000
ОтложитьЧитал
Я подошла ближе, забралась на удачно подвернувшийся пенёк и практически прижалась ухом к трубке, чтобы слышать разговор.
– Алло! – крикнул Мишка, как только очередной длинный гудок прервался на середине. – Алло! Вы меня слышите? Алло!
В трубке повисла абсолютная тишина, не слышно было даже шорохов и помех, какие обычно бывают на линии, а потом раздался негромкий смешок, словно кто-то на том конце усмотрел в Мишкиных словах что-то очень забавное. А потом мы услышали низкий мужской голос:
– Привет… – и снова негромкий, но почему-то вымораживающий до самых костей смешок, – я тебя слышу… И жду, мой сладкий…
– Алло! Вы кто? – Мишка испуганно посмотрел на меня, но я не могла его никак подбодрить, так как изо всех сил боролась с желанием бросить всё и, закрыв глаза и повизгивая от ужаса, бежать без оглядки всё равно куда. Из трубки снова доносился длинный гудок, словно и не было никакого голоса. Потом что-то пискнуло, и гудок тоже исчез.
– Эт-т-о что было с-с-сейчас? – заикаясь от вполне объяснимого страха спросил Мишка. – Сонь, ты тоже это слышала?
– Я очень хотела бы ответить иначе, но да, я тоже это слышала, – пришлось подтвердить мне, – а вот объяснить, что это было, я не могу.
– Что тут вообще происходит, – приятель с ужасом смотрел на телефон и явно боролся с желанием зашвырнуть его куда-нибудь подальше, – чертовщина какая-то…
Я предусмотрительно спрятала дрожащие руки в карманы куртки и постаралась выдавить хотя бы какое-то подобие улыбки. Судя по Мишкиному взгляду, получилось так себе.
– Давай вернёмся к ребятам, а? – я умоляюще посмотрела на Мишаню, чувствуя, что ещё несколько минут возле этой злополучной ёлки, и я начну кричать в голос от страха и безнадёжности, которые становились всё сильнее с каждой секундой. – Додика мы всё равно не найдём. Но, может, нам самим удастся выбраться? Может, ему достаточно одного…
– Ты что имеешь в виду? – Мишка сделал вид, что не понимает, о чём я говорю, хотя я-то прекрасно видела, что он думал о том же самом, только боялся произнести это вслух.
– Ты слышал этот голос? – я почувствовала, как при одной мысли, при одном воспоминании о жутком голосе у меня спина покрывается холодным потом. – Как ты думаешь, он не имеет отношения к исчезновению Давида?
– А вдруг тот тип в жёлтом дождевике – это он и был? – Мишка нервно заозирался, словно опасаясь, что из-за ближайшего дерева выскочит злодей в ярком плаще и начнёт размахивать окровавленным топором. – Это, правда, не объясняет того, куда он исчез вместе с Додиком. Но как-то мне уже не очень хочется это знать…
– Пойдём, Миш, ну пожалуйста! – я потянула за рукав всё ещё оглядывающегося приятеля в сторону дороги, где нас ждали встревоженные и ничего не понимающие Венечка и Лика. – Или я тебя брошу и пойду одна, потому что стоять тут дальше я не могу. Провались оно всё пропадом!
Мишка не стал спорить, и мы, невольно постоянно оглядываясь, выбрались на дорогу, причём я не могла отделаться от ощущения, что в спину нам кто-то смотрел, причём смотрел так… оценивающе, что ли.
ГЛАВА 3
– Ну что там? – Лика чуть не приплясывала от нетерпения. – То, что вы не нашли Додика, это мы видим и так. Но что-то же вы там обнаружили? Следы какие-нибудь, не знаю, оброненные предметы, тропинку? Ну хоть что-то? Мы всё время на вас смотрели, но не смогли разобрать, что вы там делали.
– Позвонить пытались, – Мишка вытер непонятно почему вспотевший лоб, – нам показалось, что есть сеть, но лучше бы мы этого не делали, честное слово!
