000
ОтложитьЧитал
Реутово – 3. 1967 г
Ещё в октябре прошлого года, был вызван к командиру радиорелейного и телефонно-телеграфного взвода – старшему лейтенанту Данилову, исполнявшему обязанности командира роты. Он предложил мне перейти к нему во взвод, сразу на четыре должности – старшим телеграфистом, полковым почтальоном, комсоргом взвода и просто старослужащим. После предстоящей очередной демобилизации в этом взводе не оставалось ни одного старослужащего для поддержания порядка – одна молодёжь, даже замкомвзвода был новоиспечённым, без опыта, сержантом… В армии под предложением всегда подразумевается приказ.
На приказ отвечаем мы – «ЕСТЬ!»
В этом взводе была передвижная радиорелейная станция с буквопечатающим аппаратом СТ-35. По штату, в экипаже должен быть старший телеграфист – я мог работать на нём по 1 классу. Почтальоном – не велика наука – отнести солдатские письма на почту и разнести по ротам пришедшие письма и газеты. Комсоргом – научимся, небольшой опыт у меня был. Старослужащим, «дедом», я становился автоматически…
С 1 ноября приступил к исполнению своих новых обязанностей, – вскоре мне присвоили самое высокое солдатское звание – ефрейтор. Теперь я понял, почему солдату дается так мало личного времени – чтобы не хватало его на всякого рода мысли и раздумья. На релейной станции запрещалось работать ближе, чем за 80 километров от Москвы – она работала в УКВ – диапазоне и могла создать помехи радиостанциям милиции и скорой помощи. Занятие полковой почтой занимало максимум два – три часа в день. Остальное время было мое.
В моё время срочная служба продолжалась три года. «Считалось», что первый год солдат учится, второй – служит, а третий – собирается домой. Так оно и было. Собирать особо было нечего, а вот задуматься мне было над чем. Больше всего, тревожило продолжение начатой до армии учёбы в институте и правильность выбранного мной пути.
Учась в одиннадцатилетней школе, производственное обучение мы проходили в новом, только что построенном цехе нашего завода. Когда мы появились в цехе, мастерами, руководителями бригад работали инженеры – выпускники УПИ. В момент ухода в армию на их местах работали старые кадровые специалисты, в лучшем случае – техники, ибо в этой работе ничего не было такого, где можно применять знания, полученные в ВУЗе. Достаточно было иметь мало – мальское соображение, даже при полном отсутствии не только высшего, но и среднего образования.
То, что учиться надо, – это не подлежало сомнению. Выбирать другой ВУЗ? Какой и где? В двадцать два года начинать с нуля, когда твои ровесники уже заканчивают учёбу?… Вопросы были серьёзные, но беспокоили ещё и другие проблемы. После истории с немецким, меня одолевали сомнения – смогу ли я вообще учиться после трёхлетнего перерыва?
Мне прислали из дома мои учебники и конспекты по математике, физике и химии, по которым я начинал учёбу в институте – начал их пролистывать и понял, что ничего не помню. Это было ещё пол беды – беда была в том, что я читал и ничего не мог запомнить. Пока читаешь – всё ясно и понятно. Закрыл книгу – всё, в голове пусто. Вот, когда я, действительно, по – настоящему испугался и не знал, что делать.
В марте я получил десятидневный отпуск с поездкой домой.
Обратно возвращался поездом. В Перми ко мне в кубрик подсели два лейтенанта в авиационной форме. Разговорились. Оказалось, оба они авиационные специалисты, прослужившие два года в строевой авиачасти и теперь возвращались со стажировки на моторном заводе. Когда услышал, что они техники, а не лётчики, я даже не то, чтобы удивился, а скорее обрадовался, увидев вживую людей той специальности, о которой втайне продолжал мечтать.
– Чему ты так удивляешься, или считаешь, что в авиации одни лётчики?
– Нет, не считаю. Я знаю, что самолёты надо готовить к полётам и занимаются этим авиационные техники и механики.
Коротая дорожное время, рассказал своим попутчикам о своём двоюродном брате, бывшем их коллеге, о своём первом наставнике, о том, что сам собирался в авиационный ВУЗ, вместо этого поступил в другой, а потом и вовсе оказался на срочной службе.
