000
ОтложитьЧитал
Глава 3
Из-под купола – об жизнь
Воровать все, что плохо или, наоборот, очень хорошо лежит, даже под охраной, меня научили на службе. А клоуном я стал просто потому, что с раннего детства любил хохмить. Иначе пошел бы в укротители, ловиторы[2] или стал воздушным гимнастом, как папа с мамой. Я ведь появился на свет, как у нас говорят, в опилках и вырос на арене да за кулисами. А у таких, как я, выбор профессии определен еще до рождения. Что-то не попадались мне на жизненном пути нейрохирурги, бренд-менеджеры или дирижеры симфонических оркестров из числа бывших цирковых. А вот алкоголики и уголовники, к сожалению, встречались.
С первых дней в ГУЦЭИ[3] я сдружился с веселым отвязным парнем, Валеркой Зайченко. Он пришел в цирк из спорта: подавал надежды в гимнастике, а потом взял да и вымахал за лето на восемь сантиметров. Добавил почти столько же за зиму и тут же перешел из разряда перспективных складных парнишек в никому не нужные дылды. С ним мы и придумали наш первый парный номер, потом еще один и еще. Через год уже веселили ими публику на корпоративах вне пределов Рублевки и даже имели некоторый успех и кое-какую денежку.
Как только я закончил второй курс, папа с мамой подписали контракт и уехали работать в канадский цирк под названием «Дю Солей», девять из десяти артистов которого выходцы из России или Китая. Следом засобирались и мы с партнером, оставалось только доучиться и слегка набраться опыта.
А потом все пошло наперекосяк. Через год родители погибли в авиакатастрофе, а Валерке вдруг надоело в компании со мной пошло кривляться. Загорелся человек идеей создания масштабного шоу с песнями, плясками, полетами под куполом и дрессированными собачками. Влился в творческую тусовку, нахватался там разных умных слов, приучился загадочно морщить лоб и расширять горизонты сознания с помощью травки.
– Бросал бы ты, мужик, дурью маяться, – частенько ныл я. – Выпуск же на носу, номер надо готовить.
– Сделаем, – смеялся он. – Все ахнут.
– И дуть заканчивай, – не унимался я.
– В любой момент, Толян, – отмахивался он.
И действительно, с травы он вскоре соскочил, зато перешел на герыч и в сжатые сроки стахановскими темпами сторчался. Дальнейшую жизнь, насколько мне известно, проводил в увлекательных странствиях по маршруту клиника – тусовка – клиника. А семь лет назад помер.
Я же оказался в положении Робинзона после шторма: артист парного номера без партнера. В результате диплом мне, конечно же, дали, но в списки перспективной творческой молодежи, достойной освобождения от военной службы, ясное дело, не включили.
И оказался я ни в каком-то там «Дю Солей», а в героической российской армии. И вместо пошлого запаха опилок с размаху ударили в нос ароматы казармы, подмышек да портянок.
Я высмотрел в военкомате майора с самым честным лицом, отозвал в сторонку и изложил суть вопроса.
– У меня тут доллары завелись, совершенно лишние, – тихонько проговорил я. – Не подскажете, во что бы их инвестировать?
– Отмазать от службы не получится, – с ходу въехал в тему служивый, – поздно. Да и комиссия у нас сейчас работает. С коррупцией боремся.
– Служить так служить, – вздохнул я. – Почетный долг как-никак.
– Точно, – кивнул он.
– А нельзя ли?..
– Подальше от Кавказа, поближе к дому? – смекнул майор.
– Именно.
– Трудно, – он покачал головой. – Но можно.
– Цена вопроса? – услышал ответ и присвистнул.
– Если хочешь, пошлем на флот, – предложил тот, – на Северный или Тихоокеанский. Там у них в плавсоставе сильно народа не хватает.
– Нет уж, – решительно ответил я. – Буду защищать родное Подмосковье. – И мы ударили по рукам.
