Пустая лодка. Беседы по высказываниям Чжуан Цзы

Как же вам это удается? Через разделение, через мышление… Мышление зависит от разделения, от анализа; медитация происходит тогда, когда нет анализа, нет разделения, когда все соединилось, когда все стало одним.

Чжуан-цзы говорит:

Человек Дао не встречает препятствий.

Действиями своими не вредя ни единому существу…

Как он может причинить вред? Вы способны причинять вред другим только тогда, когда уже навредили себе. Помните это; в этом весь секрет. Если вы вредите себе, вы будете вредить и другим. И вы будете вредить даже тогда, когда думаете, что делаете другим добро. Ничто другое не может исходить от вас, только вред; потому что тот, кто изранен, кто живет в муке и страдании, что бы он ни делал, он будет порождать лишь еще больше страдания и боли для других. Вы можете дать только то, что есть у вас самих.

Рассказывают, что однажды в синагогу пришел нищий. «Я – великий музыкант, – сказал он рабби. – Я слышал, что ваш музыкант, который был при синагоге, скончался, и вы ищете другого. Я согласен занять его место».

Рабби и паства обрадовались, потому что они и правда скучали по музыке. А потом этот человек заиграл – это было жутко! Без его музыки было намного музыкальнее. Его музыка создавала ад. Было невозможно ощутить хоть какое-то блаженство в синагоге в то утро. Игру пришлось прервать, потому что большая часть паствы стала разбегаться. Люди бежали оттуда со всех ног – эта музыка была просто анархична, она была похожа на безумие, она начала воздействовать на людей.

Когда рабби увидел, что все покидают синагогу, он подошел к тому человеку и остановил его. «Если ты не хочешь брать меня в музыканты, то ты можешь заплатить мне за это утро, и я уйду», – заявил тот.

«Заплатить тебе?! – воскликнул рабби. – Это невозможно! Мы никогда не переживали такого кошмара».

Тогда «музыкант» гордо сказал: «Ладно, тогда можешь считать эту музыку моим пожертвованием».

«Но как можешь ты пожертвовать то, чем не владеешь? – возразил рабби. – У тебя нет никакой музыки вообще – как ты можешь ее пожертвовать? Ты можешь поделиться только тем, чем владеешь сам. Это не музыка; напротив и более того – это нечто вроде антимузыки. Так что, пожалуйста, забери ее с собой, не делай нам такого пожертвования, а то оно будет и дальше преследовать нас».

Вы даете только то, что имеете. Вы всегда даете то, чем живете. Если внутри вы мертвы, то вы не можете помочь жизни; куда бы вы ни пошли, вы будете убивать. И не важно, знаете вы об этом или нет, вы можете думать, что помогаете другим жить, но на самом деле вы будете убивать.

Великого психоаналитика, Вильгельма Райха, много работавшего с детьми и их проблемами, однажды спросили: «Какая проблема является для детей основной? Что, на ваш взгляд, является корнем всех их несчастий, трудностей, отклонений от нормы?»

«Матери», – сказал он.

Ни одна мать не может с этим согласиться – любая мать чувствует, что она только и делает, что помогает своим детям, абсолютно бескорыстно и самоотверженно. Она живет для ребенка и умрет за ребенка. А психоаналитики утверждают, что матери – это проблема. Сами того не понимая, они убивают, калечат, – но думают, что любят.

Если вы внутренне ущербны, то вы будете калечить и своих детей. Вы не можете делать ничего другого, и этому никак не помочь, потому что вы черпаете из своего существа – никакого иного способа давать просто не существует.

Чжуан-цзы говорит: «Человек Дао… действиями своими не вредя ни единому существу…» Не то чтобы он воспитывал в себе ненасилие, не то чтобы он взращивал в себе сострадание, не то чтобы он жил праведной жизнью, не то чтобы он поступал как святой – нет. Просто он не может никому причинить вреда, поскольку перестал причинять вред себе. У него нет ран. Он настолько блажен, что его действия или недействия рождают только блаженство. Даже если иногда вдруг покажется, что он делает что-то не так, это только кажется неверным.

