Закон Чернобыля

– Насчет того, что вернуться не получится, это факт, – кивнул Гудрон. – Ладно, командир, как скажешь. Судя по карте, Куписта должна появиться с минуты на минуту.

Волк открыл верхний люк, высунулся наружу.

Воздух Зоны ударил в лицо, словно с помойки ветерком потянуло. Зона пахла гнилью болот и трупов, разлагающихся в этих болотах. К этой вони примешивался запах озона от поля «электродов», потрескивающих справа, за которым виднелись провалившиеся крыши печально известного села Чистогаловка. После чернобыльской аварии село это оказалось в центре радиоактивного загрязнения, так называемого «западного следа». Полностью накрыло его шлейфом, состоящим из высокоактивных частиц ядерного топлива, вылетевших из недр разрушенного реактора. Само село вроде как снесли, обломки зданий закопали в землю. Жителей – выселили. Тоже вроде как. По бумагам да документам. А что там на самом деле было – кто ж его знает. Вон они, крыши типа снесенного села. Мираж? Или настоящие дома, воссозданные Зоной заново? Кто ж знает. И проверять как-то не хочется. Потому что тех, кто пытался проверить, никто больше никогда не видел. Пропадают там люди. Ушел сталкер в район снесенного села, которое вроде как и не снесенное, – да и сгинул без вести…

Слева над невысоким лесом, искореженным мутациями, виднелись пулеметные вышки комплекса производств «Вектор». Хорошо укрепленная база «боргов», где черно-красные мутят свой гнилой бизнес по переработке твердых радиоактивных отходов. Типа по переработке. На самом деле «борги» тупо сваливают привезенный из Европы радиоактивный мусор в глубокие шахты, выкопанные еще во времена СССР и сейчас прикрытые для маскировки большими самолетными ангарами. Доходный и не особо напряжный бизнес, ничего не скажешь. Именно из-за него и грызутся «борги» с «вольными», второй, не менее мощной группировкой Зоны. Те тоже хотят ни хрена не делая бабло собирать, вот и воюют с красно-черными за этот комплекс. Что и говорить, гнилое место Зона. И по запаху, и по сути своей.

Танк же мчался вперед, ровняя гусеницами ухабы и вдавливая в землю аномалии – только треск стоял да порой искры или толстые молнии вылетали из-под днища. Надолго ли хватит той противоаномальной защиты, которой ученые прокачали Т-80? К вони Зоны уже очень явственно примешивался запах горелой краски и металла, разогретого чуть ли не до температуры плавления…

– Куписта, – раздался в шлеме голос Гудрона.

Но Волк и сам уже видел огромную железобетонную крепость, утыканную габаритными поворотными бронеколпаками, в каждый из которых запросто можно засунуть крупнокалиберное противотанковое орудие. А еще он видел большие бронированные ворота, вскрыть которые можно было, наверно, только атомным зарядом…

Или странным светящимся снарядом, который Гудрон зарядил в танковую пушку.

Провернулись бронеколпаки на крепости, по танковой броне замолотили пули. А потом долбануло что-то посерьезнее. Т-80 слегка приподняло, перекосило, и он аж на одной гусенице несколько метров проехался. Но на скорость передвижения это не повлияло. Знатно ученые прокачали защиту танка, ничего не скажешь. Тяжелая машина выровнялась и продолжала лететь вперед.

– На ворота. Максимальная скорость, – скомандовал Волк.

Все это было чистой воды авантюрой, и командир поредевшей группировки армейских сталкеров прекрасно это осознавал. Но, с другой стороны, он понимал, что сейчас спасти и его, и людей, которые пока что верили в него, может лишь удачная авантюра. И ничто иное.

Это было понятно и Танкисту, который выжал из двигателя все возможное, и Гудрону, который метров за сто пятьдесят выстрелил по воротам, а после рухнул на пол и прикрыл голову руками…

Светящимися руками…

Это Волк увидел тоже падая на пол, ибо когда танк на предельной скорости врезается в толстенную стальную плиту, спастись можно лишь вот так, лежа на полу и прижавшись к броне…

Удар был страшным. Волку показалось, что его сейчас расплющит об металл. Но – лишь показалось.

