© Щепетнов Е. В., 2020
© ООО «Издательство «Эксмо», 2020
* * *
Евгений Владимирович Щепетнов – современный российский писатель, автор книг в жанре фантастики и фэнтези.
Родился в 1961 году. Работал геологом и нефтяником, служил в милиции, был предпринимателем.
Писать начал в 2011 году, просто для души.
Профессионально занялся писательским ремеслом в 2012 году, в январе, выложив главы первой книги в стиле фэнтези на Самиздат. В настоящий момент написано более 50 романов.
Хобби: кладоискательство, охота, дайвинг.
Пролог
– Карпов отказался вернуться и угрожает выдать американцам какие-то сведения, касающиеся высшего руководства СССР, – в том случае, если повторится попытка захвата. Или его попытаются ликвидировать. В последнем случае, как он сказал, имеется рукопись, в которой он рассказал о руководителях нашей страны и о ее будущем. После смерти Карпова рукопись будет обнародована. Хранится она у адвоката. Далее, Карпов сообщил, что в случае репрессий по отношению к нему и его друзьям он сделает то же самое, что и при попытках его убрать. Поделится информацией с американцами. И не только с американцами.
– И кто эти самые друзья? Вы это выяснили?
– Да, товарищ генеральный секретарь. Выяснили. Собственно, друзей у него немного. Это бывшая его сожительница, это бывший руководитель стрелковой секции, в которой Карпов тренировался, и это главный редактор издательства Махров, который, собственно, и вывел Карпова в люди. Все эти люди под наблюдением – кроме одного, руководителя спортивной секции, который внезапно уволился со своего места и уехал в неизвестном направлении. Местонахождение его нам не известно.
– Еще что-то?
– Да, товарищ генеральный секретарь… Карпов требует, чтобы к нему приехала его любовница, можно сказать сожительница, Нина Константиновна Мелькишева. Она сейчас работает в том же издательстве, что и Махров. Карпов сказал, что ему нужен секретарь, вот пускай, он требует, она к нему и приедет.
– Что ты можешь сказать по поводу провала операции? И вообще – как ты собираешься действовать дальше? Нам не нужно, чтобы Карпов свободно разгуливал по вражеским странам и лил на нас всяческую грязь! Вы просчитали последствия акции ликвидации?
– Да, товарищ генеральный секретарь. Наши аналитики просчитали несколько вариантов развития событий. По первому варианту – Карпов блефует. Нет у него никакой рукописи, да и что он может написать? Он фантаст, и кто ему поверит? Если его ликвидировать, конечно, поднимется шум. На нашу страну выльют цистерны грязи. Будут применены санкции, и ущерб будет очень велик. Но в конце концов все стихнет, не такая уж он и большая величина, этот Карпов. Просто очень популярный, известный писатель.
– Просто! Все у тебя просто, Юра! Шум будет такой, что от дерьма не успеем очиститься, как новое прилетит! Надо было сразу его убирать, до того, как он поднимется настолько высоко! А теперь что делать? Ну, что ты предлагаешь?
– Его можно убрать так, что никто не заподозрит, что это сделали мы. Но надо ли это нам?
– То есть? Как это не надо?! Где-то во вражеском государстве бродит человек, который может нанести нашей стране огромный вред. И мы зависим от того, скажет он им что-то или нет! И ты говоришь – надо ли это?! Как тебя понимать?
– Леонид Ильич… а может, оставить его в покое? В письмах он рассказал все, что знал, – о предателях, о будущем страны, – с его точки зрения, конечно. О том, как избежать этого самого будущего. Фактически он рассказал все, что было возможно. Основные вехи, основные факторы развития – все указано в письмах. И зачем тогда нам он сам? Если только как свидетель… Он нам фактически не нужен!
– Я не верю ему. Из будущего он или нет, но есть мнение, что этот человек заражен идеями разрушения социализма. Он как вирус, который пытается проникнуть в тело здорового организма и отравить его своим ядом. Повторюсь в очередной раз: скорее всего, это агент влияния, который пытается нас разобщить, внести сомнения в наши дружные ряды. Он или должен быть под контролем, или его нужно ликвидировать. Что касается его любовницы – вы с ней работали?
