© Илона Шикова, 2022
Глава 1
POV Дарина
– Встать, суд идет!
Сколько раз за свою довольно продолжительную карьеру я слышала эту фразу. Иногда даже по два-три раза за день.
В самом начале, когда я только пришла работать в прокуратуру, так близко к сердцу принимала и заседания, и вынесенные приговоры, что громкий голос с неизменной фразой “Встать, суд идет!” вместе с судьями в черных мантиях снились мне по ночам, заставляя просыпаться в холодном поту. Со временем привыкла, но иногда эти показательные выступления в виде судебных заседаний дико бесят. Вот как сегодня.
Судья, мужчина сорока пяти лет, медленно переворачивает листы из дела. Такое чувство, что впервые видит и протоколы, и мое заключение. Наверное, многие так и подумают, глядя на действия судьи и его сосредоточенное лицо. Но я-то знаю прекрасно – просто тянет время, потому что и так все решено. Заранее. А раз не сделаешь показательного заседания, чтобы тебя заметили или просто обратили внимание, то и нет смысла напрягаться.
Даже мне сегодня не хочется настаивать на своем, пугать апелляцией, а тем более подавать жалобу в Апелляционный суд, как представитель закона. Какой смысл?
Обвиняемый получает два года условно, хоть я и настаивала на пяти лишения свободы. За нанесение тяжких телесных повреждений. Но пятерик у нас получают только простые смертные. А мажоры… в лучшем случае – как сегодня: пару лет условно, принимая во внимание, какой он хороший мальчик, не пьет, не курит, ни на одном учете не состоит, а главное – прекрасные характеристики с места учебы и работы! Ладно, работы – папа-директор и не такое напишет, но учеба? Они там хоть раз его видели, что пишут, какой он спортсмен, комсомолец и просто красавец?
Еще и дядя – заместитель председателя Апелляционного суда, о чем мне поведал адвокат обвиняемого. Полушепотом и с таким выражением лица, как будто государственную тайну сообщает, за которую положен расстрел. Даже улыбку его заявление не вызвало, так мне все противно в последнее время. Вроде и парень неплохой этот адвокат, а таких мразей защищает… Ненавижу я этих мажоров, хоть убей.
– Дарина Александровна, – обращается ко мне судья после оглашения приговора. – Есть возражения?
– Никак нет, Ваша честь, – отвечаю спокойно, начиная собирать бумаги. – У обвинения возражений нет.
– А у Вас, Роман Григорьевич? – это уже обращается судья к адвокату.
– Не имеется, Ваша, честь, – улыбается Рома на все тридцать два зуба. Я бы удивилась, если бы имелись. И вот к чему эти показательно-номинальные вопросы?
– Вот и замечательно, – улыбается судья в ответ и поднимается со своего места.
Секретарь строгим и громким голосом объявляет о закрытии заседания и просит всех еще раз подняться со своих мест. Я понимаю, когда в самом начале встают и оглашают об открытии, но в самом конце к чему эта показуха? Сколько лет присутствую на различных судах, а до сих пор в моей голове это не укладывается.
Шум голосов, звуки отодвигаемых стульев и демонстративное шествие судьи в комнату, смежную с залом заседания.
Слава Богу, закончилось.
Собираю свои вещи, складывая все в сумку, и направляюсь к выходу. Практически возле двери меня ловит адвокат, произнося в спину:
– Дарина Александровна, вы, как обычно, неотразимы!
Медленно поворачиваюсь и смотрю на этого упыря сверху вниз. А он со своим ростом около ста семидесяти пяти сантиметров наоборот задирает голову, чтобы заглянуть мне в глаза.
– Рома, вот скажи, чему ты радуешься? – если честно, безумно хочется зарядить ему по голове или в ухо, чтобы убрать эту раздражающую улыбку с его лица раз и навсегда.
На самом деле Ромка Андреев – очень толковый юрист хоть в уголовных, хоть в гражданских делах. В меру наглый и циничный тип, но всегда знает, кому и что говорить. Один из лучших адвокатов в городе, да и в принципе один из немногих защитников-упырей, кто мне действительно симпатизирует.
– Ну, как же, – усмехается, – Дело-то выиграли.