Он попытался встать. В бок словно пуля ударила изнутри.

«Кажется, ребро сломано», – пришла равнодушная мысль.

Волк даже удивился собственному спокойствию. Хотя – чему удивляться особо? Руки-ноги двигаются, а сломанные ребра заживают быстро. Гудрону вон похуже будет, чем ему. Вон лежит на полу без сознания, а руки, которыми он трогал светящийся снаряд, теперь тоже мерцают и медленно так стекают вниз с костей, расползаясь на полу фосфоресцирующими лужицами.

– Ничего, – хрипло произнес Волк. – Главное – живы. Остальное приложится.

Он откинул люк, выглянул.

Получилось…

Танк вышиб ворота, развороченные снарядом, – и застрял в них, намертво заклинив проход. А сзади на Т-80 уже забирались бойцы группировки, вылезшие из грузовика. Его бойцы, которых он не подвел.

– Двое остаются стеречь вход, – бросил Волк. – Остальные за мной.

И, схватившись за сломанную от удара танковую пушку, легко спрыгнул вниз. В боку стрельнуло не на шутку, аж в глазах потемнело, но Волк лишь оскалился и глухо зарычал. Боль имеет власть только над слабаками. Сильного она стимулирует к борьбе, не давая забыть, что ты – живой и должен вгрызаться в эту жизнь, как голодный хищник в кровоточащее мясо.

Автомат приятно холодил ладони. Волк щелкнул переводчиком огня и направился вдаль по коридору, ведущему в недра научного комплекса.

* * *

Увиденное на экране потрясло академика до глубины души. Получалось, что если он выполнит обещание, вернув к жизни Снайпера и его друзей, то планете Земля придет конец! Ужасное существо, которое пока не родилось, уничтожит ее – и никто, и ничто не сможет ему противостоять.

– Спасибо, Грета, – сказал Захаров – и экран, на котором гигантские щупальца вползали на берег Австралии, погас.

– Всегда рада помочь, хозяин, – раздался приятный женский голос из-под потолка.

– Да-да, я вижу, – рассеянно проговорил ученый, поглаживая седую бородку. – Потрясающе реалистичное повествование, прям хоть книгу по нему пиши. И какова вероятность подобного развития событий?

– Девяносто восемь и четыре десятых процента, – отозвался искусственный интеллект научного комплекса по имени Грета. – Прогноз сформирован на основе анализа вводных, а также состава синей пыли, содержащейся на предоставленных образцах. Данная пыль является сильнейшим аномальным мутагеном с предсказуемой схемой влияния на биологические объекты.

– Вот, значит, как, – задумчиво пробормотал Захаров. – Девяносто восемь и четыре – это очень много. Практически стопроцентная вероятность уничтожения всего живого на земле. Если бы прогноз предсказывал лишь гибель человечества, я был бы не против. Но уничтожение всего живого на земле – это уже слишком. Ну, что скажете, коллега? Как по-вашему, что лучше – сдержать данное слово или превратить нашу планету в космическую аномалию со щупальцами и гигантским серебряным лицом?

Он повернулся к поставленному вертикально небольшому автоклаву жизнеобеспечения, который обычно использовался для изучения мелких мутантов Зоны.

Но сейчас внутри него находилось нечто ужасное…

Это была верхняя часть мужского тела без рук и всего, чему положено быть ниже груди, отчего обрубок очень напоминал памятный бюст, которые любили устанавливать во времена СССР везде, где для этого имелось подходящее место.

В бюст со всех сторон были воткнуты иглы с прозрачными пластиковыми трубками, через которые текла питательная жидкость. Было видно, как внутри вскрытой грудной клетки бьется сердце. Во лбу несчастного зияла большая, продолговатая, едва затянувшаяся рана, словно туда со всей силы вонзили острый нож, способный пробивать любые препятствия.

Глаза бюста, испещренные сеткой растрескавшихся сосудов, тяжело провернулись в орбитах и уставились на Захарова. Посиневшие губы дрогнули.

