Пролог.
Закат догорал. Солнце давно уже скрылось за горизонтом, раскрасило облака в красный и оранжевый. С каждой минутой цвета тускнели, пока окончательно не уступили тьме и туману, который, змеясь, пополз из леса на тракт. Вдалеке завыл одинокий волк и на его зов тут же откликнулись собратья. Прострекотал в чаще малиновый токарь – крохотная птичка, а следом еще один. Стоило солнцу скрыться, как лес сразу же проснулся, наполнил влажную вечернюю тишину звуками и жизнью. Робко озираясь, на полянку вышел маленький олененок. Обеспокоенно потянул носом воздух и дернул ушами, когда с дерева на землю что-то спрыгнуло. Но спрыгнуло мягко, едва слышимо для зверя. Обычно лесные хищники ведут себя куда громче, даже если выслеживают добычу. Когда от дерева отделилась тень, олененок шарахнулся в сторону и умчался в чащу, так и не услышав тихий смешок.
На поляну вышел рослый мужчина в черной накидке, мягких сапогах из оленей кожи и добротном костюме из плотной ткани. За плечом болтался похудевший дорожный мешок, а крепкая рука сжимала резной деревянный посох – верного слугу любого путника.
Мужчина подошел к тому месту, где стоял олененок, присел на корточки и сорвал травинку. Затем растер её в пальцах и получившуюся кашицу поднес к носу. Широкие ноздри дернулись и вечернюю тишину снова нарушил тихий смешок – шелестящий и еле слышимый. Будь рядом внимательный человек, он бы спутал смех с бормотанием пересмешника, а невнимательный попросту не обратит внимание. Мужчина посмотрел в сторону тракта и вздохнул. Впереди, на холме, виднелся мощный замок. Не такой большой, как императорский в Ларахе, но тоже крепкий и основательный. Острый взгляд сразу углядел на сторожевых башнях развивающиеся флаги с гербом. Значит, хозяин дома. Мужчина еще раз понюхал пальцы, что-то пробормотал себе под нос и, развернувшись, направился в сторону леса. Будь рядом внимательный человек, он бы заметил, что движения мужчины мягкие, кошачьи. Словно дикий зверь крадется. А невнимательный подумал бы, что тьма вернулся в лес, где ей самое место.
Мужчина быстро углублялся в чащу. Туда, где находилось его убежище, где в горячих углях поспевал печеный картофель, и где его не смогут найти егеря герцога. Пока он шел, ни одна веточка не хрустнула под мягкими сапогами. Даже осторожный лис не поднял бы голову, списав все на шум леса.
Возле старого дуба пахло дымком и едой. Но пахло слабо, почти неуловимо. Шумел недалеко маленький родник, выбрались на волю сверчки и лягушки, снова завыл вдалеке волк. Но мужчина не обращал внимания на голос леса. Он перепрыгнул через толстый корень, поднырнул под другой и очутился в уютной впадинке, сотворенной самой природой. С одной стороны, впадинку закрывал ствол дерева, с другой стороны непролазные кусты колючей и ядовитой рогтеры, от которой счесаться можно до смерти, если шип оцарапает кожу. В земле было выкопано место под костер и тщательно обложено камнями, чтобы никто не увидел свет. Но сейчас костер не горел. Тлели только угли, отбрасывая мрачные тени на ствол дуба.
Присев рядом с костром, мужчина сбросил на землю дорожный мешок и, взяв с земли палку, немного разворошил угли, после чего выкатил на траву черные кругляшки. Рот сразу же наполнился слюной, но мужчина сдержался. Сначала он развязал тесемки и достал из мешка флягу с чистой водой. Сделал глоток, промочив горло, и немного плеснул на руки. Вытащил небольшой сверток со смесью соли и перца, увядшую головку лука и две тонкие полоски сушеного мяса. Разложив все на траве, мужчина вздохнул, прислушался к звукам из чащи и только после этого приступил к нехитрому ужину.
