Противоположности. Рисорджименто

Глава 1

Катерина

Я смогла прийти в себя от пережитого шока минут через пятнадцать, ни меньше, но до сих пор не могла поверить в то, что передо мной действительно стоит Ванька, мой Ванька, который слишком часто с момента появления здесь в шкуре Сфорца, приходил ко мне во снах, и о котором я постоянно, так или иначе, думала. Выгнать из комнаты Леонардо оказалось непросто: он никак не хотел уходить и оставить меня с русским князем наедине, при этом всё его поведение просто кричало о том, что, вот конкретно в этот момент, ему плевать на мою безопасность, потому что в его голове с разгромным счётом победил учёный-естествоиспытатель, которого хотели выгнать в тот момент, когда он стоял на пороге грандиозного открытия. Наконец, мне удалось это сделать, для чего пришлось отскрести себя от пола и вытолкать художника за дверь в ручном режиме. И только после этого я, наконец, дала волю чувствам, и впервые за долгое время почувствовала себя не загнанной в угол одинокой девчонкой, подлетев к опешившему Ивану и крепко того обняв.

Судя по поведению Ваньки, он тоже до конца не мог осознать случившееся. Несколько раз он пытался вырваться из моей хватки, но я продолжала крепко держать его, вцепившись в него так, что ему пришлось бы меня отрывать вместе с куском рубаха, до которой я сумела добраться во время своих лихорадочных ощупываний его такого тёплого, живого и крепкого тела. И всё это время я панически боялась, что он испарится у меня на глазах, если только я разожму пальцы, и всё это, включая дурацкую песенку, окажется бредом перегруженного от пережитого разума.

       Немного отстранившись, я заглянула ему в глаза, пытаясь увидеть в них знакомый бесшабашный блеск, но его не было: отпечаток эпохи и всё, что с ним, наверняка случилось, оставило свой след, и это было особенно заметно по его первоначальной реакции на меня, которая несла откровенные отпечатки цинизма и полного отсутствия хоть капли сочувствия. Но я давно подозревала, что от меня осталась только тень, которая совершенно не была похожа на живого человека, не то что на женщину, которой я была полгода назад.

Мы сели на кровать, всё ещё недоверчиво глядя друг на друга и заговорили одновременно на своём родном языке, о котором тут никто не слышал, и вряд ли понял бы хоть слово из нашего диалога. Но это стало последним доказательством того, что ни один из нас не бредит, выдавая желаемое за действительное.

      Он коротко рассказал, что приключилось с ним, я, постоянно сбиваясь, о себе, не вдаваясь в подробности той ужасной ночи. На душе сейчас было легче, но горе меня никак не хотело отпускать, собственно, как и мысль о мести, ставшая просто навязчивой идеей, без которой даже обретя старого друга, я не представляла своего существования.

– Что теперь? – я глубоко вздохнула, глядя в синие и холодные глаза Ивана, который задумчиво смотрел на меня.

– Как и договаривались ранее. Мне нужно где-нибудь осесть на первое время, создать этакую базу, которая будет для меня стартовой площадкой для осуществления дальнейших планов, а тебе необходимо вернуться домой, если Милан, конечно, можно назвать твоим домом. По крайней мере, глядя на тебя, я думаю, что оставлять в живых Людовико ты точно не намерена, правда, как я и говорил ранее, сомневаюсь, что это тебе поможет. – Он поднялся и подошёл к окну, которое было практически всегда открытым, несмотря на холодную погоду за окном. Я подошла к нему и встала рядом, цепляясь за него, как за единственный островок стабильности в этой, постоянно меняющейся реальности, оглядывая окрестности палаццо, где царила просто невообразимая суматоха: все суетились как муравьи, готовя меня к отъезду. Иван немного поморщился и отвернулся. – Для чего эти декорации, Катя?

– По-другому было нельзя, – я не стала уточнять, о чём он говорит и что имеет в виду. Трупы Орси из-под окна кабинета Риарио до сих пор не убрали, как и с улиц города, я такого распоряжения не отдавала, а остальным было всё равно.

