Глава 1
Чердак был натуральным бомжатником: мусор, пылища, да и вонь ещё та.
Я поспешила к окну воздуха глотнуть и выглянула наружу.
– Лада, ты его видишь? – послышался из динамика искажённый помехами голос Марецкого.
– Нет, не вижу. Куда смотреть-то?
– Справа крыша блестящая.
– Ну?
– Выход на крышу видишь? Теперь ещё правее смотри, там ящик железный… ну, короб такой здоровый. И за ним…
Мне пришлось высунуться из развороченного оконного проёма. В самом деле, из-за железного ящика торчала замызганная кроссовка. Конечно, Лёха Марецкий со своей оптикой запросто это разглядел с крыши дома напротив.
– Ну да, увидела. Я иду тогда?
Динамик взорвался оглушительным хрипом. Я поморщилась и вытянула руку, отводя рацию от подальше от себя.
– …пока мы не подойдём! – проорала рация конец фразы.
– Пока вы подойдёте, – ответила я, – он и вниз сиганёт запросто.
– Ну… будем надеяться…
– Как в прошлый раз?
– Ладка, не смей без прикрытия! – жёстко приказал Лёха. – Он в любом случае того не стоит.
– А вдруг стоит? Ладно, не ори. Я быстренько и аккуратненько.
– Ладка, я тебя убью! И начальству на тебя накапаю!
Я надула щёки и медленно выдохнула. Я и сама вечно за всех трясусь – особенно, когда не знаю точно, что именно происходит, но тут-то что тянуть? Что может мне сделать обессилевший, загнанный в угол пацан?
Я чуть-чуть сдвинула колёсико тюнера в сторону и сказала в микрофон:
– Что-что?.. Лёша, помехи сильные, не слышу ничего.
Рация в ответ зашипела, только что не расплевалась.
– Не слышу тебя!.. Подбегайте, короче, а я пока пойду, займу его чем-нибудь.
Я сунула шипящую рацию в держатель на предплечье и вылезла через окно на крышу.
Сначала под ногами были ржавые листы кровли, мои ботинки почти не скользили, и до стыка с соседним домом я добралась быстро и просто. А потом пришлось чуть ли не ползти по блестящей новёхонькой крыше, и как я ни старалась, сделать это тихо у меня не вышло.
Парень меня, конечно же, услышал. Кроссовка скрылась за ящиком. Я сразу же замерла и прислушалась. Ни шагов, ни стука, ни какого-нибудь другого шума. Значит, не убегает – по крайней мере, пока.
По блестящему скату я съехала на пятой точке и присела по другую сторону железного ящика.
– Эй, ты там? – окликнула я наугад.
Он не ответил.
– Не бойся, я тебя не трону. Давай поговорим.
Ответа не было. Ничего удивительного. Возможно, что он меня даже не понимает, а может, и вовсе уже не слышит.
– Я сейчас за ящик зайду, хорошо? Ты не дёргайся, всё нормально будет.
Я выпрямилась и сделала несколько коротких шажков, обходя здоровый металлический короб кругом. Я была готова к любому развитию событий. Парень мог сидеть, как вкопанный, мог кинуться наутёк – если, конечно, было, куда. А мог и напасть. Тут до последнего неясно, что тебя ждёт.
Он напал. Ну, попытался хотя бы: выскочил на меня, толкнул обеими руками в плечи. Но он был уже слишком слаб. Будь он покрепче, запросто сбил бы меня с ног. Но я резко подалась в его сторону, и он отлетел назад, как мячик, и рухнул на блестящую сталь с грохотом.
– Ну-ну, хватит! Ни к чему это тебе сейчас, – сказала я осторожно. – Хватит.
Он подобрался, обхватил колени, низко склонил голову в капюшоне.
Я присела на корточки в паре метров от него.
– Эй, ты как?
Он ещё больше съёжился.
– Посмотри-ка на меня!
Парень шевельнулся, медленно поднял голову. Из глубокой норы капюшона на меня взглянули воспалённые, почти безумные глаза.
– Совсем плохо, да? – уточнила я, чисто для того, чтобы хоть что-то сказать. Ответ был мне не нужен – и так всё ясно.
– Отойди от меня, – еле слышно проговорил он.
– А я и не подхожу, – я села прямо там, где была. – Видишь, не подхожу… Ты скажи, давно не спал?
Беднягу аж затрясло.