С вами ситуация прямо противоположная. Иногда кажется, что вы делаете что-то хорошее. Но вы этого не можете. Человек Дао не может причинить вреда – это невозможно. Для него не существует никакой возможности причинять вред, это невероятно – ибо он неразделен, нефрагментарен. Он – не толпа, не шизофреник. Он – это вселенная, и он – сейчас; он – не что иное, как мелодия этой вселенной. И только эта музыка и продолжает распространяться.

Человек Дао не из тех, кто активен, это не человек действия; он делает только самое необходимое. На самом деле, он человек недеяния, он не сильно вовлечен в деятельность.

Но вы охвачены жаждой деятельности – из-за стремления сбежать от самого себя. Вы не можете принять самого себя, вам претит быть с собой наедине. Вы ищете кого-то в качестве выхода, вы ищете занятие, чтобы забыться, занятие, которое поглотит вас. Вам с собой так утомительно.

Человек Дао, человек, постигший свою внутреннюю природу, человек, который истинно религиозен, – не очень активный человек. С ним случается только самое необходимое. То, без чего можно обойтись, отброшено полностью, потому что он может просто пребывать в покое безо всякой деятельности, он и так на своем месте, он может расслабиться, может просто быть с собой наедине.

Вы не можете пребывать сами с собой, и отсюда ваша постоянная потребность в общении. Вы идете в клуб, отправляетесь на встречу, на вечеринку, стремитесь в толпу, где вы будете не одни. Вы так боитесь себя, что, если вас оставить одного, вы сойдете с ума. Если вы будете оставаться в одиночестве и без всякой деятельности в течение всего лишь трех недель, вы сойдете с ума. И это не какое-то там высказывание религиозных людей, теперь с этим согласны и психологи. Если вся деятельность, если все внешнее общение у вас отобраны, если вы останетесь один в комнате – на три недели – вы сойдете с ума, потому что вся ваша деятельность направлена лишь на избавление от вашего безумия, она вас освобождает.

Что вы будете делать, когда останетесь одни? Первые три или четыре дня вы будете мечтать и разговаривать про себя, заниматься внутренней болтовней. Потом это утомит вас. После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда, по меньшей мере, вы сможете слышать звук своего собственного голоса. Когда вы идете ночью по темной улице, вы начинаете насвистывать. Почему? Каким образом насвистывание придает вам смелости? Как насвистывание может вам помочь? – Просто, слушая свой свист, вы чувствуете, что вы не один, что кто-то насвистывает. Создана иллюзия присутствия кого-то еще!

После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда вы сможете также и слушать. Вы не одни, вы говорите и вы слушаете, это как если бы кто-то другой разговаривал с вами. К третьей неделе вы начнете сами себе отвечать. Вы будете не только разговаривать, вы будете еще и отвечать – вы разделены. Теперь вас двое: один спрашивает, другой отвечает. Появляется диалог – и вы полностью сошли с ума.

Один человек спросил психиатра: «Я очень обеспокоен тем, что часто разговариваю сам с собой. Что мне делать? Не могли бы вы мне помочь?»

«Тут нет причин для беспокойства, – утешил его психиатр. – Все люди разговаривают сами с собой, в этом нет ничего такого. Вот когда вы начнете сами себе отвечать, тогда приходите ко мне, тогда я смогу быть вам полезен».

Но разница лишь в процентном отношении; она не качественная, а только количественная. Если вы начинаете говорить сами с собой, рано или поздно вы также начнете и отвечать, потому что разве возможно всегда ограничиваться только монологом? Нужен ответ, нужен собеседник, иначе вы будете чувствовать себя глупо. И на третьей неделе вы начинаете отвечать – то есть сходите с ума.

Этот мир, мир действия, бизнеса и постоянной занятости, спасает вас от сумасшедшего дома. Если вы чем-то заняты, ваша энергия направлена вовне; тогда вам не нужно заботиться о том, что внутри, о внутреннем мире, вы можете о нем позабыть.

