, поверь мне: в тот день отец рассказал мне о Цитадели. Мне было всего семь лет, и, конечно, я ничего не понимала. Но он рассказал о большом замке в Мире Снов, где живут эльфы, одетые в синее, как ученики Цитадели. Он рассказал мне, что никто не знает личности Злодея, который правит замком, и что он сможет держать его обитателей в плену, только если скроет свою личность и Великую Тайну! Мой отец в то время уже знал столько же, сколько и сопротивление! Он знал, что Великая Тайна Цитадели включает в себя личность того, кто ею управляет. Он знал, что эта тайна позволяет крепости оставаться в тени, манипулировать миром без чьего-либо ведома. И я уверена, что он знал по крайней мере все то, что мы узнали в последнее время: что Цитадель готовит Элиту. Те, кто не прошел обучение, остаются запертыми в крепости, а остальные отправляются назад, каждый в свое время, чтобы служить Цитадели и осуществлять ее планы. Я не знаю, догадывался ли он о существовании сопротивления, знал ли, что оно стремится разрушить Цитадель, чтобы понять ее Великую Тайну и заставить открыться миру… Но он знал о существовании химер, раз общался с херувимом! Отцу должно было быть известно, что Цитадели подвластны разные химеры, с помощью которых она управляет людьми и держит их в страхе!

Леонель закатил глаза и посмотрел в светлые глаза Энндала в поисках поддержки. Брисеида едва сдержалась, чтобы не ударить его локтем по ребрам.

– В таких условиях невозможно отдохнуть, лучше идти дальше, – решил Энндал. – В пути ты могла бы рассказать нам немного больше о своем отце, Брисеида.

Рыцарь откинул со лба прядь каштановых волос, медленно выпрямился и начал мерно двигаться вперед, несмотря на то что ему мешал большой меч, пристегнутый к спине. Даже оказавшись в неудобном положении, Энндал не утратил своей природной харизмы. Его широкие плечи, большие руки и надменная осанка напоминали о знатном происхождении. Брисеида всегда чувствовала себя комфортно в его присутствии. Она как будто узнала в нем того надежного отца, которого ей так не хватало в подростковом возрасте.

Он протянул руку Лиз, чтобы помочь подняться. Высокая рыжеволосая девушка натянуто улыбнулась ему, на ее лице появились симпатичные ямочки.

– Делаю все, что в моих силах, – вздохнула она, внутренне собравшись с мужеством.

Во главе строя стояла актриса из четвертого тысячелетия, которой было поручено опрыскивать духами невидимый путь, ведущий сквозь время. Флакон ей передала подруга старика, возглавлявшего сопротивление. Пар показывал расположение зигзагообразной тропинки или ступенек, обозначающих эфемерный маршрут, по которому путники быстро шли, пока он не исчез.

Позади Лиз и Энндала шел Менг Чу, их уважаемый китайский генерал. Он схватил рыцаря за руку, прежде чем встать, а затем помог Оанко, американскому равнинному индейцу, подняться на ноги. Они решили больше не отпускать друг друга, чтобы не рисковать соскользнуть с невидимой лестницы. Оанко протянул руку Леонелю, который подал свою Брисеиде. Она помогла Энею, последнему в очереди, подняться на ноги.

– Мы слушаем тебя, Брисеида, – сказал Энндал, когда они продолжили путь.