– Не бойся ты, всё нормально будет. Боишься, назад вернём? Не бойся, в другое место поедем. В хорошее место, тебе понравится… Так ты давно не спал?
Он кивнул.
– Когда последний раз?
– Да никогда… – прошептал парень. Дрожь била его всё сильнее. – Не помню уже, когда…
– Они тебя кололи, что ли?! – догадалась я. – Вот уроды!
Парень то ли всхлипнул, то ли вздохнул.
– Знаешь, на твоём месте я бы плюнула на всё и уснула. Прямо здесь и прямо сейчас.
Он запрокинул голову, и капюшон свалился.
Совсем пацанёнок, лет шестнадцать – семнадцать, с каким-то невнятным пушком вокруг губ, бледный, как мел, и глаза полумёртвые.
– Правда-правда, – кивнула я. – Спи. Засыпай, а я с тобой посижу, чтобы никто не трогал.
Парень облизнул сухие губы, судорожно сглотнул и снова опустил голову.
За моей спиной по крыше застучали торопливые тяжёлые шаги.
Парень вздрогнул и попытался подняться на ноги.
– Сиди! – приказала я. – Никто тебя не тронет, я обещаю!
Ребята уже были совсем близко.
Не оборачиваясь, я вскинула руку:
– Стойте! Не подходите, я сама! Стойте там!
Они остановились.
Я чуть двинулась вперёд. Парень отпрянул и вжался в покатую стенку позади себя. Ну, ему хотя бы бежать некуда – уже хорошо. А если он ещё и будет умничкой, может быть, и без применения силы обойдёмся.
– Лад, не мучайся, – проговорил Алексей. – Давай, тут дел на две секунды…
– Ты торопишься?
Лёха нетерпеливо фыркнул, но промолчал.
– Слушай, – обратилась я к парню. – Там, откуда ты сбежал, плохо было. Как думаешь, может быть где-то ещё хуже?
Он покосился на меня и неопределённо передёрнул плечами. Что ж, вопросы понимает, реагирует, эмоции вполне адекватные. Но всё может измениться за пару минут до неузнаваемости.
– Тебя как зовут?
– Р-р-р… – неожиданно запнулся парень. Ой, совсем плохо, совсем мало времени у нас. – Р-роман.
– А я Лада. Знаешь, чем я занимаюсь?
Парень с трудом сфокусировал взгляд на моём лице и неуверенно мотнул головой. Молодой ещё, любопытный – удержаться старается, молодец.
– Я хожу вот с этими бугаями, – я кивнула в сторону ребят. – И не даю им никого калечить. Потому что всё можно уладить. Всё можно поправить, если только выспаться хорошенько. Правда?
Мне показалось, что у мальчишки в глазах блеснули слёзы.
Я двинулась вперёд ещё немного. Парень не пошевелился, только напрягся.
– Ну-ну, не надо, – я протянула руку и коснулась худой длинной ладони, обнимающей колени. – Не бойся. Ты сейчас уснёшь, и я отвезу тебя в спокойное безопасное место. И никто не станет тебя будить, пока сам не проснёшься. Я тебе обещаю.
– Не врёшь? – почти неслышно уточнил он.
Я покачала головой:
– А оно мне надо? Чего уж проще скрутить тебя. А я помочь хочу.
Я стала легонько и ласково поглаживать его. Он вздрогнул поначалу, но сопротивляться не стал. Я протянула ему левую ладонь:
– Дай руку.
Он послушался и вцепился в мою ладонь – сильно и даже немножко больно.
– Когда выспишься, всё станет по-другому, правда. Давай, Ромка, закрывай глаза, а я с тобой посижу…
Парень послушно прикрыл глаза. Я всё гладила его по плечу и чувствовала, как постепенно слабеет его рука, сжимающая мою. Ещё пара минут, и…
И тут сзади загрохотали ноги по металлу. Мальчишка вскинулся, напрягся, схватил меня обеими руками за плечи, повалил на себя, потом перевернул и навалился сверху… Глухой удар, и парень мгновенно обмяк.
– Лёха, блин! Что тебе не стоялось-то?! – заорала я на Алексея, который стащил с меня тело мальчишки.
– Ну, извини, – виновато проговорил Алексей. – Мне показалось, он готов уже.
– Что значит «показалось»?! А я тут для чего?! Стоял бы и ждал, пока я не скажу! Зачем вот так, ни за что, на пустом месте?! – прошипела я, вставая.
