Пролог
Вот бывают же донельзя непонятливые индивидуумы, которые не понимают самых что ни на есть прозрачных намёков. Таких, например, как если вас не приглашали и дверь для вас не оставили открытой нараспашку, то вероятность того, что вам там за закрытой дверью – будут очень и очень не рады – чрезвычайно высока. Тем более ранним утром. И что, чем более ранним будет утро, тем более высокой будет эта вероятность.
И если бы эти индивидуумы были просто непонятливыми – это было бы ещё полбеды, но они же в ста случаях из ста – ещё и настырные до умопомрачения! А в некоторых случаях и до снесения дверей с петель…
Вот именно из-за таких я до сих пор иногда сожалею, что я больше не призрак, которому не ведомы печали того, кого разбудили едва лишь она, то есть я, устроилась поудобнее на мягонькой перинке и ещё более мягонькой подушечке, да под тёпленьким одеяльцем, и глубоко провалилась в блаженный, и главное, заслуженный сон…
– Именем Его Адовства, немедленно откройте дверь или мы её выбьем! – между тем громогласно и веско угрожали под дверью.
– Ди, не знаю как тебе, а мне плохо спится, когда агенты Его Адовства ломятся в нашу, держащуюся исключительно на честном слове дверь, – «тонко» намекнула моя кошка Маркиза на то, что ещё пара-тройка барабанных ударов и избушка наша на курьих ножках лишится-таки двери. – Я бы и сама открыла и задала бы этим барабанщикам взбучку! Такую, я имею в виду, взбучку, что они у меня на всю жизнь бы отучились по утрам в дверь избушек ломиться! Вот только у меня лапки до замка не достают… – плавно перешла она от тонких намёков к понукательно-подстрекательным.
Предприняв титаническое физическое усилие, я приподняла голову над подушкой и, приоткрыв один глаз, попыталась предпринять ещё и титаническое умственное усилие, а именно: оценить целесообразность моего вмешательства в противостояние двери и агентов Его Адовства. Но как это обычно случается, когда как следует не рассчитаешь силы: голова моя не вынесла двойной нагрузки и посему почти сразу же снова рухнула на подушку, что лишило мой глаз обзора; и глаз, так как ему больше нечего было обозревать, а значит и оценивать – с чувством выполненного долга закрылся.
Доведенная до отчаяния моей неторопливостью в вопросе её спасения, дверь в ту же секунду явно нарочито-угрожающе вздрогнула и задребезжала, после чего истерически завизжала так, что меня аж в дрожь бросило и уши заложило.
– Да иду я, иду… и уже скоро буду, – пообещала я, больше, правда, из сострадания к своим ушам, чем проникнувшись жалостью к двери; и свесила одну ногу с кровати.
Однако дверь мне не поверила и поэтому продолжила судорожно вздрагивать, жалобно визжать и сокрушенно скрежетать, требуя от меня поторопиться. И настолько она была убедительна в своем страдании, что сердобольная я, не выдержав морального давления, бросилась к ней на помощь, забыв о том, что так и не достала вторую ногу из-под одеяла.
Вот так и получилось, что я и дверь геройски пали в неравном бою – одновременно… Я пала, грохнувшись на пол, уступив в жесточайшей борьбе одеялу; дверь пала, уступив, наконец, натиску кулаков двух сатанинских агентов.
И уже в следующую секунду, но не на пол, а на траву у крыльца, пали ещё и агенты Его Адовства. Тот, который посмел войти без приглашения в мою избушку первым – стал жертвой разъяренной Маркизы, которая с пронзительным «Мьяу-ууууууу!» вцепилась в его наглую рожу и…
Жертва праведного гнева моей кошки, взвыв от боли и испуга, одновременно вскинул руки к лицу и под действием силы инерции сделал несколько шагов назад – туда, где порог закончился, а ступеньки ещё не начались; туда, где за ним по пятам шёл коллега-стражник, который как раз заносил ногу для того, чтобы подняться на ступеньку выше.
