© «Пробел-2000», 2020
© Штальбаум Ю.К., 2020
Сборник «Красный лог» включает одиннадцать различных по тематике произведении, объединенных глубоким пониманием жизни и умением ценить прекрасное в человеке.
В основе рассказов и повести Юрия Шталъбаума лежат правдивые, не выдуманные истории, драматические конфликты героев с их сложными судьбами и жизненными перипетиями. Реальность событии, чуткое отношение к деталям позволили автору создать яркие и запоминающиеся образы главных и второстепенных героев. Честный и открытый взгляд творческого человека открывает читателю неизвестные страницы истории родной страны через описание трудных и, зачастую, болезненных этапов в судьбах его персонажей, с большим интересом и вниманием читатели следуют за авторской мыслью, погружаются в череду драматически сменяющихся событии в истории большой немецкой семьи и юного Марка, совершающего непростой переход из детства во взрослую жизнь.
Историческая правда, узнаваемые детали и откровенное описание эмоциональных переживании своих героев позволяют автору удерживать внимание читателей до последней страницы.
Глубина понимания многогранности человеческого бытия, умение вызывать яркие эмоции, погружать читателя на тонкий тан осознания 一 именно это характеризует творчество Юрия Шталъбаума, нашего современника, человека активного и неравнодушного, живущего полной жизнью и щедро делящегося с нами своим талантом.
Ирина Макеева, кандидат социологических наук
… Красный Лог 一 это малая Родина многих поколений, в подавляющем большинстве это дети из обычных семей и скромных родителей, и выглядит она на фоне карты огромной страны маленькой, едва заметной точкой, которая излучает яркое свечение, она зовет и манит двигаться вверх и вперед. Спасибо тебе, Красный Лог, за радость и печаль, за встречи и разлуки, достижения и неудачи. Спасибо за яркие, незабываемые уроки жизни.
…До людей изредка доходили в те годы новости, передаваемые по ночам зарубежными радиостанциями о «кровавой расправе коммунистического режима над мирным населением Новочеркасска», а с очевидцев взяли подписи о «неразглашении информации» под страхом уголовного наказания…
… Как могло произойти, что родители не оставили родному сыну шанса вернуться в родительский дом, где он родился и прожил свои лучшие юные годы, у которого не было более родных людей, чем они? Родители поступили не по-христиански; партийные догмы и мораль застили их сознание и закрыли их сердца, всю жизнь они молились своим богам, где не нашлось места милосердию и любви к ближнему.
Автор
Красный лог
Сегодня уже никто из старожилов не может точно сказать откуда произошло название «Красный лог». Есть утвердившееся мнение, что это название он получил в годы Гражданской войны, когда армия Адмирала Колчака, двигаясь по территории России от Урала к Восточной Сибири, захватила станцию К…о Западно-Сибирской железной дороги, куда вошел корпус пехоты бело-чехов, которые отличались неоправданной жестокостью к местному населению. Начались аресты и мучительные допросы красных, большевиков, членов их семей и сочувствующих, а затем казни. Приговоренных уводили далеко на окраину в лог; по дну которого бежал ручей, заросший ивняком, черемухой и чертополохом вперемешку с крапивой, где их расстреливали, наспех закапывали тела и приваливали хворостом. Позже, в годы установления Советской власти на месте захоронений был сооружен неказистый памятник с красной звездой и надписью «Героям Гражданской войны». Иногда, к праздникам, памятник белили известью, но затем перестали и это делать, – так он и стоял сиротливо-брошенный знак исторической памяти кровавых событий и жертв тех лихих годин. Этим, пожалуй, и был красен, памятен лог; который окрестили «Красным». Он представлял из себя глубокую впадину, седловину или яр, который дугой опоясывал юго-западную оконечность города и протянулся более чем на восемь километров при ширине около четырех.
