Чем дальше в будущее входим,
Тем больше прошлым дорожим.
И в старом красоту находим
Хоть новому принадлежим.
1. Медведица
Алина с дочкой поехали за грибами. Был август месяц. После жаркого сухого июля зарядили дожди. Дожди шли часто, но погода была теплая, и люди ведрами таскали грибы из леса. Каждый день в соцсетях появлялись фотографии удачной «тихой охоты». В городе было много импровизированных торговых точек, где люди продавали грибы. Но Алина с тоской смотрела на них и шла мимо. Ей очень хотелось самой прогуляться по лесу. Ей нравился сам процесс поиска грибов, как в одном анекдоте – «главное не результат, главное процесс» … Но, как назло, в выходные дни шли дожди, а в будни была работа.
Но вот сегодня был тот счастливый день, когда погода с утра была солнечная, был выходной, у дочери не было срочных личных дел, и она поддалась на уговоры матери съездить в лес прогуляться, а если повезет, то и собрать грибы, хотя бы на «жареху».
Выехали не рано, после девяти часов утра. Проехав минут сорок – ну, может пятьдесят по трассе, стали искать съезд в лес. Вскоре выбрали заезд и свернули налево, в лес. Что за дорога и куда она ведет, мама с дочкой, конечно же, не знали. Они предполагали, что дорога вела к реке, может по этой дороге рыбаки часто ездят и проложили ее, кто знает. Вообще они не знали, где грибные места: и чтоб недалеко от города и все же надеялись найти хоть несколько грибов. Потихоньку заезжая все дальше в лес, приглядывались, правда пока грибов не видно было совсем. Проехав немного, может метров 500, может больше, увидели просеку с линией высоковольтных столбов и решили остановиться. Место удобное, с дороги машину не видно, а если оставить на просеке и зайти в лес вдоль нее, то выйдя из леса, можно издалека увидеть машину, не так страшно заблудиться, да и звуки проезжающих по трассе машин были слышны. Так и решили: одна зайдет в лес слева от просеки, другая справа, не будут же они ходить друг за дружкой.
Алина шла, искала грибы, но то ли место не грибное, то ли она разучилась их искать, но грибы не попадались, тем более уж белые, а если и попадались, то червивые. Нашла с штук пять чистых подосиновиков. Между делом поела голубики с кустиков, которые были почти полностью вычищены теми, кто рано встает и рано идет в лес. Алина решила выйти на просеку и посмотреть далеко ли ушла от машины, подумала, может дочка, которая не больно то любила ходить в лес, уже сидит в машине. Да и дождик начал накрапывать. Откуда ни возьмись, набежала тучка. Тучка была совсем не большая, но темная, обещала проливной дождичек. Громыхнул гром и сверкнула молния. Сразу не уютно стало в лесу. Выйдя на просеку, Алина увидела, что довольно-таки далеко ушла от машины, которая виднелась в метрах триста, может быть, даже и больше. Во всяком случае, она насчитала четыре высоковольтных столба. Алина начала кричать дочке, сначала в пол силы, потом уже орала, но дочь не откликалась. Решила перестать кричать, пока не дойдет до машины, как всегда, обидевшись на свой тихий голос (который никто никогда не слышал в толпе), и которым она всю жизнь была недовольна.
Не доходя до машины, Алина увидела, что дочки в ней нет. Оглядываясь, стала высматривать дочку, как вдруг сверкнула молния, Алина зацепилась за корягу ииии упала!!!
