Сын вечности

Infinity Son

by Adam Silvera

Copyright © 2020 by Adam Silvera

© И. Нечаева, перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2022

Jacket art © 2020 by Kevin Tong

Jacket design by Erin Fitzsimmons

* * *

Тем, кто не верит, что можно стать героем.

Взлетайте!

Аманде и Майклу Диас, за ночи, проведенные над размышлениями о «Гарри Поттере» и моими фанфиками. Посвящаю вам свой первый фэнтези-роман

Страх – это феникс.

Можно тысячу раз смотреть, как он сгорает,

но он все равно будет возвращаться.

Ли Бардуго. Продажное королевство^[1]

Один. Братья. Эмиль

Я обязательно хочу прожить свою жизнь правильно, но сказать того же о своем брате не могу.

В полночь нам исполнится восемнадцать, но Брайтон все еще не вырос. В детстве мы вечно воображали, будто мы небожители. Такие же, как те, что сегодня заполонили улицы города. Их жизнь то еще веселье, но Брайтон предпочитает закрывать глаза на мрачные заголовки, которые мы видим каждый день. Я не могу заставить его принять правду, но я могу следить за собой. Я больше не надеваю костюмы Чароходов на Хэллоуин, не смотрю, как небожители и твари, запертые в стальные клетки, дерутся, пользуясь своими врожденными силами. Не смотрю! Хватит. Хватит.

Я не лезу к нему, потому что мы прямо друзья, ну, вы понимаете. Если к нему кто пристанет, я в стороне не останусь, хотя я тот еще дрищ. Но, блин, пару раз я сомневался, что мы действительно близнецы. Может, Брайтона подменили при рождении или там тайно усыновили. Конечно, всю эту чушь я вычитал из комиксов про избранных, которые обожал с детства.

Он как с цепи сорвался по поводу этой вечеринки, пытается взять как можно больше интервью для своего онлайн-сериала «Небожители Нью-Йорка», но всем на него плевать. Народ празднует появление Венценосного мечтателя, бледного созвездия, которое останется в темном небе примерно до конца месяца, а потом заснет на очередные шестьдесят семь лет. Никто точно не знает, когда появились небожители и откуда взялись их силы, но вся история указывает на их связь со звездами. Может, их прародители сошли с неба. Как бы то ни было, созвездия для них очень важны.

Для разнообразия приятно посмотреть, как небожители веселятся. В последнее время они собирались только для протестов против насилия и дискриминации, которых за последние девять месяцев стало раза в два больше. Жизнь гея, конечно, тоже не рай, но после Блэкаута, самого чудовищного нападения на Нью-Йорк на моей памяти, люди обращаются с небожителями как с террористами.

Сегодняшний вечер напоминает мне мой первый прайд. Родные и друзья про меня уже знали и не возражали, но глупо было притворяться, что при мысли о незнакомых людях живот не завязывался узлом: примут ли они меня? Тут не помешала бы способность читать мысли. На прайде я чувствовал облегчение, безопасность, счастье и надежду. Они будто сплелись в прочную веревку, связавшую нас всех. Впервые в жизни мне было легко среди незнакомцев.

Интересно, многие ли небожители чувствуют сегодня то же самое?

Брайтон стоит за штативом, снимает людей, идущих вдоль палаток, а потом направляет камеру на огромную мерцающую венценосную фигуру в небе.

– Завтра все изменится, я чувствую, – говорит Брайтон. – Люди захотят снимать и нас.

– Может быть.

Брайтон молчит так долго, что тишина становится неловкой.

– Ты мне никогда не веришь. Вот увидишь.

– Может, хватит? – спрашиваю я. – У тебя и так дел до фига. Колледж, новый город, переезд на следующей неделе, твой сериал…

– Люди иногда обретают силу в восемнадцатый день рождения, – перебивает меня Брайтон.

– Ага, в кино и книгах.

– Да, основанных на биографиях настоящих небожителей, которые действительно обрели силу в восемнадцать.

– Ты представляешь, какая это редкость?

– Редко – не значит невозможно. – Брайтон всегда побеждает в спорах, так что я затыкаюсь. Не хочу ссориться перед самым днем рождения. Беда в том, что он не распознаёт в моем молчании белый флаг. – Время как никогда подходящее, Эмиль. Венценосный мечтатель повышает силу любого небожителя. Если от Абуэлиты нам досталась хотя бы искорка колдовства, она может разгореться. Я… я просто чувствую, что так и будет.

– Чувствуешь? Твой очередной пророческий пранк?

Брайтон встряхивает головой и смеется.