– Если ты, по прежнему, хочешь связать свою жизнь с авиацией, почему тебе не перевестись в Даугавпилсское авиаинженерное училище, которое мы заканчивали. Единственное высшее училище среди аналогичных.
– Первые два курса – общеармейская подготовка – это я уже проходил и повторять второй раз не хочется. Ещё бесполезно потерянные два года.
– Вот тебе адрес, напиши начальнику училища, что и как, возьми в части характеристику и свои оценки по боевой и политической подготовке.
Он имеет право переводить военнослужащих срочной службы, успешно сдавших зачёты по общеармейским дисциплинам, на второй и даже на третий курс. Если он заинтересуется, пришлёт вызов на имя командира части и сам проведёт собеседование. Только пиши сейчас, потом будет поздно. – Если письмо до него не дойдёт? – Дойдёт. Напиши лично начальнику училища, генерал-майору Низовцеву Л.М. Такое письмо обязательно ему попадёт…
Говорят, что судьба определена человеку ещё с момента его рождения. Ерунда всё это. Человек сам её делает, сам её выбирает. Не попади я мальчишкой на ту ёлку незваным гостем, может быть не пришлось менять престижную школу на завод. Возможно, поступил бы в МАИ и окончил его, правда кем бы стал – неизвестно. Не попади на завод, не встретил бы хорошего человека – капитана Шантурова. Не попади в армию и не попади в этот поезд, не встретил бы этих двух лейтенантов…
Кто знает, где потеряешь, а где найдёшь???…
Разговор с лейтенантами разбередил мне всю душу. Обдумывая их предложение и не найдя ответа для самого себя, переговорил с Даниловым и с замполитом роты, старшим лейтенантом Китаевым. Оба офицера поддержали меня, помогли подготовить необходимые документы.
Пока готовились документы, написал своей девушке. Когда-то мы с ней говорили на подобную тему, но это было давно. Написал и об условиях, которые могут нас ожидать; привёл слова брата…
Ответа не было долго. Ожидал всего – одобрения или несогласия. Однако ответ меня обескуражил – «поступай, как знаешь». Это означало одно – со мной ей не по пути.
Получив документы, в последних числах марта отправил заказное письмо в Даугавпилс, на имя начальника училища…
В середине апреля меня неожиданно назначают начальником нашей релейной станции, присвоив звание младшего сержанта – до этого на этой должности числился замкомвзвода. Зачем?… Оба офицера «посоветовали» начать тренироваться с химзащитой, на стрельбище, в строевой подготовке – вспомнить «молодость», вдруг захотят посмотреть, как и чему учат в ОМСДОНе… Чтобы не привлекать внимание любопытных, пришлось, прячась в укромных местах, начать тренировки, ездить со стрелковыми ротами на стрельбище. Половину мая, и почти весь июнь, – на третьем году службы, за пять месяцев до демобилизации, вспоминал курс молодого бойца.
В первых числах июля, одетый в парадную форму, предстал перед командиром полка – полковником Козыревым и начштаба – Героем Советского Союза, подполковником Жоговым. Осмотр был тщательным. Оба остались недовольными моим внешним видом – парадная форма тоже заканчивала службу. Было приказано одеться во всё новое, от нижнего белья до сапог и получить новый комплект летнего обмундирования – Х/Б. Всё обмундирование подогнать в швейной мастерской.
– Не роту связи – всю дивизию представлять будет, – выговаривал полковник командиру роты. – Срок три дня, затем снова ко мне…
Через три дня получил проездные документы, продовольственный аттестат, и предписание – явиться в распоряжение начальника Даугавпилсского высшего авиационного инженерного училища и вызов. Оказывается, он пришёл ещё в мае.