Проснулась Алина от дикого холода. Ужас, она была голая, совсем голая, в чем мать родила. Трясясь от холода и животного страха, не понимая, что случилось, села и стала оглядываться. Судорожно стала вспоминать и думать, что же случилось. Вспомнила, что была в лесу, искала грибы, потом вышла на просеку. Но той просеки и в помине не было. Она была на берегу реки, широкой реки. Когда еще заехали в лес, Алина предположила, что дорога ведет к реке, но тогда до реки было далеко, тем более что за деревьями ее нельзя было увидеть. Как она тут оказалась? Кто ее сюда притащил? Почему раздета? Где одежда? Кто-то над ней надругался? Но нет, тело было чистое и нигде не болело, кроме головы. Голова раскалывалась так, как будто ее шарахнули дубиной. Осматривая себя, она увидела на груди, на том месте, где должен был быть крестик, ожег в виде то ли куста, то ли небольшого дерева. Сатанисты? Она читала о разных случаях, да и по телевизору то сообщения в новостях промелькнет, то фильм покажут. Но Алина не любила ужастики и всегда дистанцировалась от таких новостей и фильмов. Все это промелькнуло у нее в голове за доли секунды. Нет, все же наверно это от удара молнии, где-то она читала, что так бывает.
Трясясь от холода, стала оглядываться. Но место точно было не знакомое. Кругом был темный лес, только длинная узкая песчаная отмель берега реки и все. За рекой дремучий лес, вообще, как из сказки, выросший из гребня бабы Яги. Эта мысль еще больше напугала Алину, и она заплакала. Оглянувшись, увидела за спиной толстые деревья – березы, осины, сосны такие, что и не обхватить. Около города таких точно не было. День был какой-то белесый: то ли утро, то ли день, то ли вечер – не понять. На севере дни длинные, так быстро темнота не наступает, как на юге. То, что Алина где-то на севере, она поняла сразу, кроме леса, об этом истошно напомнили комары, мошкара, оводы, налетевшие на нее. По ногам полезли муравьи. Вскочив на ноги и отмахиваясь от этой гудящей, кусающей мерзости, которые расценили ее как дар небес, как обед с деликатесами, Алина бросилась в воду, уже заревев в голос.
Вода была ледяная, но она остудила немного зудящее от укусов тело. Над головой все так же вились кусачие монстры. Что делать? Что делать? Что делать? Куда идти? Ужас сжимал ее сердце.
Дно было илистое, не приятное, но сообразив, что ил может немного помочь, Алина стала обмазывать илистой глиной себя: плечи, руки, лицо и даже на волосы густо накидала грязи, чтоб хоть немного избавиться от кровопийц. Потихоньку выходя на берег, обмазывала и ноги. «Хоть прикрыла наготу» вяло подумала Алина. То ли из-за грязи, то ли из-за интенсивного намазывания, Алина чуточку согрелась. Слава создателю, хоть не зима, в воде нету льда, листья на деревьях желтые. Значит начало осени, наверно август, подумала Алина. Посмотрев на себя, Алина поморщилась, она была похожа на ходячее чучело, или на лешего, на того, кем пугают детей. Слез уже не было, только чувство брезгливости и страха.
Обмазавшись, вышла из воды и побрела по песку. Насекомые продолжали атаковать, особенно спину, там было меньше грязи и наверно кусками, вот и находили неприкрытые места, Алина же не могла осмотреть спину. Увы, зеркал тут не видно было. Мошкара по-прежнему лезла в глаза, рот, уши и нос. Дойдя до ивняка, при этом матерясь про себя, когда наступала на камни и кусочки деревьев, хотя шла максимально осторожно, наломала веток, и стала отмахиваться от насекомых.
Отмахиваясь от жужжащей на все лады мерзости и при этом стряхивая с ног муравьев и другую живость, все пыталась придумать, что же дальше. Что делать? Куда идти? Где искать людей? Ага, искать людей в таком виде – та еще картина Репина «Приплыли» – усмехнулась Алина. Во что одеться? Что найти, чтоб хоть что-нибудь накинуть на себя? Не май месяц – это точно, да и солнца нет, хоть бы лучик где-нибудь выглянул. Что с дочкой? Небось ищет ее, может уже и людей позвала на поиски, а она тут шорохается. От этих грустных мыслей опять навернулись слезы.
