Красный властелин

Пролог

Старый человек сидел у камина. Его лицо укрыто капюшоном, и только отблески живого огня пляшут в прячущихся в густой тени жёлтых глазах. Когда-то жёлтых глазах. Какие они теперь? Да кто же знает… наверное, такие и остались, если не выцвели от времени.

А зеркала он не любил. Давно не любил. С тех самых пор, как в полированной бронзе отразилось незнакомое лицо. Или недавно… что значат несколько сотен лет для бессмертного владыки? Нет, Владыки! Именно так, с большой буквы. Имени больше нет, есть это звание. Или должность? Всё равно…

Рука сама тянется за трубкой. Старые привычки берут своё, сообщая об окончании отпущенного природой срока. И лицо, скорее всего, становится похожим на того, которым был когда-то. Кем запомнили. Вот и приходится прятаться под капюшоном, и в первую очередь от себя.

Да, от себя, от кого же ещё. У проверенных товарищей из Совета вопросов не возникнет – они привыкли к мысли, что однажды Владыка изменится. Неизвестно только, при их жизни это произойдёт или нет. Но произойдёт обязательно.

– А ведь здесь люди тебя не боятся, да? – человек привык разговаривать сам с собой и не ждал ответов. – Кто-то любит, кто-то уважает, но не боятся. Да, этого нет. Если только пиктийцы?

Пиктия. Извечный соперник и откровенный враг. Светлая Империя, построенная на магии, дарованной их чёртовым Благим Вестником, чтоб он молитвой подавился, дада шени… Подчинённая единственной цели – править миром. Вот так скромненько и со вкусом. С привкусом крови на разбитых в непрекращающейся войне губах. И эта война закончится только тогда, когда кто-то из двух её участников будет уничтожен. Иного не дано.

Пока общий счёт в пользу Родении, но успех предыдущего Владыки так и не удалось повторить – тогда войска почти подошли к вражеской столице. Увы, но «почти» не считается… именно тогда и произошло событие, о котором человек у камина предпочёл бы никогда не вспоминать.

Но и забыть нельзя. Проклятая память. Абсолютная память человека, живущего вечно. Человека ли?

«Из записей Эрлиха Роденийского.

Совершенно секретно. Хранить вечно.

Первый день Великого Замещения.

«Нужный человек найден. Я не верю в бога, но он видит, сколько сил отнимают эти поиски. Сколько было отсеяно? Пять тысяч, шесть, восемь? Выбирать пришлось единственного. Ошибка равна смерти. Моей смерти и государства, мной созданного. Какое нынче по счёту замещение? Тринадцатое. Был бы суеверным, заплевал бы всё вокруг. Смеюсь. Это нервное.

И начнётся новый круг длиной в девяносто лет. Больше нельзя – опыты на пленных пиктийцах показали, что на девяносто первом году происходит резкое изменение структуры мозга с перерождением его в неизвестную субстанцию. Разумную соплю, способную существовать независимо от тела. Вот уж чем не хочу стать, так это соплёй.

Доставлены Камни. Судьба пиктов, задействованных в операции, пусть решается адептами Триады. Кстати, в кого они такие кровожадные? Фанатики – даже от собственных имён отказались, назвавшись Умом, Честью и Совестью. Каждому по прозвищу. Смешно».

Второй день Великого Замещения.

«Кандидат жив и здоров, хотя печать смерти отчётливо видна. Будет убит приближёнными? Достойная гибель – редко кому из великих удаётся умереть от старости. В его мире странные и смешные названия. Разве может резиденция правителя называться «дача в Кунцево»? Впрочем, в иных мирах и не такое встречается, этот не из худших. Кое в чём и лучший, если признаться честно.

Сегодня подходил к зеркалу. Страшно. Не удивлюсь, если скоро начнут пугать детей моим именем. Именем Эрлиха Белоглазого. Так всегда перед Замещением, ведь глаза – это зеркало души, и старая потихоньку уходит в ничто, освобождая место новой.

Камни силы начали светиться. Хороший знак. Становлюсь суеверным? Они каждый раз так светятся.