Латвийская ССР. Даугавпилсское высшее военное авиационное инженерное училище(ДВВАИУ). Июль 1967 г
В училище я прибыл вечером. Первое моё знакомство с училищем вызвало даже не удивление, а беспокойство, перешедшее в тревогу. Забеспокоился я, когда на проходной встретил меня дежурный, в матросской форме, и на рукаве, вместо привычной повязки «ДЕЖУРНЫЙ по КПП», значилось «ВАХТЕННЫЙ»…
В помещении дежурного по училищу, я представлялся морскому офицеру, по – армейски, майору. Плохо разбираясь в флотских воинских званиях, обратился по «должности»… Товарищ дежурный!..
Пролистав мои документы, офицер удивлённо посмотрел на меня.
– Не часто к нам приходят учиться после срочной службы. Пойдём, устрою тебя на ночёвку, затем найдём, чем тебя накормить.
Поужинав, лёг спать один в пустой казарме – курсанты были на практике и на каникулах… Ехал в авиационное, а куда же я всё-таки приехал?… В морское?… Спрашивать было неудобно… Однако, долго отдыхать мне не пришлось – часа три, не больше. Около часу ночи был разбужен помощником дежурного, тоже… в матросской форме.
– Подъём!.. Минута на сборы и на выход! Ничего не понимая, оделся, выскочил на улицу – помдеж уже ждал меня.
– Сейчас подойдут две машины, поедешь с офицером на вокзал – встречать таких же, как ты, «студентов».
Сей час – мы успели два раза перекурить, прежде, чем подъехали две, крытые брезентом, бортовые машины – лейтенант, опять же в морской форме, сидел в первой, я сел во вторую. Через полчаса приехали на вокзал – лейтенант ушёл к военному коменданту, я перекурил около машин, затем зашёл в здание вокзала. Недалеко от входа расположилась группа молодых ребят, с вещмешками и чемоданами на полу.
– Это вы приехали поступать в училище?
– Мы в авиационное, а не в пехотное – нестройными голосами последовали ответы, сопровождаемые недовольными взглядами…
Это меня несколько успокоило…
– Старшина! Выводите людей к машинам, постройте, пересчитайте, сверим со списком…
… «Почему лейтенант назвал меня старшиной? Он что, в воинских званиях не разбирается? На вид молодой, вероятно сам недавно из училища?…
– Есть построить! Сколько должно быть в строю?
– Сорок один человек по списку… Жду на улице.
– Товарищи абитуриенты! За мной! Не толкайтесь, по одному. Выходим на улицу.
– Мы в авиационное… – снова раздалось несколько неуверенных голосов… – В одну шеренгу – становись! Быстрее, быстрее! По росту – разберись!.. Равняйсь! Смирно! По порядку номеров – рассчитайсь!
– Первый, второй, … десятый… сорок первый. Все!
– Последний должен доложить: «Расчёт окончен».
– Равняйсь! Смирно! Равнение налево!.. Товарищ лейтенант! Группа абитуриентов построена! В строю сорок один человек … Младший сержант Полянский. По – фамильно проверять будем?
– Да. Я сам проведу перекличку…
Разбив ребят на две группы, усадили их по машинам, поехали в училище…
… – К машине! – открыл задний борт машины… Где первая машина? – спросил подошедшего водителя, – мы ехали вторыми.
– Не знаю, думаю, они уже приехали, – недоумённо пожал плечами водитель. Поднявшись в дежурку, спросил помдежа.
– Первая машина, с лейтенантом, приезжала?
– Нет. Вы первые.
– Ладно, подождём.
Выйдя на улицу, построил, пересчитал. Двадцать один человек – все на месте.
– Вольно. Разойдись! Можно курить…
Машина подъехала примерно через час.
– Где вы отстали? Где лейтенант Лукин? – помдеж допрашивал водителя.
– Отвозили жену лейтенанта в роддом; лейтенант остался там; сказал – утром придёт и принесет документы на прибывших.
Вместе с помдежем ещё раз пересчитали ребят. – Забирай свою ораву, устраивай их на ночёвку, утром разберётесь с лейтенантом – в девять часов начальник училища со свитой обходит все закутки училища, – будьте готовы.
– Куда я их положу?
– Туда же, где и сам устроился. Кстати, там ещё один «студент» объявился – суворовец.
– Куда я их положу? Там ни одного матраца, ни одной подушки нет. Люди с дороги, их накормить надо.