– Отдай мне все, что ты у меня отнял, – прохрипел несчастный. – Тогда получишь ответ.

Захаров усмехнулся в усы.

– Вот она, благодарность человеческая. Я вернул к жизни того, кто собирался убить меня, можно сказать, поступил крайне благородно. А теперь вы, господин Кречетов, требуете, чтобы я вернул вам руки, которыми вы мечтаете меня задушить, и ноги, которыми вы напоследок с удовольствием потопчетесь на моей могиле? Ну уж нет, не обессудьте. Если вы не желаете участвовать в дискуссии, не буду настаивать. Хотя, заметьте, я порой прислушивался к вашему мнению.

– Ты хочешь знать мое мнение, старик? – жутко ухмыльнулся бюст. – Что ж, слушай. Раздроби эти гильзы в пыль вместе с телом Снайпера, которое лежит у тебя в автоклаве, и захорони все это в самом страшном радиационном могильнике Зоны, чтобы ни одна тварь не могла подойти к этому проклятому месту. Я, конечно, не идеал, многие вообще считают меня чудовищем. Но я видел предсказание Греты и верю, что она не ошиблась. Земля не заслужила такой страшной участи из-за того, что ты когда-то дал Снайперу какое-то слово.

Захаров задумчиво прошелся туда-сюда по лаборатории, наморщив лоб и заложив руки за спину. Странно, но для этого, в общем-то, совершенно беспринципного человека был важен личный моральный кодекс, который он сформировал для себя. И сейчас в нем боролись два противоречивых чувства – очень свое понятие о благородстве и здравый смысл.

Наконец он остановился.

– Да-да, думаю, вы правы, коллега, – рассеянно произнес он. – Ради безопасности всего живого на этой планете, видимо, мне придется поступиться некоторыми своими личными нормами порядочности. Будь по-вашему, господин Кречетов. Искренне благодарю вас за ценный совет.

Действительно – если ты дал обещание, которое не можешь выполнить, самое логичное, что можно сделать, – это даже не пытаться его выполнить, а просто забыть о нем. И, чтобы оно лучше забывалось, разумно будет уничтожить того, кому обещал, – так, чтоб от него не осталось никаких следов.

Сделать это было просто. Достаточно перегрузить мертвое тело в печь, находящуюся в этом же зале, и нажать кнопку. А после того, как труп сгорит, автоматика перемелет кости в пыль, которую можно, проигнорировав советы кровожадного коллеги, просто развеять над Зоной. Хорошие похороны для того, кто давно уже стал местной легендой…

Захаров даже открыл было рот, чтобы отдать приказ одному из немногочисленных оставшихся кибов, как вдруг ощутил, как пол под ногами ощутимо тряхнуло. И тут же сверху раздался механический голос:

– Танковая атака комплекса. Главные ворота уничтожены. Противник прорвался внутрь.

– Грета, маму твою механическую за шестеренку! Раньше не могла сказать, когда они только на горизонте появились? – раздраженно бросил Захаров.

– Я анализировала данные согласно протоколу внешней защиты, утвержденному профессором Кречетовым, – невозмутимо отреагировал искусственный интеллект. – Если требуется раннее оповещение, необходимо изменить протокол. Приступить?

– Поздно, – махнул рукой Захаров.

Бюст Кречетова злорадно ухмылялся, не скрывая радости от происходящего.

– Эта танковая атака – твоя работа? – поинтересовался Захаров, беря в руку скальпель.

– К сожалению, нет, – покачал головой обезображенный ученый. – Ну и что ты мне сделаешь? Голову отрежешь? Так я только спасибо скажу.

– Раньше ты был повежливее, на «вы» обращался, – отметил Кречетов.

– Я вежливость вместе с конечностями потерял, – отрезал профессор.

– Да и Зона с тобой и с твоими конечностями, – сплюнул Захаров, осознав, что сейчас не самое лучшее время для личных разборок. – Грета, сколько этих мерзавцев проникло в комплекс?