Поесть нужно. Если желудок пуст слишком долго, то на первый план выходит голод, а обостренные чувства резко притупляются. Это он запомнил давно и надолго. Два кусочка сушеного мяса, три печеные картофелины и половина головки лука. Этого хватит, чтобы обмануть желудок и обострить чувства. Владыка получит свою жертву и будет доволен. Как и всегда. Разломив черный кругляшок, мужчина втянул вкусный пар ноздрями, взял щепоть соли и перца, после чего осторожно посолил половинку печеного картофеля и, сунув в рот, заработал челюстями. Откусил лука, отломил кусочек от полоски сушеного мяса и, прожевав, глотнул воды.
– Беги, беги, – пробормотал он, увидев в траве удивленного зайца. Конечно, зайчатина на ужин лучше печеного картофеля, но сытый желудок приводит к лени, а сегодня лениться нельзя. Мужчина понимал, что ему достаточно одной секунды, чтобы пригвоздить зайца к земле, но не стал этого делать. Убийство должно быть оправданным. Или голодом, или ценой, или целью.
Заяц сверкнул глазом и, развернувшись, исчез в лесу, заставив мужчину тихо рассмеяться. Но в смехе сквозило и раздражение. Этот лес ему уже надоел. Семь дней он прятался в чаще, выбираясь на разведку лишь вечером и ночью. В первую ночь подобрался вплотную к замку и послушал разговоры стражников и слуг. На вторую и третью ночь совершил вылазку внутрь и удовлетворенный вернулся обратно, поняв, что знающие не обманули его с чертежами. Но флаги был приспущены, поэтому пришлось ждать еще четыре дня. Темный бог не любит, когда жертва переживает восьмой день. Восемь – его число и мужчина знал это, как никто другой. Сегодня все закончится. В этом он был уверен. Флаги подняты, хозяин дома и больше нет нужды прятаться в лесу.
Закончив с едой, мужчина достал огниво и снова разжег костер. Пламя разогнало мрак и наполнило влажную, сырую ночь теплом. Осветило щербатый ствол дерева, заблестели в зарослях рогтеры чьи-то любопытные глаза, но мужчина был сосредоточен на другом. Он развязал тесемки, убрал в мешок соль, мясо и лук, после чего достал плоскую серебряную коробочку с необычным символом на крышке.
Мужчина откинул капюшон и тряхнул головой. Затем аккуратно собрал длинные черные волосы в высокий хвост и опустился перед костром на колени. Пламя осветило лицо. На вид мужчине было около двадцати пяти. Черные, глубоко запавшие колючие глаза, длинный нос с широкими ноздрями, тонкие губы и упрямый подбородок, выступающий вперед. Левый глаз, часть лба и часть щеки были прикрыты белой матовой маской из неизвестного металла, настолько хорошо подогнанной, что маска казалась частью лица, с которого сняли кожу и оголили кость.
Резким, неуловимым для взгляда обычного человека, движением он выхватил из ножен на бедре стилет и положил его перед собой. Клинок обладал необычайно тонким лезвием, прямой крестовиной и обтянутой черной кожей рукоятью. Лезвие покрывали таинственные символы, ведомые лишь тем, кто служит Тосу. Затем пришел черед коробочки. Мужчина осторожно открыл крышку и заглянул внутрь. Внутри коробочки расположились маленькие пузырьки с неизвестными порошками, выстроенные в ряд и уплотненные мягкой черной тканью, призванной уберечь их. Вытащив один пузырек, мужчина откупорил пробку и высыпал немного черного, похожего на морской песок, порошка себе на ладонь. Затем поджал губы и бросил порошок в костер.
Пламя из оранжевого и живого резко стало синим и холодным. Щеки мужчины тронул морозец, но он не дрогнул. Наоборот, надменно улыбнулся и медленно поклонился холодному пламени. Воздух загустел и изо рта мужчины вырвалось облачко пара, когда он выдохнул.
– Услышь меня, Владыка, – хрипло произнес он. Голос резкий, неприятный, злой. – Наполни мою руку силой, а голову ясными мыслями. Пусть мой клинок сегодня напьется крови в твою честь. Я – Эйден Мордред. Мое сердце мертво, как и твое, а душа закрыта белой маской.