Человек Дао не очень-то активен – он делает только самое необходимое. О Чжуан-цзы рассказывают, что, если он мог стоять, он не шел, если он мог сидеть, он не стоял, если он мог прилечь поспать, он не сидел. Существенное, самое основное, лишь то, что он обязательно должен был сделать – это единственное, что он делал, потому что в такой деятельности нет безумия.

Вы занимаетесь несущественным, вы постоянно занимаетесь несущественным. Взгляните на свою деятельность: девяносто девять процентов ее несущественны. Вы можете отбросить их, вы можете сохранить уйму энергии, вы можете освободить массу времени. Но вы не можете их отбросить, потому что вы боитесь, вы напуганы сами собой. Если нет радио, нет телевидения, нет газет, не с кем поговорить, что вы будете делать?

Рассказывают, однажды умер один священник. Конечно, он был уверен, что попадет в рай, на небеса. Он прибыл туда, и все было прекрасно. Дом, в который он попал, был просто великолепен, это был самый восхитительный дом из всех, о которых он только мог мечтать. В тот миг, как ему становилось что-нибудь нужно, тут же появлялся слуга. Возникал голод – и слуга держал в руках поднос с едой, самой изысканной из той, что ему приходилось когда-либо пробовать. Наступала жажда, но еще до того, как желание это становилось мыслью, пока оно еще было только предчувствием – появлялся человек с напитками.

Так оно и продолжалось, и он был просто счастлив дня два или три, но потом он начал ощущать беспокойство, потому что человеку необходимо что-нибудь делать, вы не можете просто сидеть в кресле. Только человек Дао может вот так сидеть в кресле и сидеть, и сидеть, и сидеть… Вы этого не можете.

Священник забеспокоился. Два-три дня выходных, небольшой отдых – это нормально. Он ведь был очень активен – множество публичных служб, миссии, церкви, проповеди; он был настолько вовлечен в дела общины и паствы, что теперь с удовольствием отдыхал. Но сколько же можно отдыхать? Сколько ни отдыхай, а рано или поздно выходные должны закончиться, и настанет черед возвращаться к делам. Так что беспокойство нарастало, он начал чувствовать какое-то неудобство.

Внезапно появился слуга и спросил: «Чего ты хочешь? Это твое чувство – не потребность, ты не голоден, не испытываешь жажду, ты просто неспокоен. Что я могу для тебя сделать?»

«Я не могу здесь сидеть и сидеть – целую вечность, мне нужно что-нибудь делать», – сказал священник.

«Это невозможно… – возразил слуга. – Все твои желания будут исполняться нами, поэтому зачем тебе что-то делать? Это ни к чему, такое тут не предусмотрено».

Священник обеспокоился еще больше и воскликнул: «Да что же это за рай такой?»

«Какой еще рай? С чего ты взял, что это рай? – удивился слуга. – Это ад. Кто тебе сказал, что это рай?»

И это действительно был ад. Теперь-то он понял: жить без деятельности – это был ад. И рано или поздно он должен был просто сойти с ума. Никакого общения и разговоров, никаких служб, никаких язычников, которых нужно обращать в христианство, никаких глупцов, которых надо просвещать, – так чем ему заниматься?

Только человек Дао смог бы изменить тот ад и обратить его в небеса. Человек Дао, где бы он ни был, умиротворен, покоен. Он делает только самое необходимое, и если вы сделаете это необходимое за него, он счастлив. Все несущественное отброшено.

Вы не можете отбросить несущественное. В самом деле, девяносто девять процентов вашей энергии растрачивается на несущественное. Существенного недостаточно, и ум всегда страстно жаждет еще и несущественного, потому что действительно нужного так мало, его можно легко выполнить. А что вы будете делать потом?