– Мои камеры зафиксировали четырнадцать биообъектов, – отозвался голос из-под потолка. – Прикажете расстрелять их из потолочных пулеметов?

– Погоди, – сказал Кречетов. – Держи их на прицеле. Скажу «огонь» – расстреляешь. Хочу понять, что им понадобилось в моем комплексе.

* * *

…Они вошли в лабораторию, гремя по полу подкованными берцами. Бойцы в грязной камуфлированной униформе, с автоматами наперевес. Впереди шел крепкий парень в бандане, с хмурым волчьим взглядом исподлобья.

– Ты Захаров? – резко бросил он.

– А мы давно с вами на «ты», молодой человек? – поинтересовался академик, отложив скальпель и скрестив руки на груди.

Волк скрипнул зубами, указательный палец против воли тронул спусковой крючок автомата. Не привык командир группировки армейских сталкеров, чтобы его вот так осаживали, да еще и на глазах его подчиненных.

Но усилием воли Волк осадил клокочущую внутри него нервную ярость. Невелика честь пристрелить смелого старика, свои же не поймут эдакого «геройства». К тому же может статься, что он и есть тот самый ученый, ради которого Волк с бойцами притащился сюда.

– Вы Захаров? – глухо спросил он.

– А здороваться вас не учили? – прищурившись, спросил Захаров.

– Не перегибай, старик, по краю ходишь, – прорычал Волк. Но вспомнив, что на плечах одного из бойцов, стоящих сзади, безвольным мешком висит отрубившийся от боли Гудрон, выдавил из себя: – Здравствуйте.

– Ну допустим, – сухо произнес ученый. – Академик Захаров – это я. Чем обязан?

– За нами погоня, – еле слышно проговорил Волк. – Нам некуда идти. Больше половины моих бойцов погибли, и… мой друг умирает.

Волк запнулся. Впервые он назвал Гудрона другом. Раньше и мысли об этом не было – думал о нем как о верном заместителе, не более. А сейчас вырвалось откуда-то изнутри, и пришло осознание: а ведь реально Гудрон – Друг. Именно так. С Большой Буквы.

– Сейчас расплачусь, – фыркнул бюст Кречетова. – Разворотили ворота, притащились сюда, рассказали слезливую историю – и что теперь? Броситься вам на грудь, обнять, простить и начать усиленно спасать ваши задницы?

Волк равнодушно смерил взглядом искалеченное тело профессора и бросил сквозь зубы:

– Заткнись, обрубок. Не с тобой разговариваю.

Кречетов скривился.

– Грета, дорогая, сделай милость, пристрели этого нахала вместе с его шайкой. Одним словом – огонь!

– В программе управления искусственным интеллектом стерт алгоритм реакции на ваши приказы, – сообщил с потолка механический голос. – Вместо него вставлено голосовое сообщение «пошел ты!».

Профессор покосился на академика.

– Уже успел, да? Жаль. Но на твоем месте я бы просто зачистил этих придурков и закрыл вопрос.

– Ты не на моем месте, – сказал Захаров, пряча руки в карманы белого халата. – Итак, молодые люди, я понял, что у вас проблемы. Но совершенно не могу взять в толк, что вы хотите от меня?

– Дайте нам защиту, вылечите этого раненого, оживите моих парней, – сказал Волк. – И требуйте от нас все, что захотите.

Захаров задумчиво почесал бородку.

Кибов у него осталось всего ничего, а новых еще наделать надо. «Вольные» не справились с охраной комплекса, бандиты вместо охраны вынесли из него все более-менее ценное. Можно, конечно, к «боргам» обратиться, но эти отморозки преследуют только свои шкурные интересы. Освоившись здесь, они наверняка рано или поздно сделают предложение, от которого невозможно отказаться, и в результате придется заниматься их бизнесом, а не своим.

Этим же парням некуда идти. С виду они неплохие бойцы, с армейской выправкой, а значит, знают, что такое дисциплина. И если их спасти сейчас, научный комплекс станет единственным домом для изгоев, который они станут защищать до последней капли крови. По крайней мере, первое время, пока не освоятся. А дальше – время покажет. Но для начала нужно проверить, насколько эти парни готовы подчиняться ему.