И… сонное утро зачарованного леса разорвало истошное двухголосое «А-ааааааааааа!», «Мья-ааааааауууууу!!!», двухголосая отборная брань и проклятия в мой адрес и адрес мерзкой, когтистой твари. И меня и тварь, тут же было принято решение – отловить и наказать.
Ещё больше, чем проснуться ни свет ни заря, я не люблю, когда после того как меня разбудили ни свет ни заря, мне и моей кошке угрожают – отловить нас и наказать.
И также прошу отметить для протокола, что, даже смирившись со своей демонической природой, я так и не стала злой ведьмой, но услышав угрозы этих, однозначно и страх и совесть потерявших, взломщиков – я разозлилась.
Потому что обидно! Ну не понимают демонические отродья, когда к ним относятся по-хорошему исключительно по доброте душевной! Они думают, что если я живу – вся такая из себя безобидная, букашки не обижу, то это значит, что меня можно обидеть и за это ничего не будет! Вот только они ошибаются: им будет – и за меня, и за мою кошку, и за мою дверь! И будет более чем достаточно, чтобы научиться уважать закрытую дверь. Особенно если это закрытая дверь избушки на курьих ножках с прохудившейся крышей, перекошенными ставнями и скрипящим крыльцом. И особенно-особенно, если на дворе раннее утро.
В общем, разозлилась я. Да так разозлилась, что красное зарево праведной ярости застлало мои глаза…
А когда пелена спала, то выяснилось, что я, наложив на агентов ментальное удушье, удерживаю обоих за горло. И не просто удерживаю, а последовательно – удушаю. И к этому момент я уже настолько преуспела в удушении, что в обоих обидчиках моей изуверски избитой и покалеченной двери – едва теплилась жизнь…
Посмотрела я на раскрасневшиеся рожи, которые раздулись так, что вот-вот лопнут, заглянула в налитые кровью глаза навыкате и… сжалилась над адовскими агентами. Ослабила ментальную удавку вполне достаточно для того, чтобы они смогли достаточно громко и достаточно отчётливо попросить у меня прощения. Как я уже упоминала, ведьма я не злая и потому быстро отходчивая.
– Просите прощения, коли жить хотите! – царственно взмахнув рукой, посоветовала своим пленникам участливая я. Сама же, чтобы успокоиться, села на крыльце в позу лотоса и занялась дыхательными упражнениями: вдох – выдох, спокойствие – только спокойствие; вдох – выдох…
– Ппппроститтттте ннннас, пппппожжжжжалллууйста, – с трудом выталкивая буквы из пересохшего и саднящего горла, послушно просипели оба.
– И за что я должна вас простить? – поинтересовалась я, приподняв в ожидании правую бровь. Мне Рауль, мой муж, с которым из-за проклятия мы не можем быть вместе, не раз говорил, что изгибать бровь у меня очень эффектно получается.
– Ддддвеээээээээээээ… – неуверенно начал отвечать тот из агентов, который имел несчастье интимно познакомиться с когтями Маркизы. И так как это знакомство оказалось для него сверхнеожиданным, он теперь каждую секунду нервно оглядывался по сторонам. И, возможно, именно поэтому его «ээээээ…» звучало столь высоко, что любая несмазанная дверная или оконная петля за такое «ээээээ» полжизни отдала бы. И я снова сжалилась: опустила бровь и одобрительно улыбнулась несчастному запуганному агенту, – …рь, – закончил он. Вслед за чем окончательно осмелев, добавил покаянным тоном: – Не надо было выбивать.
– Нет, не надо было, – подтвердила я. – И угрожать тоже не надо было. Можно же было по-хорошему, по-людски, – окончательно подобрев, подсказала я.
В глазах обоих агентов к выражению благоговейного ужаса добавилось выражение нижайшего стыда. И то и другое чувство, отобразившееся на их лицах, я отметила одновременно и с удовлетворением и со вздохом разочарования в непостоянности демонической натуры: всего-то и понадобилось – немного насилия – и у демонов тоже обнаружились и страх и совесть.
– Ппппростите ннас, пппожжаллуйста, – снова пролебезили заикающиеся от страха агенты.