Люди не особо озабочены тем, чтобы правильно питаться. Они более заинтересованы во владении хорошей машиной, потому что достать хорошую пищу не стоит никакого труда. И что потом? Люди не хотят иметь хорошие здоровые тела. Это то, чего можно достичь слишком легко. Они хотят чего-то такого, чего достигнуть весьма непросто, чего-то невозможного, а несущественное – это всегда невозможное. Всегда есть дома, что побольше, машины, что подороже, и они продолжают становиться все больше и все дороже, так что тут вам будет не до отдыха.

Весь мир пытается заниматься несущественным. Девяносто процентов промышленного производства задействуется ради несущественного. Пятьдесят процентов человеческого труда тратится на то, что вообще никому не нужно. Половина всего производства посвящена женскому уму, более того, женскому телу: создание новых коллекций одежды каждые три месяца, проектирование новых домов, пудра, мыло, кремы; половина всего производства посвящена этому безумию. Человечество голодает, люди умирают без пищи, – но другая половина человечества занята несущественным.

Добраться до Луны – это совершеннейшая бессмыслица. Если бы мы были хоть немного мудрее, мы бы даже не думали об этом. Это абсолютно пустая трата таких огромных денег, на которые можно было бы накормить всю Землю. Войны бесполезны, бессмысленны, но человечество безумно и в войнах нуждается более, нежели в пище. Оно нуждается в том, чтобы отправиться на Луну, больше, чем в пище, больше, чем в одежде, больше, чем в существенном, потому что существенного недостаточно.

И сейчас наука породила величайший ужас; этот ужас заключается в том, что теперь существенное может быть обретено очень легко. За десять лет все потребности человечества могут быть удовлетворены, – что касается необходимого, вся земля может быть удовлетворена. И что потом? Что вы будете делать после этого? Вы будете в таком же положении, как и тот священник. Он был уверен, что попал на небеса, а затем обнаружилось, что это был ад. Всего за десять лет вся земля может стать адом.

Несущественное необходимо вашему безумию, чтобы не оставаться без дела. Тут никаких лун не хватит, нам придется пойти дальше, нам придется продолжать создавать бесполезное. Это необходимо. Людям это нужно, чтобы чем-то занять себя.

Человек Дао – это не активный человек. Его действия – это лишь самое существенное, то, чего никак не избежать. То, чего можно избежать, он избегает. Он настолько счастлив сам по себе, что ему нет нужды самовыражаться в действиях. Его деятельность скорее похожа на недеятельность: он делает, не становясь тем, кто делает, не становясь деятелем.

Он – это пустая лодка, свободно плывущая по морю, не направляющаяся никуда конкретно.

…он не мыслит себя добрым или мягким.

Позвольте этой мысли проникнуть глубоко в ваше сердце. «Он не мыслит себя добрым и мягким», – потому что если вы считаете себя таким, то суть этого вы уже упустили; если вы знаете, что вы простой человек, то это не так. Именно знание все усложняет. Если вы знаете, что вы религиозный человек, то это не так, потому что этот хитрый ум, который, собственно, и знает, все еще продолжает существовать.

Когда вы мягкий, но не знаете этого, когда вы просты и этого не осознаете – тогда это и вправду стало вашим естеством, вашей природой. Когда что-то действительно естественно, вы этого не замечаете, но когда что-нибудь вам навязано, вы это заметите. Когда кто-нибудь становится богат, внезапно обретает богатство, – он всегда помнит, что у него есть дом, есть бассейн, есть богатство – и вы сразу увидите, что он не аристократ, потому что ему так нравится демонстрировать все это.

Один нувориш заказал три плавательных бассейна для своего сада. Их соорудили, и он показывал их своему другу. Тот был несколько удивлен. «Три плавательных бассейна? Для чего? Хватило бы и одного», – сказал он.

«Нет, ну как может хватить одного? – возразил новоявленный богач. – Один с горячей водой, а другой с прохладной».

«А третий?» – поинтересовался у него друг.

«А третий для тех, кто не умеет плавать, – пояснил он. – Третий бассейн мы будем держать пустым».