Алексей с напарником склонились над мальчишкой.
– Да живой он, – сказал Лёха. – Ну, будет шишка на затылке. Делов-то.
– Я ему обещала!..
– Ладка, не дури, – вздохнул Алексей. – Мало ли, кому ты что обещала… И вообще, хватит разговоров. Мы ещё дело не доделали. Как спускать будем? Может, брезент принести?
– Да не надо, пожалуй, – задумчиво проговорил Лёхин напарник. То ли Петя, то ли Федя, этого новенького я совсем не знала. – В нём килограммов шестьдесят, вряд ли больше. Я его так сволоку.
– Ну, давай, – согласился Лёха. – На поворотах только осторожней, а то голову ему о стену разнесёшь.
То ли Петя, то ли Федя взвалил мальчика на плечо, подбросил, укладывая поудобнее, и полез со своей ношей в ближайшее чердачное окно.
– Ну, что ты на меня волком смотришь? – укоризненно спросил Алексей, когда я взглянула на него.
– Он уснул бы через минуту!
Алексей только устало отмахнулся:
– Ай, брось. Всё равно он потом и не вспомнит, что было, где было, с кем было… Сейчас закинем его по адресу, и всё – можно закрыть заказ и вахту сдать.
– По какому адресу?
– Ну, как по какому? – пожал плечами Лёха. – К заказчику, в пансионат. Точнее, в санаторий закрытый, откуда этот кадр дёру дал.
– Нет уж. Никаких заказчиков и никаких пансионатов! Везём его к Эрику.
– Ага, ага, – покивал Алексей. – Ты ещё тут покомандуй.
Вот здесь Лёха со своим сарказмом был в тему. Ему не полагалось делать ничего, помимо того, что приказано. А приказано было выполнить частный заказ и отловить беглеца. И приказ ему отдавала не я.
Я вытащила телефон и набрала Эрика. Когда дядя ответил, я описала ему наш рейд коротко, но в красках.
– И что ты предлагаешь? – без энтузиазма уточнил Эрик.
– Я везу его к тебе.
– Почему?
– Потому что нельзя его возвращать туда, где его держали.
– Лада, я знаю, что ты весь свет готова пожалеть, но давай как-нибудь пореже, а? Через два раза на третий хотя бы… У меня мест нет.
– Эрик, я обещала ему помочь!
– У меня подвал не резиновый.
– Эрик, он совсем сопливый ещё. А его там кололи и, похоже, ментолином.
– Оу… – отозвался Эрик. – Ты уверена?
– Насчёт ментолина – не гарантирую, но пацана до полусмерти залечили.
– Ладно, я сам разберусь. Вези… Скажи старшему группы, чтобы заказ держал открытым.
Я убрала телефон и повернулась к Алексею:
– Парня везём к Эрику. Заказ не закрывай.
Алексей только воздел руки и возвёл глаза к небу.
– Вот почему, Ладка, как только ты идёшь со мной, так ни одно дело нормально не заканчивается?
– Не знаю. Совпадение.
– Кому совпадение, а кто опять мимо премии, – проворчал Лёха себе под нос. – Ладно, давай в машину.
Я пошла к чердачному окну, Алексей поплёлся за мной.
Мы влезли на чердак, спустились на лестницу, и я поскакала вниз, держа руку на перилах и заглядывая в почти бездонный лестничный пролёт, завивающийся спиралью.
– Эх, Ладка, чокнутая ты девица, но я тебя всё равно люблю! – провозгласил Лёха позади меня.
– Что тебя опять на любовь разобрало? На мой зад пялишься?
– Я не пялюсь, я любуюсь… И вообще, может, всё-таки выйдешь за меня?
– Ага, счас, бегу уже.
– Что ж так?
Лёха любил такой безобидный трёп, но он меня только в невинной нежной юности забавлял, а теперь утомляет. И я буркнула, чтобы отвязаться:
– Я тебе сто раз говорила: ты не в моём вкусе.
– Ну вот, всегда так… – притворно заныл он.
Сил моих нет… Мы с ним знаем друг друга лет сто. Восемь, если точно. Мужику уже под сорок, а он всё дурачится и, что особенно раздражает, не меняет пластинку.
Я резко остановилась и повернулась к нему.
– Слушай, Лёш, а ты никогда не думал: а что будет, если я вдруг соглашусь?
– На что? – удивился он.
– Замуж.
