Безупречный

Elsie Silver

FLAWLESS

Copyright © 2022 by Elsie Silver

The moral rights of the author have been asserted.

Иллюстрация на обложке Софьи Ферстиной

Художественное оформление Анастасии Яковенко

Иллюстрации Ольги Александровой

© Прончатова А., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Честно говоря, я написала эту книгу для себя.

Для девочки, которая никогда не понимала, чего она хочет от своей жизни, и для женщины, которая разобралась в ней.

Иногда мы ловим момент,

а иногда он захватывает нас.

– Грегг Левой

1
Саммер

– Вот же злобная зверюга! Как раз для тебя, Итон!

Красивый ковбой на спине огромного быка усмехается и крепче обхватывает веревку. Его темные глаза мерцают с экрана, острые черты лица проглядывают сквозь решетку шлема.

– Что ж, чем сильнее они сопротивляются, тем я счастливее.

Я едва разбираю слова из-за шума толпы на огромной арене и музыки, гремящей на заднем плане, но субтитры внизу экрана проясняют все, что могло быть пропущено.

Молодой человек, склонившийся над загоном, посмеивается и качает головой:

– Ну еще бы! Должно быть, это все из-за молока, которое ты пьешь. Никаких переломов у всемирно известного Ретта Итона!

Ковбой сверкает белозубой улыбкой, скрытой за решеткой шлема, и подмигивает янтарным глазом. Я практически наизусть знаю эту очаровательную ухмылку, потому что часами пялилась на ее глянцевую неподвижную версию.

– Отвали, Тео. Ты же знаешь, я терпеть не могу молоко.

Тео дразняще ухмыляется:

– Но в той рекламе ты выглядишь очень даже мило с молочной пенкой над губой! Мило для старика.

Молодой человек подмигивает, и двое мужчин рядом дружно смеются, пока Ретт методично проводит рукой по веревке.

– Я бы скорее предпочел получать взбучку от быка каждый чертов день, чем пить это дерьмо.

Их смех – последнее, что я слышу, прежде чем мой отец ставит видео на паузу, и картинка на большом плоском экране замирает. По лицу и шее отца расползаются крупные красные пятна.

– Хорошо… – осторожно проговариваю я, пытаясь собраться с мыслями, но все равно не до конца понимаю, зачем он собрал меня и еще одного нового сотрудника «Хэмилтон Элит» на этой импровизированной встрече.

– Нет. Ничего хорошего. Этот парень – лицо профессионального родео на быках, и он только что насадил на вертел своих крупнейших спонсоров! Но будет хуже. Смотрим дальше.

Отец снова нажимает кнопку воспроизведения, так агрессивно, будто именно она сделала что-то не так во всей этой истории, и на экране вспыхивает другая сцена. Ретт уже за пределами арены идет через парковку со спортивной сумкой, перекинутой через плечо. Вместо шлема на нем привычная ковбойская шляпа. За ним следует стройный мужчина в темной мешковатой одежде. Он шагает быстро, чтобы не отстать от своей цели, а оператор спешит следом и запускает запись.

Раньше я никогда бы не подумала, что папарацци следят за наездниками на быках, но Ретт Итон не просто профессиональный наездник. С годами он стал чем-то вроде живой легенды в этом виде спорта. Ретт – настоящий символ грубых, неотесанных, суровых деревенских мужчин.

Репортер, наконец, сумел продвинуться достаточно, чтобы поднести свой микрофон к лицу Ретта.

– Ретт, не могли бы вы прокомментировать видео, которое распространилось в эти выходные? Принести извинения?

Ковбой поджимает губы и пытается спрятать лицо за полями шляпы. Мускул на его челюсти дергается, подтянутое тело заметно напрягается.

– Без комментариев, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы.

– Да брось ты, скажи что-нибудь, – репортер протягивает руку и безцеремонно прижимает микрофон к щеке Ретта. – Твои поклонники заслуживают объяснений, – требует мужчина.

– Нет, не заслуживают, – бормочет Ретт, пытаясь создать пространство между собой и навязчивым парнем.

Почему некоторые люди думают, что другие обязаны ответить на все их вопросы? Даже если они буквально устраивают засаду на человека, который просто хочет заниматься своими делами.