– Где я тебе в три часа ночи матрацы с подушками, да ещё кормёжку найду?
Действительно, когда я с дежурным искал пристанище для себя, все кровати были пустые.
– Хорошо, хоть чаем в столовой напоят? Я их заведу в казарму, а ты сходи на кухню, узнай насчёт чая.
Объяснив ребятам ситуацию, собрали все оставшиеся съестные припасы в один вещмешок. Заодно убедился в том, что в «запасе» не осталось спиртного. Пришёл помдеж и повёл нас в столовую. Суворовца будить не стали – пусть спит, принесём с собой.
После ужина или после завтрака – не знаю, как назвать наш перекус, ребята улеглись спать в чём были, положив под головы вещмешки. Нашли несколько старых шинелей, … в общем, устроились, как смогли.
Сам остался и дневальным, и дежурным. – был уже пятый час утра. В шесть разбудил суворовца.
– Как величают? – Когда суворовец пришёл в себя и осознал, где находится.
– Суворовец Егоров, Владимир, – все ещё хлопая глазами спросонья, последовал ответ.
– На, поешь, чем бог послал, – потом поговорим…
… – В суворовском приходилось дневалить?
– Даже дежурным был.
– Подежуришь два часа, в восемь разбуди обязательно. Если придёт кто из офицеров или начальства, разбуди сразу же.
Всё обошлось. Два часа утреннего сна многого стоят… Успел привести себя в порядок, аккуратно сложил пожитки будущих курсантов в углу казармы. Нашёл приличную швабру, промёл проход, сбрызнул водой… Действительно, в начале десятого в казарму зашла свита из пяти или шести морских офицеров, во главе вероятно, с самим начальником училища.
– Это что за цыганский табор? – сверкнув глазами, начальник училища вопрошал у старшего лейтенанта, нового дежурного по училищу. Однако тот сам недоумённо взирал на сложенные в углу чемоданы. Вероятно, предыдущий дежурный не передал ему о нашем приезде.
По всем правилам, только без команды «Встать! Смирно!», изображая строевой шаг, подошёл к начальствующей свите, взял под козырёк.
– Товарищ!.. Я запнулся, не зная, как правильно обратиться. В морских званиях я не разбирался вообще. Когда-то, в школе, на уроках военного дела нас обучали знакам различия морских офицеров, но разве всё упомнишь… Считай, более пяти лет прошло, тем более, без «практики». Помнил только, что на флоте вместо генералов, адмиралы…
– Товарищ адмирал!..
– Генерал – майор, – поправили меня из свиты.
Товарищ генерал – майор! Прибывшая ночью группа поступающих в количестве сорока одного человека отдыхает. Младший сержант Полянский.
Генерал прошёл по центральному проходу, где ещё не просохли брызги воды, посмотрел на спящих в одежде людей, на суворовца Егорова, застывшего, как вкопанный, у тумбочки дневального, на меня.
– Как они попали в училище?
– Приехали ночным поездом, лейтенант Лукин и я встретили их на вокзале и привезли в училище.
– Где лейтенант Лукин? Почему люди спят без постельных принадлежностей?
– Лейтенант Лукин увёз ночью жену в роддом, обещал утром приехать. Постельные принадлежности искали вместе с помощником дежурного и не нашли. Люди легли спать в пятом часу утра.
– Вы когда прибыли? Откуда? Место службы?
– Вчера вечером, из Москвы, по вызову начальника училища. Отдельная, ордена Ленина, Краснознамённая, мотострелковая дивизия особого назначения внутренних войск МВД. 4-й мотострелковый полк, отдельная рота связи. Войсковая часть 3419…
– Ладно, пусть люди пока отдыхают. Вопросы есть? – Так точно. Разрешите? Людей надо бы помыть – многие больше недели в дороге и накормить. И ещё. Человека три ефрейторов – дежурными. Я один не устою. Дневальными молодых назначим, пусть привыкают.
– В чём проблемы?