К месту службы колонна машин добиралась долго, почти два часа: на Щелковском шоссе образовалась пробка. В служебном автобусе нас было всего трое, остальных будущих воинов отдавать патриотический долг отчизне везли родные и близкие в автомобилях, произведенных вне ее пределов.
Металлические ворота с выцветшими звездами со скрипом растворились, автобус прокатил по дорожке и остановился на плацу подле облезлого памятника вождю мировой революции. Двое будущих сослуживцев тут же вышли, а я ненадолго задержался.
– И куда я попал? – спросил я у юного водителя в прыщах и камуфляже.
– Узнаешь, – не оборачиваясь, буркнул тот.
– И все-таки? – повторил вопрос я.
– Ну, ты… – водила повернулся, узрел синюю пачку «Ротманса» и несколько потеплел душой. – УРП, сыночка, – торжественно проговорил «папаша», состоявшийся мужчина, года на четыре младше меня по возрасту. Изъял честно заработанное курево и мотнул головой, давай, дескать, с вещами на выход.
Навстречу доблести и славе.
Глава 4
На подвиг отчизна зовет
Не самое дальнее Подмосковье, меньше часа езды на электричке от трех вокзалов. Стайки офицеров с портфелями от лейтенанта до полковника по званию. Какие-то курсы усовершенствования и повышения ратного, не побоюсь сказать, мастерства. И наше подразделение обеспечения учебного процесса при всей этой прелести с таинственным названием УРП, то есть учебный радиополигон. А на деле – прислуга за все в форме и при погонах. Принести-унести круглое, прикатить-укатить квадратное, помыть-почистить, убрать снег, выкосить травку, покрасить бордюры и прочий геройский героизм. И все это на расстоянии, можно сказать, вытянутой руки от столицы и буквально в одной остановке на электричке от «Красной целки», общежития чудом не попавшей в поле зрения креативных менеджеров ткацкой фабрики, битком набитом веселыми и отзывчивыми девчонками. Как говорится, служба в радость.
Но даже и этого мне не доверили. Буквально через три дня после присяги вызвали к заместителю начальника всей этой богадельни по воспитательной работе и милостиво разрешили присесть.
– Тут сказано, что ты закончил какой-то ГУЦЭИ, – строго спросил, держа в руках тощую папку с моим личным делом, крупный лысоватый полковник, вылитый шеф гестапо Мюллер из народного сериала. – Что это за хрень?
– Училище циркового и эстрадного искусства, – поедая глазами начальство, доложил я, вскочил и вытянулся в струнку. Как учили. Тот махнул рукой, садись, дескать.
– Так цирк или эстрада?
– Цирк.
– И что умеешь?
– Многое, – ответил я. Не по уставу, конечно, зато честно.
За редким исключением все сподобившиеся появиться на свет не инвалидами цирковые детишки начинают обучаться всему понемногу чуть ли не с пеленок и вскоре появляются на публике. Лично я стал каждый вечер выходить на манеж с одиннадцати лет, кое у кого это случилось много раньше.
А потом, уже в училище, мы с Валеркой ставили номера-пародии, с ними же и выступали. Передразнивали жонглеров, гимнастов с акробатами, канатоходцев и даже иллюзионистов. А сделать пародию на какой угодно жанр без навыков в этом самом жанре невозможно.
Взять хотя бы номер с канатом. Если бы я не умел по нему ходить, то грохнулся бы сразу. И вызвал бы этим у почтенной публики не веселый смех, а в лучшем случае – брезгливую жалость. А так, бодро прошагав метров пять, я терял равновесие и начинал выделывать ногами кренделя, хвататься за воздух, визжать как резаный, в общем, сражаться за жизнь над бездонной пропастью глубиной около метра. Валерка тем временем суматошно носился взад-вперед, заплетаясь в ногах и пытаясь поймать меня в гигантский сачок. В итоге он же меня и ронял. На себя.