– Ппппростите! Мы просто хотели как можно скорее выполнить приказ Его Адовства. И если бы у вас, ведьма Диана, дверь не была закрыта, мы быстренько заглянули бы и ушли, – начал торопливо и от этого сбивчиво объяснить тот, который шёл вторым, и поэтому не испытал на себе когтей Маркизы. – Но так как дверь у вас оказалась закрыта, а нам очень срочно надо было узнать, что там за дверью, то…
– И что же вам, за нашей дверью так срочно, что просто неотложно, понадобилось?! – грозно вопросила Маркиза, за пару секунд до этого примостившаяся на моих коленях. Она слегка наклонила голову и, скосив многозначительный взгляд на свою недавнюю жертву, ласково улыбнулась клыкастой пастью.
Жертва подобной кошачьей нежности не выдержал. Пятачок его затрясся. Ноги подкосились. – Гггость, кккктототоррррый прррринц Рррррауль, кккккктотототоррррый сбебебебебежажажажавший ппппппонананадодододобибибибился, – дрожащим заикающимся голосом с трудом выговорил он и, окончательно обессилев, рухнул тем местом, откуда у него хвост растёт, на траву. После чего, очевидно, опасаясь того, что вдруг я подумаю, будто он в очередной раз проявил недостаточное ко мне уважение, адовский агент тут же скрыл свою расцарапанную физиономию за своими ладонями и растопыренными пальцами, как за забралом, да и ещё и спрятал её (физиономию, в смысле) между своих согнутых в коленях ног.
Округлив глаза, я приподняла в изумлении обе брови и перевела вопросительный взгляд с агента с расцарапанной физиономией, выслушивать дальнейшие показания которого было выше и моих нервных сил и акустико-логических способностей, на агента с не расцарапанной физиономией. – Вам у меня понадобился ваш сбежавший гость? Или я неправильно его поняла? – покосилась я на агента-жертву, как теперь выяснилось, не только когтей Маркизы, но и сильнейшего испуга, округлившиеся от страха глаза которого сейчас зашуганно поглядывали на меня из под его правой коленки.
Не спрашивайте у меня, как ему удалось проделать этот сложнейший акробатический трюк и не сломать при этом шею. Сама пребываю в абсолютном недоумении.
– Вы поняли его совершенно правильно, – подобострастно-многократно закивал головой агент с нерасцарапанной физиономией, который к моему огромному облегчению оправдал мои надежды и не разочаровал меня своей дикцией.
– Гость? Сбежавший? – многозначительно повторила я и повторно проделала трюк с бровями, выражая своё крайнее недоумение. – Гость, за которым отправили погоню?! Вас ничего не смущает в этих словосочетаниях? – вежливо поинтересовалась я.
– Такс гость не местный же. Вот поэтому Его Адовство такс и обеспокоился, вдруг Его Высочество заблудится, – тут же нашёлся агент со всё ещё не расцарапанной физиономией, судя по тому как зарычала, да ещё и нетерпеливо заёрзала на моих коленях Маркиза.
– Ди, как ты думаешь, они тебя за полную дуру держат или за ту, у которой ещё есть надежда? – поинтересовалась у меня кошка.
– Я думаю за полную, – искренне ответила я и слегка стянула ментальную удавку на шее агента, ласково улыбаясь ему при этом.
И уже в следующую же секунду Агент Его Адовства так сжался, что вдруг резко стал в два раза мельче и в высоту и в ширину. И затрясся… похлеще своего вусмерть перепуганного коллеги.
– Ппппросссстите, ведьма Диана! – просипел, схватившись за своё горло агент.
– Это ж насколько агенты Его Адовства отвыкли от нормального отношения, если так болезненно реагируют на наши с тобой полные доброжелательности и ласки улыбки, – озадаченно мурлыкнула Маркиза.
– И не говори! – покачала я головой и снова ласково улыбнулась всё ещё способному дышать агенту Его Адовства. И ещё немного затянула удавку на его шее.