– Документы у лейтенанта Лукина – люди со вчерашнего дня не ели. У него – я показал на Егорова, и у меня – продаттестаты – мы их сдадим…
– Ясно. Начальник штаба и заместитель по тылу – распорядитесь. Людей накормить, помыть, переоденьте хотя бы, в стиранное, обуть. Обеспечить постельным, человек на сто – люди будут ещё прибывать. Возьмите девять человек из роты обеспечения – организуйте дежурство.
– Есть накормить и помыть! Через час приводите в столовую – накормим по полной программе, затем баня, помоем и переоденем. Связь с дежурным. – Пока нет Лукина, остаётесь старшим, помощником – суворовца. Сегодня устраивайтесь, завтра – в 14 00, с начальником учебной части, – ко мне.
– Есть! В 1400.
… Позавтракав, расставили полсотни двухэтажных кроватей на первом этаже казармы, здесь её называют экипажем; там же, в каптёрку – баталерку, сложили наши вещи. Пока переселялись, подошли две машины за постелями – отправил за ними половину ребят. Через час они вернулись, ещё два часа ушло на заправку кроватей. Пока заправлялись, пришёл лейтенант Лукин, забрал наши с Егоровым продаттестаты, унёс их в штаб.
После обеда во главе со старшиной из роты обеспечения отправились в баню. Помылись, «оделись». В качестве «обмундирования» нам выдали стираную, перестиранную, не раз «ремонтированную», больше похожую на арестантскую, матросскую рабочую форму. Единственная «радость» – выдали тельняшки, правда тоже не новые. Уже в казарме начали меняться друг с другом, пытаясь подобрать на себя по размеру… У многих ребят «потухли» глаза и заметно упало настроение…
– Ничего, – пытался немного приободрить будущих курсантов. – Всё ещё впереди… Будет у вас настоящая форма, ещё успеете, за пять лет не одну износите… По одёжке только встречают…
Уставной формы для меня, вероятно, тоже не нашлось. Собирался одеться в то, что было, но, взглянув на наше «воинство» передумал… Для чего меня в полку приодели во всё новое?… Пусть все знают, что перед ними военнослужащий, а не «выпускник» гауптвахты и что мы не пальцем… деланные. Решил быть в том, в чём приехал, только вместо парадного кителя оделся в зимнюю полушерстяную гимнастёрку – в ней намного удобней. Перешил все зелёные пуговицы на парадные, «золотые»; перевернул красным цветом наверх погоны… Сойдёт за выходную форму… Хоть и жарковато в ней, но почти по уставу… Откуда здесь могут знать, как носят в столице… Тем более ВВ… Зато выглядит красиво и солидно… Сразу будет видно, что из Москвы. Пока переодевались, вернулся Лукин.
– Пойдём, покурим, старшина, – лейтенант увёл меня в курилку, – спасибо тебе, что всё организовал и прикрыл меня. Займи людей – честное слово, мне надо уйти. Если что нужно будет, обратись к дежурному по училищу – я с ним договорился, он поможет. Вечером придёт дежурный с двумя дневальными. Вопросы есть?
– Так точно, есть. Разрешите?…
– Почему Вы называете меня старшиной? Я только младший сержант…
– Здесь все курсанты носят морскую форму и имеют флотские звания. Разберитесь в них, товарищ старшина третьей статьи.
– Есть разобраться, товарищ…
– Офицеры имеют те же звания, что и в армии…
– Есть, как в армии! У Вас как дела, товарищ лейтенант? Родила?
– Да нет, ещё, вот я и дёргаюсь. Оставайся, я побежал.
– Удачи Вам, товарищ лейтенант!
Закончив переодевание, выстроил ребят в две шеренги, лицом друг к другу. Форма висела на них, как на пугалах; бескозырки, как блины, не держались на головах… Я не настаивал, но Егоров, с видимой неохотой, поменял свою суворовскую форму на флотскую. Себе я оставил комплект стираной «робы», хотя абсолютно новое Х/Б у меня было с собой…
Адрес училища у меня был – посадил всех писать письма домой – «прибыли, встретили, устроились, и т. д.»
Затем, под мою диктовку, записали слова строевой песни, которую я помнил ещё с первого года. В роте связи, вместо строевых, мы «пели» всякую всячину, вплоть до «Чёрного кота».
