Похититель императоров (Собрание сочинений)

© Владимир Шигин, 2020

Вот уже в третий раз в первое воскресенье сентября я выбираюсь на Бородинское поле. Выбираюсь потому, что являюсь потомком участника той войны, потому, что являюсь российским офицером и, наконец, потому, что просто люблю военную историю, и в особенности славную эпоху 1812 года. В своем желании я не одинок. В тот день на Белорусском вокзале яблоку негде было упасть. Вот перекуривают преображенцы, и у них по-свойски стреляют сигареты французские кирасиры с баночным пивом в руках. А вот еще милая парочка – казачий урядник под ручку с маркитанткой наполеоновской старой гвардии. И вся эта публика движется в одном направлении – на Бородинское поле, чтобы прикоснуться к героическому прошлому нашего Отечества.

Кое-как заталкиваемся в переполненный вагон. За спиной болтается видавший виды вещмешок с обычным походным набором – несколькими бутылками коньяка и водки, нехитрой закуской, алюминиевой кружкой, армейским биноклем, армейской аптечкой и прочей мелочью.

Я оказываюсь зажатым между очкастым французским сапером и хорошо подвыпившем ахтырским гусаром. Оба ожесточенно спорят, поминая и Наполеона, и Кутузова. Войдя в раж, начинают кричать, но их сразу ставит на место пехотный солдат:

– Господа, вы же интеллигентные люди, чего орать во всю глотку!

Сапер с ахтырцем смущенно замолкают. Зато начинает куда-то нагло лезть толстомордый барабанщик итальянской гвардии со своим дурацким барабаном.

– Ты бы сел на него, все бы места больше было! – говорят ему со всех сторон.

– Не могу, – грустно трясет «итальянец» своей рыжей бородой – Боюсь, что лопнет!

Едем, в общем, весело. Кто-то пустил по кругу бутылку, потом другую, достал одну и я. И все, невзирая на мундирную принадлежность, начали смело к ним прикладываться.

Скажу честно, мне нравится это веселое карнавальное братство. В эпоху оно, разумеется, не погружает, но колорит празднику все же придает. На этот раз я, видимо, последний раз участвую в данном мероприятии, так как обучение в военно-командной академии подходит к концу и уже через неделю меня ждет новое назначение в очередную Тмутаракань. Но это еще впереди, а пока я майор российской морской пехоты в мундире капитан-лейтенанта гвардейского флотского экипажа, передаю полупустой бутыль «Старой Москвы» уже изрядно оттоптавшему мне ноги саксонскому кирасиру. Из глубины вагона кто-то надрывно кричал:

– Французская линейная пехота! Собираемся у первого вагона!

– Там вас всех штыками и поколем! – тут же весело отзываются с другого конца.

– Это кто же такие смелые?

– Лейб-гвардии литовцы!

– Эти могут! – не возражают гренадеры Наполеона.

– Следующая станция Бородино! – объявляет машинист.

В вагонах сразу же начинается броуновское движение, пассажиры подгоняют амуницию, цепляют сабли, расчехляют знамена.

Уже на перроне я встречаю своего старого знакомого Диму Наумова, отставного офицера разведки и тоже любителя исторической реконструкции. Димка, как и я, в форме гвардейского флотского экипажа. За встречу мы тут же выпили по бутылочке любимой «Балтики», после чего он одарил меня увесистым томом «Истории жизни и царствования императора Александра Первого».

– Хорошая книга. Много интересных документов. Надеюсь, тебе понравится! – сказал мой друг, вручая свой дар.

Я бегло пролистал книгу. Слов нет, Димка хорошо знает, что дарить, однако мог бы сделать свой подарок в Москве в более благоприятной обстановке. Теперь же мне предстояло весь оставшийся день таскаться со здоровенным фолиантом. Но не откажешься же! В ответ я отдарился раскрашенной оловянной фигуркой Наполеона. Он такие любит и расставляет по книжным полкам в домашнем кабинете. Вместе с Димкой мы отправляемся на поиски своей «воинской части», чтобы, влившись в ее ряды, принять участие в предстоящем сражении. На знаменитом поле уже полным-полно людей. С погодой тоже пока повезло – яркое, почти летнее солнце.

