Выбор пути

Глава 1

Как я оказался в этой глухомани? Ох, сложный вопрос… сам себе удивляюсь! Тверская область, один из ее райцентров, и один из ОМВД, каких по стране множество и множество, похожих друг на друга, как две капли воды.

Никогда не думал, что стану участковым. Да и вообще – чтобы я вдруг оказался в ментах?! Да скажи мне кто-нибудь в моем веселом детстве и юности, что Васька Каганов вдруг станет ментом – да я бы ему в глаза плюнул! Но вот стал.

А что было делать? Служил я связистом в одной из частей на востоке нашей необъятной родины, ездил на «урале»-кунге, напичканном радиоаппаратурой, и случилось так, что в один прекрасный момент осточертела мне воинская служба. Ну так осточертела – что просто и выразить словами нельзя, а только матерными выражениями!

Рассказывать долго, да и вспоминать кое-что не хочется. Тупость моего непосредственного начальства, плюс постоянные придирки, плюс… много чего плюс. Такого, что… только близкому другу расскажешь, да и то – погодишь.

Ни семьи не завел, ни детей – к двадцати семи прожитым годам. Родни у меня нет – мама умерла, когда я еще учился в военном училище, и родила она меня, даже не знаю от кого. Незаконнорожденный – так нас таких почему-то называют. Непонятно только, что такого незаконного в рождении ребенка…

Отца она мне так и не назвала. Сказала, что пришла ей пора рожать, вот она и родила. Ну как в фильме «Остров» – там одна дурочка пришла в монастырь к местному «святому» за благословением на аборт. И тот ее погнал оттуда чуть ли не пинками, а напоследок сказал, что мальчик у нее будет – «золотой»! Утешение на старости лет. Ну вот я и есть этот самый «золотой» мальчик-утешение.

Только утешить маму мне на старости лет не пришлось. Нашли маму зимой в сугробе мертвой, с разбитой головой. Какая-то мразь стукнула ее по голове ради жалких грошей, которые могли быть в ее сумочке. Она возвращалась поздно, была учительницей в нашей школе, во вторую смену. Ну вот и…

Убийцу не нашли. И мне кажется – особо и не искали.

Может потому после увольнения я и пошел в участковые? Подсознательно мечтая найти убийцу своей матери. Вернее так – не в участковые, а в полицию, никогда не думал, что окажусь в участковых.

А почему все-таки тут оказался? Да по одной простой причине: другого места для меня не было. В опера меня не взяли, в патрульную службу тоже, для следователей нужно юридическое образование, а участковый… это участковый. Тут хватит и военного училища.

Так я и стал старшим лейтенантом полиции, участковым ОМВД одного из районных центров Тверской области. Какого именно райцентра? Да какая разница… говорю же – все они похожи, как близнецы-братья, видел один – значит, видел все.

Вообще-то я начал попытки устроиться в полицию в самой Твери, но из Твери меня направили в районный центр, где с распростертыми объятиями и приняли на должность сельского участкового уполномоченного. Чему я по большому счету и не противился.

Начальник отдела полковник Климушкин так расписал мне прелести сельской жизни, что я не больно-то и сопротивлялся – дают дом в деревне Кучкино – пусть и не со всеми удобствами, но большой и теплый, дают УАЗ-«хантер» с некоторым количеством горючего на месяц, выделяют оргтехнику в виде компьютера, принтера и даже старенького сканера – чтобы вовремя составлять бумаги. Живи, служи, радуйся! Вокруг – леса! Речки! Озера! Дыши свежим воздухом! Лови рыбу! Охоться!

Народ доброжелательный, преступлений совершается мало – не жизнь, а малина! И до Москвы всего двести километров, захочешь посмотреть на Ленина – съезди, одним днем обернешься! Чем не жизнь?

Почему мне надо было именно Ленина смотреть – не знаю, но в остальном Петр Михайлович Климушкин был очень убедителен. Честно сказать, после моей «бурной» службы мне вдруг очень захотелось забиться в глухой сонный уголок и переждать, пересидеть некий период моей непутевой жизни.