– Не хотите говорить – не надо, – помолчав, обиженно сказала Лика и переглянулась с нахмурившимся Венечкой, – хотя могли бы и поделиться информацией, мы все в одной лодке, как говорится. Никому вы не звонили, у вас даже телефона в руках не было, мы же всё время на вас смотрели…
– Что значит – не звонили? – наступила наша с Мишкой очередь переглядываться и пожимать плечами. – Мишаня не только телефон доставал, он же даже разговаривал, правда, мы так и не поняли – с кем. Вы что, этого не видели?!
Я сжала кулаки спрятанных в карманы рук так сильно, что ногти ощутимо впились в ладони, и пристально всматривалась в лица ребят. Первым сдался Венечка, который, не обращая внимания на фыркнувшую Лику, неуверенно сказал:
– Сонь, вы подошли к этой ёлке, что-то там рассматривали на земле, потом ты несколько раз вокруг этого дерева обошла, мы ещё испугались, что ты тоже исчезнешь. Но Мишка всё время стоял на месте и никакого телефона не вынимал и тем более ни с кем не разговаривал. Мы на вас всё время смотрели, ни на что не отвлекались.
Я услышала, как прерывисто выдохнул Мишка, увидела, как сильно побледнела Лика, видимо, сообразившая, что всё ещё хуже, чем мы думали.
– Венечка, чем хочешь тебе клянусь, – начала я, серьёзно глядя на него, – я не ходила вокруг ёлки – это раз, Мишка разговаривал с кем-то странным по телефону – это два.
– Но как так может быть? – в голосе Лики послышались с трудом сдерживаемые слёзы, и не могу сказать, что я её за это осуждала.
– Миш, – окликнула я приятеля, – посмотри в телефоне, во сколько у тебя там последний исходящий вызов.
Мишка понятливо кивнул, вытащил смартфон и что-то стал в нём листать, мрачнея с каждой секундой.
– Ну что? – я нетерпеливо обернулась к бормочущему что-то себе под нос приятелю. – Чего ты возишься?
– Соня, – начал Мишка, и его голос мне сразу не понравился, – у меня в телефоне нет исходящих звонков…
– В каком смысле – нет исходящих?
– В самом прямом, – огрызнулся Мишаня, давая понять, что у него нервы тоже не железные, – их просто нет. Последний исходящий – сегодня утром, когда я звонил Давиду уточнить время встречи. Всё.
– А в экстренных вызовах? – я попыталась ухватиться за последнюю соломинку.
– Там тоже пусто, я уже посмотрел.
– Но ты же звонил, – я даже растерялась, таким бредовым и нереальным всё это выглядело, – я же сама слышала сначала гудки, а потом этот странный голос. Разве бывают одновременно одинаковые глюки?
– Я уже ни в чём не уверен, – ответил Мишка и решительно повернулся к Лике и Венечке, – ребят, вот честное слово, я набирал 911, Сонька слышала и видела, но нам ответил какой-то странный голос, который сказал, что он нас слышит и ждёт. Голос жуткий совершенно, будто с того света… а ещё он смеялся, и это было страшнее всего. Но при этом вы смотрели на нас с дороги и ничего этого не видели! Зато в вашей версии Сонька ходила вокруг ёлки, хотя она ни на шаг от меня не отошла за всё время, что мы там провели.
– Я домой хочу, – по щеке Лики пробежала слезинка, но никто не стал ни подшучивать, ни как-либо комментировать. А что тут скажешь? Утешить и успокоить нечем, а просто сотрясать воздух тоже бессмысленно.
– Всему должно быть логическое объяснение, – не слишком уверенно проговорил Венечка, – возможно, мы попали в зону какого-нибудь эксперимента, где военные распылили в воздухе вызывающее коллективные глюки вещество.
– Не сказала бы, что это звучит намного правдоподобнее версии с инопланетянами, – честно сказала я, но не для того, чтобы поспорить, а для того, чтобы хоть что-то говорить. Мне казалось, что ни в коем случае нельзя допускать тишины: как только станет тихо, мы снова услышим тот жуткий смех. И этого моя психика уже не выдержит. Уж лучше поговорить об экспериментах и инопланетянах – оно как-то надёжнее.