Пламя дернулось, мороз усилился, и щетина на щеках покрылась инеем. Тос услышал зов и пришел к своему слуге. Мужчина снова улыбнулся и, взяв стилет, сунул его лезвие в огонь. Таинственные символы полыхнули льдом, отбросив зловещие тени на лоб и белую маску. Пальцы сводило от холода, но Эйден терпел. Клинок нужно напитать дыханием Владыки. Темный бог не любит тех, кто боится боли.
Пламя дернулось еще раз и сменило цвет на привычный, теплый и оранжево-красный. Иней на щеках растаял и лицо теперь блестело от влаги, но Эйден не отвлекался. Он прокрутил стилет на ладони, посмотрел на тускло светящиеся символы на лезвии, вогнал оружие в ножны и поджал губы, почувствовав, как бедро обожгло холодом. Лабранская сталь хотела теплой крови и ожидаемо кусалась, поторапливая его.
Убрав коробочку с порошками в мешок и затушив костер, Эйден приступил к подготовке. Первым делом он снял плащ и, замотав дорожный мешок в нем, спрятал все в корнях старого дуба, после чего установил ловушку. Если кто-то натолкнется на его стоянку, то не успеет руку протянуть к вещам, как сердце пробьет ядовитый кол, упавший сверху. Если же Эйдену не суждено было вернуться, то Тос получит еще одну, прощальную жертву. Мешок спрятан, посох зарыт в кучу прелых листьев, костер затушен, закопан и тщательно спрятан.
– Пора, – пробормотал Эйден, посмотрев на ночное небо. Тысячи тысяч звезд взирали на него сверху, как и щербатая луна, еще не успевшая налиться полнотой. Но любому известно, что луна – это глаз Тоса и сейчас его глаз следил за своим верным слугой.
Обратный путь к полянке был осторожным. Эйден бежал вперед, подобно скальному коту, но, в отличие от грозного животного, абсолютно бесшумно. Выбежав на полянку, он на миг остановился, глубоко вдохнул прохладный ночной воздух и опустился на колени. Перед ним раскинулись бескрайние поля герцога Кловерта, посреди которых, на холме, стоял замок. Рука привычно нащупала рукоять стилета. Все еще ледяной. Ждущий свою порцию теплой и сладкой крови.
Эйден снова распустил волосы и собрал их на этот раз в пучок. Ничто не должно мешать. Ничто не должно отвлекать. Он вытащил стилет, улыбнулся, словно старому другу, придирчиво попробовал ногтем лезвие и, удовлетворенно хмыкнув, побежал вперед, к замку. Этой ночью еще одна душа отправится к Тосу. Как и всегда.
До восточной стены замка удалось добраться без проблем. Еще в прошлый визит Эйден заприметил в стене выщерблины, оставленные во время старых осад. По этим выщерблинам он и проник в замок, никем не замеченный. Черный костюм, пошитый на Лабране, скрывал его в темноте, поэтому сложностей не было. Не должно быть и сейчас.
Забраться на стену удалось за три вдоха. Пальцы привычно находили знакомые углубления, избегали рассыпавшихся камней и таящихся в темных дырах пауков, поджидавших добычу. Забравшись на стену, Эйден юркнул в спасительную тень и прижался спиной к камням, еще не успевшим отдать ночи тепло дня. Оценка ситуации, как обычно, заняла не более одного удара сердца.