Мамин дом я продал, кое-какие деньжата у меня водились, зарплата участкового вполне себе недурная, а в такой глухомани… в общем – умереть с голоду я не опасался. Ну а там – видно уже будет.

Год после увольнения из армии я пытался найти себя в жизни, искал подходящую работу, поскитался по фирмам (даже в Москве пробовал работать), и сделал для себя вывод – нечерта мне делать в больших городах. Не для меня они.

Как уже говорил – по инерции попробовал устроиться в Москве, но тут же улетел оттуда ясным соколом, поняв, что мне там ничего по большому счету не светит. Нужных знакомств у меня нет, да и Москва мне не нравится своей безумной суетой и показной деловитостью. Злой город, высасывающий из человека все соки и не дающий взамен ничего, кроме злости и осознания собственной никчемности.

То ли дело участковый в провинции – царь и бог, власть и карающий орган! По крайней мере – так мне это представлялось на первых порах.

Итак, мне двадцать семь лет, я прошел все комиссии, получил удостоверение полицейского с указанием звания и должности, простажировался около полугода у старшего участкового Микрюшкина Семена Афанасьевича, получил в гараже райотдела потрепанный уазик без опознавательных знаков полиции (просто зеленый, как все военные уазики), и в середине мая отправился в деревню Кучкино, где мне теперь предстояло жить и работать, обслуживая два с лишним десятка деревень, в которых общим числом живет несколько тысяч жителей.

Опорный пункт полиции располагался тут же, в том доме, в котором я собираюсь жить – пристроен к нему сбоку и сложен из красного кирпича, в отличие от старого бревенчатого дома, возрастом как минимум сотню, а то и побольше лет.

Кучкино эдакий «недорайцентр». Тут живут около тысячи человек, и если бы это село было поближе к райцентру – то Кучкино точно бы сделали одним из районов райцентра. Но… не райцентр. Отсюда до райцентра двадцать километров отвратительной, мерзкой дороги, стыдливо именуемой грейдером. В насыпанной на дорогу глине намертво впечатаны угловатые булыжники, по которым только и ездить на машинах подобных моему убогому «хантеру», отрыжке двадцатого века, по какому-то недоразумению выпускаемому и по сей светлый день. Как его не назови, он все равно останется уазиком, ломающимся тогда, когда тебе этого больше всего не хочется.

Но другого транспорта для меня нет, так что придется работать с тем, что мне послала судьба. В конце концов – я не белоручка, в машинах разбираюсь вполне недурно и могу починить многие из неисправностей такого вот чудного аппарата.

А еще – все-таки участковый, и хреновый я участковый, если не смогу найти какого-нибудь «Кулибина», навести с ним мосты дружбы и припрячь обслуживать мой видавший виды, дребезжащий всеми сочлениями пепелац. За какие-нибудь бонусы к нелегкой жизни мастера-ремонтника.

Вообще, в разговоре с начальником отделения участковых майором Мироновым, он мне почти впрямую намекнул, что дельный сельский участковый как сыр в масле катается и обеспечен не хуже, чем какой-нибудь приличный предприниматель. И что если я проявлю смекалку – все у меня будет хорошо.

Так-то я не дурак. И в «гешефтах» кое-что понимаю. И если не знаю, то догадываюсь, как сельский участковый может «проявлять смекалку». И это не только легкие натуральные поборы с населения, в виде масла-мяса за то, что не увидел кое-какие мелкие прегрешения, не только «крышевание» мелкого сельского бизнеса, но и например – открытие своих торговых точек в виде магазинчиков и ларьков. На чужое имя, разумеется.

Только вот не хочется мне этого. Покоя хочу. А денег мне и так хватает. Оклад, плюс за звание… Форму выдают, обувь выдают, а гражданская одежда у меня есть. Много ли мне надо? Одиночке?

А дом мне понравился. Я его как увидел, так сразу и полюбил – огромный двухэтажный домина с пристройкой из красного кирпича! Было в этом доме что-то такое… эпичное, что-то… исконное! Такие дома строили на севере России – первый этаж хозяйственный, верхний этаж жилой. Тут, наверху – кухня, холодная веранда, две или три комнаты с русской печью, или даже с двумя печами.