– У нас через месяц день части. Сможешь выступить?
– Конечно, – бодро ответил я. – Только нужен костюм и кое-какой реквизит.
– Н-да, – пригорюнился полковник. – Со средстваˊми у нас не очень. Может?..
– Попробую что-нибудь придумать, – задумчиво, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу радость, проговорил я. – Думаю, друзья в Москве чем-нибудь помогут.
– Вот и здорово, – он заулыбался, – молодец, – и прихлопнул ладонью по гладкой столешнице пустого, без единой бумажки, стола. – Поступаешь в распоряжение начальника клуба.
Пять дней служебной командировки прошли просто замечательно, было потом о чем вспомнить. Жаль только, пролетели как один миг. Я возвратился назад победителем со всем необходимым для выступления барахлом из собственных запасов. В том же самом автобусе, что два месяца назад, нагло покуривая в одно лицо в салоне.
Не могу сказать, что мой дебют в качестве военного артиста прошел удачно. Великолепно, черт подери, я бы даже сказал, триумфально. Давненько клуб нашей части не помнил таких, переходящих в овации, аплодисментов. И такого аншлага.
Вскоре выяснилось, что у соседей тоже намечается какое-то торжество, и меня ненадолго сдали в аренду. Потом еще куда-то. Слухи в итоге разошлись как круги по воде, и я принялся раскатывать по городам и поселкам, как тот цирк шапито, и радовать публику в погонах и примкнувших к ним членов семей высоким искусством.
Артисту, как известно, надо много репетировать, поэтому в свободное от гастролей время я пропадал в клубе, а потом и вовсе переехал туда с вещами. А еще постоянно мотался в столицу за реквизитом и какими-то там консультациями. Или просто зависал в «Красной целке» и возвращался под утро приятно утомленным. В общем, устроился неплохо. Таких, как я, на зоне именуют придурками, а в армии – блатными. И очень, очень не любят.
Как-то вечером семеро «дедов» нанесли визит вежливости по месту моей работы и жительства. А я, как назло, поленился ехать в столицу или куда поближе. Двое здоровенных парней прихватили меня «за душу» и легко, как пушинку, вознесли на полметра над уровнем моря.
– Ну, ты че, в натуре? – и пошел гнилой базар на несколько голосов.
Дескать, мы тут служим, как собачки породы пудель, кровь за родину-мамку тетрапаками проливаем вперемешку с потом, света белого не видим. А ты, салага зеленый…
– Срочно нужны четверо, – успел вставить свои две копейки в разговор я, пока оппоненты не перешли от слов к жестам, – покрепче и желательно одного роста. Не пожалеете.
– Зачем?
– Куда?
– В артисты. – Вцепившиеся в меня ручищи разжались. Я четко, как учили на занятиях по физподготовке, исполнил соскок и пошел по своим делам. А они принялись выяснять между собой, кто больше всех хочет славы и аплодисментов.
Так и дурковал я в свое полное удовольствие. Изображал, когда скажут, что-то левой ногой на публике, а все остальное время бил балду. В столицу ездил или куда поближе, умеренно выпивал, ходил в кино, читал книги. Даже бедностью особо не мучился: сдал на время службы одну комнату в родительской «двушке» на Арбате бывшему однокашнику, выбившемуся в чиновники Министерства культуры. Славка недавно женился и решил пожить как взрослый. А еще всеми силами гнал из головы мысли о том, что же делать дальше, когда закончится служба и начнется собственно жизнь.
Глава 5
Родина знает
И продолжалось это невообразимое счастье целых полтора года, даже чуть дольше. А потом все вдруг закончилось. Или началось. В двести семнадцатом кабинете административного корпуса, куда меня вдруг срочно вызвали, предварительно разыскав с собаками.
– Проходи, располагайся, – махнул рукой, будто муху отгонял, совершенно незнакомый породистый мужик средних лет. И хотя приличный и явно не от «Большевички» костюм сидел на нем как влитой, а не подобно пенсне на корове, как у наших офицеров, почему-то сразу стало понятно, что он – военный. И в чинах немалых. – Как проходит служба?