– Нет, ты хотела это сделать. Всегда можно показать силу и без такой грязи, – он говорил ровно и осуждающе, отчего меня начало трясти от распирающей, внезапно накатившей злости.

– Тебя здесь не было, чтобы ты мог упрекать меня. Ты понятия не имеешь, что они сделали с моими детьми и мужем, и что собирались сделать со мной, – прошипела я. – Это Италия, и если ты не покажешь зубы, тебя похоронят заживо.

– Я прекрасно знаю, что эта клоака пятнадцатого века ценит только силу, как и любое другое государство или то, что претендует на звание государства, но её можно показать и другим способом, – рявкнул он. – То, что я вижу перед собой, совершенно непохоже на тебя. Это не ты. Приди в себя уже, наконец. Смерть Людовико Сфорца, как бы она ни была выгодна мне лично, совершенно тебе не поможет, не облегчит твоего горя, как бы ты себя не убеждала в обратном!

– Посмотри на меня, и посмотри внимательно. Видишь этот шрам? – я провела пальцем по старому рубцу, оставшемуся на память со времён моих метаний по замку Святого Ангела. – Это моё напоминание о моей мягкотелости и нерешительности, когда меня чуть не убили, и я потеряла ребёнка. А видишь вот этот? Это то, что осталось от той ночи, когда всех, кто стал мне дорог, вырезали, как скот, с подачи Ватикана и Людовико. И если бы не я и не моё влияние на Риарио, он не стал бы таким неосторожным и доверчивым, чтобы допустить то, что произошло. Вокруг нас не было никого, кому можно было доверять, это наёмники, а не преданная тебе до мозга костей дружина, для которой есть Бог, и следом ты, а остальное пусть идёт лесом.

– Что Риарио сделал с тобой? – он прикрыл глаза и пытался меня обнять, чтобы успокоить, но я вырвалась.

– Он ничего мне не сделал, – я тряхнула головой, стараясь таким образом убрать накатившую на меня тошноту и слабость. – Мне понадобилось приложить очень много усилий, чтобы после того, как меня забросила в эту тупую, озлобленную на весь мир шлюху, Джироламо простил меня за её грехи и не закопал где-нибудь в окрестностях собственного дома. Я всего лишь женщина, да ещё и бастард, пусть и признанный моим папочкой-садистом и извращенцем, в пятнадцатом веке, и ты себе представить не можешь, что мне стоило добиться расположения собственного мужа. Ты мужчина и тебе никогда не понять, какого здесь приходится женщинам, которые больше, чем никто.

– Не все, дорогая моя, далеко не все. Посмотри на запад, вон там уже спит в своей холодной постели первостепенная стерва Изабо, которой никто не посмеет даже намекнуть, что она никто и звать её никак, потому что рискует услышать в ответ: «Великий инквизитор!», и это будет самое милосердное из того, что услышит тот неудачник. – Он говорил тихо, вытянув руку и махнув ею, указывая, скорее всего, на запад. – И я прекрасно вижу, что с тобой сделал этот век. А знаешь, чего я не вижу? Я не вижу перед собой уравновешенную язвительную девчонку, которую помнил всегда, и за память о которой цеплялся каждый проклятый день, проведённый в этом мире. Сейчас же я вижу перед собой истеричную психопатку, которая вспомнила те уроки, которые вдолбил в её аватар этот папский выродок. Катя, да приди уже в себя. Риарио был маньяком и садистом, и это доказанные факты, потому что я даже представить себе не могу, кем ещё мог восхищаться, закатывая глаза, Торквемада, детально описывая его в своих дневниках, называя едва ли не учителем. И я даже боюсь представить, что бы он из тебя создал через год. И это были не твои дети. Включи уже голову!