Внизу, на первом этаже – хлев, дровяник, ну и все остальное, нужное для хозяйства. Тут ведь какая штука – зимой на северах бывает так холодно, что лучше бы на улицу и не выходить. Даже туалет внутри, на втором этаже – чтобы честно́й народ не поморозился, лютой зимой выходимши по нужде!

Приусадебный участок большой, можно даже сказать – огромный. Соток шестьдесят, не меньше. Хоть картошку сажай, хоть еще чего – случись апокалипсис, так и не пропадешь.

Честно сказать, к сельскому хозяйству у меня никакой тяги нет, и никогда не было, но сам факт обладания возможностью…

Дом этот стоял на балансе местной администрации и предоставлен под опорный пункт полиции и для проживания участкового по распоряжению главы местной администрации. Как мне было заявлено – ежели пожелаю, так дом может быть приватизирован на мое имя. Все равно он никому не нужен и только лишь постепенно разрушается, как всегда и бывает с домами, лишенными хозяина.

Кто тут был хозяином, то есть кто именно построил этот дом – я не знаю. Спрашивал, это уж само собой – но из сослуживцев никто не знает. Кстати, не особо говорят и о том, что случилось с моим предшественником – участковым Калинкиным. Говорят – год продержался в Кучкино, запил, и был благополучно уволен по собственному желанию. Почему благополучно? Потому что избежал увольнения по «дискредитации». Захочет – сможет потом восстановиться в органах.

Я второй по счету участковый на этом месте. Решили, что будет опорный пункт в Кучкино – вот опорный тут и появился. А кому здесь работать? Неженатому, молодому, без семьи. Те, что с семьей – в такую глухомань не стремятся.

Как и чем люди тут живут? Само собой, во главе угла домашнее хозяйство. Коровы, свиньи и всякое такое. Опять же – лес кормит. Грибы-ягоды, их здесь море разливанное! По крайней мере – мне так рассказывали. Грибы и ягоды сдают на приемные пункты, платят сборщикам вполне недурно – жить можно.

Ну и само собой – фермер, куда же без него! Самохин Игорь Владимирович, бывший, и последний председатель здешнего совхоза, почившего в бозе много, много лет назад. Вместо совхоза на его руинах возникло фермерское хозяйство, которое исправно снабжает рабочими местами большинство окрестного населения. Эдакий новый помещик, царь и бог здешних краев.

Впрочем, когда мне рассказывали о кучкинском «барине», говорили о нем вполне себе уважительно. Зарываться он не зарывается, дела ведет по справедливости, а то что фактически подмял под себя всю округу – так особо никто и не жалуется. В селе без жесткой руки нельзя – народ сразу разбалуется.

Самохину около шестидесяти, тут у него дом, жена. Дети (сын и дочь) давно в Москве, вроде как фирмы у них свои. Но по слухам – не так уж и свои. На папенькины деньги созданы и ему же прибыль приносят.

Я с ним еще не встречался, только предстоит, но меня сразу предупредили, чтобы я с этим самым Самохиным отношения не портил. От него много чего в деревне зависит – может помочь, может и нахрен послать.

А еще – он в дружеских отношениях (кто бы мог подумать?!) и с начальником РОВД, и с районным прокурором, и много еще с кем из тех, кто в этой жизни совсем даже не простой человек.

Обычная ситуация, чего уж там… не дурак, разбираюсь. И в конфликт с Самохиным влезать не собираюсь – если только не коснется чего-нибудь особо нехорошего. Ну, например, напьется этот самый Самохин и начнет своих односельчан отстреливать, приняв их за ворон или зайцев. Но это вряд ли – судя по моей информации, Самохин в чем-то подобном точно не замечен. Не запойный он, и не дурной.

Итак, середина мая – все цветет и пахнет, я заглушил движок уазика, остановившись на поросшей свежей травкой площадке возле ворот дома, и с минуту сидел, прислушиваясь, как в недрах двигателя что-то позвякивает, побулькивает, переливается и шипит. Да, это вам не мерседес. Зато и застрянет там, куда мерседес даже не доедет.