– Все, что захочу? – задумчиво произнес он. – Что ж. Преклоните колени.

– Что? – переспросил Волк, чувствуя, как бешенство подкатывает к горлу, мешает дышать. Старик решил унизить его, а унижение – хуже смерти…

– Достаточно встать на одно колено, – поправился Захаров, мигом поняв, что переступил границу. – Мне нужна от вас клятва верности. Вы же военные, наверняка становились на колено перед знаменем своей части. Здесь – то же самое. Поймите, господа, мне нужны гарантии вашей преданности. Иначе боюсь, что мы не договоримся.

Волк обернулся на своих парней, каждому посмотрел в глаза…

И не увидел ничего, кроме пустых, равнодушных взглядов, смотрящих сквозь своего командира. Бойцам было все равно. Они слишком устали воевать, стрелять, убегать… В таком состоянии людям плевать, что делать: убивать, умирать самим или клясться в верности старому маразматику. Лишь бы наступил долгожданный покой. Хоть ненадолго.

Волк вновь повернулся к Захарову, кивнул и, бросив через плечо:

– На колено – встать! – сам выполнил свою же команду.

– Повторяйте за мной, – сказал Захаров. – Я, боец группировки «Куписта», клянусь Зоной…

Сейчас академик импровизировал на ходу – и происходящее ему нравилось. Он на мгновение почувствовал себя главой тайного ордена, посвящающего в рыцари неофитов. Что тут скрывать, приятное чувство. Власть над людьми – это всегда приятно.

– клянусь Зоной… – гулко отразилось от стен лаборатории многоголосое эхо.

– Быть верным академику Захарову, которого отныне я считаю своим отцом и начальником. Защищать его и научный комплекс, который я считаю своим домом, даже ценой собственной жизни. Беспрекословно исполнять все приказы академика Захарова, не давая ему ни малейшего повода усомниться в моей верности. Если же я нарушу эту мою клятву, то пусть Зона покарает меня так, как она наказывает тех, кто нарушил свое слово, данное ее именем.

– …пусть Зона покарает меня так, как она наказывает тех, кто нарушил свое слово, данное ее именем, – хором повторили бойцы. Волк – тоже, сквозь зубы и стиснув кулаки.

Десять минут назад он и подумать не мог, что так все обернется. Унижением. Хотя… Унижение ли давать вассальную клятву тому, от кого ждешь так много? Может, это просто очень небольшая плата за весьма солидный хабар, который приобретаешь практически даром? Если это расценивать именно так, то вроде уже и унижение – не унижение, а так, легкий дискомфорт в колене от стояния на холодном полу…

– Встаньте, воины, – сказал Захаров. Произошедшее настроило его на высокопарный лад. – Что ж, я доволен. Итак, к делу. Вы хотите, чтобы я дал вам защиту, вылечил раненого и оживил мертвых бойцов. Что касается первого…

– Хозяин, к комплексу приближается группа вооруженных солдат, – перебил его голос с потолка.

– Солдат?

– Именно так. Они что-то кричат в мегафон. Усилить?

– Да-да, Грета, сделай милость.

– …именем закона, – донесся до ушей академика приглушенный голос, искаженный мембраной. – Я командир части боевого охранения кордона. Приказываю немедленно выдать нам государственных преступников, скрывающихся в вашем научном комплексе. В противном случае за укрывательство…

– Достаточно, – отмахнулся Захаров. – Думаю, что боевое охранение кордона должно охранять кордон, а не шататься по Зоне. А значит, это самозванцы, пытающиеся обманным путем уничтожить моих бойцов. Зачисти их, Грета.

– Конечно, хозяин, – отозвался искусственный интеллект по имени Грета. Вслед за этим сверху раздался беспорядочный треск очередей, сильно приглушенный бетонными перекрытиями. Раздался – и практически сразу прекратился.

– Готово, хозяин, – доложила Грета. – Я отработала крупным калибром, так что это теперь просто куски мяса, не подлежащие идентификации.

