Дерево-людоед с Темного холма

– Возможно, это не совсем ложь. Она, быть может, действительно недавно прочла книгу, в предисловии к которой случайно наткнулась на имя мужчины, нарисовавшего иллюстрации. И книга, наверное, ей не обязательно понравилась.

– Но все же… зачем так прямолинейно… такие дела требуют времени… так глупо, зачем настолько…

– Ну же, Исиока-кун; если собаку не кормить неделю, она будет готова сожрать пустую коробку из-под собачьего корма!

– Так значит, я – пустая коробка?! – Я совсем загрустил.

– Успокойся, Исиока-кун. Это не ты плохой. Просто она под таким давлением, что не понимает, что делает. Совершенно потеряла рассудок.

– Но в этом же нет ничего ужасного! Просто внезапно спросить о моей личной жизни…

– Исиока-кун, это обыкновенное сватовство. Просто она сама провернула то, что для нее сделали бы посредники.

– Ох… – вздохнул я.

– Ты еще молод, Исиока-кун. Не знаком с суровым миром женщин, способных коня на скаку остановить^[8]. Победа или поражение, всё или ничего! Проще говоря, завидное счастье не приходит к людям само, его надо вырвать собственными руками! Поэтому стоит женщине почуять одинокую старость, как простого сочувствия ей станет мало. Женщины инстинктивно чувствуют, когда можно поступиться моралью.

Я поник и опустил голову. Кажется, я окончательно разочаровался в женщинах.

– Тогда, выходит, я…

– Ты – это ты. В этом не сомневайся.

– Нет, для Марико Мори я…

– Да, это так. – Митараи довольно улыбнулся. – Могу сказать тебе вот что: если б ты правда прошел ее «прослушивание», тебя сразу пригласили бы на второе свидание… Ой, вода переливается!

Митараи прытко подскочил с места, словно гимнаст, и продолжил говорить на пути в ванную:

– У их племени прямо в ДНК закодирована особая генетическая информация. Они даже чертей не боятся. Будь ты хоть президентом демократического государства или какой знаменитостью, стоит тебе встретиться с кем-то из их числа, как сам факт твоего счастливого существования начинает зависеть от того, сможешь ли ты опуститься до общего уровня. Не хочу тебя наставлять, но, как по мне, куда безопаснее ни с кем не встречаться.

Затем мой друг приоткрыл дверь в ванную и, по-прежнему держась за дверную ручку, продолжил с жалостью:

– Я же говорил, Исиока-кун, опыт – лучший учитель!

На этих словах он исчез в ванной, уже успевшей заполниться паром.

Все случилось именно так, как предрекал Митараи. После нашей встречи от Марико Мори не было никаких вестей, и следующие десять дней я провел в скверном настроении.

Итак, история дерева-людоеда с Темного холма Кураями началась для меня самым пренеприятным образом.

Допускаю, сперва может показаться, что я пишу о произошедшем с некоторой насмешкой – ведь начало истории действительно весьма похоже на комедию. Однако сложно представить себе нечто более кошмарное и пугающее, чем случившееся осенью 1984 года. И читатель со мной непременно согласится, стоит ему прочесть о страшном инциденте на Темном холме в Йокогаме, потрясшем всю Японию.

Я не преувеличиваю, когда говорю, что никогда не хотел писать о случившемся. Я невзначай упомянул об инциденте в одном из своих эссе и, несмотря на многочисленные призывы читателей поскорее изложить свою точку зрения, мне как-то удавалось хранить молчание до настоящего времени. Во-первых, я сам отчаянно пытался забыть о случившемся. Во-вторых, я все же обещал одной из сторон публично не упоминать произошедшее до 1989 года.

Теперь, в 1990 году, когда запрет наконец снят, я берусь за ручку, чтобы изложить свой взгляд на случившееся, и начинаю дрожать от охватившего меня страха. Это было слишком жестоко и странно, но, более всего, очень загадочно – я никогда не слышал ни об одном подобном случае. Признаюсь, сейчас даже «дело о Токийском зодиаке» кажется мне куда более простым и понятным.

Представляя миру свой взгляд на произошедшее, я боюсь, что мне, возможно, тоже не удастся избежать общественного осуждения. Не подумайте, что я намеренно нагоняю страх, это далеко не так.