Ключи от дома мне выдали в РОВД. Два ключа – один от калитки в воротах, на которой висел здоровенный ржавый замок, и второй от собственно входной двери, украшенной таким же точно замком, только чуть поновее. Видать лучше сохранился потому, что над крыльцом имелся навес, укрывающий входную дверь от всевозможных проявлений непогоды.

Представляю, что тут делается зимой, когда злостная метель заметает все дороги… Глушь! Полная оторванность от мира! Но почему-то эта мысль меня не пугала, скорее наоборот – вот так спрятаться от мира и сидеть бирюком, глядя в окно на то, как бесчинствует метель. Ни тебе начальства, ни тебе подчиненных-идиотов, вечно треплющих нервыи ломающих аппаратуру. Лежи у печки, читай книжки, благо что я накачал этих самых книжек воз и маленькую тележку. Всегда любил читать книги, особенно фантастику, только вот не всегда удавалось это делать. В юности – книжки были дорогие, после – не было времени, суета заедала. А вот теперь…

В доме пахло «пылью веков». Такой неуловимый, хмм… странный запах. Даже и не скажешь, из чего он сложился – немного копоти из русской печки, водрузившейся посреди кухни, немного запахов еды, впитавшихся в бревенчатые стены, немного запаха курева – прежний жилец видимо курил, в отличие от меня, и мой нос сразу ощутил табачную вонь. Каких только запахов здесь не было, и мне предстояло максимально избавиться от них от всех. И сделать это можно было только одним способом – как следует вымыть и пол, и стены. Проветрить помещение, и… заполнить своими запахами, такими же прилипчивыми и стойкими.

Нет, я не курю. Но люблю сготовить что-нибудь вкусненькое, еще – хороший одеколон люблю (типа «Богарта» или ему подобного). Шампуни хорошие люблю. Мыло душистое. И вообще – люблю чистоту и порядок, как вообще-то и положено нормальному связисту.

Перво-наперво разгрузил уазик, забитый под самую крышу. Расставил кухонные девайсы – микроволновку, без которой уже как-то и не представляешь свою жизнь, газовую плиту на две конфорки, питающуюся от газового баллона (Как без газа? А в этой глухомани газ не скоро еще появится, если вообще появится когда-нибудь). Вещи, продукты – все по местам, все по коробкам. Бежать в магазин пока не нужно – с голоду не помру. Картошка, тушенка – все есть. Ну а там договорюсь насчет молока, мяса и всякого такого.

Закончив с обустройством себя молодого, отправился в опорный пункт полиции, собственно ради чего мой еще не старый организм в этой местности и оказался.

Тут никаких неожиданностей – грубо сложенное в три кирпича одноэтажное сооружение, напоминающее бункер, решетки на окнах, стальная дверь, вделанная в бетонные косяки. Крепкая штука, точно. Так просто туда не проникнешь. Другой вопрос – зачем туда проникать? На кой черт кому-то из людей стремиться попасть в опорный пункт полиции, в котором нет ничего, кроме столов, стульев и плакатов, призывающих к мирной жизни в правовом поле?

Впрочем – народу все нужно, даже казенные столы и стулья. Да и наложить горячую кучу посреди ненавистной «мусарни» – это ли не предел мечтаний гордого борца с «кровавым режымом»?

В деревнях едва ли не половина мужиков или «сидели», или «сидят». И статьи разные – от «крадуновских», до самых настоящих убийств. Так что можно ожидать всего, чего угодно.

Кстати, обнаружил, что из помещения опорного пункта есть выход в основной дом – в хлев. То есть из него имеются два выхода – наружу, на улицу, и типа задний ход. Зачем? Наверное, чтобы можно было войти в опорный и зимой, когда занесет. Только вот какой тогда смысл в него заходить, если никто не сможет войти снаружи?