– Нормально, – чуть заметно пожал плечами я.
– Проблемы с дисциплиной?
– Никаких.
Самое интересное, что этот дядя мне не представился. И за все время разговора ни разу не обратился ко мне по имени или фамилии.
– Да уж, – раскрыл он папку с моим личным делом, самую малость потолстевшую за время службы. – Начальники, как посмотрю, от тебя без ума. Одних благодарностей штук двадцать. Получается, ты у нас – образцовый воин.
Я скромно опустил глаза и чуть заметно кивнул, дескать, получается именно так.
– Значит, дисциплину не нарушаешь? – гнул свое он. – Военную тайну свято хранишь?
– Так точно. – Лучший способ сохранить любую тайну – это не иметь о ней ни малейшего понятия. Как раз мой случай.
– Тогда ознакомься вот с этим, – он достал из пижонского портфеля ценой в пять, наверное, тогдашних офицерских зарплат файл с несколькими исписанными от руки листами бумаги и протянул мне.
«Объяснительная записка», – прочел я, – «от капитана Беляева В.Б…». Ах ты ж, козлина! Неделю назад ко мне в клубе подвалил белобрысый шустрый мужичок с четырьмя звездочками на погонах и запросто так предложил пустяковое, по его словам, дельце ценой в литр водки. Всего-навсего слазить в ночь с субботы на воскресенье на четвертый этаж в секретную библиотеку. Просочиться через открытую форточку, отыскать на стеллажах папку с контрольной работой за позапрошлый год «Железнодорожный узел Мытищи» и принести ему. А следующей ночью совершить еще одно восхождение и вернуть ее на место. После чего отправляться пить честно заработанное, так и быть, в его компании.
«Ну уж нет», – ответил я. И продолжал стоять на своем, даже когда цена вопроса возросла до полутора литров. До дембеля у меня всего-то полгода, и дожидаться его гораздо лучше под Москвой, нежели под пулями где-нибудь неподалеку от Аргуна или Гудермеса.
– Почему не доложил куда следует? – забрал он у меня файл и вернул в портфель. – Стучать в падлу или просто поленился?
Я тихонько вздохнул. И то и другое, если честно.
– Ну и дурак, – угостил сигареткой меня и закурил сам. – А вот товарищи капитана по учебной группе все правильно поняли и мигом его слили.
– А он меня.
– Это как водится, – подмигнул он. – Ладно, проехали. Служи дальше, сколько осталось, никто тебя не расстреляет. Тем более начальство за тебя горой.
– Спасибо, – я привстал. – Разрешите?..
– Погоди, – хмыкнул он. – А ты действительно смог бы туда залезть?
– Да.
– На четвертый этаж по гладкой стене?
– Не такая уж она и гладкая, есть за что зацепиться.
– Откуда знаешь?
– Сходил потом, посмотрел, – сознался я. – Просто интересно стало.
– Интересно ему, – проворчал он. – Любознательный ты наш. А можно вопрос?
– Да, в смысле, так точно.
– А что потом?
– Когда?
– После службы, – и угодил, фигурально выражаясь, подкованным каблуком прямиком по мошонке. Этим вопросом я и сам мучился с первого же дня службы.
– Ну, – промычал я. – Думаю…
– Давай-ка я скажу. – Аккуратно загасил сигарету, откинулся на стуле и сложил на груди руки. – Ты и сам глубоко не в курсе. Знаешь только, что в цирк тебе уже не вернуться.
А вот это точно. Никто меня там не ждет, клоунов, хороших и разных, на всех аренах и без меня – как грязи. Сам знаю.
– Простите…
– Ты хочешь спросить, какое мне до всего этого дело? – он улыбнулся. – Самое что ни на есть прямое. Тот дурачок, как его?