– Я плохо знала своего отца. До семи лет для меня он был умнейшим физиком, который проводил свое время за экспериментами, которые с каждым разом становились все более эксцентричными. В одночасье он потерял рассудок и стал овощем, подобно мужчинам, лежащим в храме Афродиты. Трагедия произошла незадолго до рождения моего младшего брата. Папа лежал несколько лет в больнице, а затем переехал домой, потому что моя мама думала, что сможет вернуть его к жизни. Одиннадцать лет я смотрела в его пустой взгляд, такой же взгляд был и у мужчин, которых жрецы кормили в Спарте. Объяснение этому только одно – мой отец все это время был узником Цитадели. Но, вероятно, он попал туда не сразу, как я или другие студенты, потому что в тот день в моей комнате он, похоже, уже много знал о ней. Возможно, папа то и дело возвращался к своим экспериментам, а потом Цитадель, наверное, похитила его… И вдруг, сразу после того как на моей шее появилось загадочное пятно, папа проснулся и сказал, что может меня вылечить. Пятно, конечно же, было следом от стрелы херувима. Стрела, которая не предназначалась мне, и которая пометила меня как ученика. Херувимы позволили папе покинуть крепость, чтобы исправить свою оплошность, так как они по ошибке выбрали меня. Но отец не последовал их указанию: он все равно отправил меня в Цитадель, чтобы дать шанс узнать ее тайны. Он поместил меня в одно из своих изобретений – машину, обвитую проводами, и я очнулась в Цитадели. Вот о чем говорится в письме. Не могу поверить, что дала ему выскользнуть из рук.

– Если бы ты не упустила письмо, мы бы до сих пор находились в Греции и искали лестницу, – сказала Лиз. – Не будь так строга к себе.

Брисеида вяло кивнула. Лиз говорила правду: письмо ее отца, уносясь с порывом ветра, резко замерло в пустоте за обрывом, обнаружив наконец лестницу, которую они так старались найти.

– Как это письмо оказалось у Лира, в совершенно чужой эпохе? – спросил Леонель.

– Понятия не имею. Но мой папа написал его вне времени, так как находился в Цитадели. Так что письмо легко могло попасть в эпоху Античности.

– Может быть, твой отец знал, что тебе предстоит пройти этот путь, – предположил Энндал.

– Может быть… Но в своем письме он подразумевал не это. Скорее, он надеялся, что я закончу свое обучение в Цитадели…

– Думаешь, твой отец знал старика из пустыни? – спросил Оанко.

– Я не знаю, приходилось ли моему отцу слышать о нем, но когда я пришла в хижину, старик сказал мне, что не знает папу. Не думаю, что мой отец покидал Цитадель во время своего заточения в Мире Снов.

– Значит, не старик побудил его отправить тебя в Цитадель, – сказал Менг Чу. – Как думаешь, что ему было нужно? Неужели он действительно думал, что у тебя будет шанс раскрыть тайну Цитадели, в чем он сам не преуспел за одиннадцать лет?

– Одиннадцать лет прошло для Брисеиды, – заметил Леонель, – но, возможно, не для ее отца, который находился в Цитадели. Поскольку в Мире Снов нет времени.

– Так и есть, – размышляла Брисеида, – но человеческая душа не может удержаться от воссоздания воображаемого времени. За секунду мы накапливаем девять месяцев воспоминаний, а затем душа отделяется от тела. Тело остается вегетативным, пока не умрет от старости, а душа… Душа должна продолжать накапливать воспоминания, даже если время не существует… Пока тело не умрет.

– Персональное накопление воспоминаний… – задумчиво продолжал Леонель. – Только твой отец может сказать нам, сколько времени, по его мнению, он провел в Цитадели. Так, Брисеида? Неужели он действительно думал, что у тебя будет шанс раскрыть тайну Цитадели?

– Не знаю, может, у него не было выбора.

Лиз остановилась. Остальные последовали ее примеру, но никто ничего не сказал.

– А ты, Эней, что скажешь? – спросила наконец Лиз. – Ты молчишь уже несколько часов.

– Возможно, твой отец получил послание от богов, – сказал Эней.

Брисеида осторожно, чтобы не потерять равновесия, повернулась к молодому спартанцу. Его лицо было таким же напряженным, как и голос. Он кивнул головой в знак слабого одобрения.

– Жертвовать, чего требуют от нас боги, иногда бывает трудно, но только они знают, что нужно делать.

Воспоминания о смерти Касена, лучшего друга Энея, обрушились на Брисеиду, когда она увидела покрасневшие глаза молодого спартанца. Девушка сжала челюсти. Эней старался держаться мужественно, но жертва, которую он считал обязанным принести своим богам за успех их похода, тяготила его сердце.

– Мы не уделили времени, чтобы должным образом почтить память твоего товарища по оружию, Эней, – серьезно сказал Менг Чу. – Он умер, чтобы защитить нас от Элиты, он заслуживает уважения.