В верхней, южной части лога располагалась шахта имени Ленина, в центральной – шахта «Комсомолец», а в западной – шахта имени Кирова. Над каждой из них высилась пирамида металлического копра со звездой на вершине и огромные терриконы – горы породы, которую вывозили вагонетками «на гора» после проходки подготовительных выработок, да вентиляционные шурфы, нагнетающие в чрево шахты свежий воздух и оглашающие окрестность неимоверно громким и пронзительным воем вентиляторов.
Вдоль шахтовых территорий проложили стрелки железной дороги, по которым круглосуточно сновали паровозы в клубах дыма, громыхая порожними вагонами и откатывая груженые доверху сверкающим углем составы, которые затем следовали в западном направлении. Еще в конце девятнадцатого века в Балыксинской системе приисков бывшего Южно-Алтайского горного округа началась добыча ценного, с высоким содержанием антрацита коксующегося угля. Поиск драгоценных угольных пластов привел горных изыскателей к оконечностям этого лога, где в двадцатые годы двадцатого века были пробиты первые шурфы, стволы, штольни и заложены шахты, вокруг которых начали строиться рабочие поселки, со временем слившиеся в единое обширное море деревянных построек частного сектора, образовав огромный рабочий район «Красный лог».
Бедное в основном население строило для проживания простецкие засыпные домики с земляными завалинками и печным отоплением, благо уголь для этого был доступен. Местные власти иногда строили для инженерного шахтового состава и членам их семей, как временное жилье, дощатые засыпные бараки с отхожими местами рядом, во дворе, где навечно поселились полчища тараканов, клопов и огромных нахальных крыс, беспощадная война с которыми велась десятилетиями, но мерзкие твари категорически не хотели покидать облюбованные места.
Наряду с убогими хибарами, со временем все чаще стали появляться дома рубленные из кругляка с резными наличниками и черепичной или шиферной крышей, строили и кирпичные на высоком фундаменте – эти принадлежали более состоятельным домовладельцам. Земельные наделы в шесть соток хозяева застраивали стайками, сарайками, где держали свиней, коров, домашнюю птицу; более искушенные – сооружали голубятни, где разводили элитных почтарей, чубатых, мохноногих голубей, простые сизари здесь не котировались.
В ноябре 1941 года на шахты под конвоем привезли депортированных этнических немцев с Поволжья, Средней Азии и других районов необъятной страны, которых распределили в деревянные бараки за тесовыми заборами с колючей проволокой, – им был уготован опасный и тяжелый ручной труд под землей в обмен на скудную пайку. Это были уравновешенные, законопослушные и трудолюбивые люди, которых придавила вина «ответственности» за нападение Германии на СССР, которым не верили и назначили крайними за вторжение. Пройдут годы, и станет известным имя и подвиг легендарного немца Рихарда Зорге, имена других немцев – Героев Советского Союза и еще много неожиданного, о чем упорно замалчивалось, и лишь 3 сентября 1993 года Законом Российской Федерации немцы были признаны жертвами политических репрессий и реабилитированы наряду с другими депортированными народами. Затем в Логу появились крымские татары, ингуши, литовцы, латыши, эстонцы – в прошлом «лесные братья», которые, сколотив бандформирования до 1947 года скрывались в лесах Прибалтики, терроризировали местные органы власти и мирных жителей; затем главарей и ярых сторонников расстреляли, остальным дали различные тюремные сроки. Незаметно и тихо поселились «бандеровцы», «власовцы», которые жили обособленно в отдельных бараках, в 1941 году встречавшие гитлеровские войска хлебом-солью, добровольно сдававшиеся в плен врагу, на чьей совести была кровь десятков тысяч евреев, ПОЛЯКОВ… Никаких отношений они с местными не поддерживали, а те называли их только предателями и не скрывали своего призрения. Общеизвестно, что Сибирь в народе называли краем каторжан, ссыльных и зеков. После войны, затем смерти Сталина в 1953 году объявили общую амнистию политическим заключенным и уголовникам, многие из которых после отсидки в лагерях остались на поселении в этих краях и прижились в Красном логу.