– Ппппросссстите! Ппппппрошу ппппппростите! – умоляюще прохрипел он и, рухнув по примеру первого на пятую точку, спрятал свою физиономию между коленок. Однако если он, опять же по примеру своего коллеги, надеялся на то, что это позволит ему избежать дальнейших расспросов, то его ожидало разочарование.
– Мне не нужны ни ваши извинения, ни ваше покаяние, ни ваши акробатические трюки, агент, мне нужны ответы! – прокомментировала я его действия, слегка ослабив удавку в качестве поощрения.
Поощрение не заставило допрашиваемого вынуть голову из коленок, но он заговорил: – Вы совершенно правы, ведьма Диана, дело не в том, что Его Адовство беспокоится о том, что его пропавший без вести гость может заблудиться, – донеслось до меня его приглушенное, едва различимое бубнение. – А в том, что сегодня ночью на территорию резиденции Его Адовства прокралась неизвестная группа злоумышленников, которые не только помогли гостю сбежать, но и вскрыли сейф и забрали с собой кое-что ценное… – допрашиваемый судорожно вздохнул и замолчал.
– Кое-что ценное, это что? – уточнила я.
– Я не знаю, Его Адовство никому этого не сказал, – вздохнул он. – Я просто знаю, что это нечто очень ценное… И что Его Адовство вне себя от ярости из-за того, что это кое-что умыкнули. Но, – шмыгнул он носом, – но, если позволите, я могу предположить?
– Сделайте милость, предположите, – поощрила я его.
Внешне я выглядела чинной и спокойной, однако в душе я ликовала и… одновременно безумно беспокоилась. Конкретно об этом плане побега, я не имела ни малейшего понятия потому, что не виделась с Раулем вот уже целых четыре недели.
Те самые четыре недели, в течение которых я ежедневно посылала Сатане запрос за запросом с просьбой о встрече с Раулем. И на каждый из которых получала от него (Сатаны) – контрзапрос с предложением аннулировать мой, существующий только на бумаге, брак с Раулем, дабы он (Сатана) мог объявить о нашей с ним… помолвке.
Если вы, мои читатели, уже в шоке, то вы поспешили, потому что это ещё не всё.
Нет, Сатана в меня не влюблён! Сразу же опускаю с небес на грешную землю тех, доверчивых и наивных, кто подумал, что причина в этом. Помолвка со мной Его Адовству нужна лишь для того, чтобы заставить Марью Моревну или Тьму Нечестивую, как её сейчас все зовут, предпринять поспешные действия, а значит повести себя непродуманно и как следствие опрометчиво.
Само собой разумеется, я много раз пыталась Его Адовству объяснить, что он мужчина, конечно, видный, но вот я, например, если бы была владелицей скипетра Всеповиновения, только из-за того, что какой-то там мой бывший поклонник вдруг решил жениться – не расстроилась бы.
– И это, – объясняла я ему, – наводит меня на мысль, что и Марья Моревна – тоже не расстроится.
Признаю, сглупила и очень: вот уж воистину нашла, кому подобное заявить! С тем же успехом я могла обратиться к нему бывшему когда-то прекраснейшим из ангелов, а теперь павшему, с воззванием: «Не греши!».
Его Адовство спорить со мной не стал. Он просто сослался на контракт, согласно условиям которого душа моего супруга принадлежала ему до тех пор, пока Рауль не добудет для него Скипетр Всеповиновения. Вслед за чем… пригласил моего супруга «погостить» в своей резиденции.
Поэтому, ясное дело, известию о том, что Рауль сбежал от «гостеприимного» Сатаны – я безусловно обрадовалась. Что, отнюдь, не мешало мне безумно обеспокоиться о неизвестной группе злоумышленников.
– Кто они? И почему решили помочь Раулю, рискнув войти в список врагов самого Сатаны? – размышляла я, изображая перед агентом Его Адовства спокойствие и только спокойствие.