Узнал о казни пленных. Шесть тысяч человек одновременно. Нет, определённо власть портит людей. И меня тоже.

Вечером по времени своего мира кандидат ужинал с приближёнными. Микоян и Каганович, несмотря на смешные имена, похожи на пелейцев. Остальных не отличить от роденийцев. Неужели наши миры настолько тесно связаны?»

Третий день Великого Замещения.

«Вчера решил последовать примеру кандидата и пригласил на трапезу адептов. Сегодня об этом жалею – болван, называющий себя Светочем Ума, опрокинул бутылку ракии и забрызгал Зеркало Времён. Убью скотину. Как-нибудь потом убью.

Пропустил момент, когда моего кандидата отравили. И как только успели? Лежит без сознания. Лекари разводят руками, пытаются хоть что-то сделать, но боятся сказать про яд. Это судьба.

Ещё несколько дней, и его душа уйдёт в круговорот времён, чтобы появиться здесь. Всё готово к Замещению, дело за малым. Энергия смерти такого человека даст мне следующие девяносто лет.

Свет от камней виден уже и днём».

Четвёртый день Великого Замещения.

«Небольшие неприятности – пиктийский император Альбин ввёл войска в Глорхию. Немытых кочевников не жалко, но такое усиление противника не ко времени. Ответные меры решено принимать после завершения обряда.

Кандидат не приходит в сознание. Началось разрушение печени и судороги. Неужели Зеркало Времён ошиблось и смерть наступит раньше указанного печатью срока? Приближённые правителя лишь мешают лекарям. И кто-то из них делает это сознательно.

К сожалению, от меня ничего не зависит. На всякий случай попробую вывести Камни на полную мощность чуть пораньше».

Пятый день Великого Замещения.

«Нагнал на себя страху. Это нервное. Напрасно беспокоился – Зеркало не может ошибаться, и есть три дня в запасе. Теперь думаю, как удержать силу Камней. Торопливость и мнительность до добра не доведут.

На всякий случай приказал привести в боевую готовность пограничную стражу. Не хотелось бы, чтобы получилось как у моего кандидата.

Адепты волнуются. Не беспокоятся, а именно волнуются за себя. И немного боятся. Неужели пронюхали про судьбу прошлого Совета, отправленного на каменоломни восемьдесят девять лет назад? Это вряд ли, но всё равно их мрачные рожи мешают спокойно работать».

Шестой день Великого Замещения.

«Впереди двое суток по времени того мира. Успеваю. Беспокоит непонятное мерцание Камня на северном луче знака Замещения, или такое бывало и раньше? Не помню. Абсолютная память бессмертного человека, и всё равно не помню. Глупая привычка уничтожать записи предыдущих обрядов. Эти постараюсь сохранить. А сопли, получившиеся из пиктийских мозгов в результате опытов, нужно отправить обратно в Пиктию. Прямо сейчас и распоряжусь. Шучу. Хотя… почему бы и нет?

Зеркало Времён покрылось паутинкой мельчайших трещин. Проклятье… ещё ни одно не выдерживало больше двух обрядов. Ладно, сделаю новое. Потом, когда появятся свободные пять лет на его изготовление».

Седьмой день Великого Замещения.

«Они его убили. Им наплевать на предсказание печати смерти! Ублюдки… один укол, и всё!

У меня всего час в запасе. И беспокоит северный Камень. Но я успею. Я буду жить! Жить вечно!

А того человека всё же жалко. Усталого человека с одинокой золотой звездой на левой стороне белого мундира.

Прощай, человек. И здравствуй!»

Опять блеснули огоньки в тени надвинутого на лицо капюшона. Человек молча смотрел на пляшущее в камине пламя. Как всегда в этот день. В покинутом много веков назад мире сегодня пятое марта всё того же тысяча девятьсот пятьдесят третьего года.

Рука сгребла со стола пожелтевшие листы. Они совсем ветхие и могут рассыпаться даже от неловкого движения. Пусть… пусть летят в огонь. Кому нужны записи неудавшегося Замещения?