Таким образом плотно заселенный, многонациональный, противоречивый, порой враждебный своими настроениями рабочий район шахтерского городка К…а постепенно стал приобретать дурную славу; спускаться в Лог по-темну считалось небезопасным, где люди ходили спешно и с оглядкой, женщины и молодые девушки вечером без необходимости за ворота не выходили, да и парни старались держаться друг-друга на всякий случай. Жизнь местного населения была не из легких, чтобы прокормить семьи мужики горбатились в шахтах в три смены, рискуя жизнью и часто погибая под землей. Нравы рабочего люда и бывших зеков отличались непримиримостью и дерзостью, пьяные драки с нанесением увечий были делом обычным. В районе хозяйничали блатные и всякая шпана, без опаски «забивающая косяки» и курящая их для «кайфа и Кумара»: водяру тоже употребляли, но предпочтение отдавали «травке». Лог «держали»: пятидесятилетний однорукий Ваня, отсидевший на зоне более тридцати лет и Коля Хай – тридцатилетний шустряк с неизменной финкой в кармане, ходивший по этапам с малолетства, в ночные смены шахтеры ходили с топором на плече, особенно в дни выдачи зарплаты, но это спасало не всегда: работяг грабили, и нередко утром их находили истекшими кровью от ножевых ранений и остывшими в кустах на обочине.
Лог; как огромная воронка втягивал и расселял по кривым, ломаным линиям переулков и улочек, часто не примиримые, искорёженные людские судьбы и характеры, а затем, подобно плавильному котлу, смешивал чужеродные элементы и взаимоисключающие энергии, перемалывал и переваривал эту людскую массу, и на выходе получались индивиды уже более-менее пригодные для жизни в социуме.
Но многие отчаянные продолжали искать свою правду, так и не смогли очеловечиться; они бунтовали, противились действительности, отвергали любые законы, неизбежно становились асоциальными и опускались на дно жизни, растворяясь в тюрьмах, зонах или на погосте.
Прокормить большие семьи было трудно; люди разводили огороды, выращивали овощи и особенно – основной продукт питания – картофель, откармливали свиней, кур и даже коров. Полуголодные, тревожные, часто тяжелые военные годы постепенно уходили в прошлое, люди отогрелись. Жизнь стала сытнее, и жить, как говорилось «стало веселее». Но!..
Первый Секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев инициировал Совету Министров издать Указ от 1 октября 1956 года, который запрещал содержать домашний скот и разводить личные подворья без уплаты прогрессивного налога, держать разрешалось только несколько штук домашней птицы; по огородам бесцеремонно рыскали спецконтролеры, подсчитывая количество живности на подворьях, нещадно штрафуя и запугивая население. Люди начали массово забивать коров, телят, свиней. Над Логом разносился рёв издыхающих коров и душераздирающий визг поросят, кровавое побоище длилось несколько недель… дети были напуганы страшным зрелищем и украдкой, выглядывая из окон и видя снующих по дворам взрослых с тесаками в окровавленных руках, молчаливо оплакивали тех, кого совсем недавно кормили, поили, ухаживали…
Затем над районом повисла щемящая тоска от людской безысходности, дворовые собаки, ошалевшие от невообразимого многодневного стона и визга затихли, попрятавшись кто в будках, иные в кустах; многие мужики ушли в запой, поминая советскую власть крутыми, многоэтажными оборотами, женщины ломали голову, что делать с избытком мяса в отсутствии снега и холодов? Ведь холодильников в ту пору практически не было; мясо понесли на рынок продавать. Но для нас, пацанов, родившихся и проживших в Логу свои детские и юношеские годы он не казался опасным или пугающим, для нас это было загадочное, манящее, родное и единственное место на земле, где чаще всего было радостно, интересно жить, постоянно и увлеченно открывая все новые и светлые, и грустные грани действительности, наш калейдоскоп восприятия окружающего был многоцветным и отчасти беззаботным.