Распределил их на три отделения, объяснив им, что это временно; показал, как перестраиваться из одной шеренги в две, в колонну; ещё несколько строевых приёмов, как приветствовать командиров. Незаметно подошло время ужина.
После ужина хотел ещё с ними заниматься, но многие «заклевали» носами – тогда на улицу, размяться, чтобы спать не хотелось; двоих положил спать, на всякий случай, в помощь дежурному.
Прогулка ничего не дала, и с разрешения дежурного по училищу уложил всех спать; сами с Егоровым остались дневалить, ожидая прихода дежурного… – Мы с тобой теперь братья одной крови, – сказал я Володе. – На нас обоих красные погоны и пока не появятся штатные сержанты, то есть старшины, нести нам с тобой службу вместе, как медному котелку с крышкой.
– Вы разве не останетесь с нами?
– Вряд ли. Если мне не удастся сдать экстерном зачёты и экзамены по общеармейской подготовке за первые два курса, я не останусь. Зачем мне учиться тому, что я уже проходил и терять при этом, ещё целых два года? Тебе сколько лет?
– Восемнадцать, … скоро будет.
– Мне через три месяца будет двадцать два. Ты в двадцать два будешь уже офицером, а мне будет уже двадцать семь, когда я надену погоны офицера. Ты в двадцать семь будешь уже носить погоны капитана, а то и майора, а я только лейтенанта. В тридцать пять – попаду в бесперспективный возраст, и уволят в запас, в лучшем случае, капитаном. Чувствуешь разницу? То – то же.
– Если не разрешат или не сдадите?
– Вернусь в роту, дослужу три месяца, уеду домой, продолжу учёбу. Я ушёл в армию студентом со второго курса политехнического института.
Стану инженером – металлургом, хотя, если честно сказать, мне эта специальность не нравится. Я учился на заочном – успел полтора года проработать на заводе, представляю, что меня ожидает… Всё, пошли спать, вон нам смена идёт, – в дверях показались два матроса, один из них старший, – поднимай кого-нибудь из тех, кого мы раньше спать положили, пусть учатся дневалить. Вам втроём будет веселей – расскажете ему что и как, через четыре часа пусть поднимает другого. Если что, поднимешь меня. Общий подъём в шесть утра. Спокойной ночи.
Пока перекуривал, пришёл старший лейтенант – дежурный по училищу.
– Всё в порядке? Сменились? Хорошо, отдыхайте… Утром всё по распорядку: – физзарядка, уборка помещения, утренний осмотр, завтрак.
В девять пришёл лейтенант Лукин – по его виду было понятно, что у него всё в порядке, хотя ночь его прошла без сна.
– Сын! Три с половиной килограмма, – не дожидаясь вопроса, сообщил он.
– Поздравляем, товарищ лейтенант! Построить людей?…
– Рота! В две шеренги – становись! …Равняйсь! …Смирно!.. Равнение на середину! … Товарищ лейтенант! Рота поступающих в количестве сорока трёх человек построена! За время вашего отсутствия в роте без происшествий. Младший сержант Полянский.
– Здравствуйте, товарищи!..
– У нас подразделения называются группами, звеньями и эскадрильями, товарищ старшина – в дверях стоял начальник училища со своей свитой.
– Эскадрилья! Равняйсь! Смирно! Равнение налево! – это уже лейтенант принял командование на себя. – Товарищ генерал – майор! Эскадрилья поступающих в училище в количестве сорока трёх человек, построена! Лейтенант Лукин.
– Вольно! – Генерал шёл вдоль замершего строя, придирчиво, с явным неудовольствием осматривая «экипировку» будущих курсантов, прошёл между кроватями, потрогал подушки, заглянул в тумбочки. Ещё раз взглянул на строй, перевёл многозначительный взгляд на своего зама по тылу. Хотел что-то сказать, но промолчал.
– Твоя вчерашняя школа? Начальник училища остановился возле меня – вопросы есть?
Так точно, моя, – товарищ генерал – майор, – вопросов нет, всё в порядке, разрешите встать в строй?
Ничего не ответив, подошёл к Лукину.