Я сделала пару шагов и, даже стоя на ступеньку ниже, оказалась вровень с ним, глаза в глаза.
– Ну, что замолк? Страшно?
Алексей усмехнулся и покачал головой.
– Пошутить нельзя? – спросил он со вздохом.
– Я выросла для таких шуток, если ты не заметил.
Мы снова двинулись вниз – я впереди, Алексей за мной. Больше он не проронил ни слова.
Глава 2
Тонкие пальцы Эрика осторожно раздвинули веки мальчишки, и свет фонарика ударил в застывший зрачок. Через пару секунд Эрик задумчиво хмыкнул, выключил фонарик и повернулся к портативному анализатору, что стоял на столике. Из приёмной щели прибора торчал кончик полоски с образцом крови. Эрик посмотрел параметры сначала в одном режиме, переключил на другой, снова обратно, потом с недовольной гримасой выключил прибор.
– Ну, что? – осторожно уточнила я.
– Что, что… – передразнил меня Эрик. – Спасибо тебе, вот что. Ты мне привезла экземпляр, который вот-вот концы отдаст.
– Да ладно? – я искренне удивилась. – Знаешь, пока Лёха не дал ему по затылку, он был вполне живой. И соображал даже.
– С трудом верится, – покачал головой Эрик. – У него в венах ментолина больше, чем крови. Я впервые вижу, чтобы при таком отравлении человек был ещё жив.
– Может быть, его постепенно приучили к такой концентрации. Может быть, это для него почти норма…
– Не сочиняй, – строго оборвал меня Эрик. Но, помолчав немного, нехотя добавил: – Да чёрт его знает, всё может быть. Эти лицензированные коновалы вообще не думают, что делают…
– Он выживет?
Эрик неопределённо пожал плечами:
– Понятия не имею. Если бы только отравление… Это же ещё и кокон. Очень глубокий.
– Разве такое возможно? Чтобы человек, настолько накачанный ментолином, впал в кокон?
Эрик многозначительно развёл руками:
– Вчера я бы сказал, что невозможно. Но теперь не буду же я отрицать очевидное.
– И ты не можешь ему помочь?
Такие ситуации моему дядюшке – как острый нож. Вопрос личного и профессионального престижа. Правда, надо отдать Эрику должное: в том, что касается дела, он никогда не лжёт и не пытается себя ни выгородить, ни оправдать.
– Нет, Лада, помочь ему я не могу, – вздохнул Эрик. – Состав его крови на данный момент таков, что нельзя применить ни один стандартный препарат. Получившаяся адская смесь его убьёт наверняка. Нестандартных средств у меня нет, и взять мне их негде. Если, как ты предполагаешь, его организм хоть немного привык к такой концентрации ментолина, он справится сам. Сначала ему надо переработать отраву, потом выбраться из кокона. Если он это сможет, я помогу ему восстановиться. Если нет – извини, Лада, я ничего не смогу сделать. Всё, что я пока могу ему дать – вот эту каморку и полный покой.
Я оглядела крошечную клетушку без окон, подсвеченную под потолком несколькими неоновыми трубками. Раскладушка, застеленная сначала резиновой, а сверху впитывающей простынёй, да квадратный столик в углу – вот и вся обстановка. Места в помещении совсем не остаётся. Но зато мальчишка теперь может или спокойно умереть, или спокойно прийти в себя.
– Да, а что с заказом? – вспомнила я. – Представляю, что нам скажет Карпенко.
– Я с Виталькой сам разберусь, – отрезал Эрик. – Шуму будет много, как всегда, но он поймёт.
Эрик напоследок бегло осмотрел лежащего на раскладушке парнишку, прикрыл его старой залатанной простынёй и махнул мне:
– Пока всё. Пойдём.
– Кто за ним присмотрит? – уточнила я, покидая каморку вслед за Эриком.
– У меня полно добровольцев, – усмехнулся Эрик, кивая в сторону общей комнаты, откуда слышался нестройный гул.
Подопечным своим Эрик доверял полностью, и мне это всегда казалось совершенно неоправданным легкомыслием.
– Ты уверен, что никто из них не сорвётся?
– У меня не тюрьма, Лада, – устало вздохнул Эрик. – Я для чего тут торчу? Чтобы дать им шанс. И они все неплохо справляются.
– Даже Вероника?
Эрик усмехнулся:
– Она ведёт себя образцово.