В сторожевой башенке один стражник. Судя по приглушенному храпу, он спит, налакавшись вина. Поодаль видна еще одна башня и остроконечный шлем другого стражника. Внизу, во дворе, многолюдно. Повсюду снуют слуги, складывая в телеги корзины с мясом и вином. Завтра герцог должен отправиться в Ларах, к императорскому двору, но еще не догадывался, что этого не случится. Эйден внимательно осмотрел двор, привычно отметив расположение зевающих стражников. Они недавно заступили в ночную смену, их разум еще спал, а значит есть шанс добраться до покоев герцога без лишнего шума. Под второй сторожевой башней располагалась конюшня, а прямо над крышей конюшни нужное окно. Эйден вздохнул, достал из нагрудного кармашка крохотный пузырек и, откупорив пробку, капнул пару маслянистых капель себе на ладонь, растер их, после чего равномерно прошелся по лицу, костюму и ногам. Лабранское масло напрочь отбивало посторонние запахи, благодаря чему ни лошади, ни собаки, ни любая другая живность теперь не могли его учуять. Эффект продлится пару часов, медлить нельзя. Он осторожно отделился от стены и незаметно скользнул в темноту первой сторожевой башни.
Стражник спал, развалившись на криво сколоченном стуле. На полу валялись объедки, пустые кувшины и омерзительно воняло дешевым вином и мочой. Нахмурившись, Эйден достал из ножен стилет и, подойдя ближе, коснулся лезвием оголенной кожи на шее. Стражник не дернулся. Спит крепко. И, судя по количеству пустых кувшинов, проспит до утра. Конечно, его можно убить, но Эйден не был уверен, не найдет ли тело караул, а вот путь отхода терять не хотелось. Стилет спрятался в правом рукаве, а сам Эйден двинулся дальше. Клинок еще напьется крови. Оставался второй стражник и он, в отличие от своего собрата, бодрствовал, внимательно прогуливаясь по стене и всматриваясь в темноту.
Оценив ситуацию, Эйден дождался, когда стражник повернется к нему спиной, дойдет до темного провала и скроется во второй сторожевой башне. Затем сосчитал до трех и в несколько прыжков достиг стоящего у двери бочонка. Запрыгнул на него, вжавшись в стену, после чего подтянулся на руках и забрался на покатую крышу башенки. Все прошло идеально. Ни шороха, ни вырвавшегося сквозь плотно сжатые губы дыхания, но путь только начался и расслабляться рано.
Эйден дождался, пока страж выйдет из башенки и повернется к нему спиной, аккуратно перебрался на другую половину крыши и спрыгнул через стену на конюшню. Окно над конюшней было открыто. Об этом он позаботился во время прошлого визита, вогнав между ставнями щепку, не дающую окну закрыться. Дальнейшее было делом техники: дождаться пока стражники внизу отвернутся, подтянуться на руках и влезть внутрь.
– А… – открыла рот дородная служанка в темно-сером платье, неожиданно появившись из открытой двери рядом с окном. Договорить она не успела, потому что сверкнул стилет и лезвие мягко вошло женщине в левую грудь. Эйден подхватил обмякшую служанку, затащил её внутрь крохотной каморки, где хранилось грязное белье и, найдя большую корзину, закинул тело внутрь, после чего прикрыл рубашками в жирных пятнах, смердящим исподним и пожелтевшими от пота одеялами. Владыка получил нежданную жертву. Жертву, убитую не ради веселья, а по необходимости. И такая жертва темному богу всегда по душе.
– «Не в том месте, не в то время», – мысленно проворчал Эйден. Он подошел к двери, удостоверился, что слуг больше нет и в коридоре тихо, после чего выбрался наружу. Затем оттолкнулся от стены, повис на подкопченной балке и, подтянувшись, легко забрался под потолок.
По пути в спальню герцога его никто не заметил. Слуги редко смотрели наверх, но если бы все-таки посмотрели, то не увидели бы ничего. Эйден умел прятаться, если необходимо. Насчет убитой служанки он тоже не волновался. Вряд ли кому-то придет в голову разбирать корзину с грязным бельем в углу, когда рядом стоят еще три похожих корзины. Как только он доберется до цели, о служанке никто и не вспомнит, пока тело не начнет гнить.
Но пробираясь к спальне, Эйден не забывал посматривать по сторонам и, услышав голоса, скрывался в тени, пока опасность не миновала. Дважды стилет выскальзывал из рукава и тут же прятался обратно, стоило людям внизу покинуть коридор. Конечно, герцог мог в ночной час быть в другой части замка, но тонкое лезвие стилета все равно отыщет его сердце, не успеет солнце взойти.