– Скоро стемнеет, – Мишка с тревогой посмотрел на постепенно становящееся из голубого нежно-фиолетовым небо, – и я так понимаю, что ночевать нам придётся прямо здесь. Не таким я представлял себе этот вечер, честно говоря.
– Я тоже надеялся провести его иначе, – согласился Венечка, – перед телевизором с банкой пива и пиццей. Сегодня «Манчестер Юнайтед» играет.
– Я боюсь даже представить, что скажет Костя, когда не сможет вечером до меня дозвониться, – Лика беспомощно посмотрела на меня, так как из всей компании только я имела сомнительное удовольствие быть знакомой с Константином Александровичем. – Как я объясню ему, почему не ночевала дома? Он и так не в восторге от моего окружения…
– Можно подумать, тебя кто-то заставляет с нами общаться, – неожиданно зло ответил Венечка, – если мы неподходящая для тебя компания, так чего ты с нами поехала? Сидела бы со своим расфуфыренным женихом в каком-нибудь пафосном ресторане и проблем не знала бы! Это гораздо более подходящий для тебя досуг!
– Почему ты на меня кричишь? – на глазах Лики сверкнули слёзы обиды. – Если приличный ресторан мне нравится больше, чем пиво и пицца перед телевизором, то я не вижу в этом ничего плохого. Или ты бесишься, потому что не можешь себе позволить пригласить меня в приличное место и только облизываешься в мою сторону, когда думаешь, что я не вижу?
– Ребят, успокойтесь, – попытался сгладить ситуацию Мишка, – никто никого не обижает, просто мы все на взводе, вот и срываемся. Всё и без того паршиво, так давайте хотя бы мы сами ссориться не будем, а?
Вообще-то, если честно, то Лика была совершенно права: ни для кого из нас не было секретом, что Венечка, мягко говоря, неравнодушен к нашей красотке. И только он сам был свято убеждён, что его чувства для всех окружающих являются тайной. Впрочем, обычно именно так и бывает: в курсе абсолютно все кроме главного героя.
– Никто и не ссорится, – присоединилась к миротворческой деятельности Мишани я, – просто все устали, что и не удивительно. Поэтому предлагаю присмотреть место и начать готовиться к ночёвке, пока окончательно не стемнело.
– Двое могут спать в машине, – с ходу поддержал мою идею переключить внимание ссорящихся на более прагматичные моменты Мишка, – полагаю, эту возможность нужно предоставить девчонкам. Ты же не против? – повернулся он к всё ещё сердито сопящему Венечке.
– А мы устроимся на обочине? – с непередаваемым ехидством поинтересовался тот.
– Прекрасный вариант для любителей пива и пиццы, – не удержалась Лика, и мне захотелось стукнуть её чем-нибудь потяжелее.
– Прекрасно! – Венечка демонстративно сплюнул под ноги и, решительно подойдя к машине, открыл багажник. – Вы как хотите, можете ночевать хоть на обочине, хоть в дупле на дереве, мне совершенно безразлично. До шоссе, конечно, далековато, а вот до полянки километра три от силы, за полчаса спокойно можно дойти. Вот спальник, вот фонарь, что ещё нужно для успешной ночёвки на природе? Так что до завтра, мои бывшие друзья.
– Вень, ты чего? – попыталась я успокоить разошедшегося приятеля, но он только раздражённо стряхнул мою руку и, засунув в рюкзак фонарь, схватил упакованный в чехол спальник и быстрым шагом пошёл в сторону поляны.
– Ну и пускай топает! – крикнула ему вслед Лика, вытирая тыльной стороной ладони слёзы. – Тоже мне, ромашка-недотрога!
– Да вернётся он, – не слишком уверенно, правда, сказал Мишка, глядя, как в вечерних сумерках медленно растворяется силуэт уходящего Венечки, – вот успокоится сейчас, попинает там какой-нибудь камень для снятия стресса и придёт обратно.
– Ты сам-то в это веришь? – негромко спросила я, рассматривая содержимое багажника. – Интересно, а зачем Додику в багажнике спальник? И вот это вот всё?