– О, Боже… – только и пробормотала я. – Нашёл образец. Когда-нибудь она тебя сожрёт и не подавится.
– Надеюсь, что нет, – твёрдо возразил Эрик. – А если ты так волнуешься, может быть, сама хочешь помочь? Подежурить ночью? У меня ещё четверо в коконе – не такие тяжёлые, конечно.
– Я бы помогла, но у меня сегодня свидание.
– А, – равнодушно отозвался Эрик. – Ну, удачи.
Я кивнула и пошла к лестнице, ведущей из подвала наверх.
– Лада! Я забыл совсем… – окликнул меня Эрик. – Деньги-то… У меня наверху, в кабинете.
– Да не надо, – отмахнулась я. – Есть у меня пока.
– Правда?
– Да правда, правда. Думаешь, я на паперти побираюсь?
– Кто тебя знает, – проворчал Эрик.
Я поднялась наверх и, не заглядывая в кабинеты, выскочила наружу.
На парковке около здания, кроме машины, на которой мы привезли парнишку, появилась ещё одна: здоровенный джип Виталия Карпенко, начальника дружины. Сам Виталий стоял, опираясь задом о капот, и говорил по мобильному. Увидев меня, он взмахнул рукой и поманил к себе. Пока я к нему подходила, он убрал телефон.
– Ну, что? Опять за старое? – хмуро уточнил он.
Хороший у нас начальник, хотя лучше его не злить.
– Опять, – подтвердила я. – Извини, Виталик.
– Виталий Сергеевич, – строго поправил меня Карпенко. – Это я тебе на шашлыках Виталик. А здесь Виталий Сергеевич.
– Извините, Виталий Сергеевич, – кивнула я. – Да, опять. Лёха Марецкий нажаловался?
Карпенко насупился:
– Не нажаловался, а доложил. Или ты считаешь, что все должны твою самодеятельность покрывать за моей спиной?
– Нельзя было этого парня возвращать…
– Я сейчас не об этом! – оборвал меня Карпенко. – А о том, что за месяц это уже шестой коммерческий заказ, который мы не выполнили… Из-за твоего вмешательства, между прочим.
– Ну, я же не виновата, что это такие заказы, которые нельзя выполнять. Эрик же должен был тебе всё объяснить. И сейчас подтвердит, что так нужно было.
Виталий Сергеевич тяжело вздохнул:
– Послушай… Я очень ценю то, что твой дядя делает. Я уверен, что ни у кого больше нет такого прекрасного специалиста по ККМР, как у нашей дружины. Как его начальник, я готов его покрывать. Как его друг, я буду ему помогать. Но у нас в дружине очень немногие работают за идею. А если и за идею, то, как правило, не за ту, за которую бьётся Эрик. А ещё ребята работают просто за деньги. И если не будет коммерческих заказов, мне либо нечем будет платить людям, либо будет не на что содержать замечательный подвал твоего дяди. Если меня отстранят к чёртовой матери, я найду, чем прокормить семью. А вот Эрика тогда в любом варианте ждут серьёзные неприятности…
– Виталик, ну должен же быть какой-то выход!
Он покачал головой:
– Нет тут выхода, Лада. Мы превратили обыкновенную передержку-накопитель в подпольную клинику. Хорошо ещё, что знают об этом только те, кому можно доверять. Но любая утечка информации или обиженный дотошный дружинник – и будут немалые неприятности. Кстати, ты уж и о себе вспомни, на каких правах ты тут деятельность развернула.
– А я сколько раз тебя просила: оформи меня нормально, как полагается! А ты всё: «Вакансий нет! Вакансий нет!» Да они всегда есть, вакансии, будто я не знаю!
– Для тебя – нет! – жёстко отрезал Карпенко.
– Это почему ещё?!
Виталий отвернулся. Его, и без того суровое, лицо стало мрачнее тучи.
– А если подумать, Лада? Самой не догадаться?
– Виталик…
Он уставился мне прямо в глаза:
– Да, Лада. Да. Прямой наследственный риск. И с этим я ничего не могу поделать.
– Виталик, ты же знаешь, что я здорова!
– И я очень этому рад, – угрюмо буркнул Карпенко. – Потому что даже представить боюсь, что бы мне пришлось делать, будь это не так! Но ты встань на моё место. Я терплю тебя и твою самодеятельность только ради Эрика. Не будь его, я не стал бы делать вид, что ты одна из нас.