По правде говоря, полицейский департамент региона Тохоку и полиция префектуры Канагава также до последнего держали случившееся в секрете от общественности и средств массовой информации. Однако шумиха все равно поднялась, несмотря на все их усилия.

Пусть она давно утихла, но истина так и осталась скрыта от нас. Все это время, пока я хранил молчание, разгадка оставалась в тени.

В последнее время Япония добилась невероятного экономического роста и развития, став одним из передовых государств мира, хотя когда-то, еще совсем недавно, она была бедной второсортной страной, проигравшей в разрушительной войне. Тогда-то и произошло это ужасное событие, бывшее порождением той темной послевоенной эпохи. Невозможно понять случившееся, не учитывая то особенное время.

Делая инцидент достоянием гласности спустя годы, я все же попытаюсь минимизировать ущерб, который может быть нанесен непосредственным участникам произошедшего. По этой причине в будущем я буду излагать факты, учитывая их интересы, воздерживаясь от ненужных оценок. Прошу читателя проявить понимание и быть ко мне снисходительнее.

III. 1941 год. Темный холм Кураями

Перед магазином игрушек у холма Кураями выстроилась группа солдат в военной форме. Один из крутившихся вокруг мальчишек, что минуту назад играли в войнушку на обочине дороги, желая подольститься, затянул военную песенку: «За сотни верст отсюда, в Маньчжурии далекой…»^[9].

Казалось, Япония давно наполнилась сухим безжизненным воздухом. Радио не передавало веселых песен, комедий ракуго^[10] и несерьезных передач – эфир был заполнен строгими речами военных командующих, рассказами о смертельном оружии и отчетами о позициях японской армии на материковом Китае.

То же самое касалось и книг с журналами. Юмористические книги и увлекательные детективы исчезли с полок книжных магазинов, вытесненные серьезными учебниками и патриотическими романами – вроде той истории о юноше, изобретающем чудесное орудие, позволившее разгромить врага.

Все детские забавы теперь были посвящены игре в солдат и войну. Над ребенком с бейсбольной битой и мячом все смеялись, но стоило ему продеть под ремнем на штанах короткую палку или прихватить с собой водный пистолет, с которым он раньше играл только летом, как его охотно принимали в ряды детской армии. А уж если он выносил из дома пустую коробку и, проделав в ее дне дырку, залезал внутрь, то ему сразу жаловали звание танкиста.

Однако девочкам не всегда были по нраву мальчишеские игры. Дзюнко-тян^[11] напрасно просила Тэруо-тяна, увлеченно игравшего в танки с друзьями, хоть немного поиграть с ней, например в классики или в старые добрые прятки. На холме Кураями, где росло много больших деревьев, не было недостатка в местах для пряток. Дзюнко-тян – воспитанная девочка с милым личиком, всегда была в центре внимания, поэтому очень любила играть со старшим братом и его друзьями. Но теперь, после начала войны Японии с Китаем на континенте, мальчики играли только в страшные игры про убийства и не звали Дзюнко в свою компанию. Однажды брат даже накричал на нее:

– Отстань, глупая девчонка! Иди отсюда!

Тогда обиженная Дзюнко-тян в одиночку поднялась на холм и побрела к стекольному заводу.

В ту ночь она не пришла домой к ужину. Мать плакала, а отец, сообщив в полицию, всю ночь рыскал вокруг дома в поисках. Поднялась большая шумиха. Тэруо тоже беспокоился о своей единственной сестре. Он изо всех сил старался помочь отцу с поисками, но те не увенчались успехом. Когда мальчика наконец отправили спать, он действительно пытался, но никак не мог уснуть. Он представил, что сестренку могли похитить или, как боялись мама и папа, ее где-то сбила машина. Его глаза наполнились слезами, окончательно прогнавшими сон. Он горько сожалел о том, что в очередной раз отказал сестре, когда она попросила его поиграть с ней.

Прошла ночь. Наутро Тэруо, проснувшись на футоне^[12], вскочил и скорее побежал на кухню.

Он правда хотел, чтобы прошлая ночь оказалась страшным сном, а кухня с утра была наполнена веселым смехом мамы и Дзюнко-тян, но кухня оказалась пуста. Тэруо застал маму в той же одежде, что и вчера; ее волосы растрепались. Отца не было видно – должно быть, он до сих пор пытался разыскать Дзюнко в окрестностях, – но вместо него на кухне стоял мужчина в полицейской форме. Тэруо никогда и представить такого не мог – невероятно, но его сестренка Дзюнко так и не вернулась.