Я показала стоящему рядом Мишке на две аккуратных больших коробки, в которых были сложены совершенно не сочетающиеся с привычным легкомысленным образом Додика предметы. Одна коробка была полностью заполнена всевозможными продуктами длительного хранения: консервами, хлебом в вакуумной упаковке, протеиновыми батончиками, шоколадом и сухофруктами. Там же обнаружились две упаковки полулитровых бутылок с водой. Было впечатление, что Додик собирался как минимум неделю существовать вдали от любой цивилизации.
Во второй коробке мы с не меньшим изумлением обнаружили несколько фонарей, запас батареек, пару мотков тонкой, но явно прочной верёвки, четыре новых спальных мешка в чехлах, походную плитку и брикеты к ней.
– Если мне не изменяет память, – осторожно начала я, закрывая коробки и задвигая их поглубже в багажник, – мы планировали просто посетить то самое загадочное лесное озеро и к вечеру вернуться домой, а не отправлялись в недельную экспедицию. Или я что-то путаю?
– Странно это, – Мишка пожал плечами и ещё раз посмотрел на коробки.
– Только это? – подошедшая Лика нервно хохотнула. – По-моему, с тех пор, как мы заехали в этот лес, не происходило ничего, что не было бы странным. И вообще, я хочу есть и пить. Если уж нам суждено тут пропасть, то я собираюсь сделать это, не страдая от голода и жажды.
– Слушайте, а Венечка ушёл, не взяв с собой ни еды, ни воды, – вдруг сообразила я, – надо его догнать и или вернуть, или хотя бы с собой что-то дать.
– Обойдётся, – Лика сердито фыркнула, – и потом, кто за ним пойдёт? Мою кандидатуру даже не рассматривайте, я точно никуда не пойду. И вам, между прочим, не советую.
– Мне кажется, обязательно нужно держаться вместе, – уверенности в Мишкином голосе было маловато, хотя именно он был больше других дружен с Венечкой, – может, подождём, пока он сам вернётся? Или давайте все вместе сходим?
– Я уже сказала: я никуда не пойду! – категорично сказала Лика и, открыв машину, стала регулировать спинку сидения, сердито ругаясь вполголоса. – Соня, советую и тебе сделать то же самое, пока ещё хоть что-то видно. А ты, – она обернулась к Мишке, – пока найди себе место для ночёвки, потому что втроём мы в машине явно не поместимся.
Я смотрела на Лику и из последних сил боролась с дурными предчувствиями: они змеёй вползли в сердце и теперь внутри было холодно и страшно. Ощущение надвигающейся беды у всех бывает разным, но у меня оно всегда ассоциировалось именно с ледяной змеюкой, которая забирается внутрь и сначала ворочается, устраиваясь поудобнее, а потом начинает сжимать сердце своими холодными скользкими кольцами.
– Ребята, давайте уйдём отсюда, – неожиданно хрипловатым, каким-то ломающимся голосом сказала я, и сама себя не узнала, – я чувствую, что не надо здесь оставаться. Давайте лучше пойдём за Венечкой, и Бог с ним и его характером.
– Уйти от машины? – Лика так удивилась, что даже из салона выглянула. – Ты с ума сошла? Вокруг же лес: если где и безопасно, то только в этом не очень надёжном, но всё-таки убежище. Даже от медведя, наверное, спрятаться можно, если вдруг что. А ты говоришь – уйти…
– Сонь, я соглашусь с Ликой, – Мишка смущённо кашлянул, – как-то меня не тянет никуда отсюда уходить. К тому же, а вдруг кто-нибудь проедет? А нас нет… Я даже не говорю, что машину могут угнать, но мы провороним возможность выбраться отсюда.
– Я чувствую, что нужно убираться с этого места, – упрямо повторила я, – и если вы не хотите, я одна пойду. Но ночевать я точно тут не останусь, ни за какие сокровища мира.
Я отчаянно перебирала аргументы, которые позволили бы мне убедить Лику и Мишку в том, что нет в окружающем лесу места опаснее, чем то, где мы сейчас находимся. Наверное, даже за злополучной ёлкой, где пропал Давид, было не так опасно. У меня не было никаких доказательств, только ледяной ужас внутри и предчувствие катастрофы.
Но по выражению лиц ребят я видела, что они мне не верят и искренне считают себя в относительной безопасности. «Беги, беги отсюда! Всех всё равно не спасти!» – лихорадочно шептал внутренний голос.