* * *
В Западной Сибири зима всегда приходит неожиданно: еще вчера, не уставая, сеял унылый дождь, затем вдруг проглядывало солнце, дороги улочек и переулков были залиты озерками луж и лужиц… А уже утром крыши домов, дворы и дороги завалены мягким пушистым снегом, который величественно и медленно накрывает белым полотном распахнутое, необъятное пространство Лога, а лужи накрепко схвачены льдом. Крупные, мохнатые снежинки медленно спускаются на землю несколько дней кряду, все более выбеливая вокруг дома и домишки, заборы и плетни, сарайки, до неузнаваемости преображая, очищая и накрывая этим рыхлым пуховым одеялом всё вокруг.
Стоя на верху левого берега Лога, ты видишь внизу перед собой почти остановившуюся, недвижимую сказочную картину, словно написанную мягкими акварельными красками: уходящие вдаль к горизонту присыпанные снегом жилища, одинокие фигурки неспешно идущих людей с сумками, коромыслами и ведрами, резвящихся в бодрящем снежке собак, ребятишек, катающих в огородах липкий, влажный снег для снежных баб, снеговиков, крыши домов, над которыми чуть извиваясь, поднимаются вертикально вверх голубоватые струйки дыма из печных труб; и здесь возникают образы и пасторальные мотивы картин знаменитого нидерландца Брейгеля.
С наступлением сумерек окрест включаются мириады электрических огоньков, свет которых, слегка дрожа и мерцая, пробивается сквозь снежную пелену. Но особенно неотразим он был с наступлением крещенских морозов, когда все вокруг торжественно замирало под пушистыми шапками искристого, небесно-голубого снега и, над ним устанавливалась звенящая тишина, изредка нарушаемая хрумким поскрипыванием снега под ногами одиноких прохожих.
В начале ноября ударяли первые морозы, иногда ртутный столбик термометра опускался ниже отметки сорок градусов, и тогда городские власти отменяли праздничную демонстрацию на площади, посвященную годовщине Октябрьской революции. А счастливые школьники официально могут не ходить на занятия, но с удовольствием проводят время, особенно отчаянные пацаны, на улице, где их любимым занятием являются гонки на санных поездах. Подождав, когда немного отпустят морозы, любители острых ощущений собираются у магазинчика на верху горы, где заканчивается, разрезая Лог сверху вниз улица Горняцкая, которая тянется более километра и упирается в мост на дне оврага, переброшенный через ручей. Чтобы собрать полноценный состав нужно не менее восьми-десяти саней с загнутыми полозьями, когда лежащий на санях впереди может ногами зацепить заднего, и получалась сцепка, те передний – рулевой чаще был постарше и опытнее остальных, его задача – объехать кучи шлака, рассыпанные вдоль дороги после печного отопления и прохожих с коромыслами, ведрами и без них. Замыкающий разгонял состав, который быстро набирая скорость на крутом склоне, с гиканьем и свистом стремительно несся вниз, поднимая тучи снежной пыли, разметывая по обочинам в сугробы зазевавшихся прохожих, испуганных собак и котов, при этом вся улица сверху донизу оглашалась невообразимым лаем всполошившихся дворовых собак. После короткого обсуждения итогов заезда, команда вновь поднималась наверх, и вновь захватывающий дух стремительный спуск, затем опять подъем на старт. Случались и аварии, когда отдельные сани отрывались от состава и переворачивались, а то и весь состав заносило в сугроб или в кювет, а затем с треском в забор… и лишь когда начинали светиться окна домов, разгоряченные и слегка уставшие, но счастливые гонщики неспешно расходились по домам с тем, чтобы завтра опять собраться на горе.