– Беляев.
– Спасибо. Так вот, капитан тот мне глубоко по барабану. Да и вопрос с ним уже закрыт. Огреб, дурилка, строгий выговор, сдал экзамены и укатил в родную пердь служить дальше. А его подельнички получили…
– Благодарности, – догадался я.
– Ни хрена подобного, – расхохотался незнакомец. – Записи в личном деле получили об излишней хитрожопости и скудности оперативного мышления. – Пояснил: – Раньше надо было его закладывать, когда только планировал дельце, а не потом, когда сорвалось.
– В таком случае…
– Спрашиваешь, зачем я тогда сюда приперся? Отвечаю, по твою персонально душу. Хочу предложить работу по специальности.
– Клоуном?
– И им тоже.
– Где?
– Есть такой цирк, ГРУ называется. Покруче твоего «Дю Солей» будет.
– ГРУ – ведь это Главное разведывательное управление? – ошалел я. – Вы что, приглашаете меня в разведку?
– Невозможно пригласить человека куда-либо, если он уже там, – было ответом. – Ваши курсы, чтоб ты знал, находятся в подчинении ГРУ. – Я разинул от удивления рот. Намекали как-то по большому секрету, да под стакан, ребята с родного УРП, что наша часть – жуть какая секретная[4]. Не поверил. – Просто предлагаю тебе перейти из разведки в РАЗВЕДКУ. Добровольно, иначе у нас не бывает.
– А если я откажусь?
– Значит, этого разговора не было, а я тебе приснился.
– А если соглашусь, что буду делать?
– Понятия не имею, – собеседник пожал плечами. – Об этом только Родина знает.
Для начала Родина направила меня в учебное подразделение, учебку, в сутках езды от Москвы. Где нас, угодивших в разведку везунчиков, сильно утомляли науками и истязали физически. А заодно, как я потом понял, внимательно присматривались. С тем, чтобы понять, куда направить после того не отсеявшихся до этого.
После прохождения начального курса наук полагается практика в спецназе нашей конторы. Меня этой радости лишили, сразу отправили аж за Урал учиться на какого-то там притворщика. Через месяц программу закрыли и меня вернули в Подмосковье, только не на северо-восток, где проторчал полтора года, а на запад. И принялись обучать ремеслу специалиста узкого профиля, но широкой направленности, ворюги-универсала, если конкретно. То есть способного не просто что-нибудь спереть, в смысле, свистнуть, но и добраться до этого чего-нибудь, даже если оно заперто на сто замков.
И в кошмарном сне не виделось, что придется заниматься чем-то подобным, потому что с раннего детства питаю стойкое отсутствие интереса к чужой собственности. Однако Родина действительно знает, что делает. За каких-то два года (а потом еще три раза по паре-тройке месяцев) из меня таки сделали самого настоящего крадуна. И больше десятка лет пер я для родной конторы все, что приказывали. Или кого. Однажды уволок с сорок пятого этажа небоскреба в столице одного государства Юго-Восточной Азии шестимесячного младенца. У тех, кто похитил его у родителей. В другой раз в известной на весь мир своими вальсами и сосисками европейской столице посильно поспособствовал похищению из полицейского морга трупа. Нашего парня, между прочим, угодившего под раздачу в результате каких-то хитрых тактических игр бывшего вероятного противника, а ныне – стратегического партнера.
А первую боевую награду получил за обычную сережку, правда, стоимостью с трехкомнатную квартиру на Остоженке. Я вытащил ее из уха одной приятной в некоторых отношениях, переживающей вторую бурную молодость дамы, супруги чрезвычайного и полномочного посла. На приеме, не помню, по какому поводу. Милую женскому сердцу безделушку потом случайно отыскал и с поклоном вернул владелице один чрезвычайно мужественного вида джентльмен. И, уверен, на всю катушку попользовался ее плавно перетекающей в благосклонность благодарностью.