Вы можете заметить, что, если человек только что разбогател, он будет стремиться демонстрировать свое богатство. Истинный аристократ – это тот, кто забыл, что он богат. Человек Дао – это аристократ внутреннего мира.

Если человек выставляет свою религию напоказ, то он все еще не религиозен по-настоящему. Для него религия подобна занозе, она неестественна для него, она ранит, он страстно желает продемонстрировать ее. Если вы стремитесь показать свою простоту, так какая же это простота? Если вы выставляете напоказ вашу мягкость, тогда это просто хитрость, и ничего мягкого в ней нет.

Человек Дао – это аристократ внутреннего мира. Он настолько с ним сонастроен, что всякая демонстрация отсутствует – не только другие этого не замечают, он сам этого не осознает. Он не знает того, что он мудр, он не подозревает, что невинен, – как вы можете об этом знать, если вы невинны? Ваше знание разрушит вашу невинность.

Последователь Хазрата Магомета отправился вместе с ним в мечеть на утреннюю молитву. Было лето, и по дороге обратно они видели, что много людей все еще спит у себя дома или прямо на улице. Было раннее утро, летнее утро, и многие еще мирно спали. «Что будет с этими грешниками? – очень высокомерно заявил тот человек Хазрату Магомету. – Они проспали утреннюю молитву».

Сам он сегодня впервые ходил молиться. Вчера он так же сладко спал, как и эти грешники. Но, причастившись к духовности, он захотел покрасоваться перед Магометом: «Магомет Хазрат, что случится с этими грешниками? Они не были на утренней молитве, они ленивы и все еще спят».

Магомет остановился и сказал: «Отправляйся домой, а мне придется вернуться в мечеть».

«Почему?» – удивился тот человек.

Магомет ответил: «Моя утренняя молитва из-за тебя пропала зря; от общения с тобой все разрушилось. Мне придется совершить молитву снова. А что касается тебя, то запомни, пожалуйста: никогда не приходи опять. Для тебя было бы лучше спать, как другие; по крайней мере, тогда они не были бы грешниками. Твоя молитва имела лишь один результат – она дала тебе повод осуждать других».

Так называемый религиозный человек религиозен только для того, чтобы смотреть на вас с осуждением, поскольку он может называть вас грешником. Пойдите к святым, вашим так называемым святым, и взгляните им в глаза. Вы не найдете там невинности, которая должна была бы там быть. Вы найдете расчетливый ум, смотрящий на вас и думающий об аде: «Ты отправишься в ад, а я буду на небесах, потому что я так много молился, пять раз в день, и я так много постился». Как будто вы можете купить место в раю!.. Это все деньги – пост, молитва – и этими деньгами пытаются совершить покупку.

Если вы замечаете осуждение в глазах святого, будьте уверены, что он – «нувориш», он еще не аристократ внутреннего мира, он еще не стал с ним одним целым. Он может знать его – но вы знаете что-то только тогда, когда оно существует отдельно от вас.

Здесь нужно упомянуть еще об одном: по этой же причине знание себя, самопознание – невозможно. Вы не можете знать себя, и когда вы узнаете о себе – это вовсе не вы, это что-то другое, что-то от вас отдельное. Мы сами – это всегда познающий, и это никогда не то, что познается, так как вы можете себя познать? Вы не можете низвести себя до объекта.

Я могу видеть вас. Как я могу видеть себя? Кто в таком случае будет наблюдателем, и кто – наблюдаемым? Нет, самого себя невозможно познать таким же образом, как мы познаем все остальное.

Самопознание, познание себя – невозможно в обычном смысле, ибо при этом знающий всегда трансцендирует, всегда выходит за рамки. Что бы он ни знал, это не то. Упанишады говорят: нети-нети – ни то, ни это. Что бы вы ни знали, вы этим не являетесь; и то, о чем вы не знаете, – этим вы не являетесь тоже. Вы – тот, кто познает, и этого познающего невозможно сократить до познаваемого объекта.