Праздник традиционно открылся торжественными церемониалами у главного монумента на батарее Раевского и на командном пункте Наполеона у деревни Шевардино.

Кульминацией же, как всегда, стала военно-историческая реконструкция эпизодов Бородинского сражения на плац-театре западнее села Бородино. Там "русская" и "французская" армии демонстрировали приемы ведения боя, знание военных артикулов того времени. Палили пушки, куда-то ошалело скакала конница, не слишком густые колонны пехоты шли в штыковые атаки…

Во время разыгрывания эпизодов сражения мы с друзьями познакомились и с приехавшими на годовщину Бородина французами, вернее, с небольшой компанией участников Парижского исторического клуба. Около нас французов оказались сразу трое: мужичек средних лет, одетый в форму гвардейского гренадера, по имени Гренэ, толстяк в очках, напомнивший мне толстовского графа Безухова и обряженный гвардейским артиллеристом. С лица «Безухова» не сходила улыбка. Самое смешное, что его на самом деле звали Пьером. Третьей была молодая симпатичная девушка – «маркитантка» по имени Адель. Французы оказались ребятами вполне компанейскими. Что касается девушки, то она вообще была просто прелесть, веселая и бойкая. Я вполне прилично знаю французский, а Димка английский. Это сразу же расположило к нам представителей «армии захватчиков». Каждому всегда приятно общаться с людьми тебя понимающими, чем объясняться языком жестов. Поболтав на общие темы, мы договорились, что после окончания официальных мероприятий, вместе поднимем стопки за нашу дружбу.

Завершилось все празднество парадом военно-исторических клубов. После официоза началась уже «работа по секциям», а точнее отдых на природе с боевыми товарищами.

Мы же, как и договорились, встретились с французами. Как принимающая сторона, мы с Димкой накрыли стол, выставив на расстеленной газете, соответствующие историческому моменту коньяки «Кутузов» и «Багратион», бутерброды и пластмассовые стаканчики. Французы ответствовали нам двумя «Наполеонами» и каким-то покрытым плесенью сыром. Первый тост, как водится, подняли за встречу и знакомство. После этого я вручил нашим гостям еще одного остававшегося у меня оловянного солдатика, изображавшего Наполеона. В ответ толстяк в очках подарил разовую газовую зажигалку с изображением Эйфелевой башни. Обмен сувенирами отметили еще одной рюмкой коньяка. Ну, а потом, как и полагается, пошли тосты за дружбу и братство. Сидели мы довольно тесно и, взявший на себя роль виночерпия Пьер, лихо левой рукой разливал весь наш «коньячный коктейль».

– Не доставляет неудобств, то, что ты левша? – не совсем тактично спросил я его.

В ответ Пьер по-доброму улыбнулся:

– Можешь верить, можешь нет, но правшой я не никогда был, а потому насчет неудобств тебе ничего ответить не могу!

Все рассмеялись. Удивительно обаятельным был этот толстяк в очках.

Потом Димка, чертя ножом по земле, обсуждал с гренадером и артиллеристом перипетии Бородинского сражения, а я больше общался с француженкой-«маркитанткой». Вскоре мне удалось выяснить, что Адель (так звали француженку) работает в каком-то парижском журнале, заканчивает исторический факультет Сарбоны, обожает наполеоновскую эпоху и думает посвятить свою жизнь ее изучению. При этом я узнал, что замужем "маркитантка" не состоит и, как современная эмансипированная девушка, туда не стремится. Что и говорить, на Адель я сразу запал, так как оная была не только мила, но и обладала особым французским шармом. Поболтав на темы минувшего и сегодняшнего, мы вскоре договорились с Адель, что завтра я покажу ей Москву, после чего мы вместе пообедаем в каком-нибудь уютном ресторанчике.

– Мне трудно произносить твое русское имя Паувел! – улыбнулась она мне. – Можно я буду называть тебя просто – милый Поль!

– Я буду только счастлив! – нежно шепнул я ей в ушко.

– О, – ля-ля! – погрозила она мне пальчиком. – Вы русские любите слишком быстро ездить!

Вместо ответа я скривил смешную рожицу. Адель рассмеялась.

Есть! Кажется, и у француженки ко мне так же возникла определенная симпатия!

– А у нас тут, похоже, намечается серьезная русско-французская дружба! – не слишком деликатно пошутил Димка, уловив наше воркование.