– Поздравляю с сыном! Молодец!
– Спасибо, товарищ генерал!
– Что, старшина, обойдёшься ещё один день без лейтенанта?
– Обойдёмся. Нас двое, военных.
– Кстати, где суворовец? – генерал повернулся к строю.
– Суворовец Егоров, – Володя вышел из строя.
– Зачем форму снял?
– Как все…
– Напрасно, переоденься.
– Есть переодеться!
– На сегодня Вы свободны, товарищ лейтенант, – генерал подошёл к Лукину, – идите к жене и не забудьте купить ей цветы. Всем вольно, занимайтесь по расписанию.
Когда генеральская свита и вместе с ней лейтенант Лукин, ушли, не мудрствуя лукаво, вывел свою команду на улицу, заниматься строевой подготовкой. Егорова оставил дневалить …
Строевая подготовка – самое «интеллектуальное» занятие для солдата после чистки картофеля и мытья полов в казарме, поэтому через полтора часа занятий наша команда стала выглядеть похожей на строй военнослужащих, точнее сказать, вернувшихся арестантов гауптвахты.
Оставалось одно – строевая песня. Слова выучили ещё вчера, нужно было посмотреть, как будет получаться в движении. Нашёлся запевала, но строевое исполнение не сразу получилось. Пришлось повторить прохождение с песней несколько раз.
«… Друг на друга пусть и не похожи мы,
Но все пойдем на подвиг любой.
Мы счастье любимой Родины
Связали с собственной судьбой.
Все мы парни обыкновенные
И недаром мы сильны
Той дружбой солдатской верною,
Что побеждала в дни войны …»
Мне даже в голову не могло прийти, что всю нашу «репетицию» строевого исполнения песни из окна своего кабинета наблюдает начальник училища.
За пять минут до назначенного времени, явился в приёмную начальника училища. Там уже находился майор, – вероятно, начальник учебной части, с которым мне было приказано явиться на собеседование.
Я представлял себе, что это такое, но проходить его мне не приходилось и на какие вопросы придётся отвечать, оставалось только догадываться… … – Скажите, что это за песню вы разучивали час назад, на плацу, о солдатской дружбе? – начал разговор генерал.
– Обычная строевая песня, я её ещё с первого года службы помню. – Обязательно пришлю музыкантов – пусть подберут музыку, мне очень понравилась. Скажите, старшина, там, где Вы служите, все так учатся строевой подготовке? Твои подопечные за два часа научились большему, чем многие наши курсанты не могут научиться за два года.
– Мы всё – таки в столице службу несём – нам плохо выглядеть нельзя – ни внешне, ни внутри. В большинстве случаев мы всё время на глазах у тысяч людей, в том числе и у иностранцев.
– Да. Выправка и дисциплина чувствуется, у вас на высоте. Скажите, в чём заключается служба вашей части в Москве?
– Обеспечение общественного порядка во время проведения массовых мероприятий и охрана некоторых государственных объектов.
– Охраной заключённых тоже вы занимаетесь?
– Нет, наша дивизия этим не занимается. Для этого существуют специальные конвойные части, – они входят в систему внутренних войск – В праздничных военных парадах ваша дивизия тоже участвует? – Так точно. В военных и в спортивных. В составе одного из полков есть отдельный батальон – парадная коробочка.
– Что значит в спортивных парадах?
– Выделяется необходимое количество личного состава, как правило батальон, одевают в спортивную форму, два – три месяца тренировок и изображаем спортивное общество «Динамо».
– Чем Вы занимались до службы в армии?
– Работал и учился на заочном отделении Уральского политехнического института по специальности «Обработка металлов давлением»
– С техникой имели дело?
– Да, работал подручным на прокатном стане.
– Тяжело приходилось работать и учиться?
– Да. В металлургии везде нелегко.
– Поэтому решили сменить профессию?
– Не интересно. Работа инженеров тоже далеко от творческой – многие уходили из профессии.
– Почему сразу не поступали в училище?
– Собирался в гражданский авиационный ВУЗ, но меня уговорили сдавать экзамены в УПИ. Экзамены проходили в первых числах июля; когда уже поступил, забирать документы и поступать заново просто побоялся, можно сказать, струсил.