– Неплохая идея, но нет. Я серьезно. Я не могу объяснить, но у меня словно по всему телу разливается напряжение.

– Спорим на двадцатку на это твое предчувствие?

Легкие деньги, которых хватит на еще один графический роман.

– Заметано.

Мы бьем друг друга кулаком в кулак и свистим. Наш коронный прием.

Брайтон нацелился на тусовку на крыше, и мы встаем в очередь. В особняк из бурого камня втягивается все больше народу. Перед нами стоят две тетки в коротких плащах, какие часто носят небожители. Меня прямо корежит, когда я вспоминаю, что всего два года назад у нас тоже такие были, чисто для развлечения. Мы вообще не знали, насколько сакральны эти плащи, пока Пруденция, наша лучшая подруга, не рассказала нам о традициях. Я тут же отнес наши в ближайший приют. Женщины входят внутрь, мы поднимаемся на крыльцо, но вежливый громила перекрывает нам путь.

– Вход только для небожителей.

– Так это мы, – отзывается Брайтон.

На несколько мгновений в карих глазах охранника вспыхивают галактики. Верный признак небожителя.

– Докажите.

Брайтон бессильно пялится на него, будто, если он как следует постарается, в его глазах тоже зажгутся звезды и кометы.

– Простите за беспокойство. – Я стаскиваю Брайтона с крыльца и смеюсь: – Ты что, думаешь, можно просто наврать, что у тебя есть сила? А глаза – твой поддельный паспорт?

Брайтон не слушает меня. Он смотрит на пожарный выход.

– Давай пролезем тайком и сделаем несколько эксклюзивных кадров.

– Что? Нет. Чувак, это же просто вечеринка. Кому она нужна?

– А вдруг там будет ритуал?

– Это не наше дело. Я туда не полезу.

Он снимает камеру со штатива.

– Ладно.

Я смотрю на телефон.

– До нашего дня рождения пятнадцать минут. Давай просто погуляем.

– Дай мне пять минут. – Брайтон пялится на крышу. – Это же такой офигенный материал.

Я сажусь на тротуар в обнимку с его штативом.

– Я тебе не начальник.

– Пять минут, – повторяет Брайтон и лезет по пожарной лестнице. – И не горбись!

Вообще-то не все мечтают о накачанных мышцах и красивой осанке. Кое-кто прячет свое тощее тело в огромных футболках и сутулится, потихоньку мечтая о дне, когда получится вжаться в самого себя и исчезнуть навсегда.

Инстаграм тянет меня к себе, так что я достаю телефон. Сначала я вижу в ленте своего любимого видеографа дикой природы. Она снимает фениксов – огненных птиц, способных возрождаться, – во всем их великолепии. Последним она выложила видео, где сверкающий буревестник влетает прямо в грозовую тучу, где-то в Бразилии. Я проматываю ленту и вижу качка, пресс которого я очень хорошо изучил за последние пару месяцев. Хотя я пытаюсь следовать его плану тренировок, я вообще не похож ни на него, ни на десяток других спортсменов, которых я фолловлю. Его мотивационные тексты сегодня меня не вдохновляют, поэтому я откладываю телефон и пытаюсь вернуться в реальный мир.

Вечеринка очень крутая.

Дети бегают по воздуху, взрослые жарят мясо на лучах света, бьющих из ладоней. Я надеюсь, что Николас Криквелл, первый парень, который мне по-настоящему нравился, тоже сегодня празднует. Мы сидели на лабораторных за одной партой, и он так любил химию, что в колледже планировал заняться алхимией и варить зелья. Он был симпатичный, очень приятный в общении и однажды меня офигенно удивил, когда дематериализовал сломанную дверцу шкафчика, чтобы я смог достать калькулятор для контрольной по алгебре. Я хранил его секрет от всех, особенно от Брайтона. И хотя Николас мне доверял, он говорил, что не готов к отношениям, так что мы просто дружили. Интересно, поменял бы он свое мнение, будь у меня кубики на животе?

На улице продают красивые серебряные бинокли. Я бы с удовольствием выкинул на них кучу денег, но ма первой мне напомнит, что учебники сами себя не купят. Особенно если учесть, что она до сих пор оплачивает безумные счета за экспериментальное лечение папы с использованием алхимических ритуалов крови. Ритуалы только ускорили течение рака крови – папа умер в марте. Он обожал звезды и очень ждал Венценосного мечтателя. Может быть, я в полной мере оценю красоту этого созвездия, когда стану старше и смогу позволить себе бинокль, а папа увидит его в следующей жизни, если кто верит в такие штуки.