Затем французов куда-то позвали, и мы очень тепло расстались с нашими «противниками». Потом нас с Димкой подхватили, проходившие мимо «курляндские драгуны», направлявшиеся в гости к «воронцовским гренадерам» на Багратионовы флеши, чтобы там, подальше от шума и гама, совместно совершить тризну по павшим, да и вообще отдохновиться от нелегких ратных дел. В шумной драгунско-гренадерской компании, мы подняли по первой, потом по второй, да и третья, разумеется, не была последней. Когда же, собравшиеся в кружок «гренадеры» и «драгуны» предались нескончаемым разговорам о спорных моментах той далекой войны, я, пригревшись на солнце, немного задремал.

Глава первая

…Пробуждение мое было поистине жутким. Глаза я открыл от страшного грохота и громких криков. Вскочив, огляделся и едва не потерял сознание от увиденного. Вокруг творил нечто несусветное. Рядом со мной не было ни Димки, ни других сотоварищей по историческому клубу, не было дерева, под которым я задремал, не было ни памятников и даже Спасо-Бородинского монастыря. Зато было другое!

Вокруг меня кипело самое настоящее сражение. Шли в атаку с развернутыми знаменами тысячи и тысячи солдат, надрывно били барабаны. Ревели пушки и ядра чертили небо. В жухлой траве валялись сотни раненных и убитых. Какое-то мгновение я все еще сомневался, реальности происходящего. И даже больно ущипнул себя. Однако противно свистнувшая у самого виска пуля сразу привела меня в чувство. Что такое настоящая война я все же знал не понаслышке. А дальше началось вообще что-то невообразимое.

– Павел Андреевич! Вы чего здесь дурака валяете! Быстро к князю! Там уже почитай всех адъютантов перебило! – прокричал мне, промчавшийся мимо верховой офицер.

Но ведь Павел Андреевич Колзаков – это же я собственной персоной! Но онто, откуда меня знает, что за театр абсурда!

А может и нет никакого абсурда. Ведь я полный тезка моего прапрапрадеда, дравшегося когда-то при Бородино. Если судить по портрету, мы с ним одно лицо. Господи, да ведь мой дальний прадед в день Бородина состоял при князе Багратионе! Кого же звал на помощь Багратиону проскакавший мимо офицер моего прапрапрадеда или меня!

– Французы снова в атаку движутся! – кричали вокруг – Изготовсь!

Я оглянулся. Вдалеке на опушке Утицкого леса быстро выстраивались в колонны французы. Если верить историкам – это должен быть корпус маршала Даву. Вот колонны быстро раздвинулись в стороны и двинулись в нашу сторону. Всего в день Бородина французы атаковали флеши восемь раз. Знать бы, какая это по счету атака!

Рядом со мной потные артиллеристы уже забивали в стволы картечные заряды. Морщинистый офицер, бегая средь пушек, кричал хрипло:

– Не палить без команды! Пусть подойдут саженей на двести!

Ни дать, ни взять, реальный штабс-капитан Тушин.

Французы приближались. Зловеще били их барабаны.

– Пали! – над самым моим ухом выкрикнул офицер.

Картечь разом со свистом выхватила из французских рядов сотни людей. Но оставшиеся в живых, сомкнув бреши в своих рядах, только ускорили шаг. А рядом со мной вокруг уже падали наши – это открыли огонь выдвинутые вперед корпуса Даву орудия.

Сомневаться в реальности происходящего уже не приходилось. Черт возьми, но как из 2012 года я вдруг оказался в далеком 1812! Каким образом и кто перетащил меня на две сотни лет назад! Впрочем, прежде чем найти ответы на эти вопросы, сегодня, судя по всему, мне надо было еще постараться остаться в живых.

Между тем ливень свинца продолжал косить густые колонны французов, и они, наконец, заколебались. В это время по их правому флангу открыли ружейный огонь и выдвинувшиеся вперёд наши егеря. Поражаемые картечью и ружейным огнём, французы отхлынули обратно в лес.

«Да мне же было приказано искать князя! Но ведь приказывали не мне капитан-лейтенанту Колзакову, а моему предку! Но где же тогда сам мой предок? Ладно, сейчас не до мудрствований! Сказано искать Багратиона, значит надо искать!»