Некоторые загадки лучше и не пытаться разгадать. Только мозги зпкипят. Хотя… если хорошенько подумать – а дрова-то для печи опорного пункта где находятся? Тоже в хлеву! То есть – в дровянике под домом. То есть скорее всего это просто хозяйственный выход – например, за теми же дровами.

Печка, кстати, в опорном хорошая – долгого горения. Заложил дров, разжег, они и тлеют тебе часов пять, а то и больше. Тепло хорошо отдают. Такая же печка стоит и в доме наверху, поблизости от русской печи, имеющей скорее эдакое декоративное значение. Вроде как антураж. Топить само собой выгоднее экономную железную печь долгого горения, а не здоровенную каменную гробину. Хотя… настоящая печь конечно же приятнее. Пока дрова на нее имеются.

Кстати сказать, насчет дров я не волновался. Обещали за счет казны привезти столько дров, сколько мне надо и еще больше – в лесах ведь живем, в конце-то концов. Напилить? Запросто. У меня есть бензопила «Хускварна» – специально купил по совету того же старшего участкового. Колун есть, топор есть – а дрова колоть я люблю. Прекрасная разминка!

В юности, и потом в училище я занимался боксом – звезд с неба не хватал, но как следует засадить прямым в челюсть – это всегда-пожалуйста. И сейчас стараюсь физическую форму поддерживать. Мало ли… вдруг преступников придется задерживать! Или пьяного дебошира уронить. Так что у меня даже боксерский мешок есть.

Надо будет подумать – куда его приделать. На улицу? Так там дождь вымочит. Домой? Тоже как-то стремно… посреди комнаты – боксерский мешок висит, не эстетично, однако! В хлеву, наверное, повешу. Благо что там скотиной уж и не пахнет – так давно там скот держали, что даже и запах повыветрился. Постучать по мешку – дело святое!

Обычно я, когда стучал по мешку, представлял себе морду того, кто в настоящий момент жизни нанес мне моральную травму. Например – комбата, отличавшегося прескверным характером и абсолютным недержанием мата. И при этом – ни черта не разбиравшемся в технике. Ну и так далее – постучишь по мешку, нанесешь ему травмы, несовместимые с жизнью, и на душе становится легче. И не убил никого, не сел в тюрьму. Это ведь классно, не правда ли?

Вроде как у японцев – были на предприятиях эдакие комнаты-бесильни: там развешаны портреты начальников, приделаны к боксерским грушам. Побил грушу, поплевал в портрет – и пошел себе на рабочее место ковать капиталы! Сбросил напряжение и ненависть!

Не знаю, правда ли это, или чья-то придумка – но вот слышал о таком, да и все тут. За что купил, за то и продаю.

Есть у меня и гантели, и даже скамья для занятий – ну чтобы фигура была не как у мешка с картошкой, а как у нормального Тарзана, на которого клюют все нормальные Джейн.

Только вот не везет мне с невестами, и сам не знаю почему. Ростом не вышел? Так нормальный рост – 185. Рост, как рост. Не низок, ни высок. Рожа кривая? Нет, не кривая – рожа, как рожа. Говорят, похож на киноактера… как там его этого демона? Тьфу! Из головы вылетело… а! Мэл Гибсон! Вот! Вспомнил! Только у Гибсона глаза голубые, а у меня зеленые. А так – тоже шатен, и морда смазливая – как мне говорили те, кому я не нравился. Симпатичный – как мне говорили те, кому я нравился. Например – жена комбата…

Ну да, да – трахал жену своего командира! И он узнал об этом! И меня гнобил! И пришлось мне уволиться. Чего уж перед собой-то изображать святую невинность… был такой грех. Или скорее – грехи.

Или не грех, если у нас любовь была? Любил я ее, и сейчас люблю… Любила ли меня она? Или был я для нее только лишь развлечением, отдушиной в тесном мирке забытого богом гарнизона? Может быть и так, хотя думать хочется совсем другое.