Я смолчала. Что ж, по крайней мере, Карпенко честен со мной. Сначала стоит оценить это, а уже потом можно оскорбиться.
– Ты вот что, – проговорил Карпенко уже помягче. – Отныне в рейдах тебе делать нечего. Ребятам я приказ уже отдал. Если я ещё раз узнаю, что ты опять прилепилась к какой-нибудь группе, мне придётся принять меры. Кто из дружинников мой приказ нарушит – вылетит вон.
– Как скажете, Виталий Сергеевич, – я резко повернулась и пошла к воротам.
– Лада, постой! Это для твоего же блага!..
Я обернулась на ходу:
– Я всё поняла, Виталий Сергеевич. Для моего блага, конечно же. Для чего же ещё?!
Догонять он меня не стал. Да и зачем ему лишние телодвижения? Особенно ради такой, как я.
Глава 3
В это кафе я всегда заходила неохотно. Есть в этом месте нечто тревожное. А может быть, мне так только кажется, потому что, как на грех, почти всякий раз, когда я тут бываю, случаются какие-нибудь мелкие неприятности. Сама бы я сюда не пошла, но у Макса тут неподалёку надзорное задание, поэтому ему было удобно встретиться здесь.
Я немного опоздала. Не потому, что такая вот я фифа непунктуальная – скорее, наоборот. Но тут надо было статус выдержать. Максу нравится, когда я такая вся девочка-девочка, такой вот прямо классический вариант. Мне кажется, он одобрит даже, если я засуну свой телефон в розовый меховой чехол с ушами. И уж тем более нормально, если я опоздаю.
Кафе внутри напоминало вагон: в узком длинном зальчике единственный проход между рядами столиков. Да и посетители сидят, как в электричке: на двусторонних диванчиках, спина к спине.
Я застряла на пороге, вглядываясь в посетителей. Выяснились две вещи: Макса ещё нет, а свободных столиков уже почти нет. Последнее не новость: это мне место не нравится, а народ сюда валом валит, особенно, как нынче, под вечер пятницы. Здесь можно спокойно сидеть-пить-курить-говорить, музыка негромкая, официанты расторопные. А вот то, что Макс опаздывает, это странно. За ним такого не замечено.
Единственный полностью свободный столик был прямо рядом с выходом. За следующим сидел некто с чёрной кожаной спиной и коротко стриженым затылком. Я прошла и села на диванчик позади одинокого посетителя лицом к двери, чтобы Макс меня сразу обнаружил.
Не очень-то приятное местечко у двери, но зато музыка здесь еле слышна, разговаривать не мешает.
Официант с улыбкой положил передо мной несколько буклетов меню и, шагнув в сторону, обратился к стриженому затылку:
– Вы готовы заказать?
– Нет пока! – раздражённо рявкнул тот. – Сначала дождусь знакомого.
– Как скажете, – официант пошёл дальше.
Злыдень за соседним столиком что-то буркнул ему вслед.
В дверях зала возник молодой мужчина – высокий, печальный, с романтическими такими, длинными до плеч волосами. Ещё бы ему шёлковый бант на шею и палитру с кистями в руки.
Он скользнул взглядом по залу, но, видимо, не увидел того, кого искал. Нахмурившись, он стал смотреть внимательнее, а потом на его лице нарисовалось облегчение, и он решительно прошёл к соседнему столику.
– Здравствуй!
– Привет, – равнодушно согласился злыдень прямо за моей спиной.
Голос у него был приятно глубокий и ровный. Наслаждаться бы таким голосом, если бы от него льдом не шибало.
– Извини, пробки пятничные, – виновато сообщил пришедший.
– Проехали, – фыркнул стриженый. – Зачем я тебе понадобился?
– Повидаться.
– Филька, ты обалдел, что ли?! – перебил его стриженый. – Повидаться ему… Зачем? Чего ты у меня не видел?
– Тебя я не видел. Ты что, забыл, сколько лет назад мы вот так виделись?
– Ну, ё-моё… – тяжело вздохнул Филькин собеседник. – Я уж думал, случилось что.
– А и случилось. Отцу всё хуже, из больниц не вылезает.
– Если он хочет меня услышать, дай ему мой номер.
– Ник, ты же знаешь, – совсем убитым голосом заговорил Филька. – Звонить он не будет. Как бы плохо ни было. И мама не будет…
Я бы ещё послушала моих странных соседей, но тут позвонил Макс.