– Я отнесу Венечке еду и воду, – решительно сказала я, – и ещё раз повторяю: здесь очень опасно, у меня дыхание перехватывает от ужаса. Пожалуйста, давайте пойдём все вместе.
– Иди, Сонь, раз уж тебе не сидится на попе ровно, только не дави на нерв, – слегка раздражённо отозвался Мишка, – а я на твоём месте в машине полежу, пока вы меня под куст или на обочину не выгнали.
Я, чувствуя своё абсолютное бессилие, взяла пакет, кинула в него три бутылки воды, несколько батончиков и большую шоколадку. Потом подумала, добавила ещё пару бутылок и банку ветчины, предварительно убедившись, что она открывается с помощью ключа, и открывашка не понадобится.
– Вы уверены, что не хотите со мной идти? – сделала я последнюю попытку уговорить друзей покинуть это проклятое место.
– Давай уже, иди, и возвращайся вместе с этим любителем пива и пиццы, – откуда-то из машины откликнулась Лика. – А мы пока отдохнём, да, Миш?
Поставленный на крышу машины включённый фонарик должен был служить, во-первых, своеобразным маяком, когда мы с Венечкой пойдём обратно, а во-вторых, сигналом на тот случай, если какое-нибудь чудо занесёт на эту тропу ночью ещё одну машину. От идеи завести двигатель и включить фары мы, посовещавшись, отказались, решив не тратить понапрасну бензин. Говорить о том, что свет может привлечь к машине нежелательных гостей, я даже не стала, так как для тех, кого нужно было опасаться, наличие или отсутствие света не играло абсолютно никакой роли. Если оно решит прийти, то сделает это в любом случае: хоть с фонарём, хоть без него. В этом я совершенно не сомневалась. Как и в том, что это не тот визит, которого можно избежать.
Дорога шла сначала прямо, поэтому я, когда оборачивалась, видела постепенно отдаляющееся яркое пятно фонаря. Но вот тропа постепенно стала забирать влево, и свет сначала превратился в размытое пятно, а потом и вовсе практически исчез. Я достала приготовленный фонарь, включила минимальную мощность, потому что привлечь к себе ненужное внимание – это последнее, чего мне хотелось.
Слабый свет сделал окружающий мир ещё более таинственным и практически нереальным: тени стали глубже, а выхватываемые из темноты деревья и кусты иногда приобретали совершенно немыслимые, фантастические формы. Вокруг стояла полная тишина, нарушаемая только звуками моих шагов, даже ночные птицы не заявляли о своём присутствии.
Давящая сердце тревога постепенно разжимала стискивавшие сердце ледяные когти, и чем дальше я уходила от оставленной машины, тем спокойнее мне становилось. Разумеется, до нормального состояния было ещё очень далеко, но хотя бы стало исчезать дикое желание закричать и закопаться куда угодно, главное – поглубже.
Я постоянно прислушивалась, боясь услышать позади шум или крики, но, к счастью, всё было спокойно, даже слишком, неестественно спокойно. Вдруг возникла мысль, что в мире вообще больше никого не осталось кроме меня, только песчаная, кое-где зарастающая травой дорога и тёмный, едва слышно шуршащий ветвями лес. Нет ни городов, ни людей, ни машин – ничего и никого, только я.
– Придёт же в голову такой бред, – негромко сказала я сама себе, чтобы как-то разбавить начинающую угнетать тишину. Голос прозвучал странно: глуховато, без малейших признаков эха, словно я находилась в небольшом замкнутом пространстве.
– Сейчас дойду до Венечки, скажу ему, чтобы переставал страдать фигнёй, и мы вернёмся к ребятам, – сообщила я неизвестно кому, видимо, опять же самой себе.
Окружающая тишина никак на мои откровения не отреагировала, и не могу сказать, что это меня расстроило: наверное, если бы кто-то решил мне ответить, я бы не обрадовалась.
