Переводчик Александр Павлович Ладошин
© Уильям Шекспир, 2017
ISBN 978-5-4485-0658-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От составителя
Да простит меня уважаемый читатель за дерзость и за гордыню, что водили моей рукой во время работы над этой книгой. Больше всего мне не хотелось бы оставить впечатление о неуважении к великому Мэтру, к его творчеству, раз уж столь недостойный ремесленник дерзнул перепевать его сонеты.
Нет уважаемые, уверяю вас, мной руководило исключительно желание поделиться с вами тем звучанием бессмертной музыки – которую я слышу. Оркестр играющий во мне и для меня может и не выдающийся исполнитель, но там звучат знакомые мне трубы и мандолины, их голоса привычны моему слуху. Академические и ещё не «остепенённые», профессиональные и любительские, оркестры, ансамбли и отдельные исполнители уже сыграли все ноты Мастера не единожды. Каждый, приступая к великой музыке надеялся расслышать там что-то своё, лишь ему слышимое.
Вот и я озадачить свой оркестр чтением не простой партитуры, дабы нечто новое услышать. Более того, я и вам хочу предложить знакомство с музыкой, пропетой моим совсем уж любительским, моим маленьким домашним оркестриком. Что знаю точно, за что несу полную ответственность – он старался.
Сонет 1
From fairest creatures, we desire increase,
That thereby beauty’s rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed’st thy light’s flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world’s fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak’st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world’s due, by the grave and thee.
***
Стремимся мы умножить красоту —
Жива что в розе. А в урочный час,
Откроется бутон и сменит ту,
Что ранее дарила счастьем нас.
А ты своею занят красотой,
Внимание лишь только ей даришь.
Сгубил надел ты плодородный свой,
Себе палач, ты сам себя казнишь.
Ты миру украшенье и весне,
Но краток красоты твоей парад.
Открой бутон, пусть семена вовне…
Не прячь, как скряга, дивный свой наряд.
Мир пожалей и поле засевай,
Зачем губить не взросший урожай!
Сонет 2
When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty’s field,
Thy youth’s proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty’s use,
If thou couldst answer, «This fair child» of mine
Shall sum my count, and make my old excuse’,
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it соld.
***
Как сорок зим чело избороздят
Траншеями на поле красоты,
Не привлекает боле твой наряд
Внимания – не интересен ты.
И если спросят – Где, мол, красота,
Богатство где былых цветущих дней?
Не говори, что глазом вглубь взята.
Насмешка выйдет, промолчать честней.
Похвальнее представить красоту
Всем заявив – Вот мой прекрасный сын!
Он подытожил старость и мечту,
Наследник красоты лишь он один!
И в старости быть можно молодым —
Не застить сыну путь челом седым.
Сонет 3
Look in thy glass and tell the face thou viewest,
Now is the time that face should form another,
Whose fresh repair if now thou not renewest,
Thou dost beguile the world, unbless some mother.
For where is she so fair whose uneared womb
Disdains the tillage of thy husbandry?
Or who is he so fond will be the tomb
Of his self-love to stop posterity?
Thou art thy mother’s glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime;
So thou through windows of thine age shalt see,
Despite of wrinkles, this thy golden time.
But if thou live rememb’red not to be,
Die single, and thine image dies with thee.
***
Кто в зеркале твоем тому скажи,
Что время в новом образе предстать,
Явленьем новым миру услужив.
Природу матери нельзя ломать.
Где дева та, что лоно охранит
От счастья быть возделанным тобой?
Иль кто-то в безрассудстве убежит
От долга след в миру оставить свой?
Ты отраженье матери своей
И возвращаешь ей глоток весны,
Сам, подойдя к порогу лет и дней
Увидишь в детях молодости сны.
Когда же жизнь влачишь лишь для себя,
Умрешь один, сиял твой образ зря.
Сонет 4
Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty’s legacy?