– Ты уже там? А вот отменяются наши посиделки, – печально сообщил он мне. – Скажи спасибо дядюшке своему, он меня клонировал и послал в такие разные места, что я не представляю, как мне всё успеть.
– Ну, как всегда… – фыркнула я. – Иногда мне кажется, он делает это нарочно.
– Не исключено, – подтвердил Макс. – Ты как, доберёшься одна?
– А что может мне помешать? Время детское, транспорт ходит. Да и рация при мне.
– Извини, Лада, я не виноват, правда…
– Да брось, дело житейское, – поспешила я успокоить его. – Ты там будь поосторожнее, чтобы не как в прошлый раз. А то у меня в аптечке йод заканчивается, и пластырь на исходе.
Я убрала телефон и с минуту соображала: прямо сейчас мне встать и уйти или что-нибудь съесть-выпить, чтобы потом об ужине не думать.
И тут два спорщика за моей спиной напомнили о себе.
– …Тогда зачем ты меня сюда вытащил? – замечательным своим голосом возмутился стриженый затылок. – И какого чёрта я тут делаю?!
– Ник!..
– Да что «Ник»?!.. Филька, это ты меня послушай ещё раз, если до сих пор не понял. Ничего не изменилось и не изменится. И обиды мои тут ни при чём. Я делаю то, что они от меня потребовали, ничего больше. Никогда они не станут искать контакта со мной – у них принципы. У меня тоже.
– Ник, они стареют…
– Я тебе страшную тайну открою, братик. Я тоже старею. И лучше тебе не знать, как это выглядит. И не уговаривай меня – я к ним близко не подойду. Я предвыборную агитку нашей маман читал на той неделе. Бла-бла… и в конце, как принято: «замужем, есть взрослый сын». Кого из нас она в виду имеет? Уж не меня ли?
– Послушай… – промямлил забитый аргументами Филька.
– Нет, – спокойно, но твёрдо сказал Ник. – Это ты слушай. Если они не выдержали того, что было тогда, а тогда случился всего лишь невинный каминг-аут, то с тем, что я есть сейчас, я к ним даже близко не подойду. И видеться мы с тобой больше не будем, потому что я знаю, что тебе это тоже не нужно. Ты выдумал себе святую обязанность и дёргаешь меня… Запомни, Филипп: ты мне ничего не должен. И я не должен, никому. Если вдруг какая чрезвычайная ситуация, и я буду нужен тебе – не им, – то звони. Но никаких больше родственных свиданий для «повидаться», тебе ясно?
– Ник… Может быть, я могу тебе чем-то помочь? – робко предложил вконец расстроенный Филька.
– Чем?! – саркастически бросил Ник. – Я прекрасно помогаю себе сам.
– Может, денег?..
– Ой, иди ты куда подальше… – простонал стриженый. – Не беси меня. Всё, давай прощаться и вали отсюда. Уходи от греха. Я пока посижу, докурю.
Они замолчали.
– Я совершенно серьёзно, Фил, – подал голос стриженый. – Не бери в голову мои проблемы, я справляюсь. И денег у меня достаточно. Иди, всё, хватит… Как твоя выставка, кстати?
– Какая? – рассеянно уточнил Фил. Неужели я угадала, и он в самом деле художник?
– Что значит, какая? – усмехнулся стриженый. – Эта самая. Я рекламу видел.
– Да нормально… Как всегда.
– Ну, удачи тебе и этого… критики доброжелательной. Счастливо!
– Пока, – грустно отозвался Филипп и тут же прошёл мимо меня на выход.
Спустя пару минут поднялся и его брат. Прошуршав одеждой, он выбрался в проход и, не спеша, вышел из зала, засунув левую руку в карман длиннющего расстёгнутого кожаного плаща, а в правой держа недокуренную сигарету.
Посмотрела я в его кожаную спину и подумала, что вот оно как бывает. Не понимают люди, что у них есть. Вот у этого типа в плаще большая семья… ну, конечно, не очень большая, но в сравнении с моей так просто огромная: родители есть, брат имеется, а ради каких-то там принципов и старых обид чуть ли не в драку лезет.
И вроде бы, какое мне дело до чужих семейных дрязг… А аппетит подпортили. Я посидела ещё немного в ожидании, а вдруг всё-таки случится чудо, и позвонит Макс, и скажет, что получилось освободиться… Но увы.
Я виновато улыбнулась и покачала головой официанту, встала и вышла из кафе.