– Умница, – кивнул Захаров и повернулся к Волку. – Итак, первую часть вашей просьбы я выполнил – дал вам защиту. Руки вашему другу я восстановлю, но для этого ему придется несколько часов полежать в автоклаве… Хотя погодите. Кажется, он умер.

– Нет!!! – проревел Волк, бросаясь к Гудрону.

– Увы, да, – негромко произнес академик. – Что я, мертвецов не видел?

Волк с силой оттолкнул бойца, стоявшего на его пути, приложил два пальца к шее Гудрона, замер… и опустил голову.

– Вы правы, профессор, – глухо проговорил он. – Что ж, теперь вы должны оживить его. Я знаю, вы можете.

Захаров усмехнулся.

– Во-первых, я предпочитаю, чтобы меня называли академиком. Во-вторых, я никому ничего не должен. Скорее, наоборот, у вас сейчас образовался большой, один на всех Долг Жизни передо мной. И в-третьих – да, я могу оживить вашего друга. Но не буду. Ибо наблюдаю у него признаки поражения синей пылью, в результате чего вы рискуете получить не ожившего собрата по оружию, а чудовище, мало похожее на того человека, которого вы знали.

– Что за «синяя пыль»? – рявкнул Волк.

– Частицы «Монумента», самой зловредной аномалии Зоны, – пожал плечами Захаров. – Если ими обработать какое-то оружие или боеприпас, его боевые качества возрастают многократно. Но коли они попадут на любое живое существо – пиши пропало. Оно рано или поздно превратится в монстра. А уж оживлять трупы, на которые попала «синяя пыль», это вообще гиблое дело, поверьте. Так что я не буду…

– «Не буду» – это ты зря, профессор, – прорычал Волк, направляя автомат в живот Захарова. – Я, конечно, поклялся Зоной служить тебе и все такое. Но я не клялся не убивать тебя, если ты откажешься от своего обещания.

– Упс, – хмыкнул Кречетов. – Упущение, коллега. Надо было лучше думать над проектом клятвы.

Захаров зло зыркнул на искалеченного профессора, но ничего не ответил. Тот был прав. Самые страшные клятвы в Зоне – это клятвы Зоной, которая реально мстит тем, кто их не исполняет, это знают все, кто хоть немного пожил на зараженных землях. Но если ты упустил хоть один пункт в этой клятве, Зона и не почешется, если тебя пристрелит тот, кто только что распинался тебе в своей верности.

– Хорошо, – буркнул он, направляясь к ряду автоклавов. – Но я вас предупредил.

– Стоять! – рыкнул Волк. – Я не собираюсь рисковать телом единственного настоящего друга. Может, ты на самом деле косорукий шарлатан и сейчас вместо оживления растворишь его в своем автоклаве или еще чего удумаешь. Вон у тебя в соседнем стеклянном ящике еще один мертвец валяется, синевой отливает. Оживи-ка сначала его, а я посмотрю, как ты это сделаешь.

Захаров усмехнулся в усы.

– Этого легендарного мертвеца зовут Снайпер, он тоже отравлен «синей пылью». И я имею совершенно четкий научный прогноз насчет того, что если вернуть к жизни этого сталкера, то мир рискует…

– Мне плевать, чем рискует этот гребаный мир! – заорал Волк, теряя последние остатки самоконтроля. – Или ты сейчас его оживишь, или я просто пристрелю тебя на хрен! Ясно?

Захаров видел – этот ненормальный армейский сталкер не шутит. У него, похоже, серьезные проблемы с психикой, так называемый посттравматический синдром, который у военных часто напрочь сносит крышу. И получать очередь в живот от долбанутого вояки совершенно не входило в планы академика.

– Как скажете, – пожал он плечами, поворачиваясь к автоклаву. – Запускаю программу оживления биообъекта.

– А может, его сначала почистить?

Академик удивленно обернулся. Как и Волк, кстати.

Молодой боец, на которого сейчас вопросительно смотрели все присутствующие, развел руками.

– Ну, как мы радиоактивную воду чистим. Крупинками «веретена».

Захаров задумчиво почесал бородку.