– Не подскажешь, где находится князь Багратион? – поспешил я с вопросом к приказывавшему что-то офицерам генералу.

Тот недоуменно окинул меня взглядом и неопределенно махнул рукой в сторону:

– Где-то там!

Лицо генерала показалось знакомым. Нет, я его никогда раньше не встречал, но много раз видел на старых портретах. Кто же это? Но копаться в памяти времени не было, и я поспешил в указанную сторону. Однако найти штаб Багратиона так и не успел. Всюду вдруг закричали:

– Хранцуз снова пошел! Теперича держись!

Отцепив и выбросив свою бутафорскую саблю, я снял и прицепил настоящую с валявшегося ничком офицера. Теперь у меня появилось хоть какое-то оружие.

– Моряк! Берите под начало солдат! Там всех офицеров перебило! – подбежал ко мне какой-то полковник.

Я оглянулся. Невдалеке сиротливо жалась кучка солдат, человек двести. Раздумывать было некогда. Ну, была, ни была! Выхватил из ножен саблю:

– Ребята заражай ружья! Подпустим французов вплотную. Целить в грудь! Потом в штыки!

К моему удивлению, солдаты, слушая мои суматошные крики, начали быстро строиться в шеренги, поглядывая на меня. Наверное, они ждали каких-то новых команд, но что кричать им дальше, я не знал. На свое счастье я увидел какого-то пробегавшего поручика и тотчас перепоручил ему «своих» солдат. Поручик этому нисколько не удивился и сразу начал уверенно ими командовать. Чтобы не мешать ему, я вытащил свою саблю из ножен и пристроился на правом фланге собранной рати.

Французы были уже недалеко. Как и в прошлый раз их выкашивала картечь и к нашим позициям они добрались далеко не все.

До рукопашной на этот раз, слава богу, не дошло. Все обошлось лишь одним залпом. Французы отхлынули, но лишь для того, чтобы перестроившись, снова двинуться в атаку. И опять неприятеля ждала неудача. Подошла подмога и мы вновь отбросили его дружным огнём.

Оставив сотни трупов, французы окончательно выдохлись и отошли. Их преследовала наша конница, противник тут же контратаковал своей. И хотя наша кавалерия, после недолгой рубки, повернула вспять, атака на флеши была все же сорвана.

Несмотря на реальность всего происходящего, меня все еще не оставляло ощущение, что я являюсь зрителем некой грандиозной кинопостановки, этакого современного ремейка «Войны и мира», переполненного массовкой, спецэффектами и компьютерной графикой. Вот-вот раздастся усталый голос режиссера: «Камеры стоп! Перерыв! Всем спасибо за работу!» И сразу перестанут палить пушки и летать ядра, встанут с земли «раненные» и «убитые», а солдаты противных сторон, побросав деревянные ружья, дружно затянутся сигаретами. Но, к сожалению, ничего подобного не происходило. Все так же летели ядра и свистели пули, все также падали раненные и убитые, а противники, с все возрастающей яростью, истребляли и истребляли друг друга.

Я машинально глянул на часы. Было шесть двадцать утра. Черт возьми, но ведь в 2012 году сейчас было уже далеко за полдень! Вот и документальное подтверждение тому, что время действительно изменилось вокруг меня! От этого открытия хотелось просто разрыдаться. Впрочем, главным было не это. Итак, если сейчас действительно шесть двадцать утра, это значит, только что была отбита только первая атака на наш левый фланг, после которой должна последовать небольшая передышка.

* * *

Генерала от инфантерии Багратиона я нашел неподалеку на гребне оврага. Он рассматривал в зрительную трубу французские позиции. Рядом располагались еще с десяток офицеров и небольшой казачий конвой. Внешне Багратион оказался совершенно не похож ни на один из своих портретов. В жизни он выглядел куда страшнее, чем на многочисленных «парсунах»: огромный крючковатый и ноздреватый нос, клочья бровей над запавшими глазами, изрытое оспинами лицо с тяжелой челюстью. Как говорится, «не для дам». При этом именно такой генерал-орел, думаю, солдатам особенно нравился. Да и мне столь грозный князь как-то сразу пришелся куда больше по душе, чем его многочисленные творчески улучшенные изображения.