Nature’s bequest gives nothing, but doth lend,
And being frank she lends to those are free:
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
Profitless usurer, why dost thou use
So great a sum of sums, yet canst not live?
For having traffic with thyself alone,
Thou of thyself thy sweet self dost deceive:
Then how, when Nature calls thee to be gone,
What acceptable audit canst thou leave?
Thy unused beauty must be tombed with thee,
Which used lives th’executor to be.
***
Милейший мот, зачем же на себя
Ты тратишь весь наследия запас?
Природа только тех дарит любя,
Кто щедр и щедрость дарит всякий час.
Прекрасный скряга, ты зачем хранишь
Дары, которые пора раздать?
Пока ты с пользой их не разместишь,
Не будешь с них дохода получать.
Ты сам с собой без смысла торг ведешь,
И в торге этом грабишь сам себя.
Настанет день, к расчету подойдешь —
Оплачивать чем будешь векселя?
В тебя природа поместила вклад,
Потомок твой пусть будет им богат.
Сонет 5
Those hours that with gentle work did frame
The lovely gaze where every eye doth dwell
Will play the tyrants to the very same,
And that unfair which fairly doth excel;
For never-resting time leads summer on
To hideous winter and confounds him there,
Sap checked with frost and lusty leaves quite gone,
Beauty o’ersnowed and bareness every where:
Then were not summer’s distillation left
A liquid prisoner pent in walls of glass,
Beauty’s effect with beauty were bereft,
Nor it nor no remembrance what it was.
But flowers distilled, though they with winter meet,
Leese but their show; their substance still lives sweet.
***
Ткёт время сети красоты,
В которые уловлен взгляд.
Но выше воспарят мечты,
Ведь время не бежит назад
Стекает лето к холодам,
Где злой, суровою зимой
Замерзнут соки по садам,
Цветам, под снежной пеленой.
И если соки трав и роз
Не заточить в стеклянный плен,
Утратим память, и в мороз
Всех ждет унынье, в чувствах тлен.
Когда же сок цветов изъят,
Он вечен – дивный аромат.
Сонет 6
Then let not winter’s ragged hand deface
In thee thy summer ere thou be distilled:
Make sweet some vial; treasure thou some place
With beauty’s treasure ere it be self-killed:
That use is not forbidden usury
Which happies those that pay the willing loan;
That’s for thyself to breed another thee,
Or ten times happier be it ten for one;
Ten times thyself were happier than thou art,
If ten of thine ten times refigured thee:
Then what could death do if thou shouldst depart,
Leaving thee living in posterity?
Be not self-willed, for thou art much too fair
To be death’s conquest and make worms thine heir.
***
Не допусти суровых холодов
До лета своего и до семян.
Найди сосуд, что воспринять готов
Их в рост. С весной предотврати изъян.
Такое ростовщичество в чести,
Заемщик оправдает свой кредит.
Себя другого миру принести
Десятикратно счастье пусть звучит.
Ты десять раз представлен на земле,
Ты обладатель счастья десять раз.
Настанет час, ты скроешься во мгле —
Но будешь жить!.. потом, как и сейчас.
Не будь упрям, ты слишком одарен,
Чтоб смерть наследия смела закон.
Сонет 7
Lo in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climbed the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
Yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage:
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age he reeleth from the day,
The eyes (fore duteous) now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself outgoing in thy noon,
Unlooked on diest unless thou get a son.
***
Когда восток пылающей главой
Восстанет над… Земные существа,
С почтением склоняются толпой,
Служа приходу света торжества.
Взбираясь на небесные холмы,
Светило, как юнец в расцвете лет.
К нему всяк смертный взгляд свой устремит,
Смотря, как в золото рассвет одет.
Одежды истрепав к исходу дня,
Устало солнце катит на покой.
Глаза людей уж верность не храня,
Взирают прочь, ища рассвет другой.