Впрочем, неудавшегося не для всех. Правда, Эрлих Белоглазый постарался бы оспорить это утверждение, но где и в каких мирах искать его заблудившуюся душу, выбитую из тела новым жильцом? Да и кто теперь помнит прошлого Владыку? Есть только один, он же и прошлый, и настоящий, и будущий.

Великого Замещения тоже нет, но знать об этом никому не нужно. Теперь всё проще. Не лучше, но проще. И Зеркало Времён рассыпалось, а новые не хотят показывать иные миры. Эрлих Белоглазый унёс секрет изготовления. Навсегда?

Остались Камни. Проклятые Камни, сами выбирающие кандидата. Уже не для Великого Замещения, которого нет и не будет. Выбирают добровольца, готового отдать душу Родении и Владыке. Именно в таком порядке, ибо страна важнее.

И до наступления этого момента ровно четыре года. А это даже для бессмертного очень много. Почти вечность.

Тихий шёпот за дверью. Чуткий слух, от возраста не потерявший остроту, ловит разговор трёх человек. Голоса знакомы, да и других здесь быть не может. Всё те же адепты Ума, Чести и Совести – служители Триады, заменившей в Родении богов. Не их упоминал в записях Эрлих Белоглазый – от тех только прозвища и остались. Уже не прозвища, уже названия должностей.

Не хотят беспокоить задумавшегося Владыку? Что за новости принесли? Послушаем?

– Я не понимаю смысла маневров, затеянных пиктийцами, – голос сопровождается позвякиванием отнюдь не парадных доспехов. – Хаотичная переброска драконирских полков вдоль границы выглядит глупостью, товарищи, но таковой не является. Кстати, мне кто-нибудь объяснит причину остановки противодраконьих метателей?

Это Зерцало Чести – вояка без страха и упрёка, которого одинаково легко представить как за рычагами бронированного «Левиафана», так и принимающего парад на белом коне.

– С остановкой мы разбираемся и не исключаем возможность саботажа.

Адепт Совести, отвечающий за разведку, контрразведку и порядок внутри государства. Называет себя Недрёманным Оком совести. С недавних пор стал жаловаться на слабость зрения и носит на носу круглые очки в тонкой стальной оправе без дужек. Как там они называются у легойцев? Пенсне?

Ум молчит, он всегда немногословен. Изобретатель, учёный, поэт, бывший старший сотник пластунского полка, чьим именем пиктийские матери пугали своих детей. Нет, вроде тоже решил высказаться:

– А не стоит ли нам, товарищи, запустить слух о начале Великого Замещения?

– А смысл?

– Он в неофициальном перемирии, соблюдаемом на время обряда. Пикты хорошо помнят, что случается, если его нарушить.

– Что нам дадут несколько дней?

– Начнём скрытую мобилизацию.

– С каких это пор ты начал интересоваться армейскими вопросами? – ухмыльнулся вояка. – Не иначе небо упало на землю.

– Заткнись, – мягко посоветовал адепт Совести. – В этом предложении есть смысл. Кто сообщит о нём Владыке? Что, опять мне отдуваться за всех?

Глава 1

На неизвестном перекрёстке неизвестных дорог шёл бой. Один из многих боёв, полыхающих сейчас по всей линии северо-западной границы Родении. И для кого-то он стал последним.

Фух-х-х!

Очередной клубок пламени, расплескавшийся о бруствер окопа, заставил рядового Еремея Баргузина ещё сильнее вжаться в раскалённую каменистую землю. Вжаться, матерясь от ненависти и поганого чувства бессилия хоть как-то помешать происходящему. Когда над тобой, встав в атакующий круг и порой едва не задевая голову крыльями, крутятся в бешеной, смертоносной карусели не меньше трёх десятков пиктийских драконов, на язык приходят, казалось бы, прочно забытые в детстве слова. Пикирующая оскаленная морда, струя пламени или ледяное копьё… и вот уже от трёх полноценных десятков, не дошедших до передовой, а внезапно столкнувшихся с ней и насмерть вцепившихся в опушку безымянной рощи, осталось всего два бойца.

А ты лежишь и ничего не можешь сделать. Чем достать чешуйчатую тварь? Мечом или копьём? Даже не смешно.