«Веретено» был артефактом причудливой формы, который обычно находили в местах повышенной гравитационной активности. Эта своеобразная «губка», нейтрализующая радиоактивное излучение, встречалась достаточно редко и стоила немало. Однако торговцы в Зоне нашли «веретену» еще более выгодное применение.

Размолов артефакт до мельчайших крупинок, барыги продавали их сталкерам, которые мигом расхватывали дефицитный товар. Ведь если положить крупинку «веретена» во флягу, то можно было наполнять ее из любой радиоактивной лужи. Через несколько минут жидкая грязь превращалась в кристально чистую воду. Правда, поговаривали, что если пить ее постоянно, то через некоторое время сам очистишься от всего человеческого и превратишься в морального урода, которому наплевать на всех, кроме себя. Но это в Зоне мало кого пугало – тут и так почти все такие за редчайшим исключением.

Волк нахмурился.

– Это – академик, – ткнул он пальцем в Захарова. – Высшее образование имеет, и, небось, не одно. А ты, младший сержант Наливайко, закончил восемь классов, ПТУ и учебку. Потому не с твоими соплями солидному ученому указывать, чего ему делать…

– Погодите, – прервал его Захаров. И, повернувшись к покрасневшему от смущения сержанту, спросил: – У вас есть фрагмент «веретена»? Я располагаю лишь целым, а дробление займет немало времени.

– Да, есть, – кивнул парень, отстегивая флягу с пояса. – Сейчас.

Он спустил вниз рукав камуфляжа, заткнул им горлышко фляги, вылил воду на пол, осторожно извлек из мокрой материи требуемое, похожее на кусочек бутылочного стекла величиной со спичечную головку, и протянул его ученому.

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотал Захаров, забирая кусочек артефакта. После чего сунул его в приемник автоклава и набрал комбинацию из букв и цифр на пульте, расположенном в изголовье стеклянного гроба.

Загудели приборы в лаборатории. Из внутренних стенок автоклава вылезли гибкие манипуляторы с прозрачными трубками, увенчанные внутривенными иглами, которые немедленно вонзились в руки трупа. По трубкам потекла вязкая, слабо фосфоресцирующая жидкость.

– Смотрите, молодые люди, это любопытно, – Захаров царственным жестом указал на автоклав. – Про оживление мертвецов знали давно. Например, африканские шаманы практиковали это столетиями – в малочисленных племенах взрослые обученные воины были наперечет, а на Черном континенте воевали постоянно, что подразумевает естественную убыль личного состава. Так вот, зомби, воскрешенный подручными средствами, тоже может убивать – правда, похуже, чем живой. Но, тем не менее, может. У него сохраняются рефлексы, навыки и даже обрывки воспоминаний о том, кем он был при жизни. Правда, вследствие необратимых процессов в мозге, вызванных смертью, нервная система мертвеца практически всегда повреждена, движения хаотичны, речь бессвязна. Короче, боец из него очень посредственный. Как я понимаю, в Африке служители культа преимущественно оживляли мертвых лишь для того, чтобы продемонстрировать свое могущество.

Когда я начал эксперименты с воскрешением трупов, вначале мои результаты были не лучше, чем у тех шаманов. Плюс в научных кругах на меня стали смотреть косо, едва ли не в глаза обвиняя в шарлатанстве. Отчасти поэтому я уехал из Москвы в Чернобыль. Здесь столичное светило в моем лице приняли довольно тепло – даже выделили этот научный комплекс, который я в значительной степени модернизировал. Немногим позже я узнал, что Чернобыльская АЭС обеспечивает энергией не столько Киев, сколько обширную систему подземных лабораторий, работающих на военно-промышленный комплекс. Но не в этом суть.

Мои работа по оживлению мертвых зависла, как игра в дешевом компьютере. Мне легко удалось вернуть к жизни не один десяток трупов, но интеллект у них был не выше, чем у трехлетнего ребенка, – сказывались разрушительные последствия смерти. Я был на грани отчаяния, но тут произошла та самая авария на Четвертом энергоблоке, разорвавшая границу вселенной. Наши соседи по Розе Миров крайне обрадовались этому факту – их мир задыхался, не в силах переработать огромное количество отходов производства. И вот те, кого мы называем «мусорщиками», принялись сваливать их к нам в виде артефактов и аномалий. Впрочем, это вы все и без меня знаете.