Не знаю, вот и все! Ну не знаю я! Не умею мысли читать. А слова… слова были правильные: «Люблю! Мой любимый!» – и все такое прочее. Вот только как речь заходила о том, чтобы послать подальше своего майора и зажить крепкой ячейкой общества – тут же на попятную: «Мы должны подождать! Это не такое простое дело, с бухты-барахты решать нельзя! Мы должны быть уверены в своих чувствах!». А когда майор нас все-таки накрыл – сразу визг, что это была секундная слабость, и что это я, негодный такой, виноват в ее падении. Так на нее наехал, что она не смогла сопротивляться моей смазливой мордашке! Заставил! Отвратительно… До сих пор как вспомню – мороз по коже. Хорошо хоть комбат побоялся меня физически покарать – плечи у меня соответствующие росту, а он вот им совсем даже не вышел…

Почему я не строил свою судьбу, окучивая какую-нибудь из свободных, незамужних девиц? Почему обязательно замужнюю, да еще и жену своего командира? Да когда же любовь спрашивала, кого надо любить?! Вот влюбился я в эту проклятую ведьму, да и все тут! Приворожила, чертовка!

Кстати – мне и вправду говорили, что Танька меня каким-то образом приворожила. Мол, она рыжая, да и в родне у нее ведьмы были, так что ничего удивительного нет. Только я в эту мистическую чушь не верю. Во всех этих экстрасенсов, колдунов-аферистов. Я бы их сходу сажал, мерзавцев! Деньги сосут с народа, и ни черта никому не помогают! Мошенники проклятые!

Но хватит об этой чуши. Моя жизнь не предполагает ни малейшей мистической составляющей. Я не какой-то там малограмотный идиот, бегающий к бабкам-знахаркам и колдунам-лекарям! Для лечения есть нормальные больницы с нормальными врачами, а всему остальному место в книжках жанра фэнтези. И только так.

Уазик загнал во двор, благо что двор был большущим, видать когда-то сюда въезжали лошадиные упряжки, и может быть даже не одна. Что там какой-то уазик, сразу потерявшийся в углу возле бани?

Кстати, посмотрел и баню. Удивился. На удивление добротное сооружение – крепкая, явно не так давно подновленная печь с вмазанным в нее огромным котлом, свежие, не успевшие потемнеть лавки, поленница дров рядом, у входа в пребанник – все, как полагается! Очень даже приличное сооружение. Похоже, что его реанимировал мой предшественник, вероятно любивший попариться в такой вот русской бане. Я не особо истовый любитель всевозможных бань, но почему бы и не попариться? Тем более, что мыться-то где-то надо, не только из летнего душа за заднем дворе!

Да, был и летний душ, и тоже устроен скорее всего моим предшественником. Сделано хорошо, надежно, здоровенный бак на крыше, выкрашенный черной краской – по уму сделано, как надо.

И все-таки странно – чего не хватало этому мужику? Какого черта он отсюда уехал? Все наладил, отремонтировал, построил, и… в бега! Впрочем мне ли это говорить? Я-то какого черта ударился в бега, уволившись со службы? У всех свои обстоятельства…

Но да ладно. Первым делом – пойду знакомиться с главой администрации, как там бишь его звать? Эмм… записано…Танюшкин Семен Васильевич. Тьфу! Это надо же такую фамилию заполучить! Нет, бывают фамилии и гораздо хуже – я в сети такие фамилии видел, их даже выговаривать стремно – получается матерно. Но Танюшкин?!

Ох как не нравится мне такая фамилия! Напоминающая о том, чего хотелось бы забыть. Влез в самую что ни на есть глухомань, и на тебе – глава администрации с фамилией Танюшкин!

Бросил на сиденье уазика кожаную папку, без которой немыслим ни один участковый (для солидности, чего уж там), выехал со двора и отправился искать главу администрации – надо же знакомиться? С фермером сведу знакомство потом, когда настроение появится.

Честно сказать, настроения для этого не было никакого. Вот недолюбливаю я новую крестьянскую аристократию, ранее метко именуемую «кулаками», и ничего с собой не могу поделать. Мама была ярой коммунисткой, вот и во мне зреют гроздья гнева: «Взять все, и поделить!». Шучу, конечно… но и правда этих «новых кулаков» недолюбливаю. Генетическая память?