Во время школьных уроков и даже на перемене Тэруо не переставал думать о сестре, не в состоянии был сосредоточиться на учебе. Он даже осторожно заглянул в класс сестры, решив, что та, возможно, с утра сразу пошла в школу без ведома родителей, но ее парта была пуста.

Остановившись под дзельквой^[13] на школьном дворе, Тэруо вдруг вспомнил о большом камфорном лавре^[14], растущем рядом со стекольным заводом на холме Кураями. Его тут же сковал страх.

О том дереве ходила страшная легенда. Говорили, что под ним обезглавили множество преступников. Стоя рядом с этим огромным лавром, своим толстым жутким стволом походившим на монстра, можно было легко поверить, что он сотни лет рос, питаясь кровью убитых под ним людей.

Согласно легенде, гигантское дерево впитало в себя все людские обиды и ненависть. Стоило взобраться по нему, словно по скале, и прислушаться, приложив ухо к отверстию в стволе, можно было услышать голоса преступников, стонущих, неспособных выбраться из кипящих кровавых котлов ада. А если прислушаться еще внимательнее, то можно было различить не только голоса взрослых мужчин, но и плач ребенка, причитания женщины и проклятия старухи, вперемешку с криками невиданных животных.

Многие утверждали, что им доводилось лично слышать эти голоса. Друзья Тэруо, кажется, тоже их слышали. Как-то раз летом, с наступлением сумерек, они предложили ему самому подняться на дерево и приложить ухо к стволу. Однако, как его ни дразнили, Тэруо ни в какую не соглашался карабкаться вверх. Он не мог пошевелиться от страха. В этом не было ничего постыдного: даже те его друзья, что хвастали, рассказывая, как прикладывали ухо к дереву, на самом деле боялись и ничего подобного никогда не делали. Они когда-то слышали страшные рассказы местных старожилов о дереве на холме и решали соврать, чтобы прослыть храбрецами.

Об этом дереве ходило много страшных историй. Как-то рассказывали, что однажды ночью, проходя по дороге под деревом, люди заметили в его ветвях самурая с мечом на поясе. Его лицо тускло светилось в темноте, словно покрытое флуоресцентной краской.

Также поговаривали, что один человек сделал снимок на фоне дерева, а проявив пленку, обнаружил, что в тени кроны, на концах искривленных веток и на толстом стволе можно разглядеть отрезанные человеческие головы. Их рты были приоткрыты, а веки сомкнуты, совсем как у спящих.

Оказалось, что в период Эдо головы казненных под деревом людей часто выставлялись на всеобщее обозрение прямо рядом с платформой, где преступников перед этим публично обезглавливали. Поэтому дерево наполнилось обидами множества людей, встретивших под ним свой конец. К злости убитого преступника присоединялись скорбные голоса его родных, плач его детей, родителей, братьев и сестер. Приложив ухо к отверстию в стволе, можно было до сих пор услышать проклятия страдавших людей.

Вот о чем вспомнил Тэруо, стоя под дзельквой на школьном дворе. По его спине пробежали мурашки.

Он пока не понимал, почему вдруг вспомнил о камфорном лавре у стекольного завода, но не мог отделаться от мысли, что исчезновение его сестры как-то связано с тем жутким деревом.

* * *

Обычно черный грузовик владельца овощной лавки приезжал к холму Кураями через день, чтобы торговать для местных жителей. Дядюшка-зеленщик останавливал грузовик, в большом кузове которого были навалены разнообразные свежие овощи, прямо посреди склона, и, соскочив с водительского сиденья, сперва подпирал передние колеса двумя треугольными стопорами. Даже если б ручной тормоз не удержал тяжелую машину, та не скатилась бы с холма.

Затем зеленщик вынимал из кузова деревянный поддон, весы и корзины и торговал овощами прямо рядом с грузовиком. Обычно он оставался до тех пор, пока не продаст все, поэтому иногда даже поздним вечером его можно было застать на привычном месте. Как правило, после захода солнца он возвращался домой.

Местные женщины знали, что зеленщик приезжает по понедельникам, средам и субботам, и с самого утра с нетерпением ждали его грузовик у склона холма, чтобы купить свежие овощи.

