Угрюм-река. Книга 1

О книге"Угрюм-река". Всколыхнет – закачаешься. Кинет на камни – не сдобровать. Заковать во льды может, раздавить может, погубить. Только силой, только отвагой, смекалкой да сноровкой можно ее побороть. Но нельзя и не восхититься силой ее, мощью, красотой! За каждым поворотом – опасность, но и новая картина. Живая, красками играет, брызгами, дышит и в тебя жизнь вдыхает! Хлестко бьет по нервам, волоком тащит по чувствам. То в жар, то в холод. Текут, текут воды «Угрюм-реки», а внутри у путешественника все клокочет, то страхом заходится он, то радостью; то страстью кипит, то гневом пышет. А река уносит, уносит его вдаль…О герояхПрохор Громов. Имя погромыхивает, как камни внутри огромной гулкой бочки. И нет в той бочке ничего, кроме камней. Тяжелых, убийственных, мрачных. Это пороки его. Убийства, страсти, злые помыслы, преступные деяния. Стукаются камни друг о дружку, шума много, бочку вперед толкают. А что впереди? Сдается мне, ничего хорошего. Ну не может из такой бочки добрый молодец выпрыгнуть, не сказка «Угрюм-река», а жизнь. Жестокая. Долбанет эту бочку в конце, ой как долбанет о камни потверже. И поделом. Анфиса. Жаркая, пьяная как наливка. Нет в ней добра, а как сладко пьется! Жалко мне тебя, душа пропащая!Илья Сохатых. За собой гниду подколодную Прохор потащил. Мокрица. Гад ползучий. Исключительно для брезгливости по «Угрюм-реке» плывет.Нина Куприянова. Чем выше у птицы полет, тем строже на нее взгляд. Зачем пошла за Прохора? Ни любви, ни общего между ними. Погубила душу, жизнь погубила. Тьфу. Пустышка.Пристав еще этот рядом ошивается. Те же мрази, что в родном селе его жили, при батьке, только калибром покрупнее стали. Напитались мерзостью. И ведь что самое страшное-то – ведь такие ж они, как мы, как люди все вокруг! И тут тебе без всяких психологических прикрас, как у той же Мёрдок – а почему он такой любострастный? А это его травмы, например, психические. Тут всё просто – паскуды все, и точка. Принимай, какие есть или книжку закрывай. Книжку-то я захлопну, а вот с жизнью как? Когда все вокруг, да и сама я – такие же?Ух и швыряет меня по «Угрюм-реке»! Впереди второй том. Что будет?

Книга? Пффф. Да это была целая эпоха!Я читала на бумаге библиотечный том и всё время его теряла, поэтому по даче то и дело раздавался топот малолетки, который разыскивал: «Уг'юм-ека, где уг'юм-ека?» или нигилистический подростковый вопль: «Мама, да брось ты её, ты от этой книжки слишком угрюмая!»А как тут не впасть в мизантропию? Ни одного положительного персонажа. Сплошное зверство, скотство, жестокость, звериное нутро правит бал. Первую половину книжки (особенно на страницах с тунгусами) я хотела снять с книжки шкуру, нутро нарезать на меленькие квадратики с буковками и сжечь!Но ко всему человек привыкает, так привыкла и я.А уж третья часть (кровавая драма с Анфисой, судом, предательством – чистый сибирский Шекспир, такие страсти!) совершенно меня примирила с Шишковым. Потому как не книжко – зеркало, и жывотное во мне яростно порыкивает (ну или похрюкивает, я хз) глядючи на поведение других зверей – героев этой книжищи.Потому как язык – всётки хорош, хотя я и не могла его читать вначале, к концу попривыкла, даже наслаждаться стала.Потому как, во втором томе, Прохору – скотине, мерзотине, мразоте, кобелине премерзкой, который на первых же страницах книги порезал ножом в драке какого-то мальца за просто так – походу кирдык придёт. Аж дюже интересно почитать, позлорадствовать, прямо скажем.Короче, не книжка, а чёртова сибирская достоевщина, и ты, малютка Арлетик должна мне проставить кофею за такое зверство, однако дочитаю второй том с превеликим любопытством. Зело борзо!