Мама была не из богатеев, это точно. Про свою родню ничего не знала – детдомовская. Вроде как откуда-то из деревенских была ее мать и моя бабка. Куда делась, что с ней сталось – мама мне не рассказала. Потому что сама не знала. Почему не знала? Это вопрос к ней. Только теперь уже и не спросишь…

Тихо в деревне (когда заглушишь движок!). Только где-то далеко лает собака, да каркает ворона, пристроившаяся поклевать свежего лошадиного дерьма. Видать недавно кто-то проехал на телеге с лошадью – след отпечатался на влажной глине дороги возле извечной грязной лужи. Кстати сказать – лошадь в таких местах уступает первенство только трактору-воровайке с кузовом впереди кабины, а может и превосходит по значимости. Трактор-то нужно кормить соляркой, солярку купить или украсть, а вот лошадка вполне себе обходится подножным бесплатным кормом. Да и проходимость у нее не хуже трактора.

Кстати сказать, а я бы на лошади поездил. Нет, не на телеге, конечно – верхом! Так и представляю себя в полицейской форме верхом на горячем жеребце! Сапоги начищены, сверкают под солнцем, как и мой вороной жеребец, а на боку у меня… сабля! Почему сабля? Сам не знаю. Но сабля! Казацкая такая, настоящая! Как можно на коне, в форме и без сабли? Это непорядок!

Я тихо хихикнул, толкнул дверцу уазика и вышел перед магазином, на вывеске которого красовалась надпись «Маркет». Снова усмехнулся – маркет, видишь ли! Футы-нуты! Чего не «Супермаркет»?!

В магазинчике было прохладно и пахло подгнившими яблоками. А еще – свежим хлебом, который привозили сюда из райцентра (когда дороги не заметало). За прилавком женщина лет пятидесяти – ничем не примечательная, женщина как женщина, таких в селах центральной России каждая вторая. Увидела меня – запнулась, говоря с покупательницей, но потом снова углубилась в работу: укладывала в сумки хлеб, сахар, конфеты и все то, что хотела получить покупательница – пожилая женщина, можно сказать старушка неопределенного возраста. Тоже не особо чем примечательная – ну старушка, и старушка, в платочке и вязаной кофте по погоде.

– Здравствуйте! – жизнерадостно поприветствовал я аборигенов – Я ваш новый участковый! Василий Михайлович Каганов, старший лейтенант полиции! Прошу любить и жаловать!

– Здравствуйте! – ответила продавщица, а старушка совсем ничего не ответила. Отвернулась от прилавка, посмотрела мне в глаза и вдруг негромко так, но вполне разборчиво пробормотала:

– Сын третьей незаконнорожденной в роду. Незаконнорожденный.

И тут же, требовательно и жестко:

– Родился с зубами? Мамкину сиську небось до крови кусал?

– Эээ… мм… – информативно промычал я, не найдясь – что сказать (Кстати, точно – мама говорила что я с зубами родился – резцами. И хлопот ей от них было предостаточно).

– Точно, с зубами! – торжественно заклеймила старуха – Тогда может и удержишься. Хотя… не сможешь, духа у тебя мало. Силы мало! А без силы… но да что тебе говорить – теленок ты, и больше никто. Жаль тебя… мордочка вон какая… смазливенькая! Погибель бабская. Смерть девичья. Но на тебе – крест безбрачия. Только и можешь, что чужих баб портить, а настоящая, хорошая девка за тебя не пойдет. На роду тебе написано – с чужими бабами кувыркаться и через то беду себе наживать! Ладно, сейчас ты ничего не понимаешь, но это даже и лучше. Участковый…Василий Каганов! Видали мы участковых… Смотри Васька, против света пойдешь – плохо будет! Совсем плохо! И не трогал бы ты его… не разворачивай, не смотри! Наживешь проблем, ох, наживешь! Хотя… что я говорю – все равно ничего не изменишь. Так уж суждено. Что суждено, то и сбудется.

Бабка собрала сумки с продуктами и не оглядываясь вышла из дверей магазина. А я остался стоять – ошеломленный и будто оплеванный.