В тот день было облачно, и от легкого дуновения ветерка листья дерева издавали тихий жужжащий шелест. Это было время, когда Япония постепенно заполнялась отравленным воздухом военного насилия и самоуправства, и никто – ни политики, ни народ – не мог этого остановить. Даже в центре Токио солдаты отказывались подчиняться указаниям местной полиции или соблюдать правила поведения на улицах – об их безнаказанности трубили все газеты.

По всей Японии уже никто не пытался вразумить или контролировать военнослужащих – слишком силен был страх перед их авторитетом. Даже повзрослев, японцы навсегда остаются маленькими детьми, которых когда-то задирали хулиганы, – такова их национальная черта. Теперь это был мир военных. Ходили слухи, что армия дальше будет воевать не только с Китаем, но и с Британией и США.

Внешняя политика никогда должным образом не разъясняется общественности: военные сперва действуют, а затем уже ждут одобрения народа, на их взгляд, слишком глупого, чтобы понять деяния великих людей. Но это никогда не сдерживало людскую молву, поэтому и теперь женщины ждали зеленщика и делились друг с другом своими страхами. Америка – очень большая страна, а Япония, какой бы сильной ни была ее армия, – слишком маленькая. У нее не хватит денег, нет природных ресурсов. Даже женщина способна прикинуть, стоит ли затевать войну с Америкой, когда не можешь достойно ответить. Но если сказать об этом открыто, за тобой придет полиция, поэтому остается лишь вполголоса обсуждать свои опасения с соседками.

Даже качество овощей в последнее время ухудшилось. Повсюду заканчивались еда и предметы первой необходимости. Говорили, что в экономике начался спад, а в Исэдзаки-тё и Коганэ-тё стало много бродяг и попрошаек, и даже появились дети, погибающие от голода. В Токио стекались страждущие. Ситуация была настолько печальной, что, казалось, вот-вот разгорится гражданская война. Даже после отъезда зеленщика, пока еще было светло, женщины продолжали стоять на склоне и переговариваться. С наступлением сумерек налетел беспокойный ветер, вторивший суматохе в их сердцах.

Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее становились порывы холодного осеннего ветра. Долго простояв на одном месте, женщины начинали мерзнуть. Одна из задержавшихся на холме соседок решила вернуться в город, чтобы успеть купить масла и приготовить ужин. Прощаясь друг с другом, женщины поспешно кланялись.

В этот момент, стоило одной из них склониться в поклоне, как что-то упало сверху и задело ее по волосам.

Женщина удивилась и, присев, подняла предмет, упавший на землю. Это была лента. Небольшая красная лента из фланелевой ткани.

Женщина рассмеялась:

– Смотри-ка, ленточка!

Она не могла понять, как эта лента упала ей на голову.

Переложив ленточку в левую руку, она заметила, что на пальцах осталось странное липкое пятнышко красного цвета.

Рефлекторно задрав голову, женщина решила, что лента упала откуда-то сверху.

Соседки, последовав за ней взглядами, увидели ветви камфорного лавра, листья которого, словно волны в океане, поднимались и опадали от усилившегося ветра. Высоко в центре раскидистой кроны можно было заметить что-то темное. Было невозможно понять, что это, но, обнаружив странный большой предмет в столь неожиданном месте, женщины тут же замерли и испуганно отвели взгляды. Они никогда раньше не видели этот предмет, теперь висящий на дереве высоко над их головами. Что же это могло быть?

Вокруг уже совсем стемнело, а листья дерева перекрывали обзор, но постепенно глаза женщин привыкли, и они смогли рассмотреть его.

Сперва они решили, что это кукла. Ленточка, без сомнения, могла принадлежать кукле, верно?

Странно. Слишком большая для куклы, да и цвет темно-красный. Кукла все же по форме напоминает человека, а этот предмет скорее походил на изорванный на куски футон, из которого то тут, то там свисали обрывки ткани…

– Ааа! – вдруг закричала одна из женщин.

Вторая прижала ладонь ко рту, тоже наконец поняв, что это. Третья так и стояла, озадаченно глядя вверх и не понимая, что перед ней, – возможно, из-за плохого зрения. Но вот и она напрягла глаза – крик так и застыл в ее горле. Все они наконец поняли, что висело на дереве.

Будто старое тряпье омерзительного цвета. Кое-где плоть была разорвана или лопнула, словно мякоть переспелого граната; потемневшая кровь покрывала мясо, свисавшее темно-красными лохмотьями.