Поплакав, вспомнила бабушкины слова: «Слезами горю не поможешь». Наверно уже вечерело, насекомых стало чуть меньше, или уже привыкать начинаю, снова усмехнулась Алина. Тело зудело неимоверно, но она старалась хлестать себя ветками, листья все же не оставят таких царапин, как если бы она чесала себя руками. Эх, где мои аптечки, а именно гидрокортизоновая мазь, или хотя бы вьетнамская звездочка, опять с тоской подумала Алина. Эти мази помогали при укусах комаров, она часто ими пользовалась, так, как и в прежней жизни эти кровопийцы обожали ее кровь. Она вспомнила, что, когда в последний раз ездила в санаторий, ее тоже досаждали комары, несмотря на «фумигатор», при этом были совершенно безразличны к ее соседке по комнате. Прежняя жизнь, хм, может это сон, кошмар, а она никак не может проснуться. Но очередной укус овода дал понять, что это не сон, а самая настоящая явь. Явь, навь, правь…
Встав, снова побрела к ивняку, решив наломать веток и ими прикрыть хотя бы спину. Попыталась сплести что-то вроде коврика-плетенки, но ничего не получалось, глаза застилали слезы и постоянно приходилось отмахиваться от комаров и поэтому коврик рассыпался. Наломав веток, стала выбирать по 6 веточек и делать веники. Веники она умела вязать, выросла же в деревне у бабушки, а навык не пропьешь, мышечная память остается. Взяв первый веник, раздвинула ветки и повесила на плечо, и так получилось по 3 тонких веника на каждое плечо. «Самообман, для самоуспокоения» опять горько подумала Алина.
Опять пошла на берег, у леса комаров было на порядок больше. Вдруг услышала, что кто-то ломиться сквозь кусты и деревья – далеко, ниже по течению, к реке. Люди! Вскинулась. Алина, хотела закричать и задохнулась еще больше от страха. Не успев вскочить, упала навзничь и замерла, так как увидела, что из лесу вышел медведь. Нет, это была медведица, за ней игриво бежали два медвежонка. «Ну все, конец, отмучалась», -подумала Алина и закрыла глаза, чтоб не видеть, как медведица подойдет и разорвет ее. Полежав так, и услышав плеск воды (на реке все звуки слышны очень далеко) Алина приоткрыла глаза. Медведица и не думала идти к ней. Она зашла в реку довольно-таки далеко. «Дно неглубокое» промелькнула мысль у Алины. И вдруг резко ударила по воде лапой. «Душа ушла бы в пятки, но она уже там», – вздрогнув подумала Алина. То ли медведица не учуяла Алину потому, что та была обмазана грязью, и лежала с подветренной стороны, то ли медведица приняла ее за куст из-за веников на ее плечах, ветки которых тянулись по всей спине, то ли то, что человек был далеко и не представлял угрозы ее малышам, то ли увлеклась рыбалкой, короче, медведица и не думала идти к Алине. В лапе у медведицы блеснула рыба, довольно крупная, такие в магазине продавали по очень-таки нехилой цене, но что за рыба Алина не разглядела. Проглотив рыбу целиком, медведица замерла. Потом опять удар лапой по воде, рыба, удар-рыба. Поймав так несколько рыб и наевшись, медведица пойманную рыбу стала носить медвежатам на берег. До этого медвежата верещали – то ли рычали, то ли визжали или и то, и другое, пытались зайти в воду, но вода захлестывала их, особенно после удара матери по воде, и медвежата отступали. Поймав брошенную мамой рыбу, медвежонок начал рвать ее и урча от удовольствия заглатывать куски. Второй медвежонок пытался тоже оторвать кусок, но первый отворачивался, рычал и не уступал свою добычу. Тут медведица принесла рыбу второму медвежонку. Так они ели довольно долго, у Алины все затекло, если бы не ветки, она бы тут и примерзла – как ей казалось.
Наконец медведица с медвежатами ушли. Еще полежав, чтобы медведи ушли подальше Алина села, потом попыталась встать, но ноги дрожали, и она обратно рухнула на песок. Машинально стала кидать песок на ноги, на себя. Захотелось есть, нестерпимо захотелось есть. С утра она не ела. С утра, а сейчас сколько времени? Перед глазами появились три апельсина, которые она оставила на столе. Три апельсина – такие яркие, сочные, когда чистишь кожуру сок стекает по пальцам. А запах! На всю кухню и даже во всей квартире. От этих воспоминаний у Алины пошли спазмы в желудке.