– Идем дальше, – объявил Оанко, – я спою для него.

Они снова начали идти, и Оанко затянул прекрасную жалобную песню.

Его длинные, гладкие черные волосы развевались на ветру, а мощный баритон плыл сквозь бегущие по небу облака. Брисеида была поглощена пронзительными эмоциями песни, которая превратила боль утраты в возвышенную оду жизни. Она забыла о своих ноющих лодыжках, икрах и бедрах, дрожащих от усталости после долгого подъема.

Они шли уже целую вечность. Часы тянулись, не поддаваясь счету, и путники потеряли всякое представление о времени. Солнце им не помогало: оно двигалось по небу почти безучастно, освещая замки тумана то сумеречно-розовым, то оранжевым оттенком заката. Долгое время они шли, ничего не говоря, сосредоточившись на пустоте и своем неопределенном будущем. Пристально глядя на свои ноги, Брисеида наблюдала, как ее сандалии периодически меняли цвета, а ее продвижение вперед сопровождалось такими ужасающими скрипами в тишине неба, что они окончательно зародили в ее душе сомнения. Они действительно куда-то идут? Есть ли какой-то смысл во всем происходящем?

Свет меланхоличной, но полной надежды песни Оанко оживил их веру. Они очень нуждались в ней, и у них не было другого выбора, кроме как идти дальше, надеясь, что невидимая тропа приведет хоть куда-нибудь.

– Это было прекрасно, спасибо, – сказал Эней, когда ветер унес последние ноты. – Теперь моя очередь спеть что-нибудь. Пять лет назад я провел свою первую большую военную кампанию с Касеном. Нам едва исполнилось по двадцать лет. Мы отправлялись на передовую афинской армии. Никто и никогда не видел столько спартанцев, марширующих строевым шагом, и мы попали в бурю, такую, что вся кожа скрипела от песка. Мы с Касеном придумали небольшую песенку по этому поводу.

В мелодии, которую он пел во всю мощь своих легких, не было ничего грустного. Она была близка к чарующим напевам, которые они слышали в военном лагере в Древней Греции, и могла бы быть прекрасной, если бы Энею медведь на ухо не наступил.

В знак уважения к его умершему другу они слушали молча.

– Очень красиво, – неуверенно сказала Лиз, когда он допел.

– Да, очень трогательно, – негромко добавил Энндал.

Леонель резко затормозил и повернулся к Энею, и все вынужденно остановились.

– Честное слово, Эней, ты поешь отвратительно. – Брисеида напряглась, но Эней улыбнулся, а затем рассмеялся.

– Откровенно говоря, мне все равно. Я на несколько веков старше вас всех, и как предок заявляю, что имею право петь все, что мне нравится! Вот одна из песен, которую придумал командир моей группы.

И он запел вторую балладу во всю мощь своих легких, совершенно безумную и необычную.

– Он не только не умеет сражаться, но и петь, – пробормотал Менг Чу.

– И все же в тишине идти было не так уж и плохо! – заметил Леонель.

Тут Эней заголосил громче. Леонель запел военный марш, который он выучил в прошлом году, когда находился в окопах Первой мировой войны.

– Эй, а не пора ли уже замолчать? – крикнула Лиз, идущая впереди.

– Вы, белые, один краше другого, – проворчал Оанко, а затем запел новую песню, на этот раз гораздо более агрессивную и пронзительную.

– Оанко! – воскликнула Лиз.

– Вас невозможно слушать, поэтому я импровизирую!

– Ему не хватает воспитания, – пробурчал Менг Чу.

И он добавил к неловкому трио заливистый гимн китайской выдержанности. Улыбаясь, Энндал добавил свою средневековую песнь, и, поскольку никто не хотел уступать, возникла полная какофония. Оставалось только одно решение – присоединиться к небесному концерту: Брисеида в свою очередь запела «Frère Jacques, sonnez les matines», как будто эта мелодия должна была открыть дверь в рай.