Улица, на которой располагалось кафе, была мне не нужна. Слишком большой крюк до цивилизации. Обычно мы с Максом сворачивали сразу направо и проходными дворами выходили на Марата, а там и в метро.
И я тоже повернула на привычную дорогу и вошла под низкую арку. Сначала один двор-колодец, потом второй, а дальше и третий…
Из-за тяжёлых низких туч белая ночь выдалась тёмной, и разглядеть что-то можно было только, если в окнах нижних этажей горел свет. Проблема в том, что в питерских старых дворах часто попадаются стены, в которых и окон-то никаких. Но ничего страшного: надо знать дорогу и не зевать по сторонам.
Едва я вышла во второй двор, услышала чуть в стороне возню. Глухие удары, пыхтение, вскрики, стоны. Из того, что с трудом можно было разглядеть, стало ясно: там кого-то били, толпой на одного.
Первым порывом было вернуться. Вот так просто: на сто восемьдесят градусов и дёру. Первый порыв – он самый правильный, потому что вырастает из инстинкта. Жаль, что с инстинктами я не дружу.
Второй мыслью было быстренько-быстренько прошуршать мимо и продолжить свой путь. Мне же всё-таки нужно было именно вперёд, а не назад. Если не привлекать к себе внимания, то они и не заметят.
Но это ж всё варианты для людей нормальных, которые с головой более-менее дружат. Для меня же всегда есть третий вариант.
Я шагнула в их сторону и включила фонарик на телефоне.
Они остановились, бросив пинать свою жертву, и все дружно двинулись ко мне. Подростки вроде. Самое неприятное, что может быть: стая, в которой ни у кого нет царя в голове.
Я много лет живу среди крутых ребят, каждый из которых такую кодлу в одиночку может раскидать. Это создаёт иллюзию, что и мне такое всегда под силу. Но это не так, конечно же. И вот, когда сделаешь такую глупость, прямо сразу начинаешь жалеть, что Бог ума не дал.
Не особо прислушиваясь к тому, что гавкает шпана, подходя всё ближе и ближе, я сняла рацию с пояса. Общая волна у меня всегда настроена.
– Здесь Лада!.. Ребята, есть кто в районе Поварского?
– Группа Баринова на Графском, – отозвался динамик. – Что стряслось, Лада? Проблемы?
– Да встретила тут компанию резвых дебилов… – начала я.
– Окей, сейчас будем, – проговорил покладистый Баринов. Он такой единственный в дружине: никогда не будет отмазываться, сразу же летит на помощь.
Я посмотрела на притихших подростков.
– Дождётесь дружинников? – кивнула я на рацию.
Кто-то глухо выматерился, но выступить вперёд не решился. Молча, напялив капюшоны пониже на глаза, шпана будто нехотя утекла куда-то дальше в подворотню.
– Всё, Дима, отбой! Проблема исчезла, – сказала я в микрофон, выключила рацию и сунула её на место.
Избитый парень всё ворочался в заполненной водой выбоине.
– Эй, ты как? – уточнила я, подойдя поближе.
– Да никак… – раздался снизу замечательный глубокий голос, в котором сейчас, кроме раздражения, слышалась и боль. – Иди себе, куда шла…
Я посветила под ноги.
Ну, точно: тот самый Ник из кафе. Только его длиннополое пальто было измазано грязными подошвами нападавших, а лицо и коротко стриженые волосы потемнели от крови.
– Ого, – присвистнула я. – Здорово они тебя. Помочь?
– Иди, я сказал, куда шла, – угрюмо повторил он, оперся о стену и с трудом поднялся на ноги. – Без соплюх разберусь.
– Да, ты разберёшься. Сейчас ты опять вырубишься и нырнёшь в эту лужу.
Парень не ответил – просто стоял, держась за стену, и приходил в себя.
– Может, позвонить кому? Чтобы приехали за тобой?
– Ты сама уйдёшь?.. – процедил он. – Или направление назвать?..
Я пожала плечами, повернулась и пошла своей дорогой. Если этот извозюканный в грязи и крови тип способен хамить, то он точно во всём разберётся сам.
Я прошла под арку и уже была практически в следующем дворе, когда услышала позади себя громкий такой, качественный «плюх». Поколебавшись, я вернулась.
Всё случилось, как я и предсказывала. Парень в плаще, судя по всему, потерял сознание и упал вниз лицом обратно в выбоину, заполненную доверху водой.