– Работали. Она готова. Насколько готова – я не знаю, но готова.
– Она может его ликвидировать?
– Вряд ли. Даже не вряд ли – нет, не может. Но информировать нас согласилась.
– Мотивация?
– Опасность для ее мужчины, необходимость его оберегать. Любовь к стране.
– А что насчет второго варианта? Второго варианта ликвидации?
– Второй вариант – это тот, в котором у Карпова на самом деле имеется пресловутая рукопись. Мы предположили, что в ней может содержаться, и пришли к выводу: там может быть описана личная жизнь руководителей страны, не более того. И эта информация не может быть такой уж катастрофической. По большому счету, те, кому надо знать, все это знают.
– И про мою дочь, да? Про ее похождения? То-то и оно… знают, да помалкивают. А этот… раззвонит на весь мир!
– Тогда что будем делать, Леонид Ильич? Ликвидируем Карпова или все-таки воздержимся от акции? Как скажете – так и сделаем.
– Как скажете, как скажете… я подумаю, Юра. Не нужно пороть горячку. Время у нас еще есть – Карпов будет теперь сидеть в Америке не один и не два месяца. Вы его напугали, так что все теперь не просто так. А эта самая любовница пускай едет. По результатам ее докладов и сделаем выводы. Пускай наблюдает, слушает, записывает. Ну и передает нашим людям.
– Как поступим с главным редактором Махровым? С ним что делать?
– Вы взяли с него подписку? Обязали сообщать о контактах с Карповым?
– Конечно, Леонид Ильич.
– Ну, вот и достаточно. Не трогайте его. Пусть работает. По большому счету, он ничего не сделал, кроме как напечатал книги Карпова. Так пусть печатает и дальше – под нашим контролем. А того, пропавшего друга Карпова, – ищите. Что значит неизвестно, где он?! Даже смешно! Он вообще кто такой?
– Военный пенсионер, награжден орденами. Принимал участие в нескольких военных операциях, в том числе и во Вьетнаме. Специалист по стрельбе, специалист по рукопашному бою. Инструктор по этим дисциплинам. После выхода на пенсию жил тихо, незаметно. Установленное за ним наблюдение, в конце концов, было снято. Что такое у него случилось, что пенсионер решил исчезнуть, – неизвестно. Может, решил принять схиму и уйти в монастырь – и такое возможно. Кстати, монастыри проверяются. Его пока не нашли.
Молчание. И через минуту тяжелый голос Брежнева:
– Можешь идти, Юра. Каждую неделю отчет по Карпову мне на стол. Плохо работаешь, очень плохо! Вот стихи у тебя получается писать гораздо лучше! Может, тебе в стихоплеты податься? Ладно, ладно, шучу – иди.
Андропов повернулся и вышел из кабинета. Грудь жгло обидой, злостью и досадой, но он не позволял себе проявить эти чувства. Его, Андропова, как мальчишку! Как какого-то щенка! Нет – все-таки правильно, что он послушался Шелепина. Пора, пора…
Глава 1
Я припарковал «Кадиллак» на размеченной белыми линиями площадке возле аэропорта имени Кеннеди. Машин было много, но место я нашел почти сразу – то ли повезло, то ли в этом времени этих самых машин не столько, сколько в 2018 году. Что-то я пробок пока не видел, хотя… где я мог их видеть? В Москве? Так в Москве 1971 года машин, наверное, меньше, чем в одном районе Саратова 2018 года. В Нью-Йорке? Ну да, тут машин полным-полно, все-таки автомобильная страна! Да и машины у них – настоящие сараи на колесах. В смысле размера, конечно. Но вот как-то не заметил пробок, и все тут. Может, потому, что по большому счету я по Нью-Йорку-то и не ходил? И уж тем более – не ездил. Сижу себе в своем доме в городе Монклер штата Нью-Айленд и наслаждаюсь жизнью. До Манхэттена от моего дома – всего двадцать километров по автобану. Вжжик! И ты уже в «бурливом горниле». Вжжик! И ты опять в тишине, покое, и пофиг тебе этот грязный Нью-Йорк.