Я слышу стук каблуков по асфальту, отворачиваюсь от шатра и вижу девушку лет двадцати. Лицо ее блестит от пота, как будто она бежала несколько кварталов. На ней плохо сидящий жакет без рукава, рука красная, будто сгорела на солнце, особенно по контрасту с бледным лицом. Так себе наряд для ночной пробежки. Над ней нависают двое: девчонка, которая бежит по воздуху в десяти футах от земли, и парень, которого несут потоки ветра, по дороге поднимая пыль и мусор.

Я вскакиваю, намереваясь уйти. Поворачиваюсь к пожарной лестнице, на которой где-то на уровне четвертого этажа висит Брайтон.

– Брайтон, спускайся!

Девушка спотыкается о тротуар и падает на землю. Надо перестать быть мудаком и помочь ей, но страх сильнее – я вжимаюсь в стену. Девушка встает, хватается за подборку шатра, которая загорается оранжевым светом. Белое пламя бежит по ее рукам, как будто их обмакнули в бензин и подожгли. У шатра нет шансов, и огонь быстро перекидывается на соседние. Вряд ли это улучшит общественное мнение о небожителях, которые и без того считаются опасными.

Кто-то хватает меня за плечо, и я тут же роняю штатив.

– Ты живой? – спрашивает Брайтон. Спустился он очень быстро.

– Пошли. – Я перевожу дух.

– Погоди-ка. – Брайтон хватается за камеру: драка его очаровала.

– Ты серьезно? – Я дергаю его за руку, но он отмахивается.

– Я должен это заснять.

– Да иди ты!

Для второго лучшего ученика в потоке Брайтон бывает невероятно глупым. Будь на его месте кто-то еще, я бы сразу свалил. Я не гожусь в герои, хотя мне нравилось себя таким воображать. Я слишком хочу жить, чтобы этой самой жизнью рисковать. Но Брайтон не может обойтись без кадров для своего сериала. Большинство небожителей оказались умнее и слиняли, чтобы на это не смотреть. Кое-кто исчез так быстро, что я глазом моргнуть не успел.

Висевшие в воздухе вылетают из тени на освещенное луной пространство, и эмблема Чароходов на магоустойчивых жилетах сверкает, как созвездие, давшее им имя.

– Марибель и Атлас! – орет Брайтон, вскидывая свободный кулак.

Что такого могла натворить эта девчонка, раз ее преследуют Чароходы? Ее руку вновь охватывает белое пламя, и я вижу ее глаза. Звезды в них не мерцают. Глаза черны, если не считать кольца оранжевого огня вокруг зрачка. Затмение. Знак призрака. Теперь я понимаю, почему за ней гонятся Чароходы. Я не всегда согласен с их жесткими силовыми методами, но Чароходы единственные, кому хватает смелости признать, что призраков необходимо остановить, пока они не уничтожили всех тварей и не разрушили наш мир. Я надеюсь, что их всех посадят. Красть кровь у тварей, чтобы обрести силы только потому, что ты не родился небожителем… отвратительное преступление. Регулярные вспышки белого огня сами по себе достаточно страшны, и нам не следует быть здесь, если призрак сгорит в пламени феникса.

Я пытаюсь утащить Брайтона, но меня пугает блеск в его глазах.

Мы слишком хорошо знаем, как опасно потреблять кровь тварей.

Призраки жертвуют жизнью ради силы, и очень надеюсь, что мой брат никогда не ошибется, приняв эту трагедию за чудо.

Два. Герои. Эмиль

Призрак запускает струю белого огня, которая превращается в подобие крыльев и вскрикивает, словно феникс.

– Бро, она же призрак, – говорит Брайтон.

– Наверное, получила силу от венценосного феникса или…

Я затыкаюсь, когда Марибель Люцеро изящно уворачивается от огня и бросается прямо на призрака. Марибель совсем юна – думаю, наша ровесница (а вот Брайтон наверняка знает дату рождения и любимый цвет каждого Чарохода). У нее светло-коричневая кожа и темные волосы, заплетенные в косы. Пока она молотит призрака, косы дергаются как веревки. Атлас Хаас парит над шатрами и изо всех сил пытается сдержать пламя струями воздуха, бьющими из ладоней. Его светлые волосы взъерошил ветер. У него нет шанса против огня. Пламя ползет к жилым домам с одной стороны и захудалому бару с другой; жители и посетители поспешно выбегают на улицу.

Сердце у меня грохочет. Вали отсюда, вали отсюда, вали отсюда.

– Брайтон, уходим!

– Тебе надо, ты и иди.