– Думаете, мне слабо? – сказала Лиз. – Думаете, что сможете стать звездой, которой являюсь я в тридцать пятом веке, не умея пользоваться своим голосом? Подождите… ВОН ТАМ! Что это?

Лиз указала на кучевое облако, беспечно плывущее на восток. Из тумана появилась тень. Облако рассеялось, и перед ними предстала группа путников, стоящих в одну шеренгу и одетых в белые туники. Они стояли неподвижно, держась за руки и глядя настороженно.

– Эй! Сюда! – закричал Энндал, не решаясь отпустить руку Лиз, чтобы взмахнуть им. – Доброго дня вам!

Наконец-то люди! Старый мудрец из пустыни уверял их, что в Мире Снов блуждают и другие группы, похожие на их, но друзья никогда не встречали ни одной.

– Думаете, они понимают нас? – спросил Оанко.

– Почему бы нет? – размышляла Брисеида вслух.

Хотя они были из разных миров, все в их группе понимали друг друга, хотя это до сих пор остается необъяснимым. Почему в отношении других участников сопротивления должно быть по-другому?

– Чего они там делают? – спросил Леонель.

– Эй! – закричала Лиз. – Мы здесь! МЫ ЗДЕСЬ!

Наконец незнакомцы очнулись от оцепенения и снова отправились в путь. Их маршрут пролегал перпендикулярно траектории группы Брисеида, только на три метра выше. Вскоре одиночная колонна уже рассекала воздух над их головами.

– Боже, как вы кричите! – сказал высокий чернокожий мужчина с гладким черепом. – Нам было интересно, что за крики доносятся с другой стороны кучевых облаков.

– В Китайской опере не принято кричать, – ответил Менг Чу, – нужно петь мелодично.

– Мы пытаемся хоть как-то расслабиться, – сказал Энндал. – Вы представить себе не можете, как мы рады вас видеть! Так вы тоже путешествуете между эпохами?

– Естественно.

– Вас тоже направил сюда старец из пустыни? – добавил Леонель.

– Кто еще, как не он? Мы бы пожали вам руки, – ответил высокий чернокожий мужчина, – но, думаю, лучше обойдемся без этого.

– Мы не обидимся, – заверила Лиз. – Так откуда вы?

Новоприбывшие уже побывали в трех временных пространствах: на африканских равнинах за три тысячи лет до нашей эры, в Мексике в десятом веке и в Австралии в восемнадцатом веке. Они были довольны своими открытиями.

Каждый из них нес на спине что-то вроде сачка для бабочек, прикрепленного к рюкзаку.

– Они нужны, чтобы ловить идеи, – заверила их молодая женщина, заметив любопытные взгляды.

Розовые косички придавали ей детский вид, поэтому к ней было тяжело серьезно относиться.

– Идеи?

– Те, которые парят в воздухе. Вы можете путешествовать, работать, шпионить, делать все, что угодно, но без идей далеко не продвинетесь.

Они непонимающе смотрели на нее.

– Вы когда-нибудь задумывались, откуда берутся ваши идеи? – поинтересовался высокий чернокожий мужчина.

– Я всегда считала, что они появляются у меня в голове, – призналась Лиз. Темноволосый мужчина, подстриженный «под горшок», в ужасе покачал головой.

– Идеи создаются из цветов сновидений, которые могут собирать только феи. Вы сажаете свои цветы в Мире Снов, но ваши вестники, феи, заботятся о распространении пыльцы в реальном мире, чтобы вы могли ею воспользоваться. Легенда гласит, что первая фея, собравшая урожай идей, была безумно влюблена в мужчину. Для того чтобы у него появилось время для возлюбленной, он должен был научиться смотреть на свою жизнь по-другому. Поэтому фея подарила ему первую идею человечества – понятие времени. Благодаря этому мужчина смог заглянуть в будущее, представить себе возделывание земли и изобрести инструменты, которые освободили бы ему время. Таким образом, они жили счастливо на протяжении всей жизни человека. Когда человек умер, маленькая фея была так опечалена, что решила распространить идеи по всему миру в память о нем. Другие феи сочли эту игру забавной и стали подражать ей. И теперь тысячи маленьких фей разбрасывают идеи по всему миру. Но в реальном мире идеи очень изменчивы. Но для начала их нужно поймать. А потом использовать. И ловец идей подходит как ничто другое.