Возле входа в спальню стояли два стражника. Но то были не обычные алийские стражники в кожаных панцирях, остроконечных шлемах и с широкими, плоскими мечами. Спальню герцога охраняли два гастанца. Обнаженные до пояса, согласно их вере. У каждого добротные алийские жаллы – широкие у основания и сужающиеся к острию клинки. На первый взгляд кажется, что они скучают, но их выдают глаза и слегка подрагивающие сухие мускулы под тонкой, черной кожей. Их появление не стало для Эйдена неожиданностью. В первую вылазку он изучил почти весь замок и хорошо подготовился к встрече с элитной охраной герцога.
Гастанцы не могли видеть, как тень отделилась от потолка и перебралась ближе, к тяжелому светильнику, висящему над ними. Эйден достал из нагрудного кармашка еще один пузырек, медленно вытащил пробку и не менее аккуратно обронил на ладонь две черных горошины, размером с рыбий глаз. Горошины тут же полетели в огонь, а Эйден резко зажал нос пальцами, однако с места не двинулся.
Гастанцы недоуменно переглянулись и принюхались. Затем задрали головы наверх, захрипели и рухнули на пол. Лишь после того, как они затихли, тень спрыгнула вниз.
В коридоре было тихо. В эту часть замка редко, кто заглядывал, поэтому Эйден не волновался и не спешил. Рядом обнаружилось отхожее место, куда он спрятал тела. Острые жаллы, после небольшой паузы, полетели в вонючую дыру. Когда гастанцы очнутся, то проклянут всё: и герцога с его врагами, и черные горошины, превращающие тело и разум в жидкий кисель. Эйден испробовал на себе эффект «черных глаз Тоса», но сочувствия к стражам герцога не испытывал. Пусть спасибо скажут, что над дверью висел светильник. В ином случае он бы их просто зарезал без лишнего шума.
С дверью пришлось повозиться. Тяжелый и неподатливый резцу эренский дуб с хитрым алийским замком, запертым изнутри. Что же, значит, герцог в спальне. Это многое упрощает. Эйден вытащил отмычку из черного металла, задумчиво поковырялся в замке и еле заметно улыбнулся, услышав тихий щелчок. Обычный вор потерпел бы здесь фиаско, но не Белая маска.
Дверь открылась медленно и бесшумно. Эйден следил, чтобы сквозняк не потревожил спящих, поэтому делал все нарочито медленно. Даже дыхание задержал и замедлил пульс, предпочитая не рисковать. Войдя внутрь, он прикрыл за собой дверь и спрятался за тяжелую портьеру. Сосчитал до трех и осторожно выглянул из укрытия.
Спальня герцога поражала убранством и роскошью. Это не удивляло. Герцог Кловерт – особа, приближенная к императору и широко известная при дворе. Его виноградники поставляли вино к императорскому столу, а знаменитые леса славились обилием дичи. Эйден не удивился, увидев на столе, возле большого мозаичного окна, золотой бюст, изображавший самого герцога. Подобные вещи вызывали у него одну лишь скуку. К тому же его интересовал живой герцог, а не холодный и золотой.
Герцог спал беззаботным сном на большой кровати, изготовленной из мореного дерева, и он был не один. Рядом с ним лежала голая девушка, с гладкой, алебастровой кожей. Под светом луны, бьющей в окно, кожа казалась светящейся, а формы девушки были идеальными, словно её коснулся резец талантливого скульптора. Девушка закинула одну ногу на герцога, а вторая свисала с края кровати, открывая Эйдену великолепный вид. Но он равнодушно скользнул по ней взглядом и обошел кровать, чтобы оказаться у головы герцога Кловерта.
Стилет обжег кожу холодком, когда выскользнул из рукава в ладонь. Жидкой крови служанки было мало. Сталь, закаленная Тосом, требовала настоящей крови. Густой, благородной, сладкой. Сталь требовала и жертвенной плоти, как щедрый дар темному богу от верного слуги.