– Не смей так о них говорить, Иван. Только не здесь и только не сейчас, – я попятилась, пытаясь действительно взять себя в руки, потому что своим отрицанием и спорами с единственным близким человеком я могла эту связь разрушить, оставшись снова в одиночестве наедине со своей жаждой мести. – Почему ты оказался здесь, Ваня? – до меня не доходило, каким образом русский князь пересёк такое расстояние и оказался здесь, в Форли. Князья не ездили так далеко от дома, только если в поход за зипунами отправлялись, и то, куда-нибудь поблизости. В такой подарок Богов и Судьбы я не верила.

– Стечение обстоятельств, не более того, – холодно произнёс он, сузив глаза. От его пристального взгляда мне стало неуютно.

– Почему ты опоздал? Если бы ты приехал на несколько дней раньше… – я отвернулась от него. Я не хотела его в чём-либо обвинять, но так получилось, так было даже легче – думать, что это он виноват, потому что не приехал раньше. Только бы перестать винить себя. Резко заболела голова, чего я никак не ожидала. Я распустила волосы, чтобы хоть немного снять давление с головы, и повернулась к Ивану, который молча наблюдал за мной.

– Ты любила его? – скорее утвердительно задал он вопрос, больше не глядя на меня и проходя мимо меня к двери, ведущей к выходу из спальни. Внезапно подступившая тошнота и головокружение не дали мне ответить, и я просто рухнула на пол, не сумев устоять на резко ослабевших ногах. Кое-как доползла до кровати и достала из-под неё ночной горшок, наверное, единственное, что осталось целым в этой комнате. Меня рвало, а учитывая, что я не ела долгое время, то исключительно желчью, от горечи которой, тошнота только усиливалась, не принося мне облегчения.

– Позовите какого-нибудь лекаря, если такой имеется в этом доме! – Сквозь шум в ушах я услышала голос Ваньки, пытаясь сообразить, на каком языке он говорит. Вся латынь почему-то исчезла у меня из головы, но между очередными спазмами, я всё же смогла перевести его речь.

Крепкие мужские руки гладили меня по голове, и я больше почувствовала, как спадавшие на лицо волосы, которые я освободила от заколки в тот момент, когда у меня закружилась голова, кто-то убрал в сторону.

– Мне это напомнило, как на медиане кто-то перебрал и также страдал в моей квартире над моим дорогим унитазом, – раздавшийся буквально над ухом шёпот привёл меня в чувство, и я, не удержавшись, хмыкнула и впервые искренне улыбнулась, вспоминая эту весёлую ночку. – Но тогда было менее удобнее, потому что я хотел в туалет, но ничего не мог поделать с одной знакомой девчонкой, которая оккупировал его на всю ночь. Стыдно признаться, но мне пришлось тогда искать ближайшие кусты возле своего дома, было бы свинством нарушать ваше единение, ведь вы стали в ту ночь так близки.

– Заткнись, – простонала я, рассмеявшись и пытаясь подняться. Ванька, видя мои неуверенные потуги, помог, просто-напросто поднимая на руки и сгружая на кровать. Я повернулась к нему и теперь видела перед собой только того парня, с которым мы рука об руку шли долгое время, грызя гранит древней науки, не замечая его слишком светлых глаз, русых волос и ухоженной бородки. – Прости меня, Ванечка, не уходи только. Я не хочу тебя потерять, не бросай меня, – слёзы брызнули из глаз. Он меня обнял, и я уткнулась ему в грудь, отпуская всё, что навалилось на меня за последнее время, рыдая так, как никогда не рыдала в своей жизни.

– За что ты передо мной извиняешься? Я только что приехал и даже под раздачу попал слегка, уворачиваясь от твоей,  совершенно не лёгкой руки, – от его слов я разрыдалась ещё больше. Как же мне его не хватало, и я никогда не понимала этого, пока не потеряла, ведь Ванька практически всегда был рядом со мной последние семь лет. – Я никогда тебя не брошу, ну как ты могла такое подумать. Кать, всё будет хорошо, – успокаивать он не умел, как и большинство мужиков, но мне хотя бы становилось с каждой секундой спокойнее. – Ну же, не реви, ты мне уже весь доспех слезами залила, вот смотри, заржавеют железные детали, как я двигаться буду? – сквозь слёзы я рассмеялась и ударила его кулаком в грудь. Только руку отбила, потому что он, зараза, действительно был в броне. Он хмыкнул и откинулся на подушки, увлекая меня за собой. Я только вздохнула и икнула, устраиваясь у него на груди и жалея только о том, что через всю его броню мне неслышно, как бьётся его сердце.