Еще они любили накручивать веревками на валенки коньки «обрубыши», «снегурки», а счастливчики имели даже «дутыши», и рассекать по укатанному, скованному морозом насту дорог; льду озерков и стадиона, или соорудить на крутой Горняцкой лыжный трамплин для прыжков. Но однажды окрестности облетела весть о том, что подросток приземляясь, упал на лыжную палку, острие которой пронзило его насквозь, но благодаря чуду, паренек остался живым: хирург-фронтовик, делавший ему операцию, повидавший на войне самые серьезные ранения, немало удивился тому, что палка прошила, но не задела его важные органы, – как тут не поверить в Ангела-Хранителя?
После Нового года снежные заносы заметали дома под крыши, перекрывали все выходы, из под снега сиротливо торчали лишь печные трубы да скворечники на коньках крыш. Соседи поочередно откапывали друг-друга лопатами, прочищали тропки для выхода на улицы, ну а дальше уже кто как сможет, – по колено или по пояс в снегу, кто в школу, кто на работу, брели след в след. Наконец, наступало самое подходящее время рыть снежные пещеры, гроты, окопы и блиндажи. Детвора, подобно кротам, азартно и увлеченно рыла, вырезала, трамбовала снег; создавая сложные, запутанные лабиринты, где все, разделившись на «своих» и «врагов», с удовольствием играли в войнушку. Однажды, проснувшись утром, в одном из огородов жители увидели копию танка, только в снежном исполнении, где дулом служила двухметровая гладкая жердь, закамуфлированная снегом: глядя на это произведение, взрослые улыбались и одобрительно кивали, а ребятня со всей округи сбегалась поглазеть на эту невидаль.
Рано или поздно приходил март, теплое солнце все чаще заглядывало в окна, пригревая нежную герань и сидящих на подоконниках, зажмурившихся котов. На карнизах крыш с выросших сосулек капала талая вода, снег становился ноздреватым и оседал. Затем однажды на дорогах появлялись лужицы, а с горы потекли ручейки и постепенно, набрав силы, уже стремительно неслись мутные потоки на дно оврага к ручью, превращенному в бурлящую грязную реку. Снег сползал с разогретых крыш домов, и они стояли очищенные, подсыхая и слегка дымясь под лучами щедрого солнца. Также внезапно прилетали вездесущие, долгожданные скворцы и начинали выкладывать свежую подстилку в скворечниках, при этом неустанно насвистывая свои серебристые трели и напропалую бранясь с воробьями за квартиры, строительный материал и вообще…
Прошло более пятидесяти лет, а эмоциональная память хранит до сих пор эти весенние запахи подтаявшего снега, высыхающей земли огородов и дорог; знакомый и волнующий запах дыма костров, сжигающих прошлогодние листья, сухую картофельную ботву и полынь, когда слегка подбеленный дым с огородов, поднимаясь сливается в один огромный ажурный полог и надежно накрывает Лог до утра. Или утренняя перекличка молодых, звонких, горластых петушков с хрипатыми пожилыми петухами… А еще – ленивая брехня дворовых собак на ночном посту, которые сообщают друг-другу о текущей ситуации: «все нормально, чужих нет». Но если появляется неожиданно ночной гость, сигналы хозяевам и друг-другу становятся тревожными, угрожающими, злобными, – эта многоголосая вакханалия, даже переполох, может продолжаться очень долго и до хрипоты, но главное – долг выполнен, враг обнаружен, сообщение передано незамедлительно и продублировано неоднократно. Говорящим признаком пришедшей весны также были скопления ребят в школьном дворе на переменах, на подсохших отмостках домов, едва подернутых зеленью полянках, где велись баталии под счет и на вылет в зоску. Или игра в еще более азартный пристенок (в «чику») на деньги. Для изготовления зоски, или биты, нужен был свинец, и пацаны рыскали по шахтовым отвалам, заброшенным шурфам, где находили куски электрических кабелей, срезали свинцовую оплётку, на кострах плавили его в консервной банке и отливали любую нужную форму прямо в грунте.