Дальнейшее было делом техники. Эйден проделывал это не раз. Левая ладонь резко легла на рот и нос герцога, а правая, с зажатым в ней стилетом, опустилась на грудь. Узкое лезвие прошило кожу, мышцы и наконец сердце. Удар был быстрым, сильным и незаметным. На Лабране такие удары оттачивают годами и продолжают совершенствовать умение, выходя в мир. Эйден знал, что последует дальше, и выдернул клинок. Так же легко и быстро, как вонзил секундами ранее.
Пробитое сердце парализует яд Тоса, в крохотную дырочку хлынет кровь, но человек не почувствует боли. Сердце замедлит свой ход, онемеют ноги, затем руки и под конец черная пелена опустится на глаза. Душа полетит к Тосу на справедливый суд, а тело исторгнет из себя мочу и дерьмо. Так было и так будет всегда.
Герцог не дрогнул, когда лезвие вонзилось в грудь и пробило сердце. Он умер почти мгновенно, но Эйден не стал рисковать и убрал руку лишь тогда, когда почувствовал, что тело обмякло. Затем повернулся в сторону голой девушки и нахмурился. Ему предстоял еще обратный путь, а если девица решит проснуться, как только он покинет спальню и поднимет крик, обратный путь будет тяжелым. Оценка ситуации привычно заняла пару мгновений. Эйден переместился левее и склонился над спящей. Пальцы быстро нашли точку забвения, напряглись и трижды вжались в белую кожу. Девушка всхлипнула, голова дернулась в сторону и раздался тихий храп.
– «Проспит до утра», – подумал Эйден, убирая стилет в рукав. Клинок напился благородной крови и больше не жёг руку холодом. Конечно, проще было бы убить девицу и пожертвовать Тосу и её женственность, такая жертва тоже будет приятна темному богу. В смерти девицы просто нет смысла. Но так было не всегда.
Вздохнув, Эйден вернулся к телу герцога, откинул одеяло и равнодушно посмотрел на увядшее достоинство. Стилет вновь скользнул в руку и мгновение спустя отсек член. Кровоточащую плоть Эйден спрятал в черный бархатный мешочек, который не пропускал влагу, и прицепил его на пояс. Затем расстегнул еще один нагрудный карман и извлек из него маленький засушенный цветок белого цвета – лабранскую розу. Эта роза росла только на Лабране и больше нигде, и именно её выбрал своим отличительным знаком Эйден. Странный это был цветок. Белый и чистый, он жадно впитывал кровь, стоило ему упасть в багровую лужу. Этим багрянцем и окрашивались его лепестки. Будучи засушенным, он снова оживал, если дать ему вкусить крови.
Розу Эйден воткнул в еле заметную дырочку, оставшуюся от удара стилетом. Затем отошел в сторону и удовлетворенно хмыкнул, увидев, как сухой цветок начинает оживать и наполняться кровью герцога. Это зрелище всегда его завораживало. И очень огорчало, если не удавалось понаблюдать за воскрешением мертвого цветка.
За дверями было тихо. Эйден осторожно выглянул в коридор, потянул носом и, не обнаружив ничего необычного, привычно подпрыгнул, ухватился руками за потолочную балку и ловко взобрался наверх. На обратном пути ему никто не повстречался и до окна, ведущего на крышу конюшни, удалось добраться без происшествий. На миг Эйден скользнул взглядом по каморке, где хранилось грязное белье, и мотнул головой. По-хорошему служанку тоже следовало лишить женственности, но он не собирался тратить время, поэтому выбрался на крышу конюшни и, прищурившись, осмотрел внутренний двор и стены замка.
Слуги разошлись, закончив собирать телеги. Внизу остались лишь редкие стражники, которые, зевая, разгуливали по двору. Эйден чертыхнулся, увидев, что на пути отхода появилась проблема: теперь участок стены охранял не один стражник, а трое. Двоих он узнал и мысленно порадовался, что сохранил им жизнь. Увидь третий, что в башенках лежат трупы, давно поднял бы тревогу.