– А вот и моряк объявился! – увидев меня, вскликнул кто-то. – Передали приказание графу Воронцову?

Точно! Это же я у Воронцова и спрашивал, как найти Багратиона! А почему он так странно на меня поглядел? Да потому, что я к нему на «ты» обратился!

– Не успел! Меня контузило ядром! Почти ничего не помню! Все как в тумане! – закусив губу, соврал я.

Впрочем, почему же соврал! С момента своего жуткого пробуждения я и в самом деле был словно контуженный. Ожидая, что меня будут попрекать за неисполнение приказа, я глянул на стоявших вокруг Багратиона, но они смотрели совсем в другую сторону.

– Господа, кажется, французы снова двинулись!

– Не отрывая глаз от трубы, Багратион подозвал одного из офицеров:

– Марин! Отправьте адъютантов по дивизиям с приказом отбивать французов короткими штыковыми контратаками, но не увлекаться и с позиций не сходить!

– Колзаков! – повернулся ко мне генерал, скорее всего, начальник штаба Второй армии граф Сен-При. – Берите лошадь и снова пулей к Воронцову. Да смотрите, чтобы опять не контузило.

Казак подвел мне лошадь. Этого еще не хватало! Кое-как я взобрался в седло. Лошадь недоуменно косила взглядом на незадачливого седока.

– Эх, моряки, моряки! Кавалеристы из вас и впрямь никудышные! – ухмыльнулся кто-то из офицеров.

Пнув лошадь носками сапог, я потрусил в сторону, откуда, только что пришел.

Вот и гренадерские батальоны Воронцова.

– Ваше сиятельство! – закричал я ему что есть силы.

– А это опять вы, господин невежа! – нашел еще время для иронии граф.

В несколько слов я передал ему приказание Багратиона. В ответ Воронцов передернул плечами, но ничего не сказал.

А через минуту началось святопредставление. Французы навались огромной массой. Бой шел повсюду. Пробиться к штабу Второй армии теперь не было никакой возможности и я, спешившись, примкнул к усачам гренадерам. На этот раз уже не обошлось без штыковой. Скажу честно, что, повоевав первую и вторую Чечню и, повидав, казалось, всякого, я был потрясен, оказавшись в эпицентре столь ужасной массовой бойни, когда на маленьком клочке земли тысячи и тысячи людей без устали кололи и резали друг друга.

Время от времени воронцовские гренадеры опрокидывали атаковавшие их колонны, но сразу же отходили обратно, прикрываясь цепью стрелков. Воронцов сам водил их в эти кровавые схватки.

В один из моментов боя я его почти спас. Завидев генерала в треуголке с плюмажем, к Воронцову кинулись сразу несколько оказавшихся неподалеку французов. Понимая, что ему не уйти, Воронцов встретил их со шпагой в руке. Волей случая я оказался ближе всех к нему и, не раздумывая, поспешил на помощь. Первого француза я убил сабельным ударом. Пригодилось юношеское увлечение фехтованием в спортивной школе. Остальных добили подоспевшие гренадеры.

– Спасибо, штабс-капитан! – сдержанно улыбнулся Воронцов.

– Капитан-лейтенант, ваше сиятельство! – поправил я его.

– А, моряк значит! – улыбнулся граф уже теплее. – Коли живы останемся, с меня коньяк!

Все же французам удалось на некоторое время занять южную флешь. Но Багратион немедленно бросил в контратаку несколько пехотных батальонов и французы их штыков не выдержали. Отходящих преследовали кавалерией.

Итак, это была вторая атака Даву. Значит, его только что ранили, ранен был и принявший у него корпус генерал Компан. Об этом я, не удержавшись, поведал Воронцову. Тот недоуменно глянул на меня.

– Откуда знаете?

– Увы, но я знаю очень много, может даже слишком много! – только и нашелся я, что ему ответить.

По глазам Воронцова было очевидно, что моя информированность его очень заинтересовала, но переспрашивать он посчитал ниже своего достоинства. Я глянул на часы. Сейчас ровно семь утра.

– Через полчаса французы снова пойдут на флеши. Ней – в лоб, а Жюно – в обход Утицкого леса. Надо готовиться к отражению!

– Не знаю почему, капитан-лейтенант, но я вам уже верю! – усмехнулся Воронцов.