– Серьезно? – поднимаю одну бровь вверх. – Ты правда идиот, или просто притворяешься? Посмотри на этого мажора, – киваю головой в сторону подходящего к нам паренька, который сегодня отмазался малой кровью. – У него на лбу большими буквами написано “Таганка, я твой бессменный арестант”. Не сегодня – значит, завтра он обязательно куда-нибудь влезет и сядет, если придурка раньше не грохнут. Это дело времени, поверь. Хотя, в твоем случае, чем чаще парнишка влезает в разного рода неприятности, тем больше папаша выбросит денег на ветер, точнее тебе в карман. Вот скажи, Рома, ты вроде не дурак, неужели нравится вот это, – снова киваю на мажора, – отмазывать от тюрьмы?
– Эй, ты, – влазит то самое “это”, на которое я два раза кивала. – Чё ты трёшь тут? Ты хоть знаешь, кто я? Да мой папа тебя…
– Без комментариев, – перебиваю я наглого паренька, снова переводя взгляд на адвоката. – Рома, утихомирь своего подзащитного, а то наплюю на нашу с тобой большую любовь и выкину какой-нибудь фортель, ты ж меня знаешь.
– Леня, успокойся, – адвокат упирается рукой парню в живот. – Остынь.
– Да я ее… – вопит мажор. Такое чувство, что одно место ему кто-то прищемил.
– Заткнись, я сказал! – прикрикивает Ромка, и мажор замолкает, глядя на адвоката и хлопая ресницами, не понимая, что происходит.
Я усмехаюсь, наблюдая весь этот цирк. Интересно, за какую сумму можно продать честь и достоинство, утихомиривая и отмазывая вот таких вот отпрысков богатых родителей? Смотреть тошно, не то что от срока спасать. Я бы его сама лично прибила, чтобы не мучился. И людям жить спокойно не мешал.
– Да уж, – снова произношу, правда, уже без пафоса. – Прекрасный пример для подражания. Будущее поколение многому научится, глядя на это, – снова киваю головой на паренька.
– Дарина Александровна, ради Бога извините, – снова начинает адвокат, но я машу рукой, разворачиваюсь и выхожу из зала заседаний. А то еще наговорю чего лишнего, потом придется за слова свои отвечать, на апелляцию подавать, оно мне надо?
Когда-то я так не думала, а была полна сил и решительности доказать этому миру, что я, Дарина Громова, пришла работать в прокуратуру, чтобы все знали – закон надо уважать, несмотря на деньги и положение в обществе. Что закон – он для всех одинаков. И никто не вправе его нарушать, оставаясь при этом безнаказанным.
Подхожу к машине, нажимая на брелок сигнализации, и усмехаюсь. Боже, как давно это было? Всего-то пяти лет хватило, чтобы смотреть на мир без особого энтузиазма, растратив весь свой оптимизм. Какой же я была наивной дурочкой раньше.
Сейчас, спустя несколько лет моей трудовой деятельности в городской прокуратуре, я, конечно же, закон уважать по-прежнему не перестала. Но в исключительных случаях, таких как сегодня, начала более лояльно смотреть на некоторые вещи. Ночные кошмары прекратились, как только я поняла простую вещь: этот мир, точнее мажоров в нашем обществе, я не переделаю, хоть и люто их ненавижу. А если паре нормальных ребят помогу по доброте душевной, значит, не зря занимаю свое кресло.
Конечно, бывают случаи, когда и мажоры садятся за решетку вместе с депутатами, бизнесменами и чиновниками. Не в таких количествах, как хотелось бы, но не все уходят от ответственности.
Хоть сегодня адвокат и радовался, что его подзащитный остался на свободе – полным провалом назвать это нельзя. Как я уже сказала, у парнишки большими буквами на лбу несколько статей уголовного кодекса написаны. Уверена, что за два года своего условного срока он влипнет по-крупному, и тут уж судья ничего не сможет сделать, а мажорчику прилетит сполна.
На дворе сейчас конец ноября, по сути еще осень, а наш славный город уже замело. Техника вовсю убирает улицы и посыпает дороги, поэтому до здания городской прокуратуры добираюсь довольно быстро. Захожу в свой кабинет, на ходу снимая дубленку. Убираю ее в шкаф и направляюсь к своему столу.
Кабинет у меня просторный. Многие коллеги завидуют размерам комнаты, имея в своем распоряжении рабочую площадь намного меньше моей.
В самом начале трудовой деятельности я его делила с Михаилом Васильевичем Островским, который работал здесь следователем еще со времен совдепа. Кладезь знаний и мудростей, скажу я вам. Многому научил меня, рассказал, подсказал и растолковал, как лучше поступать в той или иной ситуации. И через год ушел на пенсию, оставив меня одну в триста пятнадцатом кабинете.