"Угрюм-река! Была ли ты когда-нибудь в природе и есть ли на свете та земля, которую размывали твои воды?……Пусть так, пусть тебя не было и вовсе на белом свете. Но вот теперь ты, Угрюм-река, получила право на свое существование, ты знаменуешь собою – Жизнь…""Угрюм-река" – монументальное полотно, эпохальный исторический роман, семейная сага. В центре романа Прохор Громов – одиозная личность, значительная фигура в предпринимательских кругах дореволюционной Росии, человек-первооткрыватель, сумевший победить, «поставить на колени», освоить нелюдимую, непроходимую тайгу, извлекший из недр недоступные богатства Сибири и разбогатевший на них.Прохор Громов – как Петр Первый в минимасштабе. Те же чистолюбивые устремления, замыслы, та же активность, действенность, целеустремленность, живой ум, та же вера в победу и собственное "Я", те же по сути нечеловеческие методы претворения собственных идей в жизнь.Петр Громов предстает пред нами в двух обличьях. Первое его лицо – это постоянная борьба, борьба за любовь, за возможность быть счастливым, за честь, за долг перед черкесом, спасшим его жизнь. Второе лицо Прохора – жесткий, жестокий, циничный предприниматель, алчный тиран, бабник, убийца, умалишенный пропойца и трус. Первый – влюбленный юноша, но уже тогда стремящийся к лучшей доле, своему высокому предназначению в жизни, к богатству. Второй – ни грамма человечности, милосердия, заботы, но постоянное движение вперед, освоение новых территорий, областей знаний и направлений деятельности, проведение исследовательских работ, разработка новых месторождений. Все, что за гранью этого – вздор, чепуха, бабья придурь. Грань между первым и вторым Прохором вопиюще четка: Шишков, тонкий чувственный умелец, описывает ее как смерть пары лебедей, уснувших в обнимку под холодным снежным покрывалом в глухую ночь… То были Анфиса и первый, прежний Прохор. Нет более влюбленного лебедя – есть ястреб, облетающий свои владения, хищно следящий с высоты полета за любыми поползновениями подчиненных ему мышей, терроризирующий их, заставляющий плясать под свою дуду…Когда крыс сажают в закрытое пространство, они пожирают друг друга. Остаются в живых те, кто смелее, наглее, жестче проявляют свой авторитет. Но, странное дело, именно они гораздо быстрее умирают от разрыва сердца. Почему? Да потому что боятся. Боятся себе подобных особей, боятся потерять авторитет – и чем выше ступень иерархической лестницы, тем больше нервничает животное. Также и Прохор. Он уже физически не может держать все под контролем, он постепенно сходит с ума, он … боится… Боится потерять богатство и те привилегии, которое оно ему дает, боится стать нищим, боится смуты рабочих, ухода Протасова, пожара, смерти наконец… Финал логичен, на мой взгляд. Не могло быть по-другому, Громов сам загнал себя в мышеловку, собственными руками же и изготовленную.О лишениях рабочих можно говорить долго, рьяно – в нечеловеческих условиях трудились и умирали сотни, тысячи, отдавая то малое, что у них было – силу и жизнь – во имя богатства одного лишь человека. Повергают в ужас отношения «сынков» и «мамок» в бараках, когда женщин катастрофически не хватало, а их женская сущность, естество были на расхват. Отсюда насилие, ревность, избиение… В каких нечеловеческих условиях приходилось жить – даже не жить, нет, выживать… Неужели в селах им было хуже? Все же там земля, которая кормит. А сколько людей погибло при тушении пожара – казалось бы, что спасаем? Чье спасаем? Душегубово добро? Мне трудно понять крестьянскую наивность и нерасторопность.Нина, супруга Громова, вызывает чувство сожаления, в душе ее безысходность и мрак постоянно борются с «любовью» к Прохору. Любовь ли это или супружеский долг? Странное чувство, с одной стороны она уважает мужа и превозносит его талант предпринимателя, с другой – ей не хватает тепла, сердечности, заботы, любви – по сути Прохор – тот же таежный волк, прирученный хозяином. Любила ли Нина Протасова? Если да, то почему же не пошла за чувством, ведь капиталы у нее были, с голоду бы не умерли. Наверное, виной всему ее «купеческая православная закваска». "– Удовлетворены ли вы семейным счастьем?– Нет. Но принуждаю себя верить, что – да.– Ради чего чего хотите обмануть свое сердце?– Ради клятвы перед алтарем…""…Удивительная эта женщина, – думал Протасов. – В ней всякого жита по лопате. Святость борется с грехом. Сюда же вплетаются и социалистические мысли…"И куда он девается, этот «социализм», когда Нина единолично приходит к власти и осознает, что своими добрыми деяниями может пустить по миру своих же собственных детей! Я горько смеюсь над этим! А как бы поступила я на ее месте? Затрудняюсь с ответом – легко быть в стороне, не правда ли?Шишков – замечательный, превосходный писатель-натуралист! Как одновременно виртуозно, тонко, но и мощно, одним верным словом, он описывает Тайгу! А как он описывает пожар в Тайге!!! Чего стоят простые слова «своды раскала» – ураганные смерчи раскаленного воздуха, стена на стену! Вместе с ним я жила в Тайге, я ходила по Тайге, пробиралась сквозь буреломы, разводила костры от гнуса, спасалась от трескучего мороза в теплой избе…Также считаю, что у писателя Шишкова достаточно тонкий юмор – по крайней мере зачастую я ловила себя на мысли, что улыбаюсь выходке Иннокентия Филатыча или очередной глупости, произнесенной Ильей Сохатых :)