Внезапно Ванька резко убрал руку от моей головы и поднялся, отодвигая меня в сторону, и через мгновение в комнату влетели Вианео в сопровождении Чезаре и Леонардо. Глядя на них, меня снова скрутил спазм и, я еле успела скатиться с кровати и доползти до опрометчиво отставленного горшка.

Когда в глазах перестало двоиться, я подняла голову и увидела перед собой только своего личного лекаря, который протягивал мне стакан с водой. Никого в комнате больше не было, отчего я смогла сделать вывод, что они просто были выпровожены из комнаты Вианео, потому что только так он мог меня осмотреть и со мной говорить на интимные темы, потому что все темы, касающиеся здоровья женщины, считаются интимными.

Иван

Сначала я не понял, почему Катерина набросилась на меня, как моряк, сошедший на берег, на первую попавшуюся девушку нетяжелого поведения, предварительно вытолкав да Винчи из комнаты. Это было смешно, он очень не хотел уходить. Меня до последнего момента не покидала мысль, что художник сейчас вцепится в дверной косяк и наотрез откажется уходить, чтобы не оставлять госпожу наедине с северным варваром. Но Катерина проявила недюжинную силу и ослиное упорство, в итоге которых мы остались с ней наедине.

Когда же до меня дошло, кто сейчас находится передо мной… Мы слегка поскандалили, и я ничуть не лукавил, когда говорил, что совершенно не узнаю её. Тем не менее, хоть я и не одобрял Катькины планы по точечному геноциду одного уважаемого семейства, они полностью совпадали на этот момент с моими, и я больше пытался достучаться до её разума, который, в том случае, если она его заставит работать, может нам очень сильно помочь, потому что, Катя обладала весьма обширными знаниями и могла мне прояснить кое-какие непонятные моменты. Но для этого необходимо было выколупать её из той раковины, в которую она забилась, злобно поглядывая оттуда на проходящую мимо жизнь.

Когда ей стало плохо, я сильно испугался, потому что не мог её потерять. Только не сейчас, когда мы только-только друг друга нашли.

А потом прибежал вызванный мною лекарь, вместе с начальником охраны и да Винчи. Лекарь нас быстренько выпроводил из спальни и закрыл дверь. Перед входом в комнату располагалось значительное пустое пространство, я никак не мог понять его предназначения, а возле стен стояли маленькие скамеечки, на одну из которых я сел, дожидаясь, что же скажет лекарь.

– Сеньора проявляет к вам просто невероятное доверие и интерес, – да Винчи, похоже, не собирался никуда уходить, садясь на соседнюю скамейку. Благоразумия у него всё же хватило не садиться рядом с князем, но вот на то, чтобы заткнуться, похоже, что нет. – Удивительно, вы не находите?

– Нет, не нахожу, – я лениво повернул голову, посмотрев на него. – Я единственный здесь человек, который совершенно точно не связан с заговорщиками, и сеньора это прекрасно понимает, потому испытывает потребность в разговорах со мной. Бедняжке не к кому больше обратиться.

– Вы хотите задеть меня, намекая на то, что любой из нас может в любой момент сдать её папским войскам? А почему вы, в таком случае не сможете этого сделать? – художник слегка насупился, видимо, что-то в моей речи его немного задело. Я чуть не рассмеялся в голос, всё-таки есть места в гениальной голове Леонардо, которые не заполнены некоторыми немного специфическими знаниями.

– Вы знаете, сеньор да Винчи, почему я никогда не позволю вам себя нарисовать, если вы вдруг этого сильно захотите? – он медленно покачал головой, не отрывая от меня взгляда. – Потому что нам запрещает делать это церковь.