– Я предполагаю, – между тем вещал допрашиваемый, – что это какой-то документ. Или-ииии?… – вопросительно-задумчиво протянул он. – Хотя нет, – зыркнули на меня оба его выпученных глаза из под правой коленки. Я хмыкнула, отметив про себя, что как акробат, этот ничем не уступает первому. И вдруг снова почувствовала странное покалывание в висках и затылке, осознав, что точно такое же покалывание беспокоило меня время от времени на протяжении всего разговора.
Чёртово сказочное измерение! Так меня же всё это время сканировали, пытаясь прочитать мои мысли, дабы удостовериться правду ли я говорю!
– Ну ты и сволочь рогатая и хвостатая! – грозно воззрилась я на своего собеседника. – Прикинулся, понимаешь ли, безобидным и немощным!
Я так расстроилась, что неосознанно усилила ментальное давление на дыхательную систему… обоих: того, что с нерасцарапанной рожей, само собой разумеется, я наказала за вероломство, а вот того что с расцарапанной рожей…
Как я теперь понимаю, наказало мое подсознание, которое раньше меня знало, что когда я вперю грозный, испытывающий взгляд в вероломного чертяку с нерасцарапанной физиономией, то ничего, кроме досады на себя же саму, не почувствую! Потому что в ту же секунду пойму, что всё это время меня пытался сканировать никто другой, как чертяка с расцарапанной рожей, которую он спрятал между коленок, как раз для того, чтобы я не догадалась о том, что он не такой уж и простак каким прикидывается! И расчет его удался, я купилась и почти мгновенно списала его со счетов.
«Развёл меня как полную дуру! А почему как?» – начала было я негодовать на себя. Но к моей радости, уже следующая мысль меня в моих же глазах и обелила: «Я ведь про побег ничего не знала! Так что развести меня хитрый чёрт, конечно, развёл, но вот узнать хоть что-нибудь ему так и не удалось! И чтобы он так ничего больше и не узнал, то срочно нужно начать думать о чём-нибудь другом, что тоже меня чрезвычайно беспокоит», – решила я, поскольку знала: случайные, проскальзывающие туда-сюда мысли подслушать невозможно, а вот мысли основательные, встревающие занозой в сердце – подслушать можно. «Ага! – тут же озарило меня. – Меня ужасно, просто до бессонницы, беспокоит хобби моей избушки – ежечасно сообщать жителям леса точное время. Которое она сообщает, откуд-кудахкивая, подобно бою часов, ровно столько раз, сколько часов в сутках».
Должна отметить, что днём, начиная часиков так с десяти утра это её ежечасное «Куд-кудах!» почти не раздражает и даже удобно, но вечером и ночью… И если бы она при этом ещё и не подпрыгивала каждый раз»…
– Что «хотя нет»? – заметив, что я отвлеклась и молчу, вместо того, чтобы задать наводящий вопрос, подключились к допросу Маркиза. – Сказал «А» говори и «Б»…
– Я просто подумал, что Его Адовство мог расстроиться из-за того, что потерял меч-кладенец, – прохрипел допрашиваемый. – Но потом вспомнил, что меч-кладенец ведь всё равно никому кроме вас и вашего принца в руки не даётся и, вдобавок ещё, если слухи не лгут, меч, словно привязанный следует за Его Высочеством, куда бы тот не отправился. Поэтому вряд ли Его Адовство так осерчал из-за исчезновения меча… – и агент вопросительно-неуверенно покосился на меня, выглядывая из под всё той же своей правой коленки.
Глава 1
Распрощавшись со своими нежданными гостями, которым так понравилось моё гостеприимство, что я ещё даже не закончила желать им приятного пути, а их уже и след простыл, я первым делом с помощью заклинания вернула на своё законное место сорванную с петель дверь. Работа эта не сложная, но, так как перед этим мне не пришлось удерживать с добрых полчаса двух чертей в плену-удавке, то я почувствовала небольшую усталость.
Я присела отдохнуть в гостиной на табуретку возле стола и мой взгляд зацепился за блюдо со сдобой, которое моя избушко-правительница провокационно выставила на стол. Мой рот наполнился слюной, и я вспомнила, что ещё не завтракала. Я протянула было руку к одной из призывно пахнущих булочек… и получила маленькой сухонькой ладошкой по пальцам.