Сюда бы пару трубок с «Громом небесным». Хотя бы одну!

Еремей пошарил в отрытой в стенке окопа нише скорее по привычке, чем надеясь на чудо. Чудеса кончились ещё вчера, когда старший десятник Матвей Барабаш каким-то образом сумел связаться со штабом манипулы и вытребовал ящик противодраконьих метателей. Тысяцкий бы и больше прислал, если бы оно было, это больше.

Но как же радуется душа при виде удачного попадания – пиктийская тварь вдруг взрывается изнутри, а с высоты на землю падают фигурки в алых мундирах. Падают, нанизываясь в полёте на обугленные сучья деревьев… немногих, оставшихся от той самой рощи. Приятно посмотреть, чума их забери! И плевать, что метатель – штука одноразовая, и после выстрела его картонной трубой даже неодоспешенного супостата не оглушить.

«Глянь-ка… так и висят, раки варёные…»

Ещё два месяца назад Еремей не замечал за собой такой кровожадности. Да и откуда она возьмётся у солидного профессора Роденийского университета, заведующего кафедрой навийской словесности и известного специалиста по древнебиармийскому шаманизму? Конечно, как и всякий уважающий себя подданный Владыки и – по совместительству – рядовой боец ополчения второй очереди, он с удовольствием проводил три месяца в году на обязательных военных сборах, тем более что штабным переводчикам не выпадало сомнительное счастье совершать недельные переходы в полной выкладке. Так, в охотку помахать мечом с вежливыми и предупредительными наставниками… Ещё нравилось сидеть тёплым летним вечером у палатки полевого клуба для рядовых и обсуждать с коллегами особенности применения боевых артефактов. Разумеется, чисто теоретически – кто же в здравом уме доверит штабным что-то серьёзнее «Безумной радуги».

И всё это рухнуло в одночасье. Университет, сборы, посиделки… Прошлое. Два месяца, кажущиеся жизнью.

– Улетели ублюдки? – голос старшего десятника еле пробивался сквозь звон в ушах. – Еремей, ты там живой?

Матвей Барабаш как раз из тех вежливых наставников. Интересно, куда подевалась вся его вежливость, когда ополченцев второй очереди в срочном порядке согнали во временные команды, раскидали по действующим полкам и бросили в мясорубку? А звания и опыта профессора, не отлынивавшего от сборов и занятий, как раз хватило на то, чтобы попасть не в обоз, а в обычную пехотную манипулу. «Примерно соответствует боевым требованиям», как сказал принимающий пополнение хмурый младший сотник в порванной в нескольких местах и тщательно собранной свежими – ещё блестящими – кольцами кольчуге.

Вот, правда, десятник так и остался десятником, неожиданно превратившись в лютого зверя. Не потому ли они до сих пор живы?

– Да куда я денусь? – Еремей растёр по лицу перемешанный с грязью пот. – Попить бы.

– Лови! – кожаная четвертьведёрная фляга упала перед профессором. – Хлебни напоследок.

– Думаешь, здесь и останемся?

Они перешли на «ты» после первого же боя, что, впрочем, не избавляло рядового Баргузина от постоянных придирок старшего десятника.

– Считаешь иначе? – Барабаш захрустел сухарём. – После драконьего налёта завсегда головожопых выпускают. Потому как сами пиктийцы об нас мараться брезгуют. Блаародныя!

Обычная тактика Империи – гнать на прорыв «драконьи консервы», набранные в колониях и зависимых территориях. Чего жалеть этих полудобровольцев-полунаёмников, получивших не самые благозвучные прозвища по обе стороны фронта? Неужели потомственные маги должны сходиться в рукопашной с мужиками – быдлом и хамами?

Легки на помине, чума их забери! Глорхийцы – как на парад шагают, будто не они вчера прорывали линию обороны шестнадцатого полка, оставив на ядовитом перекати-поле заграждения половину атакующей волны. Три десятка Матвея Барабаша как раз были посланы в подмогу соратникам – командование пыталось хоть чем-нибудь заткнуть брешь, собирая бойцов где только возможно. Посланы, но не дошли…

– Профессор, ты женат? – неожиданно поинтересовался старший десятник.