– Вы бредете, церковь никогда не запрещала… – и тут он захлопнул рот, а потом пробормотал. – Ах, вот оно что. Да, действительно, папский престол вряд ли сможет вам указывать, что делать. А вы вообще понимаете сами, цесаре, насколько выгодное у вас положение, особенно здесь, где власть папы незыблема?

– Да, понимаю, – я кивнул и посмотрел на дверь спальни. – Что с ней происходит? И почему этот лекарь так долго возится? – волнение всё нарастало, и я невольно положил руку на изголовье меча, чтобы хоть немного успокоиться.

– Если сеньору напоследок не отравили, а это невозможно, потому что я не мог заставить её даже воды попить, то можно и без лекаря предположить, что она непраздна, – Леонардо пожал плечами, словно речь шла о погоде. – Я художник, который за время, проведённое здесь, смог до мельчайших подробностей изучить её тело, и недавно начал замечать характерные изменения. Но, я удивлён, почему она сама не заметила этого, ведь она не впервые вынашивает ребёнка.

О, чёрт, только этого нам не хватало. Ребёнок привяжет Катьку к одному месту. Она не сможет мне помочь со своими родственниками, особенно с дядьями. Но с другой стороны, ребёнок вполне может претендовать на эти земли, а это хорошо. У Катьки появится свой дом, который у неё отобрать будет проблематично, потому что ни она, ни я этому не позволим случиться, главное, чтобы родился мальчик.

Я внезапно сел прямо. А ведь если родится мальчик, то он будет не только Риарио, память о самом звёздном представителе этой семейки ещё хранится у каждого, кто живёт в разрозненной Италии, и это я не беру во внимание знатность его рода, потому что понятия об этом не имею, но ещё и Сфорца, и это совершенно меняет дело. Мне жаль, Катюша, но придётся тебе некоторое время погостить у Лоренцо, пока я буду решать возникшие вот прямо сейчас проблемы, а потом мы поедем в Милан, как я тебе и обещал, и если ты к тому моменту не опомнишься и не передумаешь, то я даже подержу Людовико, чтобы он сильно не брыкался.

Глава 2

Катерина

Я несколько отстранённо отдалась в руки Вианео, думая о том, что же делать дальше. Та эмоциональная перепалка с Ванькой ни к чему не привела, даже особо выговориться не получилось. Какие цели он преследовал, мне было так до конца непонятно, но то, что я должна оказаться в Милане и очень серьёзно поговорить с одним засидевшимся не на своём месте родичем, обсуждению особо не подлежало, даже если ему пришлось бы сделать круг. Но вот то, что князь Иван от меня теперь не отделается, было таким же фактом, как и то, что земля круглая, что подтвердилось тем, что мы всё же каким-то чудом смогли встретиться.

Я повторяла всё, что просил меня сделать лекарь, но в себя пришла, когда он пытался взять мою кровь, чем-то похожим на длинную медицинскую иглу, но не такую стерильную, как в моём мире, и явно органического происхождения. Остаётся надеяться, что не умру от сепсиса после всех его манипуляций.

– Когда именно вы почувствовали недомогание? – не отвлекаясь от смешивания чего-то с чем-то, поинтересовался Вианео.

– Минут тридцать назад. До этого всё было нормально, – я пожала плечами. – Я за последние дни очень мало ела, скорее всего, это из-за эмоций и элементарного недоедания. После стакана воды мне полегчало и больше не мутило, поэтому вряд ли это отравление.

– Это не отравление, сеньора. – Он внимательно посмотрел на что-то синее в глубоком блюдце и задумчиво перевёл на меня взгляд. – Я могу вас ещё раз осмотреть?

– Да, пожалуйста, – после того, как он принимал у меня роды и длительное время выхаживал, никакого стеснения перед ним я не испытывала. Он был обычным врачом, а я его пациенткой, поэтому спокойно, второй раз за последний час, скинула платье и дала себя ещё раз ощупать и осмотреть.