Как я и предсказал, ровно через тридцать минут началась новая бешенная атака.

Едва я вернулся к штабу Второй армии, как получил новое поручение. На этот раз скакать в дивизию, занимавшую позицию слева от деревни Утицы и приказать ее командиру двигаться на Семеновское, ближе к эпицентру французской атаки. Это поручение я выполнил достаточно быстро. Тем временем пришло известие, что к нам послал подкрепления и Кутузов. Но их подхода надо было ждать еще час-полтора, а до этого предстояло сдерживать свежие корпуса французов вдвое меньшими силами.

– Французы решили задавить нас своей численностью! – резюмировал Багратион, глядя на приближающиеся неприятельские колонны, когда я докладывал о выполнении поручения графу Сен-При.

С расстояния в двести метров наши встретили атакующих картечью. Неприятель нес огромные потери, но мощный поток людей, неудержимо катился вперёд. Вскоре левая и правая флеши после жестокого штыкового боя были заняты французами. На средней схватка ещё продолжалась.

– Давайте быстро к кирасирам! Пусть немедленно контратакуют! – крикнул мне через плечо Багратион.

И снова я, сломя голову, поскакал по буеракам, мимо гор трупов. Конница уже изготовилась к атаке, и едва я передал приказание, как хрипло запели трубы, и полки рысью двинулись в бой.

Вскоре по всему фронту кипела ожесточенный рукопашный бой и кавалерийская рубка. Французы были выбиты из флешей. Но какой ценой!

Ряды воронцовских гренадер серьезно поредели, а оставшиеся в живых, сбиваясь тесными кучками, начали пятиться назад. Над левой флешью трепетало французское знамя. А вот и сам Воронцов. Размахивая шпагой, он пытался построить остатки ближайших батальонов, еще кое-как державших строй:

– Ребята, становись! Штыки примкнуть! Смотрите, как умирают генералы! Однако тут же, на моих глазах, он был опрокинут наземь, пущенной почти в упор пулей.

– Спасайте графа! – крикнул я ближайшим солдатам.

Сам же встал во главе все еще топтавшихся на месте гренадер, намереваясь их возглавить. Но меня энергично отодвинул в сторону седой подполковник с окровавленной тряпкой на голове:

– Позвольте, сударь. Это не ваша работа, а моя!

– Ружья на руку! Барабанщик атаку! Шагом марш! – обернувшись к гренадерам, прокричал он, и повел колонну навстречу приближавшимся французам.

Когда я прискакал к штабу армии, там уже был и доставленный солдатами Воронцов, а потому я стал свидетелем следующего разговора между ним и Багратионом.

– Куда угораздило тебя, душа моя? – спросил Багратион.

– Кажется в ляжку, – морщась от боли, отвечал граф.

– А дивизия твоя как?

На этот вопрос, граф лишь горько вздохнул, а потом показал рукой на землю рядом с собой:

– Она здесь!

Увидев меня, Воронцов слабо улыбнулся и сказал князю:

– Ваш адъютант показал себя сегодня героем, возглавив атаку!

– Может это и похвально, но у адъютанта командующего иные функции, чем у командира пехотной роты! – вполголоса обронил кто-то из штабных.

После этого Воронцова унесли в тыл, а Багратион уже отдавал новые распоряжения. Я же некоторое время остался без дела и мог оценить весь ужас происходившего у деревни Семеновское. Ядра дождем сыпались на то, что еще недавно звалось деревней. Валились деревья, а избы исчезали, как декорации на театральной сцене. Земля дрожала. Все было в дыму и гари. Вдалеке бежали и падали маленькие фигурки людей и лошадей.

– Голицын и Колзаков ко мне!

Молодой розовощекий крепыш-поручик (видимо, тот самый Голицын) и я подъехали к командующему.

– Голицын, пулей к Раевскому, взять два-три батальона пехоты и несколько пушек, чтобы заткнуть дыру воронцовской дивизии. А ты, Колзаков лети к Тучкову. Пусть выходит из засады в тыл Жюно и отрядит на левый фланг дивизию Коновницына.

– Шпоры! Шпоры, судари! – напутствовал нас генерал Сен-При.

И мы с Голицыным помчались в разные стороны.