– Что это такое было-то? – неуверенно спросил я у продавщицы, застывшей за прилавком, и та недоверчиво помотала головой:

– Баба Нюра. Знахарка наша.

– Знахарка?! Это типа экстрасенса, что ли? – хмыкнул я, и криво усмехнулся – не верю я этим экстрасенсам! Аферисты чертовы!

– И не чертовы – поджала губы продавщица – Баба Нюра с чертом-то никогда не ведалась. Светлая она. И провидит, и лечит. До района-то двадцать верст, не наездишься! А она и порошков даст, и травкой попотчует – получше всякого врача! И от запоя лечит!

– Ну, если от запоя, тогда да… – ухмыльнулся я.

– А что вы смеетесь? – немного обиделась продавщица – Для наших очень даже актуально! Мужики спиваются! Делать-то нечего, зимой особенно – вот и спиваются. Если бы не баба Нюра…

– Как это нечего? А работа по хозяйству? А заготовки всякие? Неужто в деревне и делать нечего?

– А вот так и нечего – вздохнула продавщица – Да и хозяйств особых-то и нет. Свиней щас уже перестали держать – невыгодно. Коровенки, да, это есть. Молоко-то надо? Масло опять же… Заготовки? Да… грибы, ягоды… картошка опять же. Но то летом-осенью! А зимой что делать? Бухать только, да телевизер смотреть! А в телевизере чего смотреть? Ерунду всякую кажут! Скукота! Вот и бухают по-черному! И запои бывают. Хотя и летом запои бывают, чо уж там… И вот баба Нюра спасает. Пошепчет, порошочков даст, мужик и завязал бухать. А вы говорите – аферистка! Какая же она аферистка, побойтесь бога!

Мы помолчали. Я не хотел противоречить новому своему «контакту», чтобы не рассердить и не прервать тонкую нить общения, хотя и остался при своем мнении – ишь, развели тут мракобесие! Женщина же о чем-то задумалась, о своем видать, наболевшем, потому что лицо ее сразу постарело и возле губ пролегли горестные складки.

– А как вы тут с фермером вашим живете? Не обижает? Как с ним дела?

– Фермер-то? – очнулась женщина, и невольно оглянулась на дверь – Игорь Владимирович-то? Да чего с ним… ничего с ним. Дела – это у него, а у нас делишки. Этот магазин – его. И промтоварный рядом – тоже его. И еще по селам – тоже его магазины. Тут все его. Какие с ним дела? Работаем мы на него, и не жалуемся. А чего жаловаться? Деньги платит. Невеликие деньги, так больше-то тут работать и негде. Зато вовремя отдает. Вот так вот… А вы в колдунском доме живете, да?

– В каком?! Каком доме?! – у меня едва челюсть не отвисла.

– В колдунском! – кивнула женщина – А что, вам не сказали? Домина-то ваш с прошлым! Он пустой стоял почитай лет… ой, и не знаю сколько! Сорок? Пятьдесят? Я еще девчонкой совсем была, а он пустой стоял. А потом его администрация взяла на учет как пустующий, хотели продать, а никто не покупает. Кому нужен колдунский дом? И его сдали под пикет, под участкового. Говорили же главе – не к добру это! Не будет толку с такого дела! Так не послушал. Пристройку сделали под пикет, все такое. Скважину пробурили, ну чтобы вода-то была, а то только в колодец надо было ходить, обустроили все. Самохин тоже помог, Владимирыч – выделил денег спонсорских, помог. Когда есть свой милиционер, так чего ж плохого? Мало ли что случись… на днях вот Варьки Катиной муженек забуянил – так она от него по всей деревне бегала! Обещал ей глаз подбить, чтобы не смотрела куда не надо. А куда ей смотреть? На то, как он свой пузырь допивает, что ли?

– Догнал? – хмуро поинтересовался я.

– Кого? А! – поняла продавщица, имени которой я так и не спросил – Варьку-то? Неа. Она как припустилась, и прям к Самохину! И давай рыдать! Тот вышел, поговорил с Валеркой-то, тот и утихомирился. Владимирыч умеет с народом говорить!