– Сначала нужно выяснить посредством зеркала-окна, не следят ли за избушкой, потом необходимо попытаться связаться с Его Высочеством, а уже потом как соберём достаточно информации, мы все вместе позавтракаем и заодно всё основательно обдумаем и обсудим, – обосновал применение рукоприкладства к моей ведьмовской особе Меркурий или, как я его зову, Умник.
Меркурий, как и ещё шесть его соплеменников, появился в результате неудачного экспериментального заклинания реверсной материализации (я обязательно ещё расскажу об этом, но позже). В общем, теперь все семь жертв неудачного эксперимента обитают в моей избушке. Меркурий маленький, худенький, чрезвычайно подвижный и необычайно болтливый и его все здесь в сказочном королевстве принимают за гнома. Только никакой он не гном и не только потому, что он безбородый юнец, и на башмаках его крылышки, а потому что он… планетёнок.
– Малец, дело говорит, – поправляя очки, сползшие на нос, как обычно поддержал Умника Сатурн, или Ворчун, как я его зову. Сатурн – профессорского типажа, сухонький, маленький вечно всем недовольный старичок.
– Но организм же молодой, его кормить надо, – привычно не согласилась с мнением Сатурна и Меркурия моя избушко-правительница, она же Луна, она же Мамушка, как я её зову.
– Молчать женщина! – вскричал Ворчун, – когда старейшина и… – старик почесал затылок, так как не сразу сообразил, каким же титулом величать его молодого коллегу.
– И мудрейший! – подсказал молодой коллега.
– Во! – поднял старик вверх скрюченный артритом указательный палец. – Молчи, когда старейшие и мудрейшие говорят! А то ишь, раскудахталась!
Досадуя на Умника и Ворчуна, и одновременно злясь на себя за бесхребетность (в конце концов, думала я, кто в моей избушке главный, я или какие-то самообъявленные старейшие и мудрейшие? Но отвечать сама себе не стала, так как знала, что честный ответ мне не понравится…), я прошла в свою горницу и остановилась рядом с зеркалом-окном. Из этого окна я в любой момент времени могла увидеть любую, какую пожелаю, точку Зачарованного леса.
Совершив, все принятые испокон веков в обществе баб-яг и волшебных зеркал реверансы и подношения в виде пожеланий доброго утра и ознакомления с тем, какие сны видело моё ненаглядное зеркало этой ночью, я заслужила право посмотреть уже не в зеркало, а в окно.
В окне отобразился, прекрасный в своей полудрёмной умиротворенности, просыпающийся лес. Игривые солнечные лучики нежно и мягко проникали в его дебри всё глубже и глубже: и вот уже они золотили молодую зелень едва пробудившегося разнообразия трав, прятавшихся в самых дремучих его глубинах. Тени, которые отбрасывали деревья на многочисленные прогалины-опушки, пестрящие васильками, ромашками, душицей и зверобоем, становились всё короче и короче. Оправдывая свою славу тружениц, на полях уже вовсю трудились пчёлки, с деловитым жужжанием порхая с цветка на цветок и собирая нектар.
И всё.
В том смысле, что кроме описанной мной выше пасторально-идиллической картины – я больше ничего рассмотреть не могла. Хотя и была уверена, что просто быть такого не может, чтобы за избушкой не следили. Возможно, кто-то назовёт подобную мою уверенность паранойей, но я уже успела довольно неплохо изучить повадки сказочных злодеев, чтобы доверять, прежде чем проверю наверняка. И поэтому я знала: кто-то, и я даже точно знала, кто – препятствует моему ясновидению.
Я досадливо закусила губу и так глубоко задумалась, что даже вздрогнула, когда ко мне совершенно бесшумно подкралась Мамушка. Она подмигнула мне, с хитрой улыбкой и поставила передо мной на столик чашку с кофе и несколько булочек, политых маслом и мёдом.
Я сразу же схватила одну и, опасаясь, как бы кто ни отобрал, целиком закинула в рот… Уммммм… мууум, сказочное наслаждение!