Эйден бесшумно перебежал в тень, выждал немного и, подтянувшись на руках, взобрался на стену. Шершавый камень оцарапал руку, но убийце было плевать. Он давно перестал обращать внимание на такие мелочи. Гораздо больше его заботила болтающая впереди проблема.
– Да, так мы тебе и поверили, брехло, – негромко рассмеялся один из стражников. Второй, с неприятным плоским лицом, водянистыми глазками и жидкой бородкой, оскорбленно фыркнул.
– Говорю тебе, что драл эту белобрысую девку не далее, как перед ужином, – ответил он.
– Ты о девке герцога говоришь, Лэх? – встрял в разговор третий.
– Ага, – ответил ему первый. – Все покоя ему не дает. Вот и придумывает сказки. То та гастанка его ртом ублажила, теперь алийская рабыня на него прыгает.
– Ничего не сказки, – снова вспылил плосколицый Лэх. – В каморке рядом с кухней и драл её. А она орала, что коза.
– В козу охотнее поверю, – буркнул третий и поежился. – Кончал бы ты языком чесать. Услышит кто и герцог тебя вздернет…
– «Убить или оставить в живых»? – подумал Эйден, прячась в тени. Убить их было бы легко. Мало кто мог что-то противопоставить Белой маске. Но Эйден привык действовать осторожно и наверняка. Хватило ошибок в прошлом. Он подобрал лежащий у ног камешек и, прицелившись, бросил его на крышу конюшни. Причем бросил так, чтобы услышали только те, кто должен был услышать.
– Чу! Слыхал? – мгновенно отреагировал первый.
– Кошка либо шляется, – проворчал Лэх. Он все еще дулся на друзей за то, что те ему не поверили.
– Или баба твоя белобрысая за тобой пришла, постель герцога на твою рожу променяв, – хохотнул третий. – Пойди проверь.
– Да кошка это… – Лэх не договорил, потому что послышался звенящий шлепок и очередной хохоток третьего.
– Проверь, – в голосе первого не было смеха. Только угроза и приказ.
Эйден вжался в стену, слившись с тенью. Стилет привычно скользнул в правую руку, готовясь испить крови. Шорканье ног, тяжелое дыхание, вонь от немытого тела, позвякивание железа: убийца ждал, когда тень стражника появится в проеме. И, дождавшись, рванул Лэха на себя, попутно вонзив лезвие под ребра. Стражник, так ничего и не поняв, умер моментально. Тело Эйден осторожно прислонил к стене, следя за тем, чтобы оно оставалось в тени. Осталось двое стражников и теперь можно обойтись без пряток.
Первый умер быстро и безболезненно. Последним, что он увидел, была неясная дрожащая тень в дверном проеме, а затем обтянутая черной кожей рукоять стилета, торчащая из его груди. Яд подействовал сразу и стражник осел на пол уже мертвым. Второй, не успев закричать и выхватить меч, схватился за перебитое ребром ладони горло. Первым ударом Эйден разбил ему гортань. Вторым ударом в нос вогнал кость в мозг. Расправа не заняла много времени. Три удара сердца. Три трупа.
Перетащив тела в сторожевую башенку, Эйден не стал отказывать зову клинка и отсек у мертвых мужественность, которая тоже отправилась в бархатный мешочек. Владыка будет доволен обильной жертвой. Как и всегда. Улыбнувшись, убийца бросил последний взгляд на внутренний двор и, перескочив через стену, ловко спустился вниз.
Стражник на дальней башенке было прищурился, увидев летящую к лесу тень. Моргнул, протер глаза и сплюнул через левое плечо, не придав тени должного значения. Мало ли зверей шляются ночью возле замковых стен. За каждым следить, так чего важного пропустишь.
Лес покряхтел и поворчал, когда убийца углубился в чащу. Но ни одна ветка так и не хрустнула под сапогами из мягкой оленьей кожи, пока Эйден бежал к своему укрытию. Останавливаться нельзя, нужно принести обещанную жертву Владыке и уйти из леса подальше, пока егеря и охрана замка не вышли прочесывать местность.