Но самой яркой и памятной была весна, а точнее – двенадцатое апреля 1961 года, когда полетел в космос первый космонавт на земле Юрий Гагарин; на школьной линейке директор огласил важное Правительственное сообщение, и на этом занятия были закончены. На улицах общее ликование, флаги, транспаранты, цветы, шары, люди организованно и стихийно двигаются в сторону городской площади, на их лицах восторг и радость, – это был всенародный праздник гордости за страну, за людей, запустивших ракету не с собачкой, а уже с человеком. Такой эмоциональной силы восторг и радость мог испытать только народ, который прошел через страшные испытания голодом, разрухой, войной и страхом, потерей родных и близких, но все выдержавший и победивший. Это был для нас первый в жизни, по-настоящему значимый праздник, когда мы, дворовые пацаны впервые реально испытали гордость за страну, за такой сильный, умный и смелый народ, частью которого с нетерпением хотелось стать и быть похожими на героев.
* * *
К середине мая устанавливалась теплая солнечная погода, по вновь вскопанной жирной земле в огородах бесцеремонно сновали прилетевшие скворцы и грачи в поисках любимой еды. Деревья выбрасывали свежие, блестящие и клейкие листочки, на ветках яблонь, черемухи, вишни набирали силу, набухали соцветия и однажды утром, повинуясь какой-то магической силе, начинали разом распускать нежные бело-розовые, ароматные цветочки, привлекая вокруг мириады неутомимых пчел. На сколько хватало взгляда вдаль, весь Лог превращался в цветущий сад, одетый в яркий торжественный наряд, те дышалось легко, свободно, без устали хотелось наполнять легкие благоухающим запахом весны.
Все дети во все времена любили смотреть кино, есть мороженое: пломбир, эскимо, вафельные стаканчики, пить газировку с сиропом – грушевую, яблочную, вишневую… и мы стали соображать, как заработать денег на карманные расходы? Ленивые клянчили у родителей, бабушек, а смекалистые с утра выходили «на работу»: мы исследовали дорожные кюветы, шахтовые отвалы, чердаки, овраги и огороды, железнодорожные пути, всевозможные свалки, где предметами наших интересов были тряпье, кости, стеклотара, цветной металл – свинец, медь, алюминий, бронза, затем все собранное, раскопанное и добытое складывалось в мешки и уносилось, отвозилось в приемные пункты «Вторчермета». Здесь в обмен давали незатейливые игрушки, шарики, мячи, пистолеты с пистонами… другой «ширпотреб», и китайские электрические фонари, а к ним батарейки, – обладатель фонарика становился состоятельным объектом зависти. Бутылки, банки, принимали за деньги, и это считалось выгодным бизнесом, где жесткую конкуренцию нам составляли «алики» и престарелые люди, но выигрывали более шустрые. Одним словом, трудолюбивые, коих было меньше, регулярно приобщались к высокому искусству кино, уничтожая нещадно, обожаемое и желанное в любое время суток мороженое.