– Нет, а что? – вскинулся Баргузин.

– Хорошо это, – Матвей задумчиво кивнул.

– Почему? – что, кроме удивления, может вызвать такое умозаключение у обычного человека? Вот и у профессора вызвало.

– Не люблю, когда на могилах кто-то плачет, – ответил десятник и отвернулся.

Еремей пожал плечами и тихонько, чтобы не услышал командир, хмыкнул. Мёртвому разве не всё равно? Тем более могил, надо полагать, у них и не будет – пиктийцы славятся экономностью, мясо для варров нынче дорого, а своих «консервов» у аристократов вечно не хватает.

Кажется, Матвей подумал о том же самом, потому что спросил:

– Кстати, а почему в Империи драконов варрами называют?

– Не всех, только гэльскую породу… – Баргузин приготовился было дать привычный развёрнутый ответ, но осёкся и оборвал фразу.

– А-а-а, – протянул старший десятник и щелчком вставил в огнеплюйку свежий кристалл. – Я-то думал…

Рядовой вздохнул и отвернулся – говорить об особенностях пиктийского языка лучше в более спокойных местах.

– Из штаба есть что, командир?

– Тебе какое дело? – неожиданно рявкнул Барабаш. И тут же добавил спокойным тоном: – Заряды хоть остались?

– Два полных и ещё треть в одном.

– Береги.

И здесь Матвей прав – пока кристаллы в огнеплюйках полностью не разрядились, они живы. Против драконов штука бесполезная по причине полной нечувствительности тварей к этой разновидности огня, а вот латной пехоте мало не покажется. Лишь бы не увлечься и палить одиночными.

Пших-х-х… раскалённый шарик вылетел откуда-то слева. Что, там ещё кто-то живой остался?

– Прекратить! – заорал старший десятник, приподнимаясь на локте. – Подпускаем на тридцать шагов!

Он что, сдурел? Даже на оборудованных и подготовленных к обороне позициях, когда наступающий противник натыкается на перекати-поле и взрывающиеся под ногами горшки гремучего студня, даже тогда стреляют на пределе, на пятидесяти шагах. Иначе сомнут прежде, чем головожопые обратят внимание на потери.

Но с командиром не поспоришь, и невидимый стрелок слева затих. Вместо него откликнулись справа:

– Чего глотку дерёшь, Матвей?

– Выберемся – на кухне сгною! – пообещал не узнанному по голосу бойцу старший десятник и улыбнулся. – А ты бы хотел сейчас в наряд, Еремей?

Баргузин много куда хотел. И много чего. Например, в данный момент он отдал бы десять минут жизни из пятнадцати оставшихся за полный подсумок с заряженными кристаллами. И за два полка «Левиафанов» за спиной. И ещё кое за что…

– Да иди ты в задницу! – больше всего в последние дни Еремей хотел произнести именно эти слова.

– Чего? – на лице десятника расцвело такое недоумение, как если бы он вдруг увидал бунт овощного гарнира против острого мяса по-рокски.

– Чего слышал. Придурок дубиноголовый! – бывший профессор скорчил командиру обидную гримасу и со странным спокойствием прижался щекой к деревянному прикладу огнеплюйки. Вот теперь можно спокойно умирать. Через пятнадцать долгих минут. Через семьдесят зарядов.

Не хочется. Но нужно. А кому ещё, если не ему?

Краешком сознания уловил голос в голове. Даже слабую тень голоса. Шёпот:

«Ты живой? Но как?»

«Ты кто?»

«Почему ты живой?»

Всё началось двумя месяцами ранее, в городе, куда никто из жителей Родении не хотел бы попасть живым. Да и мёртвым тоже.

Солнце столь редкий гость в вечном тумане, укрывающем столицу Пиктийской империи, что чудом пробившийся в высокое окно замка лучик казался чужеродным явлением. Или шпионом? Но только вот чьим? Нет, бред… последний из владеющих солнечной магией адептов уничтожен более трехсот лет назад, чему эрл Эрдалер, в ту пору всего лишь капрал Второго Гэльского полка огнемётной поддержки, был свидетелем.