С трудом поднявшись, Алина побрела к реке и стала жадно пить воду, черпая горстями. Вода была такая вкусная, чистейшая, каждую рыбку было видно далеко. После полосы ила дно было песчаное, с мелкими камушками.
Напившись, Алина побрела на берег. Потом пошла вдоль берега. Просто шла, куда, зачем – даже не задавала себе эти вопросы. Прошла мимо того места, где обедали медведи. Увидела куски рыбы, объедки, что остались от медведей. Подумала, может съесть их, но взяв в руки кусок и подумав, что этот кусок, наверное, выпал из пасти медвежонка, бросила кусок обратно. Да и без соли, а еще может рыба с глистами.
Обмахиваясь, опять пошла по берегу. Наконец ее путь преградил ивняк такой, что даже в реке торчал метра два. Остановилась и тут пришла мысль – скоро ночь, в лесу звери, на берегу замерзнет насмерть. А может и пускай замерзнет. Мучения кончатся. Молния не убила (лучше бы убила), звери не съели, людей нет, жилищ или деревеньки не видно. Опять потекли слезы. Подул ветерок, может и раньше дул, да не замечала. Стало зябко, потянуло сыростью от реки. Где-то надо укрыться, но где? Дальше дороги нет, в речку лезть, чтоб обойти ивняк, не хотелось, от слова «совсем», в лесу звери. Пошла назад, теперь приглядываясь к берегу. Долго ли коротко ли, но увидела дерево, с корнем развороченное бурей. Дерево лежало в сторону леса, в сторону берега виднелась яма, со свисающими корнями. Алина подошла с опаской заглядывая в яму, вдруг теремок уже занят. Никого не видно, следов тоже, в яме воды нет. Алина стала залезать внутрь. На нее сыпалась земля с корней. Алина уже отупела и от усталости, и от грязи и даже не отмахивалась от мелких кусков земли, только крупные куски глины скидывала с себя. Села, присмотрелась. Да, тут до нее никто не жил. Вылезла из логова, решила накидать веток, сделать лежанку. И вход надо прикрыть, хотя бы от ветра, от сырости. Опять стала рвать ветки, ногти ломались, по всей руке были царапины от веток. Посмотрела на высоченные ели и поняла, что без инструментов, уставшая, голыми руками не сможет наломать с них лапки, да даже и с маленьких елочек не сможет и опять стала рвать лиственные ветки. Накидала ветки внутрь логова, кое как прикрыв вход, легла на свою лежанку и провалилась в темноту.
Проснулась Алина от жужжания насекомых. Интересно, сколько же проспала? Подумала она. Высунула голову из своего логова, поняла, что начинается солнечный денек. Небо было чистое, облачка мелкие, белые, пушистые. Солнце вставало где-то за спиной. Нестерпимо хотелось есть. Пришлось вылезти и оглядываясь идти к реке, напиться воды. И чего оглядываюсь, да пусть звери съедят, все равно не знаю, где я и как отсюда выбраться – думала Алина, шагая к реке. Подумаешь медведи, они и в прежней ее жизни выходили к людям – то на дорогах попрошайничали вкусняшки у проезжих водителей машин, то даже в села и города наведывались, на свалках да на помойках объедались. Волки – звери пострашнее будут, живут стаей, питаются только мясом в отличие от медведей. От них точно не спасешься. Но вроде их нет там, где медведи ходят – или это только что она придумала для самоуспокоения? Хм, не знаю, не знаю.
Напившись и умыв лицо, осмотрела себя. Картина была не для слабонервных. Грязная, с космами вместо прически, опухшая, с расчесами от укусов, ногти сломанные – это было нечто. Плакать сил не было, да и что с того, плачь не плачь, а дороги обратной не видать. Хорошо, что не май месяц, особенно его конец, гнус бы точно загрыз ее до смерти. У индейцев, вроде бы, существовал даже такой вид казни: голого человека привязывали к дереву и того заживо съедала вот эта, пищащая и жужжащая на разные голоса, летучая мразь.