Мне позвонили через три дня после моей разборки с группой гэбэшников, которые хотели меня похитить и отправить в Союз – после того, как я отказался вернуться самостоятельно. Возвращаться сейчас для меня смерти подобно – засунут в золотую клетку и будут выжимать из меня сведения о будущем, о 2018 годе, из которого я и рухнул сюда, в 1971 год. Вернее, не в 1971-й, а в 1970 год – в этом времени и в этом мире я живу уже больше года. За этот год много чего произошло, и самое главное – я сделал все возможное, чтобы сохранить Советский Союз, а для того подготовил и разослал письма с информацией о будущем тем, кто, как я считал, может повлиять на судьбу страны в сторону улучшения.
Увы, пока что никакого особого эффекта от моих усилий я не увидел, кроме одного: меня вычислили (не надо считать КГБ идиотами!) и решили взять под жесткий контроль. А как еще лучше взять под контроль – кроме как посадив объект контроля в тесную клетку? А я вот не хочу жить в клетке, даже и в золотой, – даже если ее украсят драгоценными камнями. Я свободы хочу! Потому вынужден жить в чужой, можно даже сказать, вражеской стране. В США. Благо что денег у меня теперь – куры не клюют. Я миллионер и эти деньги заработал честным трудом – писательским. Мои книги расходятся бешеными тиражами, и в этом году я, наверное, самый «тиражный», самый востребованный автор не только Союза и США, но и всего мира.
Итак, мне позвонили, и вежливый приятный мужской голос на чистом русском языке сообщил, что я могу встретить мою Ниночку в аэропорту имени Кеннеди, назвал номер рейса и время прибытия. Потом вежливо попрощался и… все. В общем-то все.
Я с минуту сидел неподвижно, держа в руке гудящую трубку телефона. Почему-то меня так это потрясло, как если бы из-за угла врезали по башке пятикилограммовым мешком с древесным углем для шашлыка. Вот стоишь такой – черный весь, в угольной пыли, вокруг валяются кусочки угля, обрывки упаковки, а ты и думаешь: к чему бы это все было? И почему именно углем? Почему не врезали электрическим самокатом?
В общем, в голове кутерьма, вокруг непонятки, а я весь в белом несусь с горы на этом самом самокате, и куда меня вывезет тропинка – ни фига не ведаю. Главное – не свалиться в пропасть справа и слева от меня, а там уж куда приведет, туда приведет.
В приезд Ниночки я не верил. Так, на всякий случай наехал на «фейсов», вернее, «кровавую гэбню», выдвинул требования всякие-разные, ну и забил на это самое дело. Хорошо, если они Махрова с Ниночкой не репрессируют – да и слава богу. А уж чтобы ее выпустили ко мне… это вообще из области фантастики. Хотя… есть объяснение и этому факту. Но потом. Все – потом! Главное – она приезжает!
На следующий день я собрался и под возражения Пабло, который обязательно хотел ехать со мной, погрузился в свой белый «Кадиллак». «Босс, прости, но ты спятил! Тебя только что хотели похитить, а ты едешь один! Я только-только приличную работу получил, и ты меня ее хочешь лишить?! Ты жестокий и бессердечный человек! Я попрошу Лауру, чтобы она положила в пирожок жареного лука! Это моя месть тебе!»
У Пабло странный юмор. Он шутит с абсолютно каменным лицом, и шутки его распознает не всякий. Само собой – никакого жареного лука в пирожки его жена Лаура, она же моя повариха и прислуга, не положит, зная, как я ненавижу жареный лук. Что касается работы – я уже сделал так через нотариуса, что Пабло и его жена будут получать зарплату, пока живут в моем доме и за ним ухаживают. Это было сделать совсем не сложно, хотя и не очень просто. Как узнать, что они ухаживают за домом, если меня не будет рядом? Пришлось в договоре описывать, что именно они должны делать и что в результате должно получиться. Я составлял договор – писать по-английски я умею, хотя и довольно-таки безграмотно. Говорю я уже как завзятый американец или, скорее, англичанин (американцы гнусавят и окончания слов размазывают, как англичанин после выпитых трех литров пива), но вот с письменным английским у меня пока что не очень.