К сожалению, моя сказка имела раздражающую привычку становиться безрадостной и, даже подчас, обидной до слёз былью, едва лишь мне начнёт казаться, что жизнь налаживается…
– Ди! Ди! – впорхнули через форточку, которую я весьма непредусмотрительно оставила открытой, Уш и Ыш. И прежде чем, я успела даже глазом моргнуть – все до одной булочки исчезли в глубинах их ненасытных утроб.
– Ты видела, сколько чертей-грибников развелось в нашем лесу сегодня с утра? – проглотив предпоследнюю булочку и запив предназначенным МНЕ кофе, пропищал Уш.
– И не только грибников! – деловито заметила Ыш, дожёвывая последнюю булочку, которую запивала остатками опять же МОЕГО кофе. – Там ещё и этих, как их, – она почесала крылом затылок, – чертей собирателей трав и кореньев полно!
«Я видела только, сколько МОИХ булочек и МОЕГО кофе исчезло в ваших прожорливых глотках», – хотелось завопить мне.
Нет, ну сколько, скажите мне, может вынести ведьма? Разбудили ни свет, ни заря, оскорбили, угрожая наказанием, по пальцам надавали, и ещё булочки отобрали и кофе, всё до последней капли, выпили! Сколько?! Вот скажите мне, сколько подобных оскорблений с утра может вынести воспитанная и цивилизованная ведьма в своей собственной избушке, прежде чем примет решение отправить планетят, к чёртям, в планетарий, а мышь и сову, к тем же чертям, – в зоопарк?!
На счастье Уша и Ыши, которые находились от меня на расстоянии вытянутой руки и потому рисковали первыми попасть мне под эту самую руку и тут же быть телепортированными в чёртов зоопарк, мамушка сердцем учуяла надвигающуюся грозу… И потому, на всякий случай, заглянула ко мне в горницу ещё раз, дабы пополнить запасы и булочек и кофе. Чтобы быть точнее, на подносе была тарелка с десятком, не меньше, булочек и с полуторо-литровым чайничком кофе.
На сей раз, к вторжению захватчиков булочек и кофе я была готова. Поэтому сразу же, ещё до того, как мамушка водрузила поднос на журнальный столик, предупредила: – Это всё мне! – указала я на поднос. – Только суньтесь, и я вам крылья по-обрываю! А потом ещё и в зоопарк отправлю!
Уш и Ыш недоуменно переглянулись. Однако интонации моего голоса, по-видимому, были столь серьёзны в настроении и столь зловещи в звучании, что они не только сунуться, но даже пошелохнуться какое-то время не рисковали. Летучий мышонок и сова тихо себе сидели, наблюдая округлившимися, перепугано-обиженно-осуждающими глазами за тем, как я неспешно поглощаю булочки и кофе.
Должна отметить, что уже на второй булочке и первой чашечке кофе, я пересмотрела свой первоначальный приговор и решила, что хранителям магической библиотеки Ушу и Ыши в зоопарке не место. А на второй чашечке кофе и третьей булочке, я даже уже готова была признать, что и насчёт обрывания крыльев – я тоже погорячилась. На четвёртой же булочке и третьей чашечке до меня вдруг дошёл смысл слов Уша и Ыши…
– Грибников и собирателей трав и кореньев, говорите, в лесу полно? – уточнила я.
– Угу, – осторожно-обиженно-напыженно кивнула Ыш. – Как никогда, – добавила она в этой же манере.
И тут на пороге моей горницы снова возникла моя избушко-правительница Луна. – Дианушка, там кто-то стучит в дверь…
– Мамушка, так будьте добры откройте дверь! Очень прошу вас, не надо и в этот раз дожидаться того момента, когда нашу дверь снесут с петель, – мягко, но с лёгким раздражением и иронией в голосе попросила я.
– Как скажешь, Дианушка, – с услужливой, мягкой улыбкой кивнула мне избушко-правительница и поспешила открывать дверь.
Вход в мою горницу как раз напротив входной двери, если не считать довольно просторной гостиной, в которую, едва переступив порог, попадают все наши гости: как желанные, так и нежеланные.