Учти и ты, вступая в полдень свой,
Что нужен сын, пока ты над плитой.
Сонет 8
Music to hear, why hear’st thou music sadly?
Sweets with sweets war not, joy delights in joy:
Why lov’st thou that which thou receiv’st not gladly,
Or else receiv’st with pleasure thine annoy?
If the true concord of well-tuned sounds,
By unions married, do offend thine ear,
They do but sweetly chide thee, who confounds
In singleness the parts that thou shouldst bear;
Mark how one string, sweet husband to another,
Strikes each in each by mutual ordering;
Resembling sire, and child, and happy mother,
Who all in one, one pleasing note do sing;
Whose speechless song being many, seeming one,
Sings this to thee, «Thou single wilt prove none.»
***
Сам музыка от музыки грустишь?
Но ведь добро добру совсем не враг;
Обузу ты вниманием даришь,
Досаду же приемлешь за пустяк?
Ужель тебе небесных струн лады
Не говорят про двойственный союз?..
Прими укор, не должно молодым
В безбрачье пребывать, чураясь уз.
То резонанс двух струн, он и она,
Творит семьи достойный унисон.
Мать и отец, и сын, их песнь слышна,
Единство песне силу придает.
К тебе аккорд стогласый обращен:
– Когда один, едино, явь иль сон.
Сонет 9
Is it for fear to wet a widow’s eye
That thou consum’st thyself in single life?
Ah! if thou issueless shalt hap to die,
The world will wail thee like a makeless wife;
The world will be thy widow and still weep,
That thou no form of thee hast left behind,
When every private widow well may keep,
By children’s eyes, her husband’s shape in mind:
Look what an unthrift in the world doth spend
Shifts but his place, for still the world enjoys it,
But beauty’s waste hath in the world an end,
And kept unused the user so destroys it:
No love toward others in that bosom sits
That on himself such murd’rous shame commits.
***
Пролитья вдовьих слез ты убоялся
И не украсил жизнь ее собою;
Когда б бездетным ты к концу остался
Мир плакал бы покинутой женою
Твоей вдовою миру впредь скорбеть,
Что не оставил ты горластый след;
Тогда как вдовам надлежит смотреть
В глаза детей, горит, где мужа свет.
Богатства мира, те, что тратит мот,
Лишь обновляют мира естество;
Растратчик, что берет – все отдает
Не грабит, обновляет он его.
Других не одарит любовью тот,
Кто сеять не привык, кто только жнет.
Сонет 10
For shame deny that thou bear-st love to any,
Who for thyself art so improvident.
Grant, if thou wilt, thou art beloved of many,
But that thou none lov’st is most evident;
For thou art so possess’d with murd’rous hate,
That ’gainst thyself thou stick’st not to conspire,
Seeking that beauteous roof to ruinate
Which to repair should be thy chief desire:
О change thy thought, that I may change my mind!
Shall hate be fairer lodged than gentle love?
Be as thy presence is, gracious and kind,
Or to thyself at least kind-hearted prove:
Make thee another self, for love of me,
That beauty still may live in thine or thee.
***
Как жаль, что ты не любишь никого,
Тебе же много глаз глядит вослед.
Семейных уз бежишь ты от того,
Что род продлить, в тебе желанья нет.
Зачем ты сам к себе врага лютей?
Какого блага ищешь ты враждой,
Сметая кров прибежища страстей?
Хранить его и долг, и подвиг твой.
Переменись, я изменюсь вослед,
Любви найди достойное жилье.
Присутствием своим ты даришь свет
Пусть память вкруг царит, не забытье.
Сегодня красота в тебе живет,
Но пусть она и в детях расцветет.
Сонет 11
As fast as thou shalt wane, so fast thou growest
In one of thine, from that which thou departest;
And that fresh blood which youngly thou bestowest
Thou mayst call thine when thou from youth convertest.
Herein lives wisdom, beauty and increase:
Without this, folly, age and cold decay:
If all were minded so, the times should cease
And threescore year would make the world away.