Он кивнул, словно нашёл какое-то подтверждение своим мыслям и отвернулся, возвращаясь к тому набору биологических жидкостей и каких-то химикатов, которые стояли перед ним на столе. Не помню, но, кажется, своеобразного рода алхимия не слишком приветствовалась в это время, а на первый взгляд его манипуляции казались именно ей. Хотя учитывая, что он находился на служении у гонфалоньера Святой Церкви, ему прощалось довольно многое.

Подождав, пока я снова надену своё чёрное простенькое платье без мудрёных завязок на спине, он повернулся ко мне, видимо, чтобы сообщить о моём смертельном и неизлечимом заболевании, по крайней мере, вид у него был именно таким.

– Сеньора, я не знаю, как вы отнесётесь к тому, что я сейчас скажу, учитывая ситуацию, в которой вы оказались, – начал подходить к проблеме издалека Вианео, и от его слов в груди словно что-то сжалось, не предвещая ничего хорошего. – Но я абсолютно уверен в том, что скажу, ведь срок уже не сказать, что слишком маленький…

– Что ты хочешь сказать? – во рту пересохло, а голова снова закружилась. Нет-нет, лучше бы это было смертельное и неизлечимое заболевание.

– Вы носите ребёнка, сеньора, – набатом в голове прозвучало заключение Вианео.

– Нет-нет-нет, проверьте ещё раз, это не может быть правдой, – я приложила холодную ладонь ко лбу, пытаясь не сорваться на крик.

– Я абсолютно в этом уверен…

– Проверь ещё раз, – рявкнула я и упала перед ним на колени. – Сделай что-нибудь, убери его, мне он не нужен, я больше не справлюсь, не вынесу, я не… – мысли путались в голове, а я просто впадала в панику и истерику.

– Я не могу, это не в моих силах. – Двери распахнулись, внутрь комнаты как по команде вбежали мои приближённые: Леонардо и Чезаре, которые смотрели на меня довольно обеспокоенно. Отсутствие Ваньки подействовало на меня хуже, чем только что озвученная лекарем новость. Почему-то первой пришла мысль, что он мне просто пригрезился, а то, что выглядел как Иван Молодой – так это антураж общей обстановки сказался. – Если вы принимали тот отвар, что я готовил вам ежедневно и ничего не произошло, то все мои знания в этом вопросе закончились.

– Я принимала… Дьявол! – я резко вскочила с пола и пронеслась мимо остолбеневших мужчин на выход из палаццо, полностью теряя связь с реальностью. Если это ребёнок выживет, то станет неподъёмным для меня якорем, заставляющим находиться на одном месте, и забыть о своих планах в отношении Людовико и Чибо.

На выходе я вырвала поводья чёрного жеребца Риарио, с которым у меня сложились хорошие отношения ещё при жизни его хозяина, из рук замершего Джакомо, и, вскочив в седло, понеслась в направлении ратуши, благо центральные ворота были открыты, ведь первая партия вещей в сопровождении наёмников уже вышли за пределы палаццо.

Народу на дороге было много, и они, как могли, расступались, пропуская меня, но всё равно пришлось замедлить шаг, чтобы ненароком никого не растоптать, сомневаюсь, что, если я кого-нибудь из зевак случайно убью, карма и народ моего города скажут мне спасибо.

Пока я ехала, появилось время подумать, как я так залетела, в прямом смысле этого слова. Паника и истерика ушли, оставив после себя только холодную ярость. Прокрутив последние несколько месяцев в голове, я нашла ответ на главный, мучивший меня всё это время вопрос: когда. Я вспомнила, что меня лишили всех трав и отваров, на которые после ранения, Вианео подсадил меня. Скорее всего, это был какой-то обезболивающий наркотик, потому что ничем иным его зелье быть не могли: сознание было спутанное, настроение хорошее, а болей никаких не было.