Я сдвинула два стола буквой Т, чтобы посетителям удобно было подписывать бумаги. Терпеть не могу, когда ложатся на стол грудью, пытаясь дышать мне прямо в лицо, думая, что таким способом можно надавить и решить все свои проблемы.
Помимо столов переставила шкафы и повесила новые шторки на окна. Стало светло и уютно. Осталось привезти сюда кровать, и можно переезжать жить.
Включаю электрический чайник, насыпая кофе в чашку. Сегодня проспала, что случается крайне редко, чуть не опоздав на заседание, поэтому не успела выпить свой любимый напиток. Опаздываю я обычно только на утренние совещания к руководству, но только не в суд. А сейчас уже обед, и голова раскалывается на несколько частей – то ли мое извечно пониженное давление всему виной, то ли на смену погоды так организм реагирует. То ли магнитные бури, во что, оказывается, верят даже мужчины. А может, все вместе взятое. Но в висках давит неимоверно. И кофе хочется до жути.
Сажусь за стол, закрывая глаза, пальцами массируя по кругу в районе висков, чтобы хоть как-то снизить боль. Стук в дверь заставляет бросить свое занятие. Не успеваю крикнуть “Войдите”, как дверь открывается, и на пороге появляется мой коллега, а по совместительству друг Юрка Сазонов.
– Уже час тебя караулю, – произносит парень, заходя в кабинет, отставляя первый попавшийся стул и вальяжно усаживаясь в него. Закидывает ногу на ногу и смотрит на меня с улыбкой на устах. – Условка?
– С тобой не интересно, – кривлюсь в ответ. – Всё-то ты знаешь, мой любимый друг.
– И ты даже не настаивала на пересмотре? – поднимает обе брови в немом изумлении.
– А смысл? – делаю глоток горячего напитка, обжигая язык. Но боли не чувствую, так мне всё безразлично в данный момент. – Дядя – зампред Ковалева.
– Председателя Апелляционного суда, – усмехается Юра, скорее констатируя факт, чем задавая вопрос. Да и смысл спрашивать, такие фамилии мы заучили наизусть покруче уголовного кодекса.
– Только время зря потрачу. И без этого хватает головняков. Кофе будешь?
– Нет, спасибо, – снова тянет лыбу Сазонов.
– И что смешного в моей физиономии? – откидываюсь на спинке кресла, мечтая о сигарете.
В который раз бросаю курить, но с трудом получается. Раньше можно было дымить в кабинетах, а теперь это законом запрещено. Приходится плестись на улицу, но такая апатия нападает, что лень даже пятую точку с кресла поднять, не то чтобы с третьего этажа спуститься.
– Сейчас ничего, но очень бы хотел лицезреть выражение твоей, как ты выразилась, физиономии вечером.
– Уже видел? – тяжело вздыхаю, а Юрка поднимает большой палец вверх, продолжая улыбаться во все свои тридцать два зуба. – Судя по твоему, – делаю акцент на последнем слове, – выражению, меня ожидает какая-то подлянка.
Юрка смеется, закрывая рукой лицо, и я понимаю, что точно – мои подружки приготовили какую-то пакость.
– Мне понравилось, – Юрка вытирает невидимые слезы с глаз. – Но ты будешь в бешенстве.
– Хоть намекни, – продолжаю давить на коллегу. – Чтобы готова была. Пожалей девочек, спаси их от моего грозного рёва.
– Оля меня убьет, если проболтаюсь. А так как тебя я еще потреплю, на крайний случай сбежав от твоего гнева в свой кабинет, то из дома сбегать мне некуда. Разве что к тебе в однокомнатную квартиру. Но тогда мне точно грозит развод. Так что, – разводит руками.
И снова начинает заливисто смеяться, глядя на мое хмурое выражение лица.
И за что мне такое наказание?
Глава 2
Оля Сазонова, миниатюрная брюнетка с сильным характером реально может выгнать своего мужа из дома, если тот провинится. На время, конечно, максимум на пару часов, но факт остается фактом. Не то чтобы она держит Юрку, что называется, “под каблуком”, но спуску не дает, во всем требуя порядок.