Let those whom Nature hath not made for store,
Harsh featureless and rude, barrenly perish:
Look, whom she best endow’d she gave the more;
Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish:
She carved thee for her seal, and meant thereby
Thou shouldst print more, not let that copy die.
***
Кто быстро воспарил – тот быстро сник.
Но все ж полет продолжится в другом,
Преемнике, наследнике твоем.
Он помыслов не сбытых проводник.
Так заповедал всех времен закон,
Иным не может управляться свет.
Погрязнуть в старости – плохой завет,
Лишь в шестьдесят шагов твоих времен.
Для тех, кому природа не близка,
Не благостный пусть станется конец.
А ты, творенья получив венец —
Твори! Из ручейков течет река.
Тобою жизни ставится печать!
Старайся больше оттисков создать!
Сонет 12
When I do count the clock that tells the time,
And see the brave day sunk in hideous night,
When I behold the violet past prime,
And sable curls all silvered o’er with white,
When lofty trees I see barren of leaves,
Which erst from heat did canopy the herd,
And summer’s green all girded up in sheaves
Borne on the bier with white and bristly beard:
Then of thy beauty do I question make
That thou among the wastes of time must go,
Since sweets and beauties do themselves forsake,
And die as fast as they see others grow,
And nothing ’gainst Time’s scythe can make defence
Save breed to brave him when he takes thee hence.
***
Когда часов удары возвестят,
Что ночь пожрала ясный свет дневной.
Я вижу, как пожух лесов наряд,
А соболь заискрился сединой.
Когда остались голы дерева,
От зноя укрывавшие стада,
А зелень лета свезена в дома,
Снопами, чья колюча борода.
Я на твою взираю красоту.
Я вижу злого времени труды,
Рассеявшие в прах мою мечту.
Но знает смерть, что подрастут сады.
Хоть серп времен и косит красоту,
Мои потомки – вот мои плоды!
Сонет 13
О that you were your self! but, love, you are
No longer yours than you yourself here live;
Against this coming end you should prepare,
And^your sweet semblance to some other give:
So should that beauty which you hold in lease
Find no determination; then you were
Your self again after yourself s decease,
When your sweet issue your sweet form should bear.
Who lets so fair a house fall to decay,
Which husbandry in honour might uphold
Against the stormy gusts of winter’s day
And barren rage of death’s eternal cold?
O, none but unthrifts: dear my love, you know
You had a father, let your son say so.
***
Любовь моя живи, всегда же знай —
Ты есть, пока ты сам, пока живешь.
Для каждого отмерян в жизни край,
За ним пусть будет сын с тобою схож.
Ты красотою наделен в кредит,
Не расточай ее, а приумножь.
По смерти сын тебя пусть возродит,
Он обликом с тобою будет схож.
Не позволяй войти упадку в дом,
Когда заботой он в веках храним.
Ему не страшен ветер зимним днем,
И холод смерти будет в нем гоним.
Листов лишится времени венец,
Но знает сын, что ты его отец.
Сонет 14
Not from the stars do I my judgement pluck,
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons’ quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive
If from thy self to store thou wouldst convert:
Or else of thee this I prognosticate,
Thy end is truth’s and beauty’s doom and date.
***
Не звездный сонм сужденья мне дает,
И я, хоть и изрядный астроном,
Все ж не рискну предсказывать исход
Погод, болезней, будущих времен.
Я предсказаний кратких не мастак,
Про дождь и ветер каждому вещать,
Иль государей судьбы будут как,
По состоянию небес гадать.
От глаз твоих все знания мои,
Лишь в них премудрость прозреваю я.
Краса и правда чахнут без любви,
Дари любовь, отринь сомнения.
Иначе вот что предрекаю я:
– Красе предел положит смерть твоя.