В какой-то период нас многих накрыла тяга к коллекционированию марок, старинных денег; спичечных этикеток: это занятие занимало немало времени, изобретательности и усилий. После объявленной в 1961 году денежной реформы, когда взамен огромных бумажных купюр в оборот вошли новые миниатюрные денежные знаки и серебряные и медные монеты (шахтеры тогда нередко носили зарплату в наволочках, прежние банкноты в пачках в карманы невозможно было растолкать), люди избавлялись от старых и охотно менялись на новенькие сверкающие монетки и усеченные купюры. Более всего коллекционеры ценили царские монеты с двуглавым орлом и серебряные полтинники, а также редкие иностранные монеты – тугрики, песо, центы, пфенинги, йены, стотинки… Охота за марками и спичечными этикетками имела свои особенности: конверты, почтовые открытки и коробки мы собирали, изымали и выпрашивали у знакомых, соседей, прохожих, подбирали в мусорках, на вокзале, у магазинов, затем марки и этикетки отпаривали над кипящей кастрюлей или чайником, аккуратнейшим образом отклеивали и разглаживали утюгом. А еще, писали письма на многочисленные спичечные фабрики бывшего СССР, иногда их директорам, и, как правило, в ответ приходили бандерольки с новенькими типографскими оттисками набора этикеток, которые становились солидным обменным фондом в наших коллекциях. Но вот появилось новое увлечение, хобби – самокаты. Велосипеды были редким и дорогим удовольствием, зато самокат собственного изготовления стал привычным средством передвижения азартной ребятни; главное в этой конструкции – найти шариковые подшипники нужного диаметра. Самокаты мастерили из подручных материалов; в ход шли доски, рейки, проволока, но с выдумкой, чтобы не походил на соседский, иногда делали трехколесный с люлькой-прицепом для чего использовали ящики из под фруктов, особым шиком считалось приладить на руль ручной тормоз и даже звонок, с неимоверным шумом и грохотом мы носились на этих средствах с «ручной тягой» по грунтовым дорогам и реже – по асфальту, сопровождаемые косыми взглядами прохожих и не дружественным лаем собак.
С наступлением лета мы целыми днями пропадали возле котлованов, залитых водой, на озерах, любимой речке Ине, или часто с риском для жизни, спускались в шахтовые заброшенные выработки, шурфы, лазили по отвалам в поисках бронзовых трубок, не использованных капсулей и кусков динамита. Самые отчаянные пускали в ход трубки для изготовления поджиги; заклепывали наглухо один конец, пропиливали сбоку маленькую щель для возгорания заряда, трубку – дуло прикручивали накрепко проволокой к вырезанной из дерева рукоятке, начиняли серой от спичек или порохом от старых патронов, засыпали мелкие шарики, забивали сверху пыж из жеваной бумаги и шли на «полигон» расстреливать ржавые банки. Иногда наша подростковая удаль и самонадеянность приводили к печальным последствиям: наш двенадцатилетний сверстник Мишка, уперев дуло поджиги в грудь, занимался перезарядкой ствола и высек случайную искру… заряженный шарик пробил грудь и вошел в сердце, смерть была мгновенной. Он лежал с бескровным лицом, словно недавно уснул, его хоронили все пацаны окрестностей Лога и плакали, вскоре многие утопили опасное оружие в клозетах. Однако рискованные забавы продолжались и уносили все новые жизни. Соседские мальчишки в отвалах породы нашли неиспользованный купсуль – «жевело» и долго возились с находкой, но чтобы произвести подрыв нужна была электродетонация: нашли медную проволоку, протянули линию, приготовили электробатарейку, засели в сарае и соединили контакты… Но здесь же в углу, прикрытый тряпьем стоял старый газовый баллон, который сдетонировал от разрыва капсуля, – сарай разнесло в щепки от взорвавшейся «бомбы», эхо прокатилось по всему Логу и снова похороны, но один из двоих, к счастью уцелел.
И вот нагрянуло новое испытание для народа, – наш «добрячок-старичок», глава Правительства СССР Н.С. Хрущев издал очередной указ – поля повсеместно и безоговорочно засеять кукурузой, на манер американских фермеров, хотел, наверное, «как лучше», но получилось «как всегда». Кукурузная компания, навязанная народу, привела к тому, что к 1962 году хлеба не стало, как в войну, вернее, продавали его теперь по талонам и спискам учета едоков в семье, но зато прилавки магазинов были завалены банками с кукурузным сиропом. Нам памятны эти нескончаемые хлебные очереди у магазинов, которые занимали глубокой ночью, под дождем и снегом, простаивая в ожидании привоза свежего дефицита.