Сазонов – первый коллега, с кем я познакомилась, придя работать в прокуратуру. И единственный друг, с кем могу говорить откровенно, не боясь, что об этом узнают посторонние. Как-то быстро мы с ним сошлись, и он до сих пор терпит мою стервозность, не обращая на мое извечное ворчание и частое недовольство никакого внимания.
Оля же вначале дико приревновала мужа ко мне, даже разочек заявившись в мой кабинет с разборками. Я немного опешила от подобного напора, попыталась всё доходчиво объяснить, но девушка и слушать меня не стала, продолжая закатывать скандал. Пришлось показать характер. После этого мы стали подругами, а Юрке было дано официальное разрешение даже подвозить меня иногда домой.
Он попытался пошутить, что, может, и ночевать ему у меня разрешат, за что получил по шее сразу от обеих. Больше юморить на эту тему не пытался.
Познакомившись с моими лучшими подругами, а их у меня целых две особы, Оля решила приревновать своего мужа к Катюхе. Точнее, к ее пятому размеру груди. Но видя, что девушка не обращает внимания на Юрку, успокоилась.
Вообще, любви Сазоновых можно позавидовать. Они так идеально дополняют друг друга, что по отдельности их и представить нельзя. Оля долгое время сидела в декрете без работы, а Юрка пыхтел из последних сил, пытаясь прокормить семью. Конечно же, с зарплатой помощника прокурора это практически нереально, но жена ни разу его не упрекнула и не заставила бросить всё и идти на доходное место юриста в какую-то фирму.
И тут вдруг Ольге подфартило по-крупному. Я даже не сомневалась, что у нее всё получится. По образованию Сазонова – швея, чем пользуются ее многочисленные знакомые. Девушка она добрая, поэтому много денег за свою работу обычно не берет. Так вот, одна богатая дама обратилась к ней по рекомендации, заказав платье для очередного приема. Работой осталась довольна и предложила Оле…профинансировать эксклюзивную коллекцию вечерних нарядов.
Показ Олиных моделей прошел на “ура”. Об этом писали все местные и столичные издательства, и Оля Сазонова проснулась на следующее утро популярным дизайнером одежды. Юрка поначалу комплексовал, что жена зарабатывает больше него, но потом успокоился, так как Оля не упрекала его в этом, а ещё позволила и дальше пропадать в прокуратуре днями и ночами, трудясь на благо родины.
Сейчас Ольга Сазонова имеет собственное ателье, где заказала себе свадебное платье моя лучшая подруга Катя Миланская. А так как я приглашена на столь знаменательное событие в роли подружки невесты, или как принято у нас называть – свидетельницы, то и мне вечернее платье шьет известный модельер.
Даже боюсь представить, что они там напридумывали.
– Значит, тайну ты мне не откроешь, – спрашиваю у Юрки, и тот отрицательно качает головой. – Тогда завтра хоть подмени, а то мне пораньше надо свалить. Ночую у Катюхи, чтобы я с утра не забыла приехать на свадьбу.
– Я, кстати, тоже приглашен, – продолжает улыбаться Юрка.
– А то я не знаю, – кривлюсь в ответ. – С одной стороны – журналисты, с другой – представители бизнеса. Главное, чтобы они послезавтра не подрались, и потом с утра не появились статьи в Интернете, как наша элита отмечает свадьбу года.
– Интересно, а кто свидетель? – Юрка прищуривается, делая ехидное выражение лица.
– Сазонов, не дави на больную мозоль.
Тяжело вздыхаю, делая очередной глоток кофе. На улицу сходить, что ли? Проветриться, заодно и с мыслями собраться. Все равно в состоянии апатии не смогу работать. Еще и эта дурацкая головная боль с утра покоя не дает.
Но мои невеселые мысли прерывает звонок стационарного телефона. Кого еще принесло?
– Да? – чуть ли не кричу в трубку, потому что противный писк звонка отдается тупой болью в висках.
– Дарина Александровна, это дежурный, – произносит мужчина, вздыхая. – Тут к вам посетитель без пропуска и без повестки.
– Как фамилия? – пытаюсь судорожно вспомнить, кого на сегодня вызывала.
– Балабанов Павел Иванович.
– Кто?! – кричу в трубку, но из груди вырывается стон, так как боль в голове усиливается. – Какого ж… – замолкаю, потому что появляется огромное желание выразиться нецензурно. – Я его не вызывала, – заканчиваю уже довольно спокойным тоном.
– Он говорит, что по личному вопросу.