Я уже готов выхватить у него камеру и швырнуть ее как мяч, как вдруг бар взрывается с оглушительным грохотом. Взрыв сбивает Атласа, он падает прямо на припаркованный мотоцикл. Мы прячемся под навесом ближайшей забегаловки: с неба падают кирпичи. Волны жара напоминают мне, как мы пекли флан в крохотной кухоньке покойной Абуэлиты. Вот только теперь жарче в тысячу раз.

Марибель бросается Атласу на помощь, и призрак снова швыряет белый огонь.

– Марибель, осторожнее! – кричит Брайтон.

Она поворачивается, но огонь с пугающей силой впечатывает ее в дверцу машины – как будто Марибель ударил человек, обладающий мощностью целой электростанции.

– Нет, – выдыхает Брайтон.

Бо́льшая часть жителей уже сбежала, как будто они все отличники с невероятными навыками выживания. Коренастая женщина со звездными глазами открывает пожарный гидрант и направляет струю воды в рычащее пламя, но одна она явно не справится. Толпа радостно орет при виде схватки. В нескольких футах от нас бледный русоволосый парень в толстовке с капюшоном снимает происходящее на телефон. С чехла скалится желтый волк. Парень совсем не боится. Наверное, не первый раз видит драку. Но при этом глаза у него не такие восторженные, как у Брайтона.

Атлас с трудом поднимается на ноги. Призрак сгибается вдвое и тяжело дышит, собирая новый заряд огня. Крик на этот раз выходит слабее. Она протягивает руку для атаки, но отдергивает ее от самоцветной гранаты размером с мой кулак. Цитрин разлетается на крупные осколки, и ток жалит призрака. Она корчится и стонет от боли.

Меня сейчас вырвет. Может быть, я даже обоссусь. Смотреть на такое в интернете – это одно. Но когда видишь все собственными глазами… Марибель, взмокшая от пота, хромает к Атласу. Руку она прижимает к жилету, который принял бо́льшую часть удара.

– Вот это дело! – вопит Брайтон, как будто он получил отлично на экзамене или выиграл в какую-то игру. Он кидается к Марибель и Атласу.

У меня кружится голова, и я замираю на несколько секунд, которые тянутся минутами, а потом спешу за Брайтоном. Я пытаюсь не слушать крики призрака, но не могу перестать думать, почему она стала такой. Я прогоняю эти мысли. Орут сирены: на углу скапливаются скорые, пожарные машины и блестящие золотые танки инспекторов. Я бегу к Брайтону, повернувшись спиной к мертвому бару. Он все еще пылает рыжим и белым огнем, отбрасывая жуткие длинные тени.

Брайтон стоит на коленях рядом с Марибель и Атласом, которые пытаются отдышаться.

– Очень круто, – говорит он, продолжая снимать. – Я ваш фанат.

Марибель на него не смотрит, но напрягается, когда инспекторы выходят из танков.

– Нам пора, – тянет она.

– Да уж, им не понравится, что ты кинула гранату, – соглашается Атлас.

– Да я могла бы снежками кидаться, эти уроды все равно бы сказали, что я превратила улицу в поле боя, – огрызается Марибель.

Телефон Брайтона уже наготове.

– Можно с вами сфоткаться?

– Брайт, ну отстань от них уже, – говорю я.

– Ага, сейчас.

Четыре инспектора орут, чтобы мы замерли на месте, и приближаются, подняв жезлы. Я не шевелюсь. Небожители довольно часто идут в силовые структуры, но большинство инспекторов все же не обладают никакой силой. Так что они учатся атаковать при первом признаке опасности. Слишком много небожителей безвременно погибли из-за вспыльчивых инспекторов.

– Не двигайся, – говорю я Брайтону.

Я разглядываю инспекторов, жалея, что у меня нет такого бронзового шлема и магоустойчивого жилета цвета морской волны. Ноги у меня дрожат, я слишком часто дышу и очень боюсь, что инспекторы примут мою дрожь за проявление какой-то способности.

Посреди улицы инспектор направляет жезл на призрака, а второй надевает на нее наручники и перчатки, временно блокирующие силу.

Атлас стоит спиной к инспекторам и выразительно смотрит на Марибель. Не нравится мне это. Она делает глубокий вдох и кивает, в ее глазах вспыхивают кометы, а в глазах Атласа загораются мириады звезд, загнанных в черную дыру. Атлас откатывается в сторону, а Марибель взлетает. Порыв ветра отшвыривает нас с Брайтоном в сторону машины, заклинание взрывается – громкое, как петарда. Я убеждаюсь, что Брайтон в порядке, и только потом решаюсь посмотреть, что происходит. Инспекторы сбиты с ног, жезлы валяются на земле. Ветер поднимает Атласа, который подхватывает Марибель. Оба уносятся за дом, где до них уже не достают заклинания.