Картина, которая открылась передо мной, когда я выехал из Семеновской, была не менее жуткой, чем в самой деревне. Куда-то бежали какие-то солдаты. С грохотом неслась с позиции на позицию артиллерия. Скакали всадники. Земля была изрыта ядрами. Повсюду валялись человеческие и конские трупы – головы, руки, ноги…

Из леса, за которым должен был стоять Третий корпус генерала Тучкова, вырывались огромные столбы огня и дыма. Перед лесом двигались колонны то ли вестфальской, то ли польской пехоты. Пехота Тучкова стояла неподвижно на откосе лесной горы под жестоким огнем и, еще не вступив в бой, несла большие потери. Я прекрасно помнил, что именно там, на откосе погибнет в этот день и сам Тучков. Но точное время его смерти я, увы, не помнил, а потому не знал, застану я генерала живым или нет.

Как оказалось, Тучков был еще жив. Он мрачно прохаживался взад и вперед посреди падавших неподалеку гранат.

– Ваше превосходительство, князь Багратион полагает, что вы стоите за лесом в засаде.

– От кого и с чем присланы? – нервно прервал он мой монолог.

Я доложил:

– Его сиятельство князь Багратион вашему превосходительству повелел передать, что время выходить из засады в тыл вестфальскому корпусу. Сверх того, его сиятельство просит ваше превосходительство отрядить в подкрепление левому флангу третью дивизию генерала Коновницына…

– Что? – крикнул Тучков. – Не могу!

– Ваше превосходительство! Это приказ Багратиона!

– Нет, нет и еще раз нет! Я, братец, старый генерал и знаю, что делаю. Или не видишь, что сам я буду сейчас атакован? Слишком много желающих нынче командовать!

Но ведь, согласно всем историческим документам, дивизия Коновницына была немедленно отправлена к флешам, а остальные силы корпуса атаковали вестфальцев. Что же он упрямится! И, черт возьми, я опять не сдержался:

– По-моему, здесь вообще никто не командует!

– Мальчишка! – закричал на меня Тучков.

Внезапно земля перед моими глазами качнулась. Это, буквально, в метре от нас разорвалась граната. Я только почувствовал, как над головой просвистел целый рой осколков. Когда открыл глаза, Тучков уже лежал на земле с вырванным боком и глухо стонал.

Я знал, что он умирает, а потому, чтобы успеть, подбежал к нему и торопливо начал говорить, мешая ложь с правдой:

– Ваше превосходительство! Ваша супруга передала через меня, что очень вас любит и никогда вас не забудет. На месте вашей смерти она построит монастырь, где станет настоятельницей, и все оставшиеся годы будет молиться за покой вашей души.

Генерал разлепил спекшиеся губы в подобие улыбки:

– Это самая лучшая твоя новость! Спасибо! Передай Мари, что я умираю с ее именем на устах.

Глаза генерала закатились, взор померк, тело дернулось несколько раз и обмякло. Подбежавшие адъютанты и врач еще пытались что-то делать, но я уже знал – бесполезно. Душа отважного отлетела.

Однако время не ждало. Уже через несколько минут я был перед генералом Коновницыным, которому передал приказ Багратиона и известие о смерти Тучкова. Выслушав меня, тот перекрестился и махнул рукой:

– Мы выступаем!

Вскоре 3-я дивизия уже выходила из Утицкого леса на наш левый фланг. Возвращаясь к месторасположению штаба армии, я посмотрел на часы. Было около девяти утра. День еще только начинался, а, кажется, что прожил сегодня на этом поле целую жизнь.

Внезапно я вздрогнул. Еще бы! Я вдруг вспомнил, что буквально через несколько часов должен будет получить свою смертельную рану и Багратион.

Но ведь я знаю, когда и как он будет ранен! А что если попробовать спасти генерала? Вдруг получится! Но ведь тогда изменится вся история войны 1812 года, а вместе с тем и ход мировой истории. Могу ли я вторгаться в столь высокие дела? Но это, с одной стороны. С другой же, не попытаться что-то предпринять, будет с моей стороны предательством. Ведь получится, что, зная о предстоящем ранении князя, я буду сидеть, сложа руки и ждать кровавой развязки. В конце концов, я все же русский офицер, хотя и из другого времени! Короче, будь что будет, но я попытаюсь сделать все, что от меня зависит.