– По личному я принимаю в не рабочее время, – ворчу в трубку. И зачем я хамлю дежурному? Ведь не виноват человек ни в чем. А все этот упырь Балабанов, чтоб ему пусто было! Уверена, этот тип может и после работы припереться, с него станется.
– Так что мне с ним делать? – дежурный начинает нервничать.
– Выпиши пропуск, пусть поднимается, – говорю на выдохе и кладу трубку.
Смотрю на Юрку, который продолжает сидеть в вальяжной позе и улыбаться. Вот нафига он меня бесит сейчас? Ведь знает, что настроение хреновое, хочется кому-нибудь по шее надавать. Или поорать на крайний случай. Но так как жутко болит голова, то лучше помолчать и побыть в тишине. А еще лучше остаться в гордом одиночестве.
– Я так понимаю, свидетель нарисовался? – мужчина встает, ставя стул на место. – Не буду вам мешать. – И подмигивает, после чего разворачивается и направляется к двери.
– Когда-нибудь я тебя точно прибью, Сазонов.
– Не-а, – делает мне ручкой. – Кто ж тебя завтра прикроет, если ты меня сегодня прибьешь?
От души смеется и выходит из кабинета, аккуратно прикрывая за собой дверь. А я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Так хочется всех послать куда подальше, но рабочий день еще в разгаре. А вечером примерка платьев, где меня ждет сюрприз. А тут еще…
Громкий стук в дверь отдается звоном колоколов в голове. Эта боль пройдет когда-нибудь или нет?
– Войдите, – кричу, открывая глаза, правда, так и оставаясь сидеть, откинувшись на спинку. Прикладываю холодные пальцы к вискам, чтобы хоть как-то уменьшить эту боль, которая, кажется, никогда не пройдет.
Проходит парочка секунд, и на пороге появляется Павел Балабанов собственной персоной. Кто бы знал, как он меня бесит! А сегодня так и подавно.
Смотрю на парня, который замирает возле края стола. Стоит и сканирует меня своим пристальным взглядом в ответ. И что ему сказать, чтобы не обиделся, даже не начав разговор? Хотя, с каких это пор я задумываюсь над тем, обидится ли Балабанов на мои колкости или нет?
– Ты помолчать сюда приперся? – первой прерываю тишину. – Ко мне в кабинет без приглашения обычно не приходят.
– Я по делу, – бросает кратко, игнорируя мой ехидный вопрос, нагло отодвигая стул, на котором только что сидел Юрка, и усаживаясь так же вальяжно, как это пару минут назад делал мой коллега.
– И тебе здравствуй, Паша, – пододвигаю кресло ближе, опираясь руками на стол. – Или у нас уже не принято здороваться?
– Учитывая то, что до этого ты ни разу не ответила на мое приветствие, опустим формальности, – произносит спокойным тоном без какого-либо намека на ехидство.
– Ну, опустим, так опустим, – делаю глоток уже довольно холодного напитка и кривлюсь. – Кофе хочешь?
– Не откажусь.
Вот же выдержка у человека. Такое впечатление, что знает о моем сегодняшнем плохом настроении и даже не пытается вывести меня из себя, хотя раньше у него это получалось с блеском.
Встаю, подхожу к тумбочке и включаю электрический чайник. Пока насыпаю в чистые кружки кофе и сахар, ощущаю затылком прожигающий взгляд.
Один ехидно улыбается в лицо, намекая на какой-то непонятный сюрприз, другой сейчас спину мне прожжет – они решили меня сегодня добить?
– Так я слушаю тебя внимательно, – поворачиваюсь лицом к Паше, держа в руках чайную ложку. – Вроде по личному вопросу пришел, а не на допрос, что я должна слова из тебя вытягивать. У меня времени свободного в обрез, – нагло вру, потому что начинает играть женское любопытство.
– Предлагаю заключить перемирие, – выдает Балабанов, а я так и замираю на месте, вытаращив на него глаза. – На всю субботу, – заканчивает спокойно. – Давай не будем портить свадьбу Темычу с Катей нашими с тобой разборками. Обещаю вести себя, как истинный джентльмен, – на его лице появляется подобие улыбки.
– А в полночь карета превратится в тыкву, и от твоих хороших манер ничего не останется, – я с печалью в голосе констатирую факт.
Вода в чайнике закипает, оповещая на весь кабинет щелчком кнопки. Снова поворачиваюсь спиной к Балабанову, разливая кипяток по чашкам. На самом деле, мне просто надо немного времени, чтобы прийти в себя от его заявления и понять, как на него реагировать.