Что делать? Который раз сверлила голову мысль. Куда идти? Если это август, то не за горами и зима. Но вдруг Алина услышала курлыканье и увидела, как лебеди спустились на воду, почти в середине реки. Их было довольно много. Пар пять взрослых лебедей и много малышей. Затем все поплыли к берегу, к ивняку, что рос в воде. Такое Алина видела впервые. Она видела стаи высоко в небе, и иногда прилетающих было больше, чем улетающих. Их нещадно истребляли охотники-браконьеры. Видела в парках Астрахани, в Анапе, даже в Кирове по две-три пары без птенцов. Но таких гордых, красивых видела впервые. Налюбовавшись на лебедей, опять грустно вздохнула.
Опять нарвала веток и пока еще не так много гнуса, решила идти назад: вдруг еще остались кусочки рыбы от медвежат. Теперь уже не думалось ни о соли, ни о глистах и прочей мерзости, просто хотелось есть.
Оказалось, что она ушла довольно далеко от пиршественного места медведей. Скоро она увидела вчерашние следы медведей. Ее догадки оправдались: как дядя Коля рассказывал, если медведь сытый, его когти утопают в лапах и их почти не видно. Здесь следы были еще с когтями, но уже неглубокими (длина когтей взрослого медведя почти десять сантиметров), значит медведь почти сытый, жирный, к тому же до спячки еще не скоро, нагуляет еще жира. Саму семейку медведей не было видно и не было слышно. Никто к реке не шел. Может спят еще. Но увы, кусочков рыбы не было. За ночь мелкое зверье подобрало все, оставив только крупные косточки. Подобрав кости, Алина стала их обсасывать и даже покусывать, но немного смогла найти там съедобного.
Надо идти в лес, хоть ягод поесть. Еще немного пройдя, так как берег был довольно крутой, да и наверно там была медвежья тропа, Алина решила пойти в лес в другом месте. Но тут нарисовалась еще одна проблема – она была босиком. В детстве, конечно, они бегали босиком, но в семнадцать лет отправившись на учебу в город, она забыла, что такое ходить босиком. Да и после учебы оставшись в городе, такое хождение уже было для нее под запретом (все ходили в обуви). Город – не деревня, где ноги утопают в мягкой дорожной пыли, где можно бежать босиком по песку, не боясь, что наступишь на стеклышко, или ходить по мягкой траве-мураве. Только свежескошенная трава колола ноги. Кстати, о стеклышках. За весь вчерашний день и за сегодняшнее утро Алина не увидела ничего из искусственных отходов жизнедеятельности человека – ни пластикого мусора, ни стеклянных разбитых или целых бутылок, оставленных грибниками или рыбаками. Ничего. Подняв голову и всматриваясь вдаль, не увидела ни электрических проводов, ни столбов для них. Вот это глухомаааань – протянула мысленно Алина. Куда же она попала? Очередной без ответа вопрос. И страх от неизвестности, почти такой же сильный, как и чувство голода. Потихоньку стала карабкаться на пригорок.
Лес стоял красивый, могучий в своей красоте, величественный. На высоком берегу, на одной высокой сосне белели кости головы лося с рогами. Рога лося ни с какими другими уж точно не перепутать. По костям шаловливо бегали две белочки, отгрызая кусочки. Интересно, лось голову с рогами оставил здесь зимой, убитый человеком или другим хищником, раз она так высоко находится? Или охотник повесил туда как указатель какого-то значимого места. Голова наверняка была видна с реки издалека.