Да, кстати, несколько лет назад я провел три месяца на тех самых курсах. Выяснилось, что никакая это не богадельня, а вполне себе приличное учебное заведение. И на учебном полигоне солдатики не только бордюры красят да в самоволку бегают, но и серьезными делами занимаются. Встретил кое-кого из старых знакомых. Никто меня не узнал.
Глава 6
В жанре радостного идиотизма, или Награды для героя
– Куда прешь, микроб?! – прорычал сосед. Сгреб меня за шиворот и вышвырнул из подъезда, как обгадившегося котенка. Еще до приземления я бодро заработал нижними конечностями, пытаясь как можно скорее увеличить расстояние между нами до безопасного, но все равно не успел.
Интересный нынче выдался день, ничего не скажешь….
* * *
– Уважаемый Анатолий Павлович, позвольте от имени командования и от себя лично поздравить вас с высокой правительственной наградой и вручить высокую правительственную награду, – и замолчал, пытаясь понять, что только что сказал. – Короче, от всей души. Чисто конкретно.
Компания в военкомате подобралась немногочисленная, но какая-то мутная. Несвежий после вчерашнего, изрядно утомленный жизнью капитан в измятой до состояния полной изжеванности форменной курточке и до неприличия грязной защитного цвета футболке. Чрезвычайный и особо доверенный представитель Родины-мамульки. Именно он вручил мне коробочку с тем самым давно обещанным орденом и книжечку к нему.
Лично я гладко выбритый и одетый в чистое. К тому же милый и румяный аки купидон с картинки. Абсолютно не страдающий похмельем, так как еще месяц назад успешно освоил в компании бывших сослуживцев ящик-другой-третий водки и с тех пор ни-ни-ни.
И наконец, еще один – роскошный мен в штатском. Не припомню, чтобы мы пересекались где-нибудь и когда-нибудь до этого, но родной конторой пахнуло вполне ощутимо.
– Позвольте еще раз поздравить вас и пожелать… – старательно дыша в сторонку, из последних сил проговорил капитан и тяжко вздохнул.
Больше всего на свете военному хотелось откомандировать свежеиспеченного орденоносца, меня то есть, в лавку за бутылкой и поправить на халяву подорванное накануне здоровье. Или выгнать всех посторонних из персонального, три на три метра, кабинета и сделать то же, но в одиночку. И, черт с ним, за свои, за кровные.
– Извиняюсь, – печально проговорил служивый, – дела. – Прихватил со стола, не глядя, какие-то бумаги и двинул на выход. Я было следом. – А вас я попрошу задержаться.
– Зачем? – удивился я. Точнее, сделал вид.
– Товарищ вот хочет с вами побеседовать, – кивнул капитан в сторону личности из прошлого, в углу, и резво стартовал с места, только половицы заскрипели.
И правильно сделал. Похмелье, как известно, штука не столько тонкая, сколько для здоровья опасная. И медлить с лечением не стоит. Чревато.
– Что-то душно здесь, – персонаж в штатском встал, подошел к окну и растворил обе створки. Поверх ароматов перегоревшей сорокаградусной и закуски в чесночном соусе слегка повеяло свежестью.
Потом приблизился и расцвел в улыбке. Ладошку ухоженную протянул. С маникюром на пальчиках. Достаточно крепкую.
– Мои самые искренние поздравления, Анатолий Павлович, – по-свойски, с юморком молвил он. – От имени и по поручению.
– И кто вам это поручил?
– Как это кто? – удивился он. – Родная контора, тезка. – Надо же, он тоже Толя. – У нас ведь как? – новоявленный тезка сделал брови домиком. – Никто не забыт, и никому ничего не забыли, усек?
– А то.
– Молодец! Так что Родина тобой вправе гордиться. И все мы – тоже.
Вот пусть и гордятся, коли право имеют. Как говорится, не препятствую.
– Присядем? – Он по-хозяйски устроился за капитанским столом, я скромно присел рядом. И приготовился.