Ну так ничего страшного – какие наши годы? Теперь по состоянию организма мне не больше тридцати пяти лет, хотя по паспорту – пятьдесят один. В этом времени, в этом мире я вдруг начал катастрофически молодеть и теперь выгляжу так, как в свои тридцать пять. У меня даже седина начала пропадать, хотя я седой уже с тридцати лет. Генетика такая, рано начал седеть.
Почему «катастрофически» молодеть? Да потому, что никто не поверит, глядя на мое фото в паспорте, что я – это я! Седой мужик на фото и нынешний плечистый худощавый молодой мужчина – как объяснить пограничникам и всяческого рода и вида ментам, что я вдруг начал молодеть и становлюсь моложе с каждым днем? Так и в дурдом могут отправить…
А еще меня постоянно посещает мысль – а СКОЛЬКО я еще буду молодеть? А если скоро превращусь в ребенка? В младенца?! Что тогда мне делать?! Как жить? Единственная надежда на то, что процесс омоложения замедлится, когда я достигну пика своего физического развития. То есть когда физически мне будет лет двадцать пять.
Почему именно этот возраст? И что будет, когда я достигну уровня развития этого возраста? Не начну ли я снова стареть? А вот не знаю. Есть у меня одна теорийка… ну такая, за уши притянутая… В общем, Провидение (да как хошь его назови – Мироздание, Бог, Аллах, Вицли-Пуцли!) забросило меня в это время для определенной задачи – Стать Агентом Влияния этого мира. То есть я своими действиями, своей жизнью, своим поведением должен делать нечто такое, что повлияет на жизнь всего человечества. Ну, как камешек, который срывает камнепад, или как снежок, который обрушивает снежную лавину. Зачем? И почему именно я? Да я-то откуда знаю! Так звезды легли! Может, чтобы предотвратить уничтожение человечества! А может, наоборот, – очистить Землю от этой плесени по имени «человек». Но скорее все-таки первое, иначе Провидение не позволило бы мне спасти столько людей. Хотя… гадать можно много, трудно и пространно, только результат будет один – пшик!
Вспоминается сразу фантастический роман Айзека Азимова «Конец Вечности». По сюжету существует некая организация, которая управляет цивилизацией людей, находясь вне их времени. Эта организация время от времени выпускает в мир неких оперативников, осуществляющих так называемое «Минимальное Необходимое Вмешательство», сокращенно МНВ, после которого судьба мира идет по новому пути. Ну, это что-то вроде «И грянул гром» Брэдбери – там тоже такое описано. Раздавил бабочку в юрском периоде – и вот тебе вместо демократии фашистский строй государства. Но у Брэдбери это случайно, а у Азимова – группа аналитиков-вычислителей вначале делает сложные расчеты, вычисляя, какое и где вмешательство нужно сделать, а потом уже в мир идет оперативник и совершает МНВ.
К примеру: некий ученый изобрел топливо для космических кораблей, в результате чего человечество стало летать к звездам. Из одного из полетов на Землю был занесен смертоносный вирус, и половина Земли вымерла. Что надо сделать? А всего лишь проколоть колесо у машины ученого, чтобы тот опоздал на собеседование в научный институт, где он и совершил свое открытие, воспользовавшись ресурсами и информацией, предоставленной ему научным сообществом этого заведения. И как результат – космические корабли никуда не полетели. И не было вируса.
Или другой пример – его, как и первого, нет в книге Азимова, это уже мои домыслы, пришло в голову, когда начал думать над проблемой. Итак, к примеру: человек изобрел эликсир бессмертия. Люди перестали болеть, умирать, их практически невозможно стало убить. Не брали болезни, отрастали руки и ноги, даже мозг, и тот восстанавливался в кратчайшие сроки. Хорошо? Хорошо! Вот только на Земле невозможно стало жить. Людей стало так много, что они заполонили всю Землю, все материки, спустились под воду, и все равно – еды не хватало, ресурсы истощились, и люди… ну да, они стали резать друг друга и есть. Питаться человечиной. Погрязли в беспрерывных войнах, в каннибализме, в борьбе за каждый свободный клочок Земли.