Зайдя в лес, она увидела, как будто разноцветный восточный ковер кинули под ноги. Среди зеленой травы обильно разрослись кустики гроздьями висящей красной еще с белыми боками брусники, синяя черника оттеняла голубику, блестели гроздья черных ягод. Названия черных ягод не знала, но она их в детстве ела – это точно. Ягоды были крупные, умытые росой, такие ягоды росли недалеко от их деревни, но такие крупные ягоды и там было за счастье найти хоть немного, а тут, как на подбор, много, много. Забыв обо всех страхах, Алина, кинулась набивать рот, хватая ягоды горстями. Даже про комарье и гнус забыла – то ли утром их было еще не так много, как вчера, то ли кожа задубела, то ли погода способствовала – была ясной – неизвестно. Говорят, же, что комары и им подобная нечисть при укусе впрыскивают обезболивающее вещество своей жертве, чтоб побольше крови попить. Да и как бабушка говорила – «Весной убьешь комара – лукошко комаров народится, после Ильина дня – после второго августа убьешь, лукошко комаров убьешь». Какой сегодня день, месяц, число – опять вопросы без ответа. В лес она с дочкой поехала десятого августа, значит сегодня одиннадцатое число. Ладони, рот стали синими. Вроде и много съела, а сытости особой не почувствовала. С собой бы набрать, да не во что. Тут сидеть, только комаров кормить.
Пока ела ягоды приметила грибы, вроде сыроежки. В детстве, когда ходила в лес с братом, то сыроежки за грибы не считали, их просто пинали. Только соседка такие грибы солила ведрами. Брат оставлял сестру там, где было много ягод, а сам уходил за грибами. Он набирал целый огромный рюкзак «мясистых» грибов – подосиновиков, подберезовиков, белых грибов. Даже маслят не собирали – лень было очищать их шляпки с налипшим мусором. Когда приходили домой, сыпали грибы в бачок. Содержимое этого рюкзака полностью наполняло сорокалитровый эмалированный бачок. Потом он уходил гулять, а все эти грибы надо было чистить Алине. Уже взрослой ездила в лес с подругой Таней, которая знала грибные места около города, правда, очень далеко от города. Таня собирала в том числе и грибы для солений, показывала и называла их, поэтому Алина немного, но знала о грибах, эх очень немного. Алина набрала штук пять сыроежек, хоть в этих грибах для солений не сомневалась.
И дальше побрела. Теперь надо было думать, как ноги уберечь, хотя бы от заноз, и так их уже было много на ногах после вчерашней ходьбы. Вспомнила про лапти. Лапти плели, вроде бы, из бересты. Оглядевшись, приметила красавицу – березу. Подошла, попыталась отодрать бересту– но не тут-то было. Только мелкие кусочки поддавались ее рукам, уже почти до середины сломанными ногтями. Что делать? Извечный вопрос. Поодаль увидела старую, трухлявую березу, пнуть и упадет, стояла то только больше из-за бересты. Подошла к старой березе и взмолилась: «березонька, помоги, дай мне твоей бересты, ноги уберечь». Бабушка всегда просила прощения у березки, когда рвала ветки для веника. Стала отрывать куски бересты. Береста отходила легко, целыми пластинами. Обмотала пластиной ступню. Чем обвязать? Шагу не сделать, чтоб она не свалилась с ноги. Попыталась обвязать длинными травинками. Бесполезно. Только шаг сделаешь, травинки рвутся, и береста остается на земле. Хоть плачь, но толку от этого ноль. Набрала несколько пластин бересты и пошла дальше, обдумывая, чем же укрепить ее. Устала. Присела отдохнуть, горестно смотря на бересту. Так ведь не целые пластины, а из полосок бересты плели лапти – дошло до нее. Но как плести, она не знала. Лапти она видела только в музеях. Взяла одну пластину, стала отрывать от нее остатки дерева. Нарвала полоски. Стала усиленно вспоминать, как плетут корзины. Вспоминалось, только как плетут корзины из бумажных полосок. Делать нечего, поэтому же принципу стала плести лапти. Ничего не получалось. Стала пробовать плести, как плели коврики из листьев цветка ириса. Провозившись пару часов, что-то подобие лаптей сделала, но они все равно падали с ноги. Тогда Алина нарвала или наломала ветки ивы, сняла кору. Из коры трех веток сплела косичку и этой косичкой обмотала свои ступни в самодельных лаптях и завязала. То же самое сделала для другой ноги. Конечно, не фабричное производство, но лишь бы до вечера хватило.