– Погодка-то какая, – глянув в окошко, поделился радостью со мной Анатолий. – Бабье лето, интересно, надолго ли? – и жадно на меня, как на единственного в мире носителя секретов природы, уставился. Я пожал плечами. – Как жизнь молодая?
– Живу, – по-спартански лаконично отозвался я.
– Честно, надеюсь? А то некоторые, – и подмигнул игриво, как пукнул, – шалят. Научили их, понимаешь, всякому и разному на свою голову… – Вдруг нахмурился и сменил тему: – Какие планы на будущее?
– А почему вас это интересует?
– Служба такая, тезка. За нашими бывшими присматривать, – развернул красную книжицу и сунул мне под нос. Тут же захлопнул и вернул на место, в нагрудный карман пиджака. – Чтобы не шалили.
– Здорово, – обрадовался я. – Значит, по всем вопросам сразу к вам?
– Не совсем так, – Анатолий покачал головой и глянул сурово. – Если создашь вопросы, то мы к тебе, причем сразу. Уразумел?
– Ага.
– Тогда иди и не греши.
Я встал и двинулся на выход, а, может быть, тезка остался сидеть, государственными думами объятый. Почему, спрашивается, может быть? Да потому, что уж больно умело он мне ксиву[5] предъявил, закрыв пальцем имя, фамилию и отчество, зато оставив все остальное бла-бла-бла касательно прав ее владельца и обязанностей всех остальных граждан по отношению к нему. Вот и гадай, как его на самом деле зовут: Толя, Вася или вовсе даже Мухаммед. А может, Сруль.
Я вышел из казенного дома и побрел, куда глаза глядели, а ноги несли. В ближайшую пивную. Откушал там кружку так себе светлого пенного, заел эту разбавленную свежей водопроводной водой прелесть соленой баранкой, сделал один звонок и неторопливо зашагал дальше, глазея по сторонам и пиная ногами желтые листья, визитные карточки наступившей осени. По дороге несколько раз, просто так, на всякий случай, проверился.
Посидел на лавочке в парке, перекурил, полистал газетку, потом встал и решительно отправился домой собирать вещи. Один мой знакомый, как только возникали какие-нибудь проблемы, немедленно подрывался и уматывал на юга. А когда через месяц-полтора возвращался, выяснялось, что все они или почти все как-то сами по себе рассасывались. Вот и мне пора куда-нибудь к теплому морю, пока деньги есть. Может, якобы тезка тоже рассосется. Ума не приложу, на кой черт он на меня вышел. И очень мне все это не нравится. Точно, самое время укатить из Москвы и попытаться смыть проблему соленой морской водой и растопить под жарким солнышком.
Я пересек двор и вошел в подъезд. Только поднялся на пару пролетов, как заголосил телефон во внутреннем кармане ветровки. Если бы не тот звонок, кто знает, может, вся моя дальнейшая жизнь сложилась бы совершенно по-другому. А может, и нет. Как известно, не мы выбираем дороги, а совсем даже наоборот.
– Да. – Я остановился.
– Привет, Толян.
– Здорово, Кисинтин! – искренне обрадовался я. – Молодец, что звякнул.
– Ты можешь подойти туда, где мы в прошлый раз?.. – какой странный, однако, у него голос.
– Запросто, через час нарисуюсь, посидим, как белые люди.
– Жду.
Я развернулся и поскакал, как добрый кенгуру, через три ступеньки вниз. На входе в подъезд едва не врезался в соседа сверху.
– Куда прешь, микроб?! – прорычал тот – Разуй глаза! – дальше уже знаете, что произошло.
У самой земли я бодро засучил ножками, пытаясь как можно быстрее отдалиться на безопасное расстояние, и почти успел, но только почти. Огреб-таки пинок под задницу, не столько болезненный, сколько обидный. И зашагал дальше, второй раз за один и тот же день награды удостоенный.