Что делать? Спрятать ботинки ученого. Он опоздал на работу, нахамил начальнику, его уволили, он запил, по пьянке попал под машину и стал инвалидом, которому каждый день требуется укол обезболивающего, чтобы хотя бы немного поспать. Жалко ученого, да. Но люди не стали бессмертными, и угроза перенаселения отодвинулась на тысячи лет вперед. Если не навсегда.
Вот так и я – что-то или кто-то помимо моей воли закинул меня в прошлое, надеясь, что я совершу нужные им действия. МНВ. И я их совершил. Или еще совершу. Увы, помимо своей воли, не зная конечной цели моего заброса. Играют меня втемную, швырнув в этот мир, как гранату.
Нет, ну а что еще я могу сказать по этому поводу? Ну, вот так случилось – я оказался в 1970 году, голый и босый, без порток и средств к существованию. Теперь я известный советский писатель-фантаст, живу в городе Монклер штата Нью-Джерси и думаю, как мне изменить мир к лучшему, а точнее – мою несчастную Родину, Советский Союз, распавшийся по вине хапуг и мерзавцев. И каковы побочные последствия моего перемещения во времени и пространстве, как это произошло – я не знаю и знать не могу.
И это нормально. Вот, например, кто знает, откуда взялся мир? Кто создал Землю и все сущее? Ну да-да… верующим легче. Они просто верят, и все тут! А ученые начинают нести свою чушь про теорию Большого взрыва, про всякие там протоматерии, никак и ничем не объясняя – а кто же создал эту протоматерию, из которой Большой взрыв выбросил в том числе и нашу Землю – будто медведь из кишечника после зимней спячки.
Вот так и я – ни черта не знаю, кроме одного: есть такие вещи, задумываться над которыми можно, но познать – никогда, и ты это прекрасно знаешь. Умный человек не заморачивается над такими вещами, просто живет, а глупый, да еще и пишущий фантастические сказки, – думает, голову ломает, теории строит. Дурак, да… нет бы верить, что все создано на седьмой день богом, которому просто стало скучно.
Кстати, не люблю ни упоротых фанатиков религии, ни упоротых атеистов. Первые вредят религии своим безумным фанатизмом и тупой, не рассуждающей верой в догмы, вторые молятся на свой атеизм, кончая от того, что цепляют верующих в бесконечных религиозно-антирелигиозных сетевых срачах. И самое смешное, что ни те, ни другие не могут доказать ни отсутствие бога, ни его наличие.
* * *
Какова моя позиция? Верю я или нет? Да кому какое дело, верующий я или неверующий? И только себе могу сознаться – я как в том анекдоте про Абрамчика в советской школе: «Учительница обществоведения поставила на стол икону и в доказательство того, что бога нет и с детьми ничего не случится (молния не ударит и падучая не жахнет), предложила школьникам подходить к иконе по очереди и плевать в лицо Христу. Все дети подходили и плевали, а вот Абрамчик не пошел и не стал плевать. И тогда возмущенная учительница спросила: «Перельман, а ты почему не присоединился к другим детям?» На что Абрамчик ответил: «Марь Иванна, зачем я это таки буду делать? Если бога нет – зачем мне плевать в эту картинку? Это же бессмысленно! А если он есть – зачем мне портить с ним отношения?!»
Вот так и я – а вдруг ТАМ что-то есть? Ведь никто не доказал обратного! А раз не доказали – почему я буду отрекаться от веры? Кто-то ведь все вокруг меня создал?
Но да ладно, мои отношения с религией – это мои отношения. Я вообще по меркам Союза практически либерал. Воинствующий коммунист никогда бы не позволил Пабло устроить в одной из комнат гостевого дома в моем поместье что-то вроде часовни. Ребята, Пабло и Лаура, очень сильно верят, что и немудрено – они из Латинской Америки, а там к вере относятся в высшей степени серьезно. Двухтысячные годы приучили меня к терпимости, ох как приучили! До тошноты. Но иногда эта терпимость все-таки полезна. Ну, как в этом случае, к примеру.