– Они уже помогли вам? – спросил Энндал.

– Благодаря ловцам мы узнали много нового, – сказала молодая женщина, задрав свой маленький остренький носик. – Цитадель принимает своих студентов на девять месяцев. Они проживают в группах согласно своей национальности и вместе с остальными находятся в общих помещениях. Некоторые присоединяются к Элите, но многие не завершают обучение.

– Не нужно было пересекать Атлантику с сачками, чтобы узнать это, – сказала Брисеида, – я поняла это в первый же день занятий!

Африканец выглядел обиженным. Солнце, находившееся на западе, освещало его темные зрачки и лоснящийся лоб мягким золотистым светом. Мужчина поднял бровь.

– Что вы узнали?

Менг Чу открыл рот, чтобы рассказать, но замер, не зная, что сказать. Брисеида хотела бы ответить, но самоуверенность незнакомцев лишила ее дара речи. Как она могла объяснить, что их тела остались где-то на родине, а души бродят между эпохами в Мире Снов? Что происходящее, по сути, им только снится? Как она могла подобрать нужные слова, чтобы рассказать об этом, когда сама в глубине души не могла поверить? Каждое мгновение доказывало ей обратное: свежий воздух, ласкающий лицо, шевелящиеся волосы на руках, когда они переходят через облачную гору, ноющая боль в ногах и прыжок сердца, когда девушка видит невероятную панораму неба… Никогда еще ее сон не был настолько подробным. И никогда еще реальность повседневной жизни не заставляла чувствовать себя такой удивительно живой.

– Наше путешествие подтвердило, что время – это не прямая линия, – сказал Оанко. – Но я уже давно знаю, что время движется по кругу.

Лиз кашлянула. Нельзя в четвертом тысячелетии жить со столь первобытным мышлением.

– Прямая линия – это действительно смешно, – сказал индиец, его длинные прямые черные волосы касались высоких скул.

– Я думал, мы остановились на карте, – вмешался Менг Чу. – Мир Снов и Цитадель находятся в центре, а эпохи разбросаны вокруг.

Брисеида обменялась недоуменным взглядом с остальными. Они уже обсуждали этот вопрос, но так и не смогли прийти к единому мнению. До сих пор она поддерживала точку зрения Лиз и ее прямую линию, но теперь ни в чем не была уверена. Незнакомцы, казалось, не впечатлились.

– Возможно, вам также следует раздобыть несколько ловцов идей? – снисходительно сказала азиатская женщина. – Вы можете найти их на Площади Времени.

– Площадь Времени?

– Мы практически дошли, это место не так уже и далеко.

– Каким путем вы идете? – спросил Энндал.

Они никогда не смогут пройти по чужой тропе. Даже на земле им было бы трудно преодолеть три метра, отделявших их от невидимого пути, расположенному перпендикулярно их собственному. Лиз энергично потянула Энндала за руку. О таком подъеме не могло быть и речи.

– Не волнуйтесь, – рассмеялся смуглый мужчина, – Площадь Времени встречается на каждом пути. В конце концов вы найдете ее.

Они обнаружили Площадь в центре собора, похожего на кучевые облака. Сначала из-за облаков послышался гул, затем концерт хриплых голосов, ревущих на все лады, сопровождаемый лязгом, грохотом, скрежетом, глухими и пронзительными звуками. Пелена тумана исчезла, и вдруг перед их глазами, посреди пустоты, материализовалась деревня, домики в которой излучали солнечный свет. Путники приблизились, пораженные таким очарованием.

Десятки хижин с покатыми крышами, иногда высотой в несколько этажей, теснились вокруг невидимой площади, что придавало уверенности толпе путников в белых одеждах, которые, как и они, спустились на землю с небес. Все они свободно передвигались. В центре площади стоял большой обелиск, на котором были высечены часы без стрелок. Маленькие воробьи чирикали на черепице крыши, дополняя суету рынка.