Сразу же заныла раненная в той войне нога – подожженный кривыми зеркалами мятежников в небе над Тиураной боевой дракон упал в расположении войск противника, и, пока не подоспела помощь, солнцепоклонники смогли изрядно потрепать прижатый к синим скалам экипаж. Выжил только Эрдалер… Проклятые скалы! Кто же знал, что возле них не срабатывают эвакуационные порталы?

– Вы не слушаете меня, эрл? – громкий голос казался бесстрастным, но искушённый слух царедворца уловил тщательно сдерживаемую ярость. – Стареете, эрл?

– Прошу простить, великодушная мониа! – лорд-протектор склонился с предписанной Благородным Уставом учтивостью. – Размышляю над последними новостями из Замка Владыки.

Императрица промолчала, только в глубине холодных серых глаз дрогнуло что-то похожее на усмешку. Эрдалер в одной фразе ухитрился совместить лесть, упомянув древний титул пиктийских императоров, показать безупречную работу своей разведки и обозначить пренебрежение дурными приметами. Последние новости? Эрл не тот человек, для которого хоть что-нибудь сможет стать последним. Кроме гнева самой Императрицы, разумеется.

– Что там случилось?

– Ничего особенного, мониа, но…

Многозначительность в интонациях и жестах, игра голоса и лёгкий наклон головы. Важное? Разве может произойти хоть что-то важное во время заключаемого при Великом Перерождении перемирия? Тем более тёмные, не слишком-то надеясь на договоры, прекращают любые действия вне своей территории и бросают все силы на глухую оборону.

– Говорите, эрл!

Тот не торопился. Набивает себе цену? Куда уж выше? Лорд-протектор корпуса Стражей Тумана и командующий войсками Империи в случае войны являлся одним из сильнейших магов эпохи Благой Вести и занимал должности, о которых иные мечтали веками. И мечты уходили вместе с жизнью, так и не дождавшись осуществления.

Да, эрл не торопился. Сколько таких торопливых очень близко познакомились с верёвкой на площади Седого Утра? Императрица лишь на первый взгляд производит впечатление хрупкой статуэтки, выточенной из прозрачного льда горных пиктийских озёр. Но у того, кого обманул первый взгляд, обычно не бывает шанса на второй.

Дрогнуло золотое легойское вино в высоком хрустальном бокале, и непрошеный солнечный луч раскололся на множество брызг, заставив недовольную властительницу поморщиться.

– Тысячи лет здравия, великодушная мониа! – долгий глоток согревает застывшие от вечного тумана внутренности.

Это тоже лесть – пиктийские императоры живут долго, но никак не тысячелетия.

– Не отвлекайтесь, эрл.

– Как прикажете, мониа, – бокал чуть слышно звякнул о крышку столика, и лорд-протектор положил руки на подлокотники кресла. – Вы позволите?

– Эрл…

Семья Эрдалеров со времён прадеда нынешней правительницы пользовалась привилегией стоять в присутствии сидящего императора, но никогда не злоупотребляла ей. Вот и сейчас эрл предпочёл испросить разрешения – древнему роду не нужно ежечасно доказывать благородство происхождения. Оно или есть, или его нет, и никакие привилегии не могут заменить… Да ничего они не могут заменить.

Замершие в благоговейном молчании придворные не заметили вставшего лорда-протектора. Мониа опустила занавес тишины? Её способности позволяют сделать это незаметно – кровь Альбина Великого, что тут скажешь…

– У тёмных большие проблемы.

– В чём они выражаются? – императрица привыкла к странной манере Эрдалера мгновенно переходить от чопорной речи к коротким рубленым фразам. – Откуда сведения?

– Первыми неладное заметили предсказатели, – начав издалека, лорд-протектор раздражённо дёрнул рукой, будто нащупывая рукоять меча. – Проекция будущего на Вечный Туман исказилась настолько, что…

– Что возможные проблемы тёмных обеспокоили даже вас, эрл? – завершивший фразу рассыпчатый смех почти заставил Эрдалера поморщиться. Но только почти.