– Как минимум полдороги я уже прошла, – я решила поделиться с невидимым собеседником ещё порцией ценной информации, – так что осталось совсем немного. Наверняка я скоро увижу свет Венечкиного фонаря, ведь вряд ли он станет обустраиваться на ночлег в темноте. Это было бы по крайней мере странно. Тем более у него есть фонарь, такой же вот, как у меня. У нас всех одинаковые фонари, – зачем-то пояснила я тёмному лесу.
Следующие отрезок пути я бодро прошагала в тишине, так как была занята важным делом: я считала шаги и пришла к выводу, что это прекрасный способ не думать о всякой потусторонней жути. Стоит отвлечься, и приходится начинать сначала.
– Тысяча триста сорок шесть, – сообщила я открывшейся передо мной поляне и негромко позвала, – Вень… ты здесь? Венечка…
Дальний край поляны тонул в непроглядном мраке, и мне с каждой секундой становилось всё страшнее. Если честно, то я думала, что сразу увижу приятеля, найдя его по свету фонаря. И предполагала, что он расположится где-нибудь максимально близко к тропе: зачем уходить в середину поляны? Не к дереву же он пошёл…
Я настороженно покосилась в сторону памятного дерева, но оно совершенно безмятежно чернело на фоне чуть более светлого пространства. Присмотревшись, я разглядела с той стороны ствола едва заметный отсвет, какой бывает, если при выключенном свете пользоваться мобильным телефоном с подсветкой. Неужели Венечка просто включил себе музыку и не слышит меня из-за наушников? Хотя мне казалось, что его смартфон тоже категорически отказывался работать.
Идти к дереву не хотелось до потных ладоней, но если Венечка в наушниках, то хоть закричись – он не услышит. Поэтому придётся собрать все силы в кулак и тащиться к этому чёрному не то тополю, не то дубу – что это за дерево, мы так и не определили. Но Венечке я это припомню!
Глубоко вздохнув и порадовавшись, что поляна небольшая, я осторожно, стараясь не провалиться в какую-нибудь коварно скрывшуюся в траве яму или колею, пошла в сторону дерева. Подойдя к границе круга с высохшей травой, я медленно пошла вдоль неё, стараясь не заступать на «мёртвую» территорию.
Обойдя дерево, я слегка подкрутила регулятор мощности и фонарик послушно осветил достаточно мирную картинку: возле ствола был расстелен развёрнутый спальник, стоял фонарь, почему-то выключенный, аккуратно стоял прислонённый к дереву Венечкин рюкзак. На спальнике лежал телефон с включённым экраном: от него и исходил этот слабый свет.
Оглядевшись, я решила немного подождать: вдруг приятель просто отошёл по бытовой, так сказать, надобности. Странно, конечно, что, направляясь в сторону от места ночёвки, он не взял ни фонаря, ни смартфона, но мало ли…
Через десять минут, в течение которых я прислушивалась к каждому шороху и скрипу, стало понятно, что Венечки возле дерева нет. Куда он мог деться, оставив всё здесь?
Я стала перебирать все возможные версии и собиралась перейти к невозможным, когда телефон внезапно ожил: кто-то звонил. Переступать невидимую черту и брать аппарат в руки я не собиралась. Напротив, основным желанием стало оказаться от звонящего телефона как можно дальше, желательно вообще в другом регионе. Мелькнула было дикая мысль, что звонит сам Венечка, но понимание того, что у приятеля один телефон и он лежит передо мной, заставило от этого предположения отказаться.
Я молча таращилась на упорно не замолкающий телефон и лихорадочно пыталась сообразить, что мне делать: по идее, надо бы ответить, но как до аппарата добраться? Вступать в заметный даже в темноте круг сухой травы я не собиралась ни за какие деньги. Получается, что или телефон чудесным образом подползёт ко мне, или… Тут я представила себе бодро ползущий по траве Венечкин смартфон и поняла, что это не самая удачная идея.