– Эмиль, пошли. Вставай уже! Ну! – Брайтон пригибается и бежит в противоположную сторону от инспекторов. Теперь, когда Чароходы сбежали, он наконец решает убраться подальше. Ну разумеется.

Я вообще не из тех, кто бегает по коридорам, разговаривает на уроках или переходит улицу на красный свет. Я ненавижу влипать в неприятности. Но сейчас я словно одержим самым храбрым на свете духом. Я убегаю от инспекторов – зигзагами, на случай, если они захотят еще раз выстрелить. Если бы я не выделывался перед Брайтоном, то лег бы лицом в асфальт, раскинув руки, и молился бы, чтобы инспекторы не сочли меня опасным. Оказаться принятым за Чарохода после Блэкаута… такие риски мы себе позволить не можем.

Через пару кварталов мы запрыгиваем в автобус до дома. К счастью, сзади пусто, и мы разваливаемся на сиденьях. Мы истекаем по́том. Мне срочно нужен галлон воды, чтобы выпить и вылить на себя.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, потирая локоть, которым ударился об асфальт, и пытаясь отдышаться, несмотря на острую боль в груди.

Брайтон исцарапал руки при падении, но ему плевать.

– Вот это отпад! Мы встретили самых крутых ребят на свете! – Он весь лучится радостью. Мне бы каплю этого счастья, чтобы хоть ненадолго заглушить панику. – Атлас даже использовал против нас свой ветер. Надеюсь, мне удалось это заснять. – Он смотрит на меня. – А где мой штатив?

– Не знаю, бросил где-то. То ли когда призрак сожгла всю улицу, то ли когда инспекторы в нас стреляли. Могу вернуться за ним.

– Не утруждайся.

– Я вообще-то не всерьез предлагал!

Брайтон пересматривает свое видео.

– Я столько денег за рекламу получу, что куплю новый.

– Ты вообще нормальный? Какое видео? В нас стреляли, а Марибель чуть кого-то не убила.

– И ее бы никто за это не винил! Призрак черт знает что творила!

Я не знаю ее имени и ничего не знаю о ее жизни, так что не могу утверждать, что в ней есть хоть что-то хорошее, но смотреть, как она лежит на земле под прицелом жезлов, мне не понравилось. Может, инспекторы запрут ее в Границах вместе с остальными обладателями сил. Или вообще сделают так, что она исчезнет навсегда.

Я не готов к такому повороту разговора. Речь ведь не о ерунде типа того, что Брайтон наденет мою рубашку, потому что ему нужен свежий вид для ролика, или о том, что я взял его велик без предупреждения.

Жужжит телефон. Это Пруденция поздравляет нас с днем рождения. Впервые в жизни мы пропустили полночь. Восемнадцать начались резко. Папа был бы разочарован. Меня бесит, что Брайтон не отвечает кулаком на кулак и ведет себя так, будто ничего страшного не произошло.

– Ты чего злишься? – спрашивает он, поднимая глаза от камеры. – Потому что мне плевать на то, убили бы того призрака или нет? Чароходы спасают больше жизней, чем отнимают, но, если уж им надо убивать, я верю, что они поступают правильно.

Я не хочу об этом говорить. Я вообще скандальный, а Брайтон жутко меня бесит. Но и промолчать я не могу.

– Не нам решать, кому умирать, а кому жить.

– Правила игры изменились после Блэкаута, – говорит Брайтон. – Я не злюсь на хороших людей, которые убивают плохих.

Мне очень хочется выскочить из автобуса и пойти домой в одиночку.

– Это не игра!

– Ты понимаешь, о чем я. В войнах люди умирают, это неизбежно. – Брайтон наклоняется и трогает меня за колено. – Будь у нас сила, мы бы помогли. Короли света, помнишь?

Он называет нас так с десяти лет, когда мы узнали, что наша фамилия Рэй переводится как «король». Мы постоянно воображали, что это имя окажется пророческим, что нас ждет великая судьба. Героические близнецы невероятной силы, которые общаются друг с другом на расстоянии безо всяких телефонов. В нас нет ничего особенного, кроме нашей фамилии. К тому же с каждым днем мы все сильнее отдаляемся друг от друга.

– Слава звездам, что у нас нет силы, – говорю я. – Не хочу крови на руках.

– Убивать, чтобы спасти мир, можно, бро.

– Герои не считают трупы.

Он вдруг замолкает. Мы смотрим друг на друга как на шахматную партию, закончившуюся патом. Оба короля живы, но никто не победил.