– Меня беспокоит непредсказуемость ситуации в отсутствие Тёмного Властелина, – лорд подавил раздражение и всем своим видом выражал максимальную озабоченность. – Они объявили о начале Великого Замещения, но…

– С тёмными никогда нельзя ничего предугадать, но они связаны обычаем и традицией по рукам и ногам… – казалось, мониа задумалась на мгновение, подыскивая слова, – пожалуй, даже больше, чем мы.

– Это так, мониа. Но обычно Зеркало Тумана показывает несколько вариантов развития событий…

– Из которых обычно сбывается самый невероятный, – опять перебила императрица.

– Это так, – повторил эрл. – Но вот уже три дня, как оно пусто.

– Совсем?

– Почти. Лишь обрывки видений, скорее напоминающие чей-то кошмарный сон, чем будущее.

– Шарлатаны, – бросила мониа, больше доверяющая своим силам, нежели ухищрениям бездарностей, пытающихся компенсировать слабость хитроумными изобретениями. – Что ещё?

– Известия подтверждаются сразу двумя независимыми источниками.

О том, что у лорда-протектора имеются шпионы в Замке Владыки, догадывались многие, но сам он признался в этом только сейчас. Или не признался? Старый хитрец ни за что не скажет прямо.

– Всего двумя?

Тонкая улыбка тронула губы, перечёркнутые давнишним шрамом от роденийского клинка – оружие тёмных оставляет следы, не поддающиеся искусству целителей.

– Двумя, мониа. Или тремя? Что толку в числах? Важно то, что они не знают о существовании друг друга… в этой ипостаси, по крайней мере.

«Врёт! Благой Вестник свидетель, он врёт! Впрочем, у каждого есть право на маленькую тайну…»

«То есть – у каждого лорда-протектора», – императрица осталась довольна пришедшей в голову мыслью и ободряюще улыбнулась Эрдалеру.

– Дальше.

– Замещение не произошло.

– Это нам известно.

– Да, известно, но не всё… – эрл позволил себе лёгкое несогласие. – Не было Замещения Владыки, зато было новое. И оно не менее страшное.

– Что за бред? Оно или происходит, или не происходит, – в голосе императрицы явственно прозвучало недовольство. Или непонимание? Впрочем, одно другого стоило. – Иных вариантов не бывает.

– Но так есть, великодушная мониа.

– Поясните свои слова, эрл.

Лорд-протектор бросил взгляд на придворных и вопросительно поднял бровь:

– Они…

– Не беспокойтесь, – довольная усмешка растянула тонкие губы императрицы.

Ага, всё-таки «занавес тишины». Тишины звенящей и опасной, отвечающей ударом чудовищной силы на любую попытку пробраться сквозь неё. Правда, таких попыток не случалось давным-давно.

– Омоложение Тёмного Властелина не началось. Но чьё тогда? И омоложение ли?

– Вот как?

Морщинка раздумья появилась на чистом и холодном лбу владычицы пиктийской Империи. Не рановато ли для восьмидесяти шести лет? Пусть… повелительница двенадцати морей и двух океанов может позволить себе слегка небрежный вид – в первую очередь в мире ценят силу, а не красоту с молодостью. Хотя вряд ли кто откажется от них.

Молодость… молодость невозможно сделать вечной, но один человек умеет возвращать её. Тот, чьё имя запретно в большей части населённого мира, тот, кого называют Владыкой или Тёмным Властелином. Проклятый колдун, продавший душу Эрлиху Белоглазому (да покарает их обоих Благой Вестник) за способность раз в девяносто лет обновлять тело, призывая из абсолютного ничто душу умирающего героя.

Оно так – смерть великих сама по себе является мощной энергией, а соединённая с железной волей уходящего Владыки… Девять дней – ровно девять дней. Неизвестно, кто отмерил такой срок, но его хватает… Да будут они прокляты! За время Великого Замещения тело Темного Властелина стремительно молодеет, набирается сил для новой жизни, а потом призванная душа возвращается в своё ничто, уступая место обновлённому прежнему владельцу. Странно, но с каждым разом он становится всё злее, коварнее и сильнее.