Добравшись до старого дуба, Эйден обезвредил ловушку, выкопал мешок, завернутый в плащ, и, развязав тесемки, вытащил серебряную коробочку и причудливую жаровню, непохожую на другие. На этой жаровне тоже жарилось мясо, но предназначалось оно только темному богу.
Пламя полыхнуло синим, когда Эйден закинул в жаровню тлеющие угли и сыпанул на них черного порошка. Воздух загустел, а щетина, как и прошлый раз, покрылась инеем. Убийца дождался, когда металл раскалится, отцепил от пояса бархатный мешочек и вывалил содержимое на жаровню. Кровоточащее мясо моментально обуглилось и зашипело, наполняя свежий лесной воздух паленой вонью. Но Эйден не дернулся. Этот запах приятен Тосу, а значит, приятен и его слугам. Осталось дождаться, когда жертвенная плоть сгорит окончательно.
Сидя перед жаровней и глядя, как чернеет и истончается мясо, Эйден задумчиво хмыкнул, развязал мешок и решил поесть. Подкрепиться не помешает перед обратной дорогой. До Лараха трое суток пути, придется идти без остановок, чтобы покинуть земли герцога, и на еду отвлекаться нельзя. Но убийца был доволен. Владыка получил жертву, контракт выполнен, герцогиня будет довольна. Сунув в рот кусок сыра, Эйден покачал головой, вспомнив её слова после заключения контракта.
– Пусть он умрет безболезненно и быстро, – сказала она и положила перед Эйденом еще одну серебряную монету с ликом Тоса. Точно такая же монета лежала рядом с тарелкой тушеной свинины с грибами. Стандартная плата за стандартный контракт. Хочешь особых условий? Плати двойную цену.
– Миледи, – ответил Эйден, подвигая монету к себе. Герцогиня нахмурилась и посмотрела ему в глаза, но он выдержал взгляд, заставив её вздрогнуть. Красивая, гордая, испуганная.
– Я делаю это ради сына, – словно оправдываясь, добавила она.
– Я вам не судья, миледи, – повторил Эйден и криво улыбнулся, когда женщина поднялась из-за стола, кивнула сопровождавшему её здоровяку и покинула постоялый двор. Красивая, гордая, готовая на все, ради ребенка.
До ушей донесся задушенный рев далеких труб. Три коротких. Один длинный. «Тревога». Эйден поморщился и посмотрел на жаровню. Жертвенное мясо еще не сгорело и ритуал прерывать нельзя. Значит, придется задержаться. Вряд ли егеря и стражники ринутся в лес прямо сейчас. Сначала они отправят быстроногих на тракт, обыщут земли рядом с замком, проверят деревушку по соседству и только потом полезут в лес. К тому моменту он уже исчезнет. Как и всегда. А пока остается только ждать, когда темный бог окончательно насладится жертвой в его честь.
Эйден вздохнул и откинулся спиной на ствол дуба. Дерево еще хранило тепло дня, но убийца привык к холодному пламени Тоса. Лето заканчивалось и скоро наступит привычная эренская осень: промозглая, холодная, влажная. Можно перебраться ближе к островам Гастана, или отправиться на восток, в Кагру. Убийство герцога Кловерта не останется без внимания. Вся знать всколыхнется, начнет осторожничать, а значит хороший контракт заполучить будет сложно. Насчет себя Эйден не волновался. Всю ответственность за убийство брал на себя заказчик, ему и отвечать, если правда всплывет наружу. Герцогиня знала, на что шла, найдя его и положив на стол метку Тоса.
Конец лета. Важный день. Эйден криво улыбнулся и вытащил из ножен стилет. Превосходная лабранская сталь, недоступная простым смертным. Получить её может лишь Белая маска. И владеть ей может лишь Белая маска. В голове закружился водоворот образов, мест и событий. Образов старательно забытых, но все равно возвращающихся в определенную ночь в году. Последняя ночь лета. В эту ночь родился Эйден Мордред. В эту ночь он покинул Лабран, ступив на борт «Черной чайки», и взял первый контракт. В эту ночь он стал Белой маской…