Пока я терзалась сомнениями, тот, кто пытался дождаться моего ответа, видимо, сообразил, что к аппарату я не пойду. Поэтому кнопка вызова самостоятельно переползла вправо, и над поляной раздался голос, который я сегодня уже слышала. Не могу сказать, что я испугалась: видимо, сознание уже перешло какую-то грань, после которой страх становится чуть-чуть другим. Я словно смотрела на всё со стороны, мозг блокировал мысль о том, что это я, Соня Румянцева, стою глубокой ночью посреди странной поляны в ещё более странном лесу и слушаю, что хочет мне сказать голос, имеющий явное потустороннее происхождение. То есть свою норму паранормального я выбрала нет на пятьдесят вперёд, это вне всяких сомнений, поэтому слушала даже, пожалуй, спокойно. Я бы сказала, философски: от меня ведь уже ничего не зависит.
– Привет, – низкий голос, если бы он не был абсолютно невозможным, наверное, можно было бы назвать красивым: глубокий, бархатный, завораживающий, – почему ты не хочешь со мной говорить?
– Вас это удивляет? – я откашлялась, чтобы не пищать, а говорить нормально. – По-моему, в этом нет ничего странного.
– Я не враг тебе, – помолчав, сообщил голос, – наоборот, я готов стать твоим верным слугой.
– Откуда бы такая радость? – я невольно сделала пару шагов от круга, так как только такого слуги мне до полного счастья и не хватало. – Я, пожалуй, откажусь. Но спасибо за предложение.
– Ты не знаешь, от чего отказываешься, – в голосе проскользнули нотки удивления и разочарования, – я могу дать тебе силу.
– Можно я как-нибудь без неё? – я отступила ещё на два шага. – Кстати, а где Венечка?
– Это тот смешной парень, который пришёл сюда ночевать? Не волнуйся, с ним всё в порядке, – успокоил меня голос и после небольшой паузы раздался уже знакомый мне смешок, – он в гостях и утром вернётся.
– В каких гостях? – мне отчаянно захотелось вернуться во вчерашний день и никуда не ездить, никогда не видеть этого злосчастного дерева и не слышать этого голоса.
– Ему там хорошо, – заверил меня голос, – гораздо лучше, чем здесь.
– А Давид? Куда он делся из-за той ёлки?
– Он тоже… в гостях, – запнувшись буквально на секунду, ответил голос.
– А человек в ярко-жёлтом дождевике – это были вы? – мне уже, как говорится, море было по колено.
– Нет, – снова этот леденящий душу смешок, – это был не я…
– А можно я пойду? – вдруг спросила я и сама ужасно удивилась собственному вопросу. – Раз уж Венечки всё равно здесь нет.
– Иди, я не держу тебя, София, – милостиво разрешил голос, и я даже не стала спрашивать, откуда ему известно моё имя. – Но не торопись и подумай над моим предложением.
Тут я опустила глаза и резвой козой отпрыгнула в сторону: пока мы разговаривали, так сказать, «мёртвый» круг словно разросся и уже вплотную подобрался к моим ногам. Ещё несколько секунд, и он коснулся бы моих кроссовок.
– Не получилось, – хохотнул голос, и в нём послышались почти нормальные человеческие интонации, – ну ничего, всё только начинается.
– Что начинается? – я понимала, что именно этого вопроса от меня и ждут, но удержаться не смогла. Да, я предсказуема, и дальше что?
– Новый круг, – ответил голос, а значок вызова скользнул влево и наступила тишина.
– Пойду-ка я обратно, – задумчиво сказала я, прислушиваясь, но вокруг было тихо, а Венечкин телефон спокойно лежал на расстеленном спальнике. С погасшим экраном…
Так как вступать на высохший круг я по-прежнему не планировала, то Венечкины вещи пришлось оставить здесь, тем более, что он из этих странных «гостей» вернётся сюда. Мысль о том, что он может не вернуться, я старательно загнала в самый дальний угол сознания.
Поворачиваться спиной к загадочному дереву мне ужасно не хотелось, но идти по ночной поляне спиной вперёд выглядело ещё большей глупостью, так что я мужественно развернулась и почти бегом добралась до начала тропинки. Включила фонарь на полную мощность, так как какой смысл прятаться от того, кто в состоянии разговаривать по неработающему телефону? Уже когда я сделала первый шаг по дорожке, мне показалось, что где-то в вышине на грани слышимости пронёсся уже до боли знакомый смешок. Но не исключено, что мне это только показалось – после такого разговора не мудрено. И только внутренний голос шепнул, что так оно и было. В общем, Соня, «я слежу за тобой», видимо, именно так…
Старательно не обращая внимания на ставшие из-за контраста тьмы и света ещё более фантастическими деревья, я бодро шагала вперёд, и вот наконец-то впереди начал проступать свет поставленного на крышу автомобиля фонаря.