Маленькие ручки были странно изогнуты и висели плетьми. Но больше всего женщин, зашедшихся криком, напугала голова.

Потребовалось какое-то время, чтобы понять, что это голова – она совершенно утратила свою первоначальную форму. Возможно, из-за волос, насквозь пропитанных кровью и прилипших к лицу. Было невозможно понять, где находился затылок; не только из-за волос – шея была невообразимо вывернута.

Голова на тонком лоскуте плоти свисала так низко, что будто прилипла к груди – шея была практически оторвана от туловища и странным образом вытянулась. Нет – круглый объект, принятый ими за голову, свисал так низко, что почти касался живота.

IV. 1984 год. Мертвец на крыше

1

Теперь, благодаря проекту города будущего «Минато-Мираи»^[15], Йокогама приобретает черты современного интернационального мегаполиса, но еще в 1984 году она была простым провинциальным городком.

Медленнее всего менялся район вокруг холма Кураями, что располагается к юго-западу от станции Тобэ по линии Кэйхин^[16]. Название этому холму с довольно крутым склоном, идущим до Исэ-тё, было дано довольно давно, а потому было доподлинно неизвестно, почему этот холм прозвали Темным. Одновременно существовало несколько теорий на этот счет.

Самой очевидной причиной виделось то, что склон в буквальном смысле был темным. Сейчас по нему проходит унылая асфальтированная дорога, но в 1984 году на нем еще можно было найти следы эпохи Эдо: по правую сторону от вершины сохранилась потемневшая от времени старая стена из красного кирпича и росло большое лавровое дерево, возраст которого насчитывал сотни лет, а гигантские ветви и густая крона создавали тень даже в дневное время, ночью укрывая землю кромешной тьмой.

Сейчас повсюду используются ртутные фонари^[17], но в 1984 году их и в помине не было, и единственное, что освещало склон холма, – это огни соседних домов и лунный свет. Естественно, что во времена Эдо здесь стояла угольно-черная тьма, в которой невозможно было ничего различить дальше своего носа^[18].

Кроме того, ходили слухи, что в эпоху Эдо на склоне холма находилась тюрьма, повлиявшая на выбор странного названия. После казни отрубленные головы преступников выставлялись на всеобщее обозрение. Тюрьма, где грешников обрекали на вечные страдания во тьме, для местных жителей прослыла настоящими вратами ада.

В старые времена, остановившись на склоне в дневное время и прислушавшись, можно было различить рыдания и крики приговоренных к смерти преступников, заточенных в тюрьме на вершине холма. Люди всегда боялись этого места и старались не приближаться к нему. Даже если у них были дела поблизости, они все равно делали крюк, чтобы обойти этот склон. Легко поверить в то, что страхи местных жителей и стали причиной столь жуткого названия.

На склоне под раскидистыми ветвями гигантского дерева до 1984 года стояло овитое виноградной лозой старое здание в европейском стиле. Из-за соседства с лавром в доме почти всегда было темно.

Он был построен очень давно. Сначала это был дом директора стекольного завода, работавшего еще до войны. Годом основания завода значился 1932-й – значит, зданию было уже больше пятидесяти лет.

После войны здание завода выкупил богатый шотландец по имени Джеймс Пэйн и открыл здесь школу для детей иностранцев, которая просуществовала до 1970 года. Дом, увитый виноградом, стал жильем директора школы, а участок, занятый заводом и складскими помещениями, расчистили, чтобы возвести школу с видом на город, открывавшимся с вершины холма.

Однако в 1970 году школу по неизвестной причине закрыли, после ее сноса оставив только дом директора; рядом построили небольшой двухквартирный жилой дом и баню.

Говорили, что непосредственной причиной закрытия школы стал развод директора с его женой, японкой Фудзинами Ятиё, хотя в отказе от руководства школой не было особой необходимости.

К 1984 году баня уже три года как не работала: окошки опустевшего здания были разбиты, черепица осыпалась, а все вокруг поросло травой.

Два года назад на месте двухквартирного дома возвели пятиэтажный дом Фудзинами Хэйм^[19] с множеством квартир, а часть участка сдали в аренду под парковку. Стекольный завод, школа для иностранцев, общественная баня, квартиры и их жильцы со временем сменяли друг друга, и единственное, что оставалось неизменным, – это наблюдавшие за головокружительными переменами овитый виноградной лозой дом и гигантский камфорный лавр.

