000
ОтложитьЧитал
© Дарья Щедрина, 2017
ISBN 978-5-4485-0803-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая: Истории драматические
Сердце Маргариты
Жизнь Маргариты перевернулась в тот момент, когда она узнала о своей беременности. Она шла по весенней улице и, щурясь от яркого солнца, с удивлением смотрела по сторонам. То ли вчерашний дождь промыл воздух настолько, что все краски стали в два раза ярче, то ли до сегодняшнего дня она, Маргарита, смотрела на мир сквозь пыльные очки, а дождь смыл пыль со стекол и теперь она видит его таким, какой он на самом деле. Но сегодня солнце сияло ярче, чем обычно и ветер нес запахи сырой земли и распускающихся листьев. На ветках деревьев с треском лопались почки и солнце с любопытством разглядывало клейкие зародыши листочков, с радостью раскрывающих крошечные зеленые ладошки ему навстречу. Маргарита прислушивалась к себе, в надежде уловить первые признаки новой жизни внутри, но пока ничего не чувствовала. Просто эта новая, тайная жизнь в глубине ее тела была еще слишком маленькой.
Она шла по улице, ощущая тихую светлую радость снаружи и внутри себя. И даже визит в Женскую Консультацию и общение с врачом не могло омрачить эту радость. Сначала круглолицая акушер-гинеколог с доброжелательной улыбкой сообщила Маргарите о восьми неделях беременности, но, начав заполнять какие-то бумаги, и узнав о том, что Маргарита наркоманка, резко изменилась в лице. Тонкие губы поджались и задеревенели, взгляд светлых глаз остекленел, на широком лбу собрались сосредоточенные морщины, а румяные щеки побледнели. Маргарита внутренне приготовилась выслушать очередную лекцию о вреде наркотиков, но ее ожидания не оправдались. Доктор просто и буднично спросила ее:
– Аборт делать будете?
– Какой аборт? – не поняла Маргарита.
– Вы же не собираетесь оставлять этого ребенка?
– Собираюсь…
Доктор бросила на ее внимательный холодный взгляд бледно голубых глаз, от которого по спине у Маргариты побежали мурашки.
– Напрасно. Вы же все равно откажетесь от этого ребенка, так лучше сейчас, чем в роддоме. Зачем плодить несчастных детей?
– А с чего вы взяли, что мой ребенок будет несчастным? – пошла в атаку Маргарита, но доктор была не настроена на борьбу.
– Ну, дело ваше… Я вам советую хорошенько подумать и принять правильное решение. Но думайте не слишком долго. Времени на раздумья остается немного.
С этими словами, стараясь больше не встречаться взглядом с Маргаритой, доктор выдала ей кучу направлений на анализы и процедила сквозь зубы «До свидания». Маргарита вышла из кабинета с ощущением бессильной злобы. Откуда у этой докторши такая уверенность, что ребенок будет несчастным? Но спорить и доказывать что-то было бесполезно. Маргарита давно поняла, что, однажды подсев на наркотики, ты автоматически переходишь в категорию недо-людей, и тебе отказывают в элементарных правах на любовь, дружбу, на желание иметь детей… К черту всяких врачей, подумала Маргарита, и выбросила пачку направлений на анализы в первую попавшуюся урну.
Подойдя к подъезду своей пятиэтажной «хрущевки», распахнула разрисованную граффити дверь и, прыгая через ступеньку, поднялась на пятый этаж. Войдя в квартиру, она прислушалась, было тихо, значит, мать еще не вернулась с работы. А ей так хотелось поделиться своей радостью! Последнее время они с мамой часто ссорились, но, несмотря на это в глубине души Маргарита знала, что мать никогда не бросит ее, никогда не предаст. Не было на свете более близкого человека для нее, чем мама, несчастная, измученная, бесконечно усталая, но такая родная мама.
Пройдя на крохотную кухоньку, она поставила чайник на плиту и выглянула в окно, положив ладонь на живот. Как ты там? Мысленно спросила Маргарита у того, кто теперь жил у нее внутри. Не стоит обращать внимание на всяких глупых теток! Я все равно никому не дам тебя в обиду!
Залязгал ключ в замке входной двери. Пыхтя как паровоз, вошла мать. Тяжело ей давался подъем на пятый этаж без лифта.
– Ты дома? – вяло удивилась мама.
В свои 45 она выглядела на все 60. И в этом была часть вины Маргариты, вины, едким червем грызущей душу, от которой так хотелось отмахнуться, но никогда не получалось. Это чувство доводило до слез, до отчаяния, до вспышек раздражения и злости, до яростных ссор, а потом снова оборачивалось слезами и раскаянием. И все возвращалось на прежний круг. Еще вчера Маргарита не знала, как вырваться из этого замкнутого круга, а сегодня все изменилось.
Мать, как робот, без всякой паузы переключилась с работы по профессии на работу по дому и механически принялась наводить порядок в квартире.
– Привет, мам! – произнесла Маргарита.
– Хоть бы посуду вымыла за собой, – не обращая внимания на приветствие, бесцветным голосом привычно заворчала мать, – Ты давно пришла? Что-нибудь ела?
– Только что. Я не хочу есть.
– Худющая как скелет, а есть, ничего не ешь! Так и заболеть недолго.
– Мам, мне с тобой поговорить надо…
– Денег не дам! Видишь ведь, и так еле сводим концы с концами… С тех пор, как отец умер, тяжело стало.
– Можно подумать, пока отец был жив, легко было! – усмехнулась Маргарита.
– Не смей плохо говорить об отце! – сразу вышла из состояния заторможенности мать.