Что делать? Идти дальше? Или к ночи вернуться в свое логово? Так и не решив, поплелась по лесу, в поисках не известно, чего. Идти было тяжело, то и дело надо было поправлять лапти и отмахиваться от комаров. Хуже всего было, когда встречались не глубокие, но все же овраги. Спуститься по склону, подняться по другому склону.
Наконец Алина вышла на полянку и обрадовалась. В густой траве белели кроны дикой моркови, вроде бы «гöнюш» они их называли, разлапистые листья дикого борщевика – «азьгум», как бабушка называла, краснели кисти щавеля, виднелись розовые шапочки клевера, летел пух с Иван-чая. Ну чай тут не сделать, да и для ферментации листьев нужно время, а остальные травы, стебли борщевика да коренья можно и пожевать. Клевер в детстве не ела, но обсасывала, значит не ядовитое, сейчас можно и съесть, чтоб набить желудок. Сходу рвала щавель, стала вырывать дикую морковь. В детстве, Алина ела такую морковь. Рвали, обтирали об штаны или платье и ели. Нарвав несколько штук моркови и держа их за «косички», посмотрела в небо, определяя, где может быть река. Надо было идти вправо. Кое как добравшись до реки, подошла к воде, помыла морковки и съела. В детстве они казались вкуснее. Вкус совсем другой, наверно привыкла к городской еде с красителями, да эмульгаторами, что натуральный вкус уже не вкусный, опять вздохнула Алина. Стала смотреть, куда же ее принесло. Ивняка не видно было. Далековато ушла. Да и лебедей не видно было, улетели? Что делать? Вернуться назад? Или остаться? Или идти вперед? Пока бродила по лесу, пока возилась с лаптями, пока рвала коренья день уже и прошел. Стала смотреть на лес. Дальше, выше по течению, был холм, не холм, гора, не гора – как называется Алина не знала. Высокий песчаный срез берега. Теперь солнце было на западе и как раз грело этот креж, так я это место назову, решила Алина. Придется копать нору. Чем? Придется искать подходящий дрын, палку, чтобы копать. Положила морковки на травку и то, что осталось от сыроежек, честно сказать крупный мусор, так как сыроежки поломались.
Нехотя поднявшись, пошла искать палку-копалку. Течением принесло к берегу корягу, не очень большая, решила Алина, как раз по моей силе. Подошла, хотела взять, но не тут-то было. Палка была прикопана в песке. Опять пришлось Алине напрячься, чтобы вытащить эту корягу. Вытащив корягу, пошла к крутому крежу. Стала карабкаться с этой корягой, лапти конечно же слетели. Потом подберу – решила Алина. Поднявшись метра на два выше от подножия, села без сил, потом прилегла на теплый песок. «Как на юге у моря», – подумала и задремала. Когда проснулась не знала сколько времени проспала, но солнце уже было на северо-западе. Есть хотелось, это чувство голода было тупым и не проходящим. Но надо было думать о ночевке. Алина начала копать, выкапывать себе нору. Пока копала, коряга сломалась и стало легче. Одной половиной копала, а другую половину коряги положила под ноги, вместо упора. Копать пришлось долго, сил не было. Солнце уже садилось, когда нора оказалась нужного размера. Значит уже ночь. Снова пришлось, надев лапти, идти за ветками для лежанки и для того, чтоб закрыть вход в нору. Опять на это ушло не менее часа по прикидкам Алины. На берегу оставались три морковки и сыроежки. Пожевала кусочки сыроежек – а отравлюсь, так и ладно, мучения кончатся – думала Алина. Накопать моркови не хотелось (это же опять переться на поляну) и еще раз сполоснув эти морковки, Алина полезла в свою нору. Легла по диагонали, головой к выходу – если грунт ночью обвалится, хоть будет шанс не задохнуться и выкарабкаться. Пожевав одну морковку, Алина уснула, держа в руке оставшиеся.