Самопознание невозможно. Если ваша невинность исходит из вашего внутреннего источника, то вы о ней знать не можете. Если вы навязали ее себе извне, вы можете знать о ней; если это подобно платью, которое вы надели, то вы о ней знаете, – но она не есть сама суть вашей жизни. Такая невинность – продукт воспитания, а взращенная невинность – жуткая вещь.

Человек Дао не мыслит себя добрым и мягким. Он мягок сам по себе, но он об этом не знает; он добр, но и этого он не знает; он – сама любовь, но он того не сознает, – потому что любящий и знающий не разделены; мягкость, доброта, сострадание и знающий – не разделены, их не двое. Нет, их невозможно разделить на познаваемое и познающего. Это внутренняя аристократичность: когда вы становитесь так богаты, что даже перестаете это осознавать. Когда вы настолько богаты, незачем выставлять это напоказ.

Мне довелось слышать следующую историю…

Как-то раз Генри Форду случилось приехать в Англию. В справочном бюро аэропорта он поинтересовался самой дешевой гостиницей в городе. Служащий взглянул на него – а лицо его было известным. Генри Форд был известен по всему миру. Всего за день до этого в газетных статьях, посвященных его предстоящему приезду, были помещены его большие фотографии. И вот он стоял, одетый в пальто, которое выглядело едва ли не старше его самого, и спрашивал о самом дешевом отеле.

Поэтому служащий спросил его: «Если я не ошибаюсь, вы – мистер Генри Форд. Я хорошо помню, я видел ваше фото».

«Да», – ответил тот.

Это привело служащего в полнейшую растерянность, и он воскликнул: «Вы спрашиваете самую дешевую гостиницу, носите пальто, которому, похоже, больше лет, чем вам самим. Я видел вашего сына, приезжавшего сюда, он всегда останавливается в лучших отелях, и он всегда великолепно одет».

Говорят, что Генри Форд ответил: «Да, мой сын ведет себя как эксгибиционист, он еще очень неуравновешен. Мне незачем останавливаться в дорогом отеле; где бы я ни остановился, я – Генри Форд. В самой дешевой гостинице я все равно – Генри Форд, нет никакой разницы. Мой сын еще очень молод, неопытен, он боится, что подумают люди, если он остановится в дешевом отеле. А это пальто – да, это пальто действительно досталось мне от отца – но это не имеет никакого значения; зачем мне новые тряпки? Я – Генри Форд, что бы я ни надел; даже если бы я был совершенно голый, я – Генри Форд. А все остальное неважно».

Когда вы действительно гармоничны, сонастроены со своим внутренним миром, когда вы действительно богаты, вам незачем демонстрировать это. Когда вы впервые приходите в храм, ваша молитва будет немного громче, чем молитвы других. Должна быть. Вам очень хочется порисоваться.

Стремление показать себя – это часть эго; не имеет значения, что именно вы показываете. Вы демонстрируете, вы выставляете напоказ. Значит, эго все еще здесь, лодка не пуста; а человек Дао – это пустая лодка. Он мягок, не ведая того; он невинен, не сознавая этого; он мудр, поэтому он может вести себя как дурак, ни о чем не беспокоясь. Что бы он ни делал, его мудрость остается незатронутой, он может позволить себе быть глупым. Вы этого позволить себе не можете.

Вы всегда боитесь, что кто-нибудь сочтет вас дураком. Вы боитесь, что, если другие будут считать вас дураком, вы и сами начнете в это верить. Ведь если столько людей будут думать, что вы дурак, то вы утратите уверенность в себе. И если все будут без устали твердить, что вы дурак, то рано или поздно вы в это поверите.

Лишь мудреца невозможно ввести в заблуждение, он может выглядеть дураком сколько угодно.

Я слышал об одном мудреце, который был широко известен как Сумасшедший. Никто не знал ни его имени, ни вообще чего-либо о нем, он был известен просто как Сумасшедший. Он был еврей, а из евреев вышло несколько действительно мудрых людей, у них есть что-то такое, некий внутренней источник. Поэтому Иисус и мог родиться среди них.