Рейс, на котором прилетела Ниночка, был единственным, прилетающим из Союза. Я тоже летел этим рейсом – пару месяцев назад. Комфортабельный самолет, вжик! И ты уже в Америке. День полета с промежуточной посадкой, никаких проблем. Интересно, кто оплатил Ниночке билет на этот самолет? Контора? Они, кто же еще.
Я нашел терминал, из которого должна была выйти Ниночка, и стал дожидаться, когда пассажиров пропустят через таможенный контроль. Вообще в этом времени особых проблем ни с таможней, ни с визовым контролем нет совсем никаких. Эдакая аэропортовая невинность. Это потом – рентгенаппараты, досмотры с раздеванием до трусов, металлоискатели и часовые очереди на пропуске пассажиров. Сейчас – стойки с пограничниками, пара вопросов, а то и без них, – хлопок печати по странице паспорта, и вот – ты в великой стране, которая ждет и надеется, когда в нее съедется всякая шваль. Ибо своих придурков не хватает, надо собрать их со всего мира.
Ну да, злой я. Но и справедливый. Только совсем уж несведущий человек не знает, что Штаты населены потомками тех, кому не было места в своей стране, – беженцев всех мастей, начиная с отъявленных бандитов и бродяг и заканчивая авантюристами, мечтавшими разбогатеть в стране, в которой пока что не действуют никакие человеческие законы. Надо только перестрелять коренных жителей этой страны – и заживешь, как и не снилось тебе в самых лучших твоих снах. И перестреляли. Вот только не зажили.
Нет, ну так-то кое-кто и зажил, как мечтал, – но совсем не все. Основная масса жителей США бьется за существование и не мечтает о белых «Кадиллаках» и яхтах.
Впрочем, не они одни. Не надо идеализировать ни один политический строй. И уж точно не может служить идеалом эта страна, паразитирующая на печатном станке. Я все-таки уверен, что, если все будет идти так, как в 2018 году, – США в конце концов лопнет, как грязный мыльный пузырь. Можно говорить, что это произойдет не скоро, что до тех пор все остальные передохнут («Пока толстый сохнет – тонкий сдохнет!»), но то, что это произойдет, не сомневается почти никто – кроме совсем уж упертых «онолитегов».
Ниночку я заметил не сразу. Она затерялась в толпе – шла между здоровенным толстым мужиком, за пузом которого, наверное, могли бы спрятаться две Ниночки, и пожилой дамой в шляпке с вуалью, выглядевшей сущим пережитком прошлого в своем старомодном пальто и кружевах.
Выглядела Ниночка так… по-советски, что я даже улыбнулся – вот же нарядятся, хоть стой, хоть падай! Под пальто цвета запекшейся крови кримпленовый костюм – помню, такой был у мамы. Модно, чего уж! Или не костюм, а платье… в общем, жуткая сиреневая штука с имитацией клапанов над несуществующими карманами. «Жуть и мраки!» – как говорил мой друг детства Яшка.
На ногах – туфли «прощай молодость» на широком пятисантиметровом каблуке. Ох уж эти советские моды семидесятых годов! С одной стороны, вроде как и мимимишное, ретро, «мамино», а с другой – уродство уродское! Вот, кстати, Зина, моя бывшая подруга – умеет одеваться так, что ее одежда и обувь на все времена. Прошла бы по городу в 2018 году – скорее всего, никто бы и не заметил, что она одета как-то не так. В чем дело – даже и не знаю. Хотя… а может, и знаю – она ведь отоваривается со спецскладов и выбирает все самое элегантное, самое красивое – без оглядки на последний писк моды. А вкус у Зины практически безупречный. Все-таки доктор медицины, профессор, преподаватель мединститута! Впрочем, можно быть профессором и совершенно не иметь вкуса на одежду и обувь. Одно другому не мешает.
Профессор, профессор… почему не профессорша? Или профессорша – жена профессора? Глупо как-то звучит. Не по-русски. «Продавщица». «Врачиха». Мда… профессиональная деформация, чего уж там.