– Как насчет извинений? – допытывается парень.

А потом…

Ретт бьет его по лицу.

Это происходит так быстро, что я удивленно моргаю, пытаясь уследить за дрожащей картинкой трясущейся камеры.

Дерьмо.

Через несколько секунд назойливый папарацци, схватившийся за лицо, оказывается на земле, а Ретт демонстративно пожимает ему руку и уходит, не сказав ни слова.

Экран переключается на ведущих новостей, и, прежде чем они успевают что-либо произнести, папа выключает телевизор и издает рокочущий вздох разочарования.

– Я ненавижу этих гребаных ковбоев. Их невозможно держать в узде! Не хочу больше иметь с ним дело. Так что, к счастью для вас двоих, эту работу может получить любой. – Голос отца практически вибрирует от ярости, но я просто откидываюсь на спинку стула. Отец легко выходит из себя, но он также быстро успокаивается. Я уже привыкла к таким перепадам его настроения. Иначе продержаться в «Хэмилтон Элит» было бы невозможно.

К счастью, у меня была буквально целая жизнь, чтобы научиться абстрагироваться от настроения Кипа Хэмилтона и выработать этакий иммунитет. Мне давно стало ясно, что подобные вспышки гнева – неотъемлемая часть своеобразного отцовского обаяния, поэтому я не принимаю их на свой счет. Он злится не на меня. Он просто… злится.

– Я годами надрывал задницу, чтобы заполучить спонсорство этому деревенщине! Он о таком и мечтать не мог! А теперь, когда его карьера и так подходит к концу, он просто берет и уничтожает все это вот так, – рука моего отца взлетает вверх. – Ты хоть представляешь, Саммер, сколько денег зарабатывают эти парни просто потому, что они достаточно чокнутые, чтобы вскарабкаться на разъяренного быка весом в две тысячи фунтов^[1]?

– Нет. – Но у меня такое чувство, что он вот-вот мне скажет, и я внимательно смотрю в глаза отца. Они того же темного оттенка, что и мои.

Наш новый стажер, Джефф, съеживается в своем кресле.

– Они зарабатывают миллионы долларов, если, конечно, так же хороши, как этот засранец.

Я бы никогда не подумала, что это большой бизнес, впрочем, на юридическом факультете такому и не учат. Я абсолютно не разбираюсь в реальном спорте, зато о Ретте Итоне, сенсации родео на быках и главном предмете обожания молодых девушек, знаю все.

Уголок моих губ приподнимается, когда я вспоминаю, как десять лет назад я лежала в своей постели и рассматривала его фото. Простор горизонта, теплое заходящее солнце… Ретт взобрался на забор, оглядываясь через плечо на камеру. Кокетливая ухмылка на его губах, глаза, частично скрытые поношенной ковбойской шляпой, и, pièce de résistance^[2], джинсы «Вранглер», которые облегали все лучшие части тела… В общем, да, я мало что знаю о родео на быках. Зато точно знаю, что потратила ужасно много времени, разглядывая эту фотографию, простор, свет… Она почему-то привлекла меня. Дело было не только в парне. Глядя на фото, я чувствовала, что сама хочу быть там и наблюдать этот закат.

– Джордж, ты хоть представляешь, сколько стоило то молоко, которое он только что спустил в унитаз? Не говоря уже о других спонсорах, чьи яйца мне придется ласкать, чтобы сгладить все это дерьмо!

Клянусь богом, я чуть не фыркаю. Джордж. Я достаточно хорошо знаю своего отца, чтобы понимать: он прекрасно осознает, что перепутал имя. Это проверка, хватит ли у Джеффа смелости что-нибудь сказать. Насколько я понимаю, работа с титулованными спортсменами и знаменитостями не так легка. Мне уже ясно, что этому парню будет тяжело.

– Эм… – Он листает папку перед собой, а я осматриваю зал заседаний и позволяю своему взгляду задержаться на окнах от пола до потолка, вид из которых на прерии Альберты^[3] просто потрясающий. С тридцатого этажа этого здания открывается непревзойденная панорама Калгари^[4]. Заснеженные Скалистые горы^[5] вдалеке похожи на картину – это никогда не надоест.

– Ответ – десятки миллионов, Грег.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смешка. Мне нравится Джефф, а отец ведет себя как полный придурок, но я слишком часто сама бывала в таком положении, поэтому наблюдать за тем, как барахтается кто-то другой, все-таки забавно.

Видит бог, Уинтер никогда не подвергалась такого рода издевательствам. У моей сестры и Кипа отношения не такие, как у нас с отцом. Со мной он веселый и говорит все, что взбредет в голову, с ней же остается почти профессионалом.

Джефф смотрит на меня с безразличной улыбкой. Я много раз видела это выражение на лицах коллег. Должно быть, приятно быть маленькой девочкой босса? Но я натренирована выдерживать такого рода упреки. Моя кожа толще, а измеритель «мне не все равно» настроен не так тонко. Я знаю, что через пятнадцать минут Кип Хэмилтон будет отпускать шуточки и улыбаться. Тот идеальный внешний лоск, который он использует, чтобы подлизаться к клиентам, быстро вернется обратно. Все-таки, этот человек – профессионал, к тому же он очень хитер. Наверное, это связано с тем, что отец, как агент высшего уровня, много работает с людьми и занимается заключением сложных контрактов.

Что касается меня… Если честно, я все еще не уверена, что гожусь для работы здесь. И не уверена, что я действительно этого хочу. Но это всегда казалось правильным поступком. Я многим обязана своему отцу.

– Итак, вопрос в том, детишки, как это исправить? У меня спонсорство «Дэйри Кинг» висит на волоске! А этот гребаный профессиональный наездник на быках только что разрушил все. Всего-то фермеры, производители молочной продукции – кажется, будто они не имеют значения, но люди будут говорить. Они будут разглядывать его под микроскопом, и боюсь, то, что они там увидят, им не понравится. Это повлияет на прибыль идиота сильнее, чем вы думаете. А его прибыль – моя прибыль, потому что этот псих приносит нам всем кучу денег!

– Как вообще появилась первая запись? – спрашиваю я, заставляя свой мозг вернуться к текущей задаче.

– Местная станция оставила свою камеру включенной. – Папа проводит рукой по чисто выбритому подбородку. – Поймали всю эту хрень, а затем сделали субтитры и пустили в эфир вечерних новостей.

– Ладно, значит, ему нужно извиниться, – бросает Джефф.

В ответ на это универсальное решение отец закатывает глаза:

– Ему нужно будет сделать гораздо больше, чем просто извиниться. Нужен железобетонный план на оставшуюся часть сезона. У Ретта есть пара месяцев до чемпионата мира в Вегасе. До этого нам нужно будет отполировать нимб его ковбойской шляпы. Иначе другие спонсоры тоже помрут как мухи.

Я постукиваю ручкой по губам, лихорадочно соображая, как спасти ситуацию. Опыт в решении таких проблем у меня почти нулевой, поэтому я предпочитаю использовать наводящие вопросы.

– Значит, его должны воспринимать как очаровательного деревенского парнишку по соседству?

Папа разражается громким смехом, опираясь руками на стол напротив нас, и, когда тот наклоняется, Джефф вздрагивает, а я закатываю глаза. Слабак.

– Именно в этом и заключается проблема. Ретт Итон – не очаровательный деревенский парнишка по соседству. Он дерзкий самоуверенный ковбой, любитель вечеринок с толпами женщин, которые набрасываются на него каждые выходные. А он и не против! Раньше это не было проблемой, но теперь они разберут по частям все, что смогут. Гребаные стервятники.

Я приподнимаю бровь и откидываюсь назад. Ретт взрослый человек. Уверена, стоит только объяснить ему, что поставлено на карту, и он сможет держать себя в руках. В конце концов, этот парень платит компании, чтобы мы управляли всем этим за него.

– Хочешь сказать, он не сможет хотя бы пару месяцев вести себя хорошо?

Отец со смехом опускает голову:

– Саммер, поверь мне, его версия хорошего поведения нас вряд ли устроит.

– Ты так говоришь о нем, будто он какой-то дикий зверь, Кип. – На собственном горьком опыте я научилась не называть его папой на работе. Он все еще мой босс, даже если каждый вечер мы вместе едем домой. – Что ты предлагаешь? Нанять ему няню?

На несколько секунд воцаряется тишина. Папа молча смотрит на столешницу и постукивает пальцами по ее поверхности. Он всегда делает так, когда глубоко задумывается. Эту привычку я даже у него переняла.

Наконец папа поднимает на меня темные, почти черные глаза, и расплывается в волчьей ухмылке:

– Да, Саммер. Это именно то, что нужно. И я знаю идеального человека для этой работы.

Судя по этому взгляду, новой няней Ретта Итона буду я сама.

2
Ретт

Кип: Возьми телефон, смазливый ублюдок!

Ретт: Ты считаешь меня смазливым?

Кип: Я считаю, что ты идиот, раз обратил внимание

только на эту деталь всего сообщения!

Ретт: Но смазливый?

Кип: Ответь. На. Чертов. Телефон.

Или будь здесь в два часа дня,

чтобы я мог лично тебя встряхнуть.

Самолет приземляется в аэропорту Калгари. Наконец-то дома. После всего дерьма последних дней я вздыхаю с особенным облегчением.

Парень, которого я ударил, не выдвигает обвинений, и я даже не знаю, сколько денег мой агент Кип предложил ему. Это не имеет значения. Если кто-то и может решить все, так это Кип.

Он пытался дозвониться мне, а значит, он сходит с ума, потому обычно мы только переписываемся. Включив телефон раньше положенного, я даже не удивляюсь, когда его контакт высвечивается на экране. Снова.

Я не отвечаю, потому что не в настроении слушать его крики. Я хочу спрятаться. Я хочу тишины. Пение птиц, горячий душ, немного обезболивающего… И свидание с рукой, чтобы снять некоторое напряжение. Не обязательно в таком порядке. Вот, что мне нужно, чтобы привести голову в порядок. Тихий перерыв дома, пока все не уляжется. Чем старше я становлюсь, тем длиннее кажется сезон, и почему-то в свои тридцать два года я чувствую себя ужасно старым.

Мое тело болит, разум переполнен, и я жажду тишины семейного ранчо. Конечно, братья будут чертовски раздражать меня, да и отец наверняка собирается снова поговорить со мной о том, когда я планирую завершить карьеру, но это семья. Это дом.

Есть какая-то причина, по которой мы, мальчишки, продолжаем возвращаться. В отличие от нашей младшей сестры. Вайолет хватило одного взгляда на кучу взрослых мужиков, живущих вместе на ферме, чтобы поспешно уехать отсюда. Делаю мысленную пометку: позвонить сестренке и узнать, как она.

Я откидываю голову на спинку тесного сиденья, пока самолет катится до полной остановки на взлетно-посадочной полосе. «Добро пожаловать в прекрасный Калгари, Альберта». Салон наполняется голосом стюардессы и громким щелчком ремней безопасности, которые люди расстегивают раньше положенного. Я следую их примеру. Мне не терпится встать с маленького сиденья и размять ноги. «Если Калгари для вас дом, добро пожаловать домой…»

Можно подумать, что за более чем десятилетний опыт постоянных перелетов я научился бронировать авиабилеты и отели. Но я постоянно пытаюсь занять место в последнюю минуту, и меня это вполне устраивает. Даже несмотря на легкую клаустрофобию.

Когда мужчина рядом со мной выходит в проход, из легких вырывается вздох облегчения. Но пока что я не могу позволить себе погрузиться в эту дикую усталость. Мне еще предстоит сесть за руль пикапа и потратить целый час на поездку в Честнат Спрингс.

«Пожалуйста, помните, что курение внутри терминала запрещено…»

А еще нужно встретиться с Кипом, моим агентом с хваткой питбуля. Он лает на меня со вчерашнего вечера, и теперь мне придется ответить за свое плохое поведение. Мысленно вздыхаю, протягивая руку, чтобы взять свою спортивную сумку из верхнего отделения.

Кип Хэмилтон – человек, которого я должен поблагодарить за мое нынешнее финансовое положение. По правде говоря, он мне очень нравится. Он работает на меня уже десять лет, и я почти считаю его другом. Но также достаточно часто мечтаю врезать ему по чисто выбритому лицу. Это палка о двух концах. Кип напоминает мне более старую, более жизнерадостную версию Ари Голда из «Красавцев»^[6], а я чертовски люблю этот сериал.

«Спасибо вам за полет на Air Acadia. Мы с нетерпением ждем встречи снова».

Очередь, наконец, начинает двигаться к выходу, и я шаркаю по проходу, как вдруг ощущаю сильный толчок в середину груди. Опустив взгляд, я встречаюсь с разъяренными голубыми глазами. Женщина, которой далеко за шестьдесят, пристально смотрит на меня.

– Тебе должно быть стыдно за себя! Оскорбил всех, кто так усердно работает, чтобы накормить наших соотечественников-канадцев. Оскорбил свои корни! А потом напал на мужчину! Как ты мог?

Калгари является родиной одного из крупнейших родео в мире. Черт возьми, некоторые даже называют город Коутаун^[7] из-за того, насколько тесно сообщество скотоводов и фермеров связано с городом. Я и сам вырос на огромном скотоводческом ранчо и не знал, что не любить молоко – преступление. Но я все равно спокойно киваю.

– Я не хотел вас оскорбить, мэм. Мы оба знаем, что фермерское сообщество является основой нашей прекрасной провинции.

Женщина удерживает мой взгляд, расправляя плечи и слегка шмыгая носом:

– Тебе не мешало бы помнить это, Ретт Итон.

В ответ я натянуто улыбаюсь, а затем тащусь через аэропорт с опущенной головой в надежде избежать новых столкновений с оскорбленными фанатами. Этот разговор не выходит у меня из головы, пока я получаю багаж и иду к машине. Я не чувствую себя виноватым из-за того, что ударил этого парня – он это заслужил, но в груди вспыхивает искра вины за то, что я, возможно, обидел простых работяг. О них я и не подумал. Вместо этого я создавал новости, закатывая глаза из-за своей ненависти к молоку.

Когда в поле зрения на крытой парковке появляется мой винтажный пикап, я вздыхаю с облегчением. Практичный ли это автомобиль? Может быть, и нет. Но мама подарила его моему отцу, и я люблю его как минимум за это, несмотря даже на пятна ржавчины и следы краски разных оттенков серого. У меня большие планы по его восстановлению. Хочу сделать себе небольшой подарок и покрасить пикап в синий цвет. Я совсем не помню маму, но на фотографиях ее глаза именно такого цвета. Вот, что я собираюсь сделать. Отдать небольшую дань уважения женщине, которую так и не узнал по-настоящему.

Но на это нужно найти время.

С сумкой в руке я запрыгиваю в свой пикап. Потрескавшиеся коричневые кожаные сиденья слегка поскрипывают, когда я усаживаю свое усталое тело за руль. Пикап оживает, выпуская немного темного выхлопа, и я выезжаю на автостраду, направляясь прямо к центру города. Мои глаза устремлены на дорогу, но мыслями я где-то далеко.

Когда звонит телефон, я лишь на мгновение отрываю взгляд от дороги. На экране высвечивается имя моей сестры, и не могу сдержать улыбку. Вайолет никогда не перестает радовать меня, даже когда вокруг полное дерьмо. Как всегда, она позвонила первая.

Остановившись на красный, я жму кнопку ответа и ставлю звонок на громкую связь, потому что этот пикап определенно не оснащен Bluetooth.

– Привет, Ви, – я почти кричу, чтобы голос доходил до телефона, который лежит на сиденье рядом со мной.

– Привет, – голос сестры переполнен беспокойством. – Ты как там? Держишься?

– Нормально. Прямо сейчас направляюсь в офис Кипа, чтобы выяснить, какой ущерб я причинил.

– Да уж. Приготовься. Он взвинчен, – бормочет она.

– Ты-то откуда ты знаешь?

– В документах мой номер указан как экстренный контакт. Кип разрывал мой телефон из-за того, что ты его игнорируешь. – Теперь она смеется. – А я даже не живу в этом городе! Тебе нужно обновить экстренный номер.

Я улыбаюсь, выезжая на шоссе.

– Да, но ты единственная, кто одобряет мою карьеру и не читает мне лекцию об ее окончании всякий раз, когда что-то идет не так. По сути, ты застряла на этой работе.

– Значит, мне придется оставить своего мужа и детей, чтобы сесть в самолет и посидеть с тобой в больнице?

Ее слова мысленно возвращают меня в прошлое. Каждый раз, когда я получал травму в подростковом или юношеском возрасте, именно Вайолет заботилась обо мне.

– У тебя просто так хорошо получается. Но замечание справедливое. Я думаю, Коул убьет меня, если я заберу тебя у него.

Я шучу. Мне очень нравится ее муж, а это о чем-то говорит, потому что я никогда не думал, что Вайолет встретит кого-то достаточно хорошего для себя. Но Коул именно такой. А еще он бывший военный, что в некотором роде устрашающе, так что я бы не хотел его злить.

Сестра хихикает. Видно, все еще чертовски без ума от этого парня, и я чертовски за нее счастлив.

– С ним все было бы в порядке. Я могу отослать его к тебе, если нужен телохранитель.

– Чтобы он оставил своих девочек? Никогда.

Вайолет издает тихий хрюкающий звук.

– Ты знаешь, что, если я тебе понадоблюсь, я рядом, верно? Пусть другие ничего не понимают, но я понимаю. И я могу быть рядом с тобой, если тебе это понадобится.

Моя младшая сестренка понимает меня. Она сама немного безрассудна и не осуждает мою карьеру, как это делают остальные члены нашей семьи. Но теперь у Вайолет своя жизнь. У нее есть дети, с которыми нужно нянчиться. И мне не нужно, чтобы она нянчилась со мной.

– Я в порядке, Ви. Приезжайте всей семьей скорее в гости, а? Или я сам в конце сезона вытащу свою жалкую задницу к тебе. Устроим гонку на модной скаковой лошади. Надеру тебе зад. – Я пытаюсь шутить, но не уверен, что мой тон настолько убедителен.

– Да, – задумчиво отвечает сестра. И, клянусь, я вижу, как она прикусывает губу, собираясь что-то сказать, но останавливает себя. – Я, наверное, просто поддамся и позволю тебе выиграть, потому что мне тебя жаль.

– Эй. Победа есть победа, – хихикаю я, пытаясь поднять настроение и ей, и себе.

Вайолет отвечает:

– Я люблю тебя, Ретт. Будь осторожен. И, что важнее, будь собой. Ты очень привлекателен, когда остаешься верен тому, кто ты есть.

Она всегда напоминает мне об этом. Быть Реттом Итоном, мальчиком из маленького городка. Не Реттом Итоном, выдающимся самоуверенным наездником на быках. Один – настоящий я, другой – напоказ. Обычно я закатываю глаза, но в глубине души знаю, что это хороший совет. Проблема в том, что теперь не так много людей знают меня настоящего.

– Я тоже тебя люблю, сестренка, – говорю я, прежде чем повесить трубку и погрузиться в мысли, пока еду по шоссе в сторону города.

Подъехав к «Хэмилтон Элит, я нахожу прекрасное место для парковки и понимаю: я был так погружен в свои мысли, что едва помню, как добрался. Снова откинув голову на спинку сиденья, я делаю глубокий вдох. Трудно сказать наверняка, в какие именно неприятности я попал, но, основываясь на том, как та женщина публично отругала меня в самолете, предполагаю, что проблем хватает. Но я знаю местных: они трудолюбивые, они гордые… И они обижены, потому что думают, что люди из других слоев общества не признают всю серьезность их работы, их борьбы. Возможно, они правы, и среднестатистический канадец на самом деле не понимает, какой непосильный труд связан с сельским хозяйством и какая работа стоит за заполнением полок продуктовых магазинов.

Но я? Я понимаю! Просто чертовски ненавижу молоко. Все это настолько странно, что почти смешно!

Я вхожу в роскошное здание. Все вокруг блестит: пол, окна, двери лифта из нержавеющей стали. Мне почему-то хочется заляпать все это руками, просто чтобы чуть подпортить.

Охранник кивает мне, проходя мимо, и я вхожу в лифт с группой хорошо одетых людей. Я поджимаю губы, чтобы подавить ухмылку, когда одна из женщин смотрит на меня с едва сдерживаемым осуждением. Поношенные ковбойские сапоги (и я не удивлюсь, если на подошве все еще осталось коровье дерьмо). Идеально сидящие джинсы, дополненные коричневой курткой из овчины. Длинные волосы, как раз такие, как мне нравится. Дикие и непослушные.

Совсем как я.

Но этой женщине такое явно не по вкусу. Отвращение, написанное на ее лице, ничем не скроешь. Я подмигиваю ей:

– Здарова, ле-еди.

У людей из Альберты нет особенно резкого акцента, но ему довольно легко подражать, особенно если провести свою жизнь на родео с парнями, у которых он есть. Жаль только, что у меня нет с собой ковбойской шляпы, чтобы дополнить картину.

Женщина закатывает глаза, а затем нажимает на кнопку с надписью «CLOSE. Когда двери плавно открываются на нужном ей этаже, она проносится через них, не оглядываясь.

Я все еще посмеиваюсь над этой ситуацией, поднимаясь на этаж «Хэмилтон Элит». Судя по тому, как при виде меня загораются глаза секретарши, она не разделяет мнение дамочки из лифта обо мне.

Честно говоря, большинству женщин я нравлюсь. Ковбойные зайки, фанатки ковбоев^[8], горожанки, деревенские девушки… Я всегда выступал за равноправие, и я действительно люблю женщин. Но не отношения. «Прогулка по беспутному кварталу»^[9] – так недавно назвала меня одна девушка после того, как мы провели целый день в гостиничном номере, празднуя мою победу. В тот момент было весело, но к концу дня я уже чувствовал себя опустошенным.

– Ретт! – голос Кипа разносится по фойе еще до того, как я успеваю поболтать с девушкой за стойкой регистрации. Полный блокиратор члена. – Спасибо, что зашел.

Кип шагает ко мне и, протянув руку, с силой пожимает мою ладонь, почти до боли. Это рукопожатие – его способ выместить на мне некоторую агрессию за ту неприятность, в которую я влип. Фальшивая, натянутая улыбка – тому доказательство. Владелец агентства не имеет привычки приветствовать посетителей на стойке регистрации, а это значит, что я определенно облажался.

– Не проблема, Кип. Все-таки, я плачу тебе большие деньги, чтобы ты мог мной командовать, верно?

Мы смеемся, но оба знаем: таким образом я напомнил, что это я ему плачу. Не наоборот.

Кип хлопает меня по спине, и у меня трясутся зубы. Он большой человек.

– Следуй за мной. Давай поболтаем в конференц-зале. Кстати, поздравляю тебя с победой в эти выходные! Ты отлично справляешься.

В моем возрасте я уже просто не имею права выигрывать столько турниров. Все ждут, что моя карьера покатится под откос, но сейчас звезды сошлись. Трехкратный чемпион мира звучит намного лучше, чем двукратный чемпион мира. Да и три золотые пряжки на моей полке смотрелись бы куда лучше, чем две.

– Иногда звезды сходятся, – улыбаюсь я Кипу.

Он ведет меня в обычную комнату с длинным столом, окруженным обычного вида офисными стульями, на одном из которых сидит обычного вида мужчина. Коротко подстриженные волосы, серый костюм, скучающее выражение лица, ухоженные ногти и мягкие руки. Городской парень.

Девушку рядом назвать обычной просто невозможно. Темно-каштановые волосы, на свету отливающие оттенком красного дерева, собраны в тугой пучок на макушке. Очки в черной оправе смотрятся довольно массивно на ее изящном, кукольном личике, но почти чрезмерно полные губы, накрашенные в глубокий тепло-розовый, каким-то образом уравновешивают их. Платье цвета слоновой кости застегнуто на все пуговицы, кружевная отделка туго обтягивает горло. Губы слегка растерянно изогнуты, но руки скрещены на груди в защитном жесте, а сверкающие шоколадные глаза ничего не выдают, когда она оценивает меня поверх оправы своих очков.

Обычно мне хватает ума не судить о книге по обложке. Но я все равно оцениваю девушку, и слово напряженная постоянно мелькает у меня в голове.

– Присаживайся, Ретт, – Кип выдвигает для меня кресло прямо напротив девушки и сам плавно опускается на сиденье рядом, прежде чем сцепить пальцы под подбородком.

Я плюхаюсь на стул, закидывая ногу в ботинке на колено.

– Хорошо. Отшлепай меня, и я пойду домой, Кип. Я устал.

Он приподнимает бровь и внимательно смотрит на меня:

– Мне не нужно тебя шлепать. Ты официально потерял спонсорство «Дэйри Кинг». Думаю, этого достаточно.

Я откидываюсь на спинку, и моя шея краснеет. Ощущение такое же, как в детстве, когда попадаешь в неприятности. Опоздал домой. Прыгнул с моста с большими детьми. Вторгся на ферму Янсенов. Я никогда не был не в беде, всегда было что-то. Но это совсем другое. Это не детские забавы и игры. Это мой заработок.

– Ты, должно быть, шутишь надо мной.

– Я бы не стал шутить по этому поводу, Ретт. – Кип поджимает губы и пожимает плечами.

Его взгляд говорит: я не злюсь, я разочарован. И я ненавижу это различие, потому что в глубине души терпеть не могу подводить людей. Но если они злятся, значит, им не все равно. Они хотят для тебя лучшего. Они знают, что ты способен на большее. Кип такой безразличный… Будто ожидал, что я все испорчу.

Вот почему я всегда говорил, будто мне все равно, что люди думают обо мне. В таком случае у них нет силы заставить меня чувствовать вину. Очевидно, это не работает.

Я ерзаю на своем месте, бросая взгляд на двух других людей в комнате. У парня хватает здравого смысла уставиться на бумаги перед собой, а вот девушка удерживает мой взгляд с тем же непоколебимым выражением на ее лице. И я чувствую… Нет, я просто знаю, что она осуждает меня.

Я нервно прочищаю горло.

– Ну и как нам их вернуть?

Кип откидывается назад с глубоким вздохом, постукивая пальцами по подлокотникам кресла.

– Я не уверен, что мы сможем. Сейчас нам, скорее, стоит сфокусироваться на контроле ущерба. Будем надеяться, что другие спонсоры не уйдут. «Вранглер», «Ариат^[10]» – эти компании знают свою клиентуру. А их клиентура – люди, которых ты разозлил. Не говоря уже о том, что ударить человека с включенной камерой – настоящий пиар-кошмар.

Откинув голову, я смотрю на потолок и громко сглатываю.

– Кто ж знал, что не любить молоко – преступление? Ну и этот парень заслужил, чтобы ему вправили челюсть.

Девушка напротив издает легкий смешок. Мои глаза скользят к ней, и снова она не отводит взгляда. На что, черт возьми, уставилась? Она просто ухмыляется. Как будто то, что я потерял многомиллионное спонсорство, смешно! Я устал, у меня болит все, и мое терпение не безгранично. Но я джентльмен, поэтому просто провожу языком по передним зубам и снова сосредотачиваюсь на Кипе.

– Да если бы эта камера не снимала, все было бы в порядке. Но не вздумай болтать о нападении в таком тоне! Я надрывал задницу, чтобы этот ублюдок не выдвигал обвинений.

Я закатываю глаза, потому что уверен: «работал изо всех сил» на языке Кипа означает «потратил кучу твоих кровно заработанных денег, чтобы заткнуть кому-то рот».

– Почему камера вообще работала? Это было специально?

Мужчина вздыхает и качает головой.

– На самом деле, это не имеет значения, правда? Ущерб уже нанесен.

– Дерьмо. – Я стону и на мгновение закрываю глаза, пока повожу плечами, оценивая, насколько болит правое. Мое приземление в последнем заезде не было идеальным. Спешился совсем как новичок.

– Итак, у меня есть план.

Снова перевожу взгляд на Кипа сквозь щелочки глаз:

– Я уже ненавижу его.

Он смеется. Этот ублюдок улыбается, ведь знает, что держит меня под прицелом. Нам обоим ясно, что мои дни сочтены, и я совершил ошибку, когда сказал ему, что моей семье нужно больше денег на содержание ранчо в долгосрочной перспективе. Я пойду на все, чтобы обеспечить комфортную жизнь где-нибудь на нашей земле, а затем буду работать со своим старшим братом Кейдом, чтобы поддерживать ранчо «Колодец желаний» в рабочем состоянии.