– Почему хотели связать свою жизнь с авиацией?
– Когда вижу самолёты, во мне всё замирает, забываю про всё на свете, не могу налюбоваться на их красоту. Мне кажется, что самолёты – вершина инженерной и технической мысли – совершенней техники, чем самолёт, на свете не существует и не будет существовать никогда.
Я знаю, что такое подъёмная сила крыла самолёта, за счёт которой самолёт держится в воздухе, но иногда кажется, что в полёте самолёт словно оживает, становится самым умнейшим живым существом. Это прозвучит банально, но я, почти уверен, что просто люблю самолёты.
– Кто или что определило Вашу любовь к авиации?
– Несколько лет назад я познакомился с одним очень хорошим человеком, авиационным инженером, капитаном, попавшим под «хрущёвское» сокращение, – он так увлечённо рассказывал о самолёте, как о живом, самом лучшем своём боевом товарище. Вероятно, этот человек и посеял в моей душе это зерно любви к самолётам, к авиации. Чуть позже, этот капитан дошёл до Министра обороны и добился возвращения в армию, к своей любимой профессии.
– Как вы узнали о нашем училище?
– Ехал в поезде с двумя лейтенантами, – вашими выпускниками. Они рассказали мне об училище, дали Ваш адрес и настойчиво советовали написать письмо.
– Что они ещё рассказали, эти лейтенанты?
– Сказали, что Вы, товарищ генерал, можете своим приказом разрешить сдать экстерном зачёты и экзамены по общеармейским дисциплинам за первые два года обучения.
Офицеры многозначительно переглянулись между собой.
– Для этого нужно сначала быть зачисленным в училище.
– С Вашего разрешения, буду просить перевода из УПИ в Ваше училище.
– Сумеете сдать все зачёты и экзамены?
– Пока не знаю, хочу познакомиться с программой и нормативами, – тогда я смогу оценить свои возможности и принять решение.
– Толково. Значит так, – генерал поднялся, переходя на официальный разговор. Майор и я тоже встали.
– Оценки в твоём послужном списке весьма хорошие; у меня нет оснований им не доверять. Вчера и сегодня я видел Вас в реальном деле, убедился в Вашей способности самостоятельно принимать верные решения.
Зачёты – по огневой подготовке, строевой, химической, и физподготовке. Всё остальное – по их результатам. Закрепите за ним офицера – пусть тренируется. До двадцатого числа все зачёты должны быть сданы. Всё, можете быть свободны.
– Разрешите идти?
– Идите. Товарищ майор, задержитесь!
Дождавшись, когда дверь кабинета закроется, генерал обратился к майору: – Александр Павлович, возьмитесь сами за этого парня. Запросите через первый отдел его документы из института и готовьте его к сдаче нормативов. Чтобы замполит не ворчал, пусть сдаёт экзамен по истории партии. Пока он в отпуске, привлеките секретаря парткома. Поработайте с преподавателями, чтобы не упирались и не скупились. Он приехал к нам осознанно, такие люди нужны не только нам. Нужны авиации, всем Вооружённым силам. У этого старшины должно всё получиться. Лукину скажите, чтобы до окончания сдачи нормативов на него не рассчитывал – пусть привлекает суворовца – он ему пригодится. Подготовьте приказ – создайте комиссию из преподавателей. Начальник штаба – председатель, замполит и Вы – заместители. Я в утверждающей части. Экзаменационную ведомость – в двух экземплярах. Всё ясно?
– Так точно! Разрешите выполнять?
– Выполняйте, завтра с утра начинайте!..
Вернувшись в казарму, с удивлением обнаружил всю нашу команду одетой в весьма приличную матросскую форму. Пусть не в «парадную», но в чистую и не в штопаную, и у ботинок не отваливается подошва…
Для меня приготовили настоящую уставную форменку и брюки. Даже пришили погоны с двумя «золотыми» нашивками. Поверх формы лежал свёрнутый кожаный ремень с якорем на начищенной до солнечного блеска бляхе… Пришлось тоже переодеться…