Мамушка, умница, без лишних просьб и напоминаний с моей стороны, оставила дверь в мою горницу открытой. И в результате этой её «забывчивости» я могу видеть всё, что происходит в гостиной вплоть до входной двери.
И посему вижу, что в гости к нам пожаловал высокий, стройный, умеренно мускулистый, обладающий невероятной притягательностью брюнет. В облике которого присутствует нечто большее, чем просто красота или стиль – это некая особая аура неотразимого магнетизма. Брюнет принадлежит к тому типу мужчин, которые монахинь заставляют рыдать, а замужних матрон, слишком преданных долгу или набожных и потому не способных на измену своим мужьям, – проклинать свои брачные обеты.
Его ясные синие, как июльское небо, пронзительные глаза и самоуверенная улыбка говорят о том, что их обладатель видит всех насквозь. И самая большая проблема тех, кто имел несчастье иметь с этим брюнетом дело, как раз и была в том, что он действительно всех видел насквозь. Хотя нет, самая большая проблема этих несчастных состояла в том, что под сногсшибательным фасадом обольстительного брюнета скрывался леденящий душу холод.
Сказочной красоты красавец ласково-покровительственно, как отец дитяти улыбнулся мамушке. В отличие от своих агентов, Его Адовство (а это был именно он) изображал воспитанность и вежливость и потому ждал, когда же мамушка, наконец, соизволит пригласить его в избу. Мамушка же приглашать не торопилась. Если её чему и научило утреннее происшествие, то это тому, что лишняя бдительность не помешает. И посему она устроила нежданному гостю допрос с пристрастием.
– Похоже, я влюбилась! – услышала я щебетание Венеры, она же Красотка, как я её зову. И да, она тоже живёт в моей избушке. Сердце своё Венера изливала Юпитеру (я зову его Добряком Необъятным), который составлял ей компанию за распитием утреннего чая в гостиной.
– Влюбилась? Опять? Всего лишь в четвёртый раз только за эту неделю? – по-доброму усмехнулся Добряк Необъятный. – Только, пожалуйста, умоляю тебя, не проболтайся об этом Нептуну и Плутону. Я не выдержу выслушивать новую поэму о несчастной любви в исполнении первого и очередную меланхолию второго.
В этот момент с улицы раздался голос Урана (мы зовём его Гром). – Добряк, ну сколько ещё можно тебя ждать?! Договаривались же, что чинить крыльцо будем вместе! Или ты от работы отлыниваешь?! – голос Грома посуровел.
Гром у нас молодец резкий, да к тому же ещё и без тормозов, поэтому мы предпочитаем его не расстраивать понапрасну. – Иду! Даже не иду, а бегу! – тут же отозвался Добряк. Он залпом осушил кружку утреннего чая, вскочил на ноги и ринулся на выход. На тот самый выход, который именно в ту минуту для Его Адовства служил входом, потому что мамушка как раз за пару секунд до этого закончила допрос и с чувством выполненного долга отправилась во двор, дабы руководить тем, как Гром чинит крыльцо.
Добряк, между прочим, два метра роста и два метра в объёме – не шутка!
Как результат, красавцу брюнету, чтобы окончательно войти в избушку, а Добряку, чтобы её покинуть – пришлось некоторое время повальсировать. Сначала в вертикальном положении, а затем и в горизонтальном. Вальс их, конечно грациозностью движений не отличался, но вот некоторые из их танцевальных па… были, мягко говоря, весьма оригинальными не только для вальса, но и для танцев вообще.
Выбравшись, наконец, из под Добряка Его Адовство с помощью заклинания восстановил до первоначального безукоризненного состоянию кое-где помятую, а кое-где и порванную одежду. После чего мягко, но настойчиво убрал со своего пути Красотку, которая бросилась к произведшему на неё неизгладимое впечатление брюнету, предположив, что тому наверняка после столкновения с Добряком Необъятным понадобится медицинская помощь.
Вот такой он, Сатана, перед Добряком не устоял, а перед чарами Венеры Прекрасной – устоял.