– Пулей к Кутузову! Известить о смерти Тучкова и просить немедленно новых резервов!

Этими словами меня встретили в штабе Второй армии, едва я туда прискакал. Что ж, на войне, как на войне.

* * *

У деревни Горки подле покосившегося дома на пригорке и за небольшой батареей размещался фельдмаршал со своим штабом. Кутузов сидел на складном стуле с подзорной трубой в руках. Когда я подскакал к нему, старик уже ждал меня и в нетерпении проговорил:

– Рассказывай скорей, братец!

Я быстро доложил обо всем, что делалось на левом фланге. Попутно я внимательно осматривал легендарного полководца. Был он действительно рыхл и сед, но никакой черной повязки на глазу не имел, а внимательно смотрел на меня обоими. Впрочем, мне показалось, что левый его глаз все же несколько косил. Кутузов слушал, медленно кивая головой. Его толстое, несколько обрюзгшее лицо оставалось спокойным, даже при известии о смерти генерала Тучкова.

– Как там князь Петр?

– Полон решимости отстоять позицию, но просит подкреплений! – доложился я.

– Пусть держится! А подкрепления ему будут! – ответил Кутузов. – Да осмотрительней скачи, а то, вон, видишь, как нынче Банапартий распалился.

В этот момент невдалеке действительно упало несколько ядер. Что касается меня, то я немедленно поскакал обратно. Главным для меня сейчас было, как можно больше рядом с Багратионом, чтобы постараться спасти его сегодня от смертельного ранения.

Однако быстро добраться до штаба Второй армии не получилось. Отъехав от ставки Кутузова, я попал под артиллерийский огонь французских батарей. Когда же рядом с шипением упала и начала вертеться на земле граната, испуганная лошадь вышла из повиновения и понесла меня куда-то в грохот сражения на правый фланг. Наверное, будь на моем месте, более опытный наездник, он бы без особого труда справился с поводьями, но я, увы, был в этом деле новичок. Так неожиданно для себя я оказался в порядках гвардейской дивизии, которая вела оборонительный бой, с наступающими французами. Не успел я толком осмотреться, как очередное ядро вырвало бок моей бедной лошади. С отчаянный ржанием, бедняга рухнула, едва не придавив меня.

– Вы вашеродие, видать в рубахе родились! – протянул мне руку, помогая встать, подбежавший егерский унтер-офицер. – Вставайте скорее, а то французы уж набегают, счас колоться начнем!

И точно прямо на нас с ружьями наперевес бежала густая толпа вражеских солдат.

Если это позиции гвардейской дивизии и я в расположении лейб-гвардейских егерей, значит, это атакует дивизия Дельзона. Ранним утром он уже выбил гвардейских егерей с высот у села Бородина и вот теперь снова атакует их, но на сей раз уже безуспешно. Впрочем, предаваться историческим изыскам было некогда, прямо на меня набегало сразу несколько французов. Одного взгляда на эту орущую толпу было ясно, что живым мне отсюда выбраться будет сложно. И понеслось! Первый удар штыка я отбил саблей, при этом сам, успев пырнуть атаковавшего в ногу. От второго штыка я просто увернулся, но тут же оказался сразу перед сразу перед тремя набегавшими французами. Деваться было некуда, да и саблей я мало что мог сделать. Неожиданно рядом со мной возник уже знакомый егерский унтер и, фехтуя своим ружьем, в одно мгновение разделался с одним из нападавших, а затем нанес удар прикладом в голову и второму. Оставшись наедине с третьим французом, я вначале уклонился от его удара, а потом, заставив противника раскрыться, поразил в грудь саблей, которая тут же сломалась по самый эфес. Оглянувшись, хотел поблагодарить своего спасителя, как увидел, что тот, сражаясь опять против нескольких нападавших, сумел поразить еще одного, затем другого, но вдруг неожиданно споткнулся о валявшийся под ногами труп. Через мгновение над не успевшим подняться унтером возник очередной француз, готовый нанизать его на свой трехгранный штык. Раздумывать было некогда. Я бросился к неприятелю, не представляя, как буду с ним драться, будучи безоружным. Скорее машинально, чем осознанно я нанес ему сокрушительный «маваши гери» ногой в голову, отчего обидчик моего спасителя рухнул на землю.