Сонет 15
When I consider every thing that grows
Holds in perfection but a little moment,
That this huge stage presenteth nought but shows
Whereon the stars in secret influence comment;
When I perceive that men as plants increase,
Cheered and checked even by the selfsame sky,
Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
And wear their brave state out of memory:
Then the conceit of this inconstant stay
Sets you most rich in youth before my sight,
Where wasteful Time debateth with Decay
To change your day of youth to sullied night,
And all in war with Time for love of you,
As he takes from you, I ingraft you new.
***
Когда я зрю как результаты роста
ласкают глаз, лишь только краткий миг;
что жизнь подмостки и на них все просто,
а действ земных лишь звезды проводник;
Когда я вижу смену поколений,
я вижу волю твердую небес: —
Бежит в них сок тщеславных самомнений,
но!.. время убивает интерес.
Все бренно, только ты даришь весною,
ты младостью богат в моих глазах,
но время не проходит стороною
и к ночи утро тащит второпях.
Я с временем в сраженье пребываю,
твой век своей прививкой продлеваю.
Сонет 16
But wherefore do not you a mightier way
Make war upon this bloody tyrant Time,
And fortify yourself in your decay
With means more blessed than my barren rhyme?
Now stand you on the top of happy hours,
And many maiden gardens, yet unset,
With virtuous wish would bear your living flowers,
Much liker than your painted counterfeit:
So should the lines of life that life repair
Which this time’s pencil or my pupil pen
Neither in inward worth nor outward fair
Can make you live yourself in eyes of men:
To give away yourself keeps yourself still,
And you must live drawn by your own sweet skill.
***
Зачем ты не собрал здоровых сил,
Не кинул их на времени поток?
Зачем и плоть, и дух не укрепил
Чем лучшим, не моим набором строк?
Сейчас живешь ты юности часы,
Перед тобою множество садов.
Они готовы внять твоей красы
Живой, а не рисованных следов.
Так правит рок ошибки бытия.
Когда ни кисть, ни бойкое перо,
Красы твоей сквозь все старания
Не донесут. Сам засевай добро.
Чтоб сохраниться, раствори себя
В живых посевах, в них живут любя.
Сонет 17
Who will believe my verse in time to come
If it were filled with your most high deserts?
Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
Which hides your life, and shows not half your parts.
If I could write the beauty of your eyes,
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say, «This poet lies;
Such heavenly touches ne’er touched earthly faces.»
So should my papers (yellowed with their age)
Be scorned, like old men of less truth than tongue,
And your true rights be termed a poet’s rage
And stretched metre of an antique song:
But were some child of yours alive that time,
You should live twice, in it and in my rhyme.
***
Едва ль поверят мне грядущие века,
Когда тобой сонет наполнен без остатка.
Но, видит Бог, сонет, вместилище греха,
Воспел поры, когда с тобою время сладко.
Явись во мне талант глаза твои воспеть
И в будущих стихах хоть часть красот отметить,
Грядущий век прочтя, что я решился сметь,
Сказал бы: – Лжет поэт, нет тех красот на свете.
Мой рукописный лист с годами пожелтел
И принят, может быть, погонею за славой.
Не веруя словам, я в них тебя воспел,
Их пышность, посчитав античностью лукавой.
Когда бы твой ребенок в годы те попал,
И в яви, и в стихах вдвойне бы ты блистал.
Сонет 18
Shall I compare thee to a summer’s day?
Thou art more lovely and more temperate:
Rough winds do shake the darling buds of May,
And summer’s lease hath all too short a date;
Sometime too hot the eye of heaven shines,
And often is his gold complexion dimmed;
And every fair from fair sometime declines,
By chance or nature’s changing course untrimmed:
But thy eternal summer shall not fade,
Nor lose possession of that fair thou ow’st,
Nor shall Death brag thou wand’rest in his shade,
When in eternal lines to time thou grow’st.
So long as men can breathe or eyes can see,
So long lives this, and this gives life to thee.