21 сентября 1984 года на Йокогаму обрушился сильный тайфун. Первоначально ожидалось, что он двинется через Тихий океан на север, задев разве что Хоккайдо, но внезапно тайфун сменил курс у полуострова Миура^[20] и ударил по префектуре Канагава^[21]. Поэтому до утра 22 сентября в городе бушевал шторм. Дождь лил не переставая весь день и всю ночь.

К рассвету 22 сентября Темный холм Кураями весь промок, а по его склонам были разбросаны листья и поломанные ветки камфорного лавра.

В полвосьмого утра Рёитиро Токуяма, владелец магазина игрушек, построенного у подножия холма Кураями, открыл стеклянную дверь главного входа, сперва сняв деревянные ставни, защищавшие ее от бури. Пройдя внутрь и включив свет, он обнаружил, что сильный дождь всю ночь заливал магазин через небольшую щель под старой плохо закрепленной ставней. Дверной косяк был сделан из потемневшего от времени дерева, а не алюминия, поэтому не остановил воду, и весь пол теперь был абсолютно мокрый. По телевизору обещали сильные ливневые дожди – и, судя по луже на полу магазина, не обманули!

Защитить витрины с игрушками виниловыми пластинами все же было отличной идеей – на их поверхности скопилось довольно много водяных капель.

Токуяма убрал ставни в специальный короб тобукуро^[22], а стеклянную дверь оставил открытой. Сняв виниловые пластины, он аккуратно вынес их на улицу и слил воду. Бетонная дорожка у магазина была вся покрыта листьями лавра вперемешку с мокрыми газетами, обрывками бумажных и пластиковых пакетов, принесенных сюда бурей. Окрестности были наполнены влажным мягким запахом растений – освежающим и успокаивающим, но немного странным и пугающим, свойственным только утру после сильной грозы.

Взяв из подсобки бамбуковую метлу, Токуяма принялся энергично сметать листья у входа в магазин. Потратив каких-то пятнадцать минут, он собрал все листья, принесенные бурей, в одну кучу у склона холма. Прислонив метлу к стене магазина, хорошенько потянулся и встал подбоченившись.

Токуяма всегда вставал рано; вероятно, эта привычка появилась с тех времен, когда он подрабатывал разносчиком газет в старшей школе.

Еще одной его привычкой было что-то вроде утренней гимнастики: делая круговые движения, он разминал руки и ноги, пока его взгляд блуждал по сторонам. И вдруг – вспомнил!

Он не мог сказать, почему вдруг вспомнил странный сон, который приснился ему прошлой ночью. Возможно, сон был таким необычным из-за звуков тайфуна, бушевавшего всю ночь. Дом Токуямы был довольно старым, окна и двери давно повело, и деревянная постройка сильно скрипела. В такие ночи из-за беспокойства Токуяма не мог крепко спать.

Во сне он видел дом семейства Фудзинами, что находился напротив, на вершине холма.

На крыше здания, выстроенного в европейском стиле, было кое-что необычное. Бронзовая фигура петуха, помещенная прямо на крышу, – как, например, флюгер, привычный для домов на Западе, или феникс с крыши павильона Кинкаку-дзи^[23].

Однако это не было простым украшением. На самом деле петух был сложным механизмом, достижением европейской технической мысли. Раз в день, ровно в полдень, он взмахивал крыльями и качал головой взад-вперед. В этот момент играла тихая причудливая мелодия, похожая на музыку из заводной музыкальной шкатулки.

Механического петуха можно было с легкостью назвать здешней достопримечательностью, пусть он и работал всего около десяти лет. Музыка пропала и того быстрее.

Токуяма, который родился и вырос недалеко от холма Кураями, помнил, как в детстве пару раз видел хлопающего крыльями механического петуха.

В период учебы в начальной школе он не мог наблюдать за ним, ведь школа для японских детей располагалась в другой части города. А по воскресеньям уроков не было. Механический петух просыпался только в дни занятий, поэтому Токуяма мог видеть птицу, танцующую под странную мелодию, разве что когда пропускал школу по болезни или во время какого-нибудь праздника.

К моменту, когда Токуяма окончил среднюю школу, петух уже лишился музыкального сопровождения, а затем и вовсе перестал двигаться – вероятно, из-за поломки механизма. Поскольку не нашлось японца, готового его починить, петух замер навсегда. Токуяма унаследовал магазин родителей и продолжал вести торговлю по соседству с домом Фудзинами, поэтому, часто поглядывая в сторону холма, уже и забыл о его существовании.