Этот Сумасшедший вел себя настолько по-идиотски, что вся община была встревожена, потому что никто не мог предугадать, что он выкинет в следующий раз. В религиозные дни, Йом Киппур* или другие праздники, вся община была в ужасе: невозможно было предвидеть, что этот равви устроит, кем он прикинется, как он себя поведет. Его молитвы тоже были безумны.

Однажды он призвал суд, еврейский суд, все десять судей. Суд явился на его зов, и этот равви заявил: «Я настаиваю на возбуждении дела против Господа Бога, так что решайте, как наказать этого парня Бога. Я представлю все основания для этого, все доказательства того, что Бог несправедлив и преступен».

Судьи очень перепугались, но они вынуждены были его выслушать, поскольку он был равви, глава храма. И он разобрал этот случай так, как это делает адвокат в суде.

«Бог, ты создал этот мир, – произнес он, воздев глаза к небу, – а теперь ты шлешь посланцев, чтобы учить нас, как от него отречься. Что за глупость! Ты дал нам желания, а теперь все твои учителя приходят и говорят: „Избавься от желаний“. Ты вообще думаешь, что делаешь? А если мы совершили какие-то грехи, так на самом деле это ты виновник, ибо зачем же ты создал желания?»

Как суд должен был поступить? Равви был прав, но суд постановил, что этот человек окончательно сошел с ума и что его следует изгнать из храма.

А человек этот действительно говорит правду. Он так сильно любит Бога, что он с ним на «ты», настолько близки их отношения. «Что ты делаешь? Хватит, остановись, не делай больше глупостей», – просит он. Он должен очень любить божественное, чтобы иметь право так себя вести.

И рассказывают, что Бог сразу остановился, когда тот воззвал. Ему пришлось послушаться этого человека.

И ангелы вопросили: «Ты вдруг остановился, что случилось?»

«Тот Сумасшедший молится, – объяснил Он. – Мне придется послушаться его, ибо, что бы он ни говорил, это все истина, а он так сильно любит меня, что тут всякие формальности ни к чему…» В любви и в ненависти все разрешено, все позволено.

Этот Сумасшедший шел по улице, и к нему обратилась женщина. «Уже сорок лет, как я все мечтаю и мечтаю о ребенке. И если в течение трех-четырех лет он так и не родится, то после это станет уже невозможным. Помоги мне», – попросила она.

«Я могу помочь, – сказал Сумасшедший, – потому что у моей матери была та же беда. Сорок лет она ждала и ждала, но детей все так и не было. Тогда она пошла к мистику, Баал Шему; она рассказала ему обо всем, и он вмешался. Моя мать дала ему очень красивую шляпу. Баал Шем надел эту шляпу, поднял голову наверх и обратился к Богу: „Что же это ты делаешь? Так несправедливо. В просьбе этой женщины нет ничего дурного, так даруй же ей ребенка“. А через девять месяцев родился я».

Тогда женщина, сияя от счастья, воскликнула: «Я схожу домой и принесу тебе шляпу прекраснее, чем ты когда-либо видел. И тогда у меня родится ребенок?»

«Ты не поняла, в чем тут дело, – ответил тот Сумасшедший. – Моя мать никогда не знала этой истории. Твоя шляпа тут не поможет, ты упустила всю суть. Ты не можешь подражать религиозности, ты не можешь подражать молитве. В тот момент, когда ты подражаешь, ты все теряешь». И когда бы люди ни приходили к этому Сумасшедшему, он говорил: «Не имитируй, не подражай, выбрось все писания».