Кстати, понятия не имею, какой кофе пьет Павел, но специально насыпаю ему три ложки сахара, чтобы позлить. Интересно, что он скажет по этому поводу?
Держу обе чашки в руках и подхожу к Балабанову, ставя одну на стол перед ним. А парень поднимает на меня свой взгляд.
– Помнится, три месяца назад я согласился на временное перемирие, когда кто-то, – делает акцент на последнем слове, – меня об этом попросил.
– Помнится, – парирую в ответ, – через неделю мне это перемирие выплыло боком. Может, напомнить?
– Я погорячился, – улыбается ехидно Паша, делая глоток кофе.
Усмехается, глядя сначала на чашку, затем снова на меня и… делает повторный глоток. После чего ставит чашку на стол и откидывается на спинку стула, закидывая ногу на ногу.
– У тебя удивительная способность постоянно выводить меня из себя, – я отхожу к своему креслу, подальше от этого типа, потому что желание дать ему по шее растет в геометрической прогрессии – Ты специально это делаешь?
– Да, – отвечает Балабанов, а я замираю на месте, так и не приткнув свою пятую точку в мягкое кресло, и даже забыв, что хотела сделать глоток обжигающего напитка. – Шучу, – смеется парень, глядя на мою реакцию. – Это получается как-то само собой. Я не специально, честное слово.
– Ладно, перемирие так перемирие, – прихожу в себя. Сажусь в кресло, продолжая смотреть на парня. – У меня нет желания с тобой спорить.
– И целоваться будем? – поднимает обе брови вверх.
А ехидная улыбка так и блуждает по его физиономии.
Ну что за день сегодня такой, долго этот упырь будет пользоваться моментом и издеваться надо мной? Хотя, за перепалками с Балабановым я забыла про головную боль. Или она прошла сама по себе, теперь уже не разобраться. Но откуда-то берутся силы, и я выпаливаю:
– Только через мой труп!
– Всё, всё, не горячись, – Паша поднимает обе руки верх. – Я снова пошутил. Целоваться не будем, но, – тычет в меня пальцем, – улыбаемся, веселимся, не язвим друг другу и участвуем во всех конкурсах.
– Дались Миланской эти конкурсы, – киваю головой из стороны в сторону, тяжело вздыхая. – Я вообще не понимаю, нафига ей это надо? – снова смотрю на Пашку. – Нет бы тихо расписались, посидели спокойно в ресторане и разошлись по домам. На кой ей сдалась эта тамада со своими идиотскими конкурсами?
– Я тоже не в восторге от Катиных идей, если ты хочешь знать, – вздыхает в ответ Балабанов. – Но меня попросил Артем, и я не могу ему отказать.
– Будем считать, что договорились. Вставай, – командую своим любимым тоном.
Видимо, один вид этого нахала привел меня в нормальное состояние. Все-таки он забавный тип, хоть и раздражает меня регулярно. Но постоянно поднимает мой боевой дух, а также настроение своими дурацкими шуточками и вечными подколками.
– Зачем? – Паша делает удивленные глаза.
– Ростом будем мериться, чтобы я знала, какие каблуки надевать. А то, знаешь ли, тяжело найти себе спутника, чтобы не выглядел карликом на моем фоне.
– Метр девяносто два, – улыбается парень. – Подойдет? – поднимает одну бровь вверх.
– Идеально, – посылаю ему ехидную улыбку в ответ.
Паша качает головой, усмехаясь, и встает со стула. Уже в дверях поворачивается ко мне лицом.
– И последний вопрос, – берется за ручку двери. – Какие цветы тебе нравятся?
– Если у нас перемирие, то не вздумай подарить бордовые розы. А так, – развожу руками, – любые подойдут. На твое усмотрение. Но только не красные.
– Договорились, – и он выходит из кабинета, аккуратно прикрывая за собой дверь.
Ни здравствуйте вам, ни до свидания – вот что за невоспитанные мужики пошли? Научить его хорошим манерам, что ли?
В очередной раз тяжело вздыхаю, откидываясь на спинку кресла, и закрываю глаза.
Наконец-то тишина и спокойствие. И можно побыть наедине с собой. Но в голове прочно сидит образ Балабанова, и никак не хочет оттуда испаряться. Наваждение какое-то, честное слово.