Я как раз размышляла, рассказывать ли Мишке и Лике о разговоре с голосом, когда из кустов, росших возле дороги, прямо передо мной выскочил крупный заяц. Он метнулся через дорогу, прижав к спине длинные уши, и только перед тем, как скрыться в еловых лапах, оглянулся на меня, сверкнув красными глазками. Я резко остановилась, судорожно пытаясь вспомнить, какого цвета глаза у зверей в темноте, когда они попадают в свет автомобильных фар, но так и не смогла. Вроде как зелёные, но не поручусь. Может, у зайцев и красные…
Надо у Мишки спросить, вроде как он биологией увлекался в своё время, может, он в курсе. С этой мыслью я направилась к машине, стоявшей там, где она и должна была находиться. Мишани нигде не наблюдалось, видимо, он, воспользовавшись моим отсутствием, занял вакантное место в салоне. Ничего, придётся им потесниться.
Я подошла с машине со стороны водительского сидения, стукнула в окно, уже понимая, что стучу напрасно: в машине никого не было.
Память тут же услужливо напомнила слова странного голоса, сообщившего, что и исчезнувший за ёлкой Додик, и пропавший с поляны Венечка находятся в неких загадочных «гостях». Не уверена, правда, что оба эти визита были исключительно добровольными, но факт остаётся фактом.
Судя по всему, Мишаня и Лика тоже были куда-то приглашены и отказаться не захотели или не смогли. И только меня никто никуда не позвал, чему я, в общем-то, была бесконечно рада. Впрочем, голос на что-то такое намекал, но я предпочла сделать вид, что намёка не поняла. Интересно, а почему всё же такая дискриминация? Не то что я была против, наоборот, но интересно же… Может быть, дело в том, что из всей нашей компании только я не пересекала условную границу «мёртвого» круга, не подходила к дереву и не прикасалась к нему?
Может быть, не просто так мой внутренний голос всеми возможными и невозможными способами убеждал меня держаться от чёрного дерева подальше? Потому что ребят нет, а я спокойно – относительно, конечно, – стою у машины. Подумав, я открыла дверцу оказавшейся незапертой «субару» и забралась на пассажирское сидение. Посидела, повозилась, безрезультатно пытаясь найти удобное положение: несмотря на жуткую усталость, я никак не могла выбрать комфортную позу. Наконец-то кое-как устроившись и убедившись, что двери закрыты и даже заблокированы, я стала таращиться в лобовое стекло, то ли мечтая увидеть кого-нибудь из ребят, то ли надеясь, что никакое чудище не пожелает составить компанию одинокой девушке.
Смотреть из машины на ночной лес было откровенно страшно даже после всего уже пережитого. Казалось, что за чёрными деревьями притаился кто-то невероятно жуткий и только и ждёт удобного случая, чтобы напасть. Непонятно, правда, было, как этот самый придуманный мной монстр собирается выковыривать меня из запертой машины, но развивать эту мысль я поостереглась, а то такого можно нафантазировать…
Посидев минут десять, я пришла к выводу, что на заднем сидении мне будет уютнее, а то сижу на самом виду. Кряхтя и ругаясь шёпотом, перебралась назад и вольготно расположилась на большом сидении. С улицы меня явно стало видно хуже, что с учётом обстоятельств не могло не радовать.
Как ни странно, вскоре я почувствовала, что ужасно хочу спать, хотя буквально полчаса назад сна не было, как говорится, ни в одном глазу. Поразмыслив, я пришла к логичному выводу, что ничего странного в этом нет, так как уже глубокая ночь, а встали мы достаточно рано. Поэтому я ещё раз проверила дверцы, от всей души поблагодарила родителей и природу за невысокий рост и изящную комплекцию и устроилась на сидении, подложив под голову свёрнутую куртку. Получилось тесновато, но вполне прилично.