Когда этот сумасшедший умирал, ему пришлось сжечь все книги, что были о нем написаны. Последнее, что он сделал, – он сказал своим ученикам: «Пройдитесь по дому и поищите, и скажите мне, что ничего не осталось, чтобы я мог умереть спокойно. Ни единого письма, написанного мной, не должно остаться; иначе после того, как я умру, люди начнут следовать; а когда вы кому-то следуете, вы теряете самую суть ваших действий». Поэтому все было собрано и сожжено. Тогда он объявил: «Теперь я могу спокойно умереть, я не оставлю за собой никаких следов».

Такие мудрецы никого и ничего не боятся. Как мудрец может кого-то бояться? Он может смотреться дураком, с какой стороны ни глянь, ему незачем выставлять напоказ свою мудрость.

Следили вы когда-нибудь за собой? Вы всегда пытаетесь показать свою мудрость, вы всегда ищите жертву, которой вы можете продемонстрировать свое знание, разыскиваете, охотитесь на кого-нибудь, кто слабее, чем вы, – потом вы наброситесь на него и покажете ему, какой вы мудрый.

Мудрому не нужно быть эксгибиционистом. То, что есть, – оно и так есть. Он об этом и не знает, и он не торопится это показывать. Если вы хотите найти это, вам придется порядком потрудиться. Если вам нужно узнать, добр ли он, то для этого вам придется раскрыться самому.

Он не старается делать деньги

и не возводит бедность в добродетель.

Помните это. Делать деньги – это очень легко; и точно так же легко создается культ бедности. Но это одно и то же. Человек занимается тем, что зарабатывает деньги; а потом он вдруг совершенно разочаровывается в этом. Он добился своего – но ничего не получил, и он меняет свои взгляды. Теперь в добродетель возводится бедность, и теперь он, живя в нищете, заявляет: «Только это – настоящая жизнь, религиозная жизнь». Но человек этот остался тем же самым, ничто не изменилось. Маятник, что был отклонен влево, теперь начал свое движение в другую сторону.

Он не старается делать деньги.

Это понятно; другая часть труднее.

…и не возводит бедность в добродетель.

Он ни беден, ни богат. Он не прилагает никаких усилий, чтобы делать деньги, он не делает ничего, чтобы быть бедным, – что бы ни случалось, он позволяет этому происходить. Если подвернется дворец, он будет жить во дворце; если дворец исчезнет, он не станет его разыскивать. Что бы ни происходило, он принимает это, его блаженство нерушимо. Он не стремится к деньгам, он не стремится к бедности.

Он идет своей дорогой, не полагаясь на других…

Это понять легко.

Он идет своей дорогой, не полагаясь на других,

и не гордится тем, что идет один.

Противоположное немедленно отбрасывается. Вы зависите от других: от вашей жены, детей, от вашего отца, матери, друзей, общества; потом вы внезапно все бросаете и сбегаете в Гималаи. А затем вы начинаете собой гордиться: «Я один, я сам по себе, никто мне не нужен, я свободен от того мира».

Но даже тогда вы все еще не один, потому что ваше одиночество все еще зависит от этого мира. Как вы могли бы быть одиноки, если бы не было мира, чтобы его покинуть? Как вы могли бы быть одиноки, если б не было общества, чтобы от него отречься? Как бы вы могли быть одиноки, если б не было жены, детей, семьи, чтобы оставить их за спиной? Ваше одиночество зависит от них. Как вы могли бы быть бедным, если бы у вас не было денег, чтобы от них отказаться? Ваша бедность зависит от вашего богатства.

Нет, совершенный человек, человек, который действительно мудр, человек Дао, – он идет своим путем, ни на кого не полагаясь. Если вы полагаетесь на других, вы будете страдать, если вы полагаетесь на других, вы всегда будете в рабстве, вы станете зависимы и слабы. Но это не значит, что вы можете гордиться тем, что идете в одиночестве. Пребывайте в одиночестве, но не будьте этим горды. Тогда вы сможете жить в мире, не будучи его частью. Тогда вы сможете стать мужем, не будучи мужем. Тогда вы сможете владеть, не становясь рабом вашего имущества. Тогда этот мир – снаружи, но не внутри. Тогда вы в нем, но он вас не развращает.