Ниночка меня не заметила, медленно дошла до круга, на котором должны были вскорости объявиться разнообразные чемоданы и чемоданишки, и застыла, глядя перед собой в пространство. Лицо грустное, даже какое-то бледное. Может, заболела? Чего она так переживает? Ведь это Великое Приключение для любой советской девушки! Приехать в Америку – да много ли советских людей могут похвастаться таким мегаприключением?! А тут…
– Попалась! – Я подошел сзади и обнял Нину за плечи. Девушка вздрогнула, шарахнулась, а потом обмякла в моих руках:
– Ох… напугал-то как! Ну нельзя же так подкрадываться! Я думала, ты меня не встретишь… расстроилась.
Ах вон оно что… не заметила меня в толпе встречающих и переживала. Ну что же… ничего страшного. Скоро я тебя развеселю! И сам развеселюсь… У меня от предвкушения «веселья» аж дрожит все внутри! Соскучился я по Ниночке… не сказал бы, что я ее люблю до потери пульса, но что-то в душе есть – привязанность, дружеские нотки, ну и желание – это уж само собой. Ниночка не может не вызывать желания – ее даже эта дурацкая одежда с не менее дурацкими башмаками и шляпкой не испортили. Красавица потрясающая! Кстати, не менее красивая, чем Лаура. Только у той красота какая-то… опасная, яркая, жгучая, как… как… у ведьмы! Таких на кострах сжигали в Средневековье, чтобы не наводили морок на мужиков. У Ниночки красота домашняя, нежная, уютная. Какая лучше? Эта самая красота? Да кто знает – какая лучше, мне лично – Ниночкина. Пабло вот предпочитает красоту Лауры – он и сам как хищник, опасный, как леопард. На каждую женщину есть свой мужчина, который полюбит и будет носить на руках. Если поднимет, конечно.
Я чмокнул Ниночку в губы, она прижалась ко мне, и я почувствовал… в общем – почувствовал. Домой! Хочу – домой! Хмм… вдруг обнаружил, что при слове «дом» в голове всплывает образ моего поместья в городке Монклер. И мне стало досадно. Быстро я как-то привык к чужой земле! Уже, видишь ли, и дом на ней мне видится родным домом! Не нравится мне это…
– Это твоя машина?! – Ниночка натурально вытаращила глаза, глядя на великолепие моего белоснежного «сарая»: – Вот это да! Ничего себе! А как называется?
– Называется – машина! – хохотнул я, и открыл багажник. – «Кадиллак» это. Садись!
– А можно… открыть верх? – Ниночка неловко устроилась на сиденье и потянула ремень, пристраивая его в крепление. – Я никогда не ездила в машине с открытым верхом!
– Кабриолет называется! – важно сообщил я, чувствуя себя миссионером, просвещающим темного индейца о происхождении мира. И нажал кнопку открывания верха.
Я обожаю кабриолеты. Я это понял, когда в первый раз проехался в автомобиле с открытым верхом. Если кто-то думает, что на скорости из машины с открытым верхом сразу же выдувает все, что находится в салоне, включая водителя и пассажира, – он жестоко ошибается. Лобовое стекло и боковые стекла, поднятые вверх, направляют поток встречного воздуха так, что он едва касается волос тех, кто сидит на передних сиденьях, завихряясь сзади, на уровне багажника. И… кайф! Это кайф! Над тобой – небо! Ветер целует тебя в макушку, а тяжелая машина, шелестя мягкими шинами, вспарывает пространство, ракетой проносясь по гладкому, как стол, автобану!
– Класс! – Ниночка заливается смехом, придерживая свою глупую шляпку, а я улыбаюсь и жму на педаль, подливая в ненасытную глотку мощной машины все новые и новые порции животворящего бензина.
При въезде в Монклер скорость пришлось сбросить соответственно дорожным знакам, и в городок мы въехали медленно и важно, вплыв в него, как некое подобие сухопутного крейсера. Эх, и здоровенная все-таки машинюга! Зверь, а не машина! Тихо сопит могучий движок, в салоне пахнет кожей и деревом. Эти машины делают из хороших материалов, это не одноразовые поделки двухтысячных годов – покатался и выбросил.