Однажды в разгар лета по Логу пронеслась заманчивая весть о том, что на сенокосные работы в соседнее село Георгиевка набирают желающих подработать, и мы двинулись гурьбой из шестнадцати человек, одержимые желанием заработать кто на велосипед, другие на зимнюю одежду и обувь…
Возле избы Правления нас встретил молодой мужик с лукавым прищуром и весело спросил: «Курящие есть? Не стесняйся, шаг вперед!..» Ровно половина нашей братии курили с семивосьми лет или «баловались», – немного подумав и помявшись, они вышли вперед.
– Значит, так – продолжал, разглядывая нас, бригадир;
– Кругом сухостой и сено, солнце печет нещадно, дождей нет, если полыхнет – сгорит все к чертовой матери вместе с деревней, никакие пожарники не успеют спасти… Вникаете? Рабочий день с шести часов утра до восьми вечера, обед будем привозить в поле, никаких разборок и драк, а также больничных. Вас расставят в звенья по три человека, и если кто-то отсутствует, то его заменить некем, звено уходит на простой, зарплаты нет. Ясно?
Пацаны не всё понимали толком, но то, что работа предстоит нелегкая, где не «забалуешь», – было понятно.
– Будете сгребать конными граблями скошенное сено в валки, валки собирать граблями в копны, затем вилами в стога. Коней поить, кормить, чистить, запрягать и прочее будете самостоятельно, как запрягать покажет конюх, и он кивнул головой в сторону шестнадцатилетнего крепыша по имени Тольша.
– А теперь, желающие работать, – сдать спички и папиросы, махорку тоже и за мной к конюшне. Все до единого выложили на лавку у крыльца содержимое карманов, с этого момента начиналась наша трудовая биография, где нам предстояло узнать и ощутить на себе с каким трудом зарабатываются эти самые большие деньги. Ездовыми, для управления лошадью, впряженной в двухколесную железную грабельную телегу назначили тех, кто постарше и сильнее, остальным раздали вилы и грабли.
На следующее утро после первого рабочего дня мы встали чуть живые, болело буквально все, а двое наших вышли и молча побрели в сторону города, их никто не упрекал, не задерживал, каждый делал свой выбор; или терпел, или надламывался, как многие до них, – позже мы узнали, что некоторые мужики, пришедшие на заработки, не выдержали и ушли. Первые два-три дня были настоящим испытанием на выносливость, зато потом все наладилось, все освоились, включились в рабочий режим и работа пошла веселее, увереннее. Все поняли главное, – они справляются с заданиями не хуже взрослых, появился азарт и желание доказать всем, что это уже не дети, а вполне взрослые, самостоятельные люди.
Самым сложным и увлекательным делом оказалось общение с лошадьми, а их было шесть разномастных, больших и сильных, не всегда покладистых и смирных животных. Норовистый, непредсказуемый Воронок, скачущий галопом к водопою, внезапно мог остановиться как вкопанный, и седок летел через голову, рискуя покалечиться, кубарем на землю. Пожилая, рыжая с проседью Ломиха входила по брюхо в воду с седоком, не торопясь, со свистом цедила сквозь зубы прохладную влагу, а затем медленно заваливалась на бок, желая притопить «помеху» на спине. Или гнедой Красавчик с густой гривой и стриженной челкой, махнашками вокруг казанков и копыт, всегда норовил зайти спереди и лягнуть лошадь в грудь или куснуть молодыми зубами то за ногу, то за плечо… А еще была в конюшне одна лошадка белой масти, трехлетняя резвая кобылка Красавица, которая вынюхивала у всех подошедших ладони в поисках корочки хлеба, и часто ее находила. Эту ласковую и умную лошадку конюх Тольша запрягать не давал, жалел ее и берег от изнурительной работы под жарким солнцем, от злобного натиска полчищ кровососущих оводов и слепней, влекомых запахом пота лошадей, оберегал, как старший брат свою сестренку.