       Моё неадекватное поведение и зависимость от лекарства заметил Джироламо и запретил вообще что-либо мне давать, пока вся дрянь из организма не выветрится. Логично, что после этого я стала злая и раздражительная, а боли вернулись с новой силой, хотя рана зажила и не должна была о себе вообще давать знать. Мы тогда ругались, сильно и часто, и однажды мой муж не выдержал и ушёл, хлопнув дверью, потому что прекрасно понимал, с чем связаны мои перепады настроения, и просто не хотел лишний раз трепать себе нервы.

            Вот тогда меня словно отпустило, раскаявшись, я побрела просить прощения, и в его комнате увидела нелицеприятную картинку, как он обнимается с какой-то служанкой, лица её тогда не разглядела. Вернувшись к себе, я довела себя до состояния взвинченного дикобраза, в котором меня и застал через десять минут вернувшийся Джироламо. Он тогда назвал меня ведьмой, которая его чем-то опоила, потому что он даже подумать не может о близости с другой женщиной кроме меня. Это была, наверное, лучшая ночь за такую короткую для меня семейную жизнь, и единственная, когда я не пила бурду Вианео. И это было почти два месяца назад. Два грёбаных месяца, а я даже ничего не заметила, потому что перестала думать о женской физиологии, ведь меня предупредил Вианео, что так и должно было быть. И вот теперь я пожинаю результаты.

Наконец, пробившись сквозь толпу, я подъехала к ограждённому моими наёмниками периметру ратуши, компанию которым составляло всего пять человек из кардинальского эскорта. Значит, Чибо уже успел свалить, оставив только Асканио. Ну ничего, хотя бы его он оставил. Мне пытался перегородить дорогу один из папских наёмников, но получил довольно болезненный удар копытом в грудь. Надеюсь, что, хотя бы пару рёбер сломал этому недоумку, который решил кинуться на боевого коня. Мои наёмники меня не остановили. Они не знали, что им делать, ведь и правда, ситуация была довольно щекотливая. Я уже в этом городе никто, но и наёмная армия Риарио, была именно армией Риарио, а не города, и платили мы ей из личного кармана, поэтому я вполне могла спросить «какого хрена они тут делают?», но не стала, и так потеряла слишком много времени.

Я слезла с седла и кинула поводья первому попавшемуся охраннику; судя по тому, как взревел жеребец у меня за спиной, коню это не сильно понравилось, но ничего, если наёмник жить захочет, то как-нибудь сумеет договориться с животным.

Взбежав по лестнице на второй этаж, где располагался тот самый зал заседаний или как он тут называется, я прошла мимо наёмников, которые только потупились и распахнули передо мной двери. Заседающие встретили меня молча. Все синхронно, включая моего любимого дядюшку, повернули головы в мою сторону.

– Катерина, тебе здесь нечего делать, – поприветствовал меня Асканио. Я же в ответ улыбнулась и зашла внутрь, закрыв за собой дверь, пропуская внутрь одного из наёмников, негоже в кругу врагов оставаться одной.

– И тебе доброго дня, дядя, – я тщательно скопировала его тон, отчего тот скривился. Ну, сам начал фривольничать. Спасибо скажи, что я кинжал тебе в спину не воткнула, как только зашла, а ведь вот он, висит родимый сбоку. Ну а что, вполне себе приветствие в итальянской манере бы получилось. Я задумалась, но так и не смогла вспомнить, когда успела схватить кинжал со стола, на который его положила после возвращения в комнату. Обведя всех присутствующих взглядом, отметила про себя, что заняты все места, даже место, которое занимал до сегодняшнего дня Орси. На его месте сидел какой-то юнец, лет пятнадцати на вид, которого я вообще никогда до этого не видела. Подойдя к столу, уставилась на паренька, который неуверенно заёрзал на своём месте под моим тяжёлым взглядом.

– Не хочешь объясниться? – рыкнул на меня кардинал.

– Конечно, за этим я и пришла, пока вы тут не надумали, как спустить весь мой труд и мои деньги к дьяволу в ад, – я повернулась к Асканио и наклонила голову. – А что вы делаете за этим столом, кардинал? Это место главного управляющего городом, и, насколько мне известно, сановники не могут занимать подобные должности.