И на эти же девять дней заключается перемирие. Нарушителей нет. Почему? Древние летописи дают ответ, слишком страшный, чтобы подумать о нарушении.

– Вы уверены, эрл? – всё-таки непонимание… недовольные женщины говорят иначе.

– Да, великодушная мониа. У меня нет оснований не доверять своим людям, – «но и гордиться ими – оснований тоже нет. Предатели мерзки вне зависимости от того, на чью мельницу они дуют».

– Своим? – вставшие домиком брови на высоком лбу владычицы выразили крайнюю степень иронии, возможную в полуофициальной беседе.

– Вы правы, мониа, роденийцы не могут быть чьими-то, – ответное смирение – лучшая реакция.

– Но вы им верите? – брови вновь взлетели…

– Время от времени доверяю… и проверяю, не без того.

– Хорошо, опустим подробности работы со шпионами, эрл. Чем неприятности тёмных грозят нам?

Не такой уж странный вопрос, как может показаться, – Владыка играет столь тонкими и могущественными материями, что не только попытка вмешательства, но и простая ошибка исполнителя, а паче – глупость, грозит крахом.

«Дожили… до того, что за словом «крах» прячется не что иное, как гибель всего известного мира…»

– Ничем, мониа, и даже более того…

«Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли – банально, но насколько верно, Тьма меня побери!»

– И не думайте! – казалось, императрица читает мысли лорда-протектора.

– А через шесть дней? – попробовал сместить акценты Эрдалер.

– Вы искуситель, эрл. Признайтесь, ваш род не состоит в родстве с Эрлихом Белоглазым?

Лорд-протектор изобразил довольную улыбку – в устах императрицы сравнение с повелителем нижнего мира должно звучать похвалой для верноподданного.

– Мы подождём, мониа, – уместный лёгкий поклон сопровождал эти слова.

– Просто подождём? – недоуменный поворот головы императрицы скользил по самой грани монаршего неудовольствия… Впрочем:

– Зачем же так бездарно тратить время? Что-то мне подсказывает, что настала пора ежегодного большого смотра.

– Прошлый был три месяца назад, – напомнил лорд-протектор.

– Я помню, эрл. Тем лучше, воины не успели обрасти жирком. Я подготовлю Указ, – воздух под правой рукой императрицы сгустился, пошёл завитками, и из клубка плотного белого тумана выпал пергаментный свиток, подхваченный лордом-протектором на лету.

– Изволите поставить печать, Ваше Величество?

Официальный титул. Кажется, что осанка ещё больше выпрямляется, хотя прямее и некуда. Затылок, упёртый в холодную спинку трона, – опора в короткой слабости.

– Печать? – повторил эрл с настойчивостью.

«Старый дурак! Он, что, не помнит, что каждое овеществление воли Империи обходится мне в несколько мгновений неподвижности? И боль…»

С шелестом падает невидимый «занавес тишины».

– Да будет так! – изображение золотого дракона возникло на ладони императрицы и, вспыхнув огнём, легло на выбеленный пергамент. – С праздником Большого Смотра, благородные д`оры!

Гул голосов, в котором отчётливо слышались нотки с трудом сдерживаемого восторга, прокатился по дворцу. Может быть, и не по всему, но в окнах тронного зала ощутимо дрогнули стёкла, а часовые на ступенях парадной лестницы вдруг, все разом, испытали труднопреодолимое желание обернуться.

«Глупая, кстати, традиция – проводить ежевечерние приёмы сидя на троне. Но куда деваться?»

Благородные д`оры должны чувствовать сословную значимость и собственную нужность империи. Без обыденных ритуалов, таких как этот приём, в головах потомственных боевых магов рождаются странные мысли и необъяснимые желания. Нет, конечно же, никто из них не посягнёт подставить голову под корону. Самоубийцы закончились ещё при Альбине Великом, но местническую свару вполне могут устроить. Бывали, знаете ли, прецеденты, когда Пиктия вспыхивала страшным пожаром междоусобицы. Взять хотя бы войну Зелёных Долин – тогда воспользовавшийся смутой Владыка откусил от Империи вассальную Ферузу, вторгся в Легойю и подошёл к самым пиктийским границам.