Погода стоит теплая на удивление – конец сентября, практически октябрь, а температура – почти как в конце августа прохладным днем. Впрочем, это и неудивительно – все-таки сказывается близость океана, возле которого климат помягче, чем в глубине материка. А если еще на ходу включить печку на полную мощность да обдув в колени – сидишь, будто возле камина! Проверено! В том числе и сегодня.
Я свернул к обочине и остановился, не глуша движок. Нажал кнопку закрытия верха, дождался, когда штыри войдут в замок крепления на рамке лобового стекла, защелкнул рычаги, повернул ключ зажигания. Двигатель замолк, и я посмотрел на Ниночку, которая сидела молча и смотрела на меня.
– Ты здесь живешь? – удивленно спросила она, показывая на двухэтажный дом напротив, очень похожий на одну из «сталинок». – А мне сказали, ты живешь в своем доме!
– Кто сказал? – быстро спросил я.
– Махров говорил. И эти… комитетчики говорили.
– А еще что они тебе говорили?
– Ну… что тебе нужен секретарь и ты хочешь, чтобы я приехала к тебе. Что ты сейчас успешный писатель, и…
– Ну? Что еще?
– Что я должна уговорить тебя вернуться в Союз.
– Я почему-то так и думал. Пойдем в магазин, надо тебя переодеть. Купим тебе кое-какой одежонки.
– Я что, плохо одета? Не модно? Я столько денег вывалила за это барахло, и ты говоришь, что я плохо одета?!
– Для Союза – вполне нормально. А здесь ты будешь как белая ворона (зачем говорить, что просто мне не нравится эта кислотная хрень?). Купим тебе что-нибудь попроще и помоднее.
Я закрыл машину, и мы пошли в магазин, над которым была прикреплена вывеска «Одежда и обувь Уильямс». Обычные стеклянные витрины с выставленными в них манекенами, мужскими и женскими, взирающими на мир со своими обычными улыбками наблюдателей из иного мира. Не люблю манекены и никогда не любил, особенно после того как начитался Крапивина с его фантастическими романами. Ну, тот роман, где манекены гонятся за мальчишкой, и спасается он только тем, что бросает в этих чудовищ-терминаторов теннисный мячик, подаренный ему другом (если не ошибаюсь – девчонкой). Мячик пробивал манекены навылет, и они умирали. Брр… Кинговское «Оно» отдыхает!
– Хай! – Молодая женщина лет двадцати пяти – тридцати вышла к нам откуда-то из глубины магазина. – Что желают мистер и миссис?
– Мисс, – усмехнулся я. – Хай! Хотелось бы одеть мисс. Неброско, но модно и хорошо. На каждый день и на выход в общество. Сумеем?
– Конечно, сумеем! – воодушевилась девушка и тут же слегка увяла, осмотрев меня с ног до головы. Видимо, я ее не вдохновил. Не очень презентабельно выгляжу! Джинсы, джинсовая куртка, кожаные полусапожки – реднек, да и только.
– Уверены, что сумеете? – засомневался я. – Все-таки не Манхэттен.
– Манхэттен! – фыркнула девушка, – да у нас вещи гораздо более модные, чем на Манхэттене! По крайней мере – не хуже, чем там! Вы знаете, кто у нас тут, в Монклере, живет?! Миллионеры! Даже русский писатель есть! Слышали про таинственного русского писателя? Колдуна? Который голыми руками убил двадцать человек гангстеров? Вот тут, в Монклере живет! На окраине, в доме Поплавски!
– А кто такой Поплавски? – спросил я, стараясь не расхохотаться, что удавалось мне с большим трудом. Нина же стояла, удивленно хлопая ресницами, а когда услышала про искорененную мной преступность в количестве двух десятков человек – вообще выпала в осадок. У нее глаза сделались по плошке, хотя казалось – куда им стать еще больше? И так уже «и расплескались на пол-лица светлых глаз твоих синие лужицы».