– А я и не говорю…
– Он был очень хорошим человеком, просто жизнь так сложилась… Не выдержал он!
Маргаритин отец, идейный коммунист и очень честный человек, так тяжело переживал распад СССР и гонения на партию, что начал пить и заработал инфаркт, после которого так толком и не оправился. Он стал раздражительно злобным от собственного бессилия, постоянно срываясь на близких. И Маргарита, юная выпускница школы, застыла на пороге новой жизни, не решаясь сделать шаг вперед туда, где закрывались друг за другом заводы и фабрики, а на тех, что еще работали, месяцами задерживали зарплату, где ценники в магазинах сошли с ума, подчинившись олимпийскому призыву: «быстрее, выше, сильнее!», где мальчишку-брата отправили на настоящую войну. Отец умер вначале 1995-го, получив известие о гибели старшего сына при штурме Грозного под Новый год. Мать слегла с гипертоническим кризом. Жить не хотелось, настолько безнадежным и бессмысленным казалось будущее.
И в этот момент, как свежий порыв ветра в вязкой духоте комнаты без окон и дверей, в жизнь Маргариты ворвалась первая любовь. Утонченно-ироничный, отрешенный от неприглядной действительности, Лёша, Лёшенька, Алексей, протянул ей руку и повел в иллюзорный мир. Знала, что опасно, знала, что нельзя, но пошла, потому что любила до дрожи в коленках, до самозабвения, бездумно и отчаянно, как любят только в первый раз. Шагнула, как в омут, в котором даже смерть с любимым вдвоем не пугала. Но спустя какое-то время пришло осознание, что Лёше она нужна скорее, как восторженный зритель для самовлюбленного актера.
– Мам, я тебе хочу что-то важное рассказать, – вкрадчивым голосом начала Маргарита.
– Не пугай меня, Ритка! – лицо матери оживилось, отразив испуг.
– Да не пугаю я!.. Мам, я беременна…
Мать медленно опустилась на стул, лицо ее вытянулось, глаза округлились.
– Господи Боже… – прошептала она. – А отец кто?
– Ай, Лёшка, – безразлично махнула рукой Маргарита.
– Это такой длинный и худой?
– Точно.
– А он знает?
– Да какая разница, мам? Лёшку кроме дури ничего не интересует. Зачем ему знать о ребенке?
– Но, как же?.. – растерянно пробормотала мама.
– А вот так! Сами справимся! – решительно ответила дочь.
– Ой, горе ты мое! – запричитала мама. – За что ж нам такие испытания?! Как же нам теперь со всем этим справиться?
– Да справимся как-нибудь, мам, справимся. Главное, у нас теперь маленький будет!
Мать со скорбным выражением лица тихо раскачивалась из стороны в сторону, словно в каком-то трансе и бормотала себе под нос.
– Господи, Господи, за что такие испытания?..
– Мам, – Маргарита подошла к матери и присела на корточки возле нее, положив руки на мамины судорожно сцепленные ладони, – Ну, мам, перестань. Все будет нормально.
– Доченька, ты понимаешь, что ребенок, он живой. Он все чувствует. Ему там плохо… Если ты и дальше будешь… Он умереть может.
– Мам, я брошу.
– Сколько раз ты мне говорила это «брошу»?
– А теперь брошу! Думаешь, я не понимаю, что для малыша это смертельно опасно? Понимаю. Поэтому и говорю, что брошу. Считай, уже бросила! – твердо произнесла Маргарита.
– А сможешь? – неуверенно переспросила мама.
– А куда я денусь? Должна смочь, иначе ребенок погибнет. А я хочу, чтобы он жил. Понимаешь?
– Бедная ты моя, – прошептала мать, прижимая к себе дочку, – бедная!
– Мам, спасибо тебе, – уткнувшись лицом в теплую мамину кофту и, вдыхая знакомый с детства запах, пробормотала Маргарита.
– За что?
– За то, что про аборт не сказала.
***
Маргарита не считала себя такой уж зависимой, просто, всякий раз, когда она собиралась завязать, рядом вовремя появлялся Лёшка или кто-то из друзей и убедительно доказывал, что нет смысла мучиться, и приносил дозу. Теперь смысл был. Отрезая себе все пути к отступлению, она выключила телефон и закрыла дверь на замок. Она точно знала, что, пережив ломку, у нее и ее ребенка начнется совершенно новая, нормальная жизнь.
Мы справимся, твердила она про себя, когда начался озноб, а обычные свет и звуки стали нестерпимо резкими. Надо перетерпеть, убеждала она себя, борясь с приступами тошноты и нарастающим ознобом. Скоро все кончится, шептала она, сглатывая горьковатую слюну, и сворачиваясь в клубок от боли. У Маргариты появилось странное ощущение, будто она наблюдает со стороны за своим телом, в котором поселилось чужое, страшное, невероятно сильное существо, как в американском фильме ужасов. И это существо отчаянно боролось за право безгранично владеть ее телом. И этот монстр вгрызался острыми акульими зубами в ее суставы, вытягивал сухожилья, рвал мышцы когтями, выворачивал наизнанку ее желудок, сводил судорогой пальцы… Это не может быть бесконечным, это должно когда – то кончиться, уговаривала она себя, скрипя зубами. Ты только не умирай, обращалась она мысленно к ребенку, скоро станет легче… Она потеряла счет времени, запутавшись в паутине страданий, но однажды боль отступила. Монстр понял, что проиграл и, шипя и плюясь ядовитой слюной, стал медленно отползать в сторону.
Истерзанное болью тело бессильно распласталось на смятых простынях. Мама, глотая слезы, приносила воду и пыталась напоить Маргариту, но у той даже