Прошлой ночью ему приснилось, что покрытый ржавчиной и потемневший от времени механический петух взлетел в темное ночное небо, густо усыпанное звездами.

Действительно, странно. К чему вообще мог присниться подобный сон? Ему, как владельцу игрушек, были очень интересны различные механизмы, однако стоило ему проснуться, как память о сне улетучилась. Мужчина вспомнил о нем только сейчас, закончив уборку листьев.

Верхушку холма и дом Фудзинами можно было увидеть от дверей магазина, поэтому Токуяма потянулся, сделал несколько шагов вперед и посмотрел вверх. Из-за разбросанных на дороге веток можно было спокойно выйти на проезжую часть, не опасаясь проезжающих у подножия холма автомобилей.

Токуяма был поражен. Неужели это был не сон? Петух исчез! Петуха на крыше дома Фудзинами не оказалось!

Однако больше его удивило другое. Он особо не разглядывал дом в последнее время, поэтому украшение могли попросту убрать без его ведома. Он был удивлен тем, что на месте того петуха увидел совсем другой объект.

С первого взгляда было ясно, что это фигура человека. Тот сидел на треугольной крыше верхом, словно на лошади.

Заподозрив неладное, Токуяма прикрыл дверь магазина и направился вверх по склону холма. С возрастом у мужчины развилась старческая дальнозоркость, из-за которой он стал лучше видеть вдаль, но крыша дома Фудзинами все же была слишком далеко, и он решил подойти поближе.

Кому могло прийти в голову лезть на крышу в такую рань? Сперва он подумал, что человек на крыше пытается снять фигуру петуха или даже починить ее. Но тот, казалось, совсем не шевелился. Просто сидел. Словно вместо обездвиженного петуха на крыше установили человеческую фигуру.

Тело человека было зеленого цвета. Судя по всему, на нем был зеленый свитер, оттенок которого поразительно походил на цвет листьев камфорного лавра, растущего по соседству.

И поза была странная. Сложно представить, что человек первым делом прямо с утра полезет работать на крышу, да еще и в одиночку.

По мере того как Токуяма поднимался по склону холма, неприятное предчувствие усиливалось. Чем ближе он подходил к крыше, тем больше был уверен в том, что видит на ней настоящего человека. Это точно был мужчина, неподвижно сидевший на крыше верхом, словно игрушечный всадник.

Изредка по холму проносились порывы сильного ветра, напоминавшего о пронесшейся буре и шумящем ветками лавре на склоне. С каждым шагом сердце Токуямы билось все чаще, будто на пробежке. Тайфун, казалось, еще не миновал, тихо кружась высоко в небе.

Если подойти слишком близко к дому, то его каменная ограда перекроет обзор и скроет таинственную фигуру на крыше. Токуяма взобрался на холм и обогнул дом со стороны аллеи, однако не смог разглядеть крышу из-за густых зарослей в саду. Он ходил кругами у дома Фудзинами, но так и не смог рассмотреть фигуру, поэтому вернулся обратно к дороге перед магазином.

Наверное, фигуру на крыше дома Фудзинами можно было хорошо рассмотреть с веранды или с крыши пятиэтажного дома по соседству, но тот едва ли был ближе, чем дорога, на которой сейчас стоял Токуяма. Поэтому он и вернулся на прежнее место у магазина.

Еще раз взглянув на крышу, мужчина обнаружил, что таинственный человек в зеленом так и остался сидеть на крыше в прежней позе, словно с уходом бури время для него остановилось. Однако теперь можно было разглядеть бледный цвет его лица и лишенный выразительности взгляд.

Токуяма какое-то время продолжил стоять у дороги, глядя на крышу, когда прогуливавшийся рядом пожилой мужчина решил проследить за его взглядом. Он тоже посмотрел на крышу – и тут же застыл в оцепенении.

Проходившие мимо люди останавливались один за другим, и вскоре вокруг Токуямы собралась толпа, не отрываясь смотрящая на крышу дома Фудзинами. Поднялась паника. Кто-то узнал в человеке в зеленой одежде члена семьи Фудзинами.

Заключив, что человек за все это время странным образом ни разу не двинулся, собравшиеся решили немедленно направиться в дом Фудзинами и сообщить в полицию.