– Ваше высокопреосвященство…

– Я прекрасно знаю, как обращаться к кардиналам. Но раз вы так хотите, я постою, только потом не следует обижаться и готовить планы мести, когда я вернусь в этот город. А я вернусь, на правах регента ещё пока не рождённого сына Риарио Делла Ровери. Вам напомнить, ваше высокопреосвященство, что вы, как и все остальные члены конклава, подписывали одну очень интересную бумагу – дарственную на города Форли и Имола. Поэтому не думаю, что у меня и моего сына могут возникнуть какие-либо проблемы, я права?

Наступила тишина, и все собравшиеся уставились на кардинала, который в это время прожигал меня взглядом.

– Если вы сейчас задумываете сделать со мной что-нибудь нелицеприятное, то я, наверное, попрошу вас вспомнить, что перед городом стоят армии Урбино, Ферарра, Флоренции и Болоньи. И я не говорю сейчас о своих пяти сотнях наёмников, которых вы почему-то считаете собственностью города. Адриано, – я обратилась к наёмнику, который зашёл вместе со мной. Я знала его имя, при Риарио он состоял в охране палаццо. – Я же не ошиблась, когда говорила, что вас наняла моя семья для своих личных целей, и ваши услуги проплачены до лета?

– Всё верно, сеньора, – кивнул мужчина, делая шаг вперёд.

– Отлично. Я могу сейчас просто приказать своим людям уйти из города и оставить вас наедине с недовольным народом, но делать я этого не буду, чтобы вы не перегрызли друг другу глотки и не превратили мой город в руины. Я просто предупреждаю, что, когда я вернусь, город должен оставаться таким же, каким я его покинула. Если я вернусь в ту же клоаку, которая здесь была полгода назад, не удивляйтесь, если мною будут в отношении вас, сеньоры, приняты довольно радикальные меры, собственно они будут такими же, если я недосчитаюсь хотя бы одного неучтённого дуката в казне города. Вам всё понятно или повторить ещё раз? Тогда пошли все вон.

Проводив взглядом неуверенно переглядывающихся глав семей, направляющихся гуськом к выходу, которые совершенно не понимали, что произошло, и что собственно им сейчас делать, предварительно дождавшись разрешения удалиться от Асканио, я захлопнула за ними дверь, выпроводив и охранника, оставшись с дядей наедине. Только невероятная сила воли заставила меня просто подойти к нему, не вытащив кинжал и не воткнув его ему в спину. Он повернулся ко мне лицом и тихо произнёс:

– Я знаю, что тебе известно многое. Риарио умел развязывать языки, я был бы удивлён, если бы ты не переняла этот полезный опыт. Демонстрация силы произвела впечатление на неподготовленные умы, браво. Тебя уже называют Ангелом Отмщения за стенами города. Я надеюсь, ты успокоишься и не будешь делать глупостей. Обещания церкви будет выполнены, поэтому после рождения сына ты можешь вернуться обратно, никто не станет тебе мешать.

– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, – наклонилась я к нему, понижая голос.

– Тогда не провоцируй Ватикан, – холодно ответил он.

– Сеньора Сфорца, – двери открылись, и окликнувший меня мужской голос заставил вздрогнуть, отгоняя от себя наваждение, словно проснувшись от пощёчины, но я не обернулась, чтобы не тешить себя иллюзиями.

– Не я первая начала войну.

– И не тебе её продолжать. Не следуй на поводу у своих эмоций, Катерина. Ты – никто. Когда рядом с тобой был Риарио, рядом с тобой была сила, мощь армии и Святой Церкви. Сейчас ты просто женщина. Даже если ты родишь сына, то ничего не изменится, кроме того, что Форли ты сможешь называть своим домом. Ты можешь здесь остаться, тебя никто не выгоняет, – он пожал плечами. – Но ты сама хочешь уйти, и лично я сомневаюсь, что ты вернёшься обратно, несмотря на твоё положение.