Ей снился сон. Вот она пошла в магазин. Полки уставлены едой, несколько сортов условно натурального молока, полки, заваленные колбасой невероятно большого количества сортов, условно съедобных. Она кидает в корзину хлеб, молоко, берет в руки колбасу, но колбаса почему-то мохнатая и теплая, да еще и скалит зубы. Тут Алина проснулась и увидела, что правда в руках держит какого-то зверька: то ли бурундук, то ли крыса, то ли еще кто. Пытается заорать, завизжать и только стон вырывается из спазмированного горла. Отшвырнула зверька, руки стала вытирать листьями и ветками. Сердце колотится, как бешенное. Отдышавшись, вылезла из норы и пошла к реке. У зверька и след простыл, кто это был, спросонья Алина так и не поняла.
Умывшись ледяной, как ей казалось, водой, стала думать, что делать? Возвращаться в нору уже не было никакого желания, хотя на берегу было ощутимо прохладно. Было облачно и непонятно, небо затянет тучами, или все же облака разойдутся.
Надо идти добывать еду, что еще остается. По дну оврага, разделившего высокие берега, Алина потащилась наверх, искать еду. Она все вспоминала медведицу, как та ловко ловила рыбу. Но в холодную воду лезть не было смысла, заболеет еще, тогда точно кранты, но кушать хотелось, очень хотелось.
Добравшись наверх, она обернулась и ее глазам открылись чудесные просторы: широкая река, в багрец и золото одетые леса – вспомнились слова Пушкина. Вот бы здесь построить дом, красота неописуемая. Ага, дом, только золотой рыбки нету, никакой рыбы нету, ни старика, ни даже разбитого корыта, опять Алина горько язвила сама себе. Как дочка? Вот удар для нее. Была мама и нету, еще могут ее обвинить в пропаже матери, бедааа.
Опять рвала травы, которые знала, что они съедобные, опять выдирала, выкапывала морковь, жевала сыроежки. Решила идти вверх по течению, если уж здесь так прохладно, то вниз по течению наверняка Северный ледовитый океан. На севере только Ижма такая широкая, она впадает в Печору, и становится еще шире. На Печоре Алина никогда не была, но картин видела не меряно в соцсетях. А может она в Сибири, или в Канаде, усмехнулась Алина. Та же географическая широта, тот же климат, может и отличается чем-то, но ни в Сибири, ни в Канаде Алина не была, сравнивать было не с чем.
«Вторую ночь провела, нахожусь не известно где, третий день начинается», – мрачно думала Алина. Утро было тихое, еще достаточно теплое. Зелень леса была уже тронута позолотой листвы. Пели птицы на разные голоса. Солнышко все же показалось, но видно было, что наступают облака, и оно скоро скроется.
Веники на плечах обновляла каждый день, вернее добавляла по одному-два свежих веника к подсохшим, еще и на поясе смастерила подобие юбки папуасов. Прям, лесная фея, ага скорее баба яга или лесовик, или жена лесовика – лешачиха – поиздевалась над собой Алина. В очередной раз села отдохнуть, при этом обмахивалась от комарья ветками и озиралась по сторонам, нет ли поблизости зверей.
Вдруг она заметила кучу бревен. Бревна? Здесь? Ошкуренные? Значит где-то есть люди, пусть не близко, но есть. Осторожно стала подкрадываться к бревнам, чтоб их разглядеть. Осторожно, потому что иные люди хуже зверей. Подошла ближе, подумала, может это землянка, очень уж аккуратно сложены бревна. Так и оказалось, это была землянка. С односкатной крышей, накрытой мхом и заросшей травой. Еще притаившись, подождала, не появится ли кто-нибудь. Но нет, никого не было. Так может быть землянку забросили, или это домик охотника и сюда он приходит только зимой бить зверя? Зимой у зверя шкура красивая. Летом охотник, скорее всего, дома работает, там починить, тут построить, а рыбу и недалеко от дома может наловить. Ждала, прислушиваясь и принюхиваясь аки зверь лесной. Наконец решилась и подошла к землянке. Вход был завален лапником и разными ветками. Опять пришлось Алине напрячь все силы, чтобы разгрести все. Наконец, вход расчистила и с большим трудом, на грани бессилия удалось открыть дверь, хотя и дверь открывалась во внутрь. Странно.