Академик прошелся туда-сюда, заложив руки за спину, словно увлеченный своей лекцией преподаватель перед студентами. Впрочем, бойцы слушали его очень внимательно, наблюдая при этом, как время от времени меняется цвет жидкости, которая вливалась в вены мертвеца, лежащего в автоклаве.

– Как говорится в народе, нет худа без добра, – продолжил академик. – Я первый понял, какие необычайные свойства скрыты в технологическом мусоре наших соседей по вселенной, и первым начал его подробное изучение. Сейчас результатами моих исследований пользуются ученые всего мира – но лишь малой их толикой, той, которой я счел нужным поделиться с ними.

– Смотри не лопни от важности, – негромко пробормотал Кречетов, но Захаров то ли не услышал его, то ли просто не счел нужным ответить.

– Итак, сейчас вы наблюдаете уникальное явление, – продолжил академик. – Победу разума над смертью! Благодаря изучению свойств артефактов и аномалий мне удалось обратить вспять необратимые процессы и разработать целых две методики воскрешения. Самый простой способ вы наблюдаете сейчас. Благодаря введению в вены мертвого тела особого состава умершие клетки организма получают импульс к дальнейшей жизни. И они оживают! Мало того, они стремительно регенерируют, в результате чего прямо на глазах затягиваются самые страшные раны трупа. Восстановление длится от десяти минут до нескольких часов в зависимости от степени повреждений тела и индивидуальных способностей организма, но в результате к жизни возвращается совершенно тот же человек, что ушел из нее.

– Впечатляет, – кивнул Волк, наблюдая, как постепенно розовеют пергаментные щеки трупа. – А что насчет возрождения из одной мертвой клетки? Об этом по радио говорили.

– Сами понимаете, это гораздо более сложный процесс, – отозвался академик. – Однако я уже не раз проделывал подобное. Но к сожалению, для этого требуется крайне дорогостоящая матрица – биологический материал, которому сообщается информация о восстанавливаемом организме, полученная от той самой клетки.

– Матрица, – фыркнул Кречетов. – Скажи лучше, просто чей-то труп, из клеток которого полностью стерта информация о прежнем хозяине…

– Еще одно слово, и я из вашего мозга, коллега, полностью сотру всю информацию, – сухо бросил Захаров. – Вы точно хотите стать овощем, потеряв не только конечности, но и способность мыслить?

– Все, я заткнулся, – криво усмехнулся Кречетов.

– Мне все равно, чьи тела вам нужны, чтобы оживлять мертвых, – сказал Волк. – Если нужно, трупов мы вам притащим сколько угодно. Мне важно лишь одно – чтобы мои бойцы вновь встали в строй.

Он достал из кармана взятую у отрубившегося Гудрона связку нагрудных жетонов, покрытых запекшейся кровью.

– У вас сейчас есть готовые матрицы, господин академик? Как только я удостоверюсь, что этот сталкер ожил и при этом находится в здравом уме и твердой памяти, я бы хотел, чтобы вы немедленно приступили к оживлению людей, чья кровь осталась на этих жетонах…

– Смотрите! – воскликнул боец, который подал идею насчет очистки «веретеном».

Мертвец в автоклаве дернулся, словно его током ударило. Внезапно на его шее и руках страшно вздулись вены, при этом сквозь тонкую кожу было видно, что по ним течет синяя, слабо светящаяся кровь.

А потом труп начало корчить. И это было страшно. Мертвое тело начало биться об крышку автоклава, из его рта, брызгая во все стороны, хлынула иссиня-черная пена. Автоматические манипуляторы повыдергали иглы из рук беснующегося трупа и жались вдоль стенок автоклава, словно испуганные змеи…

– Твою ж Зону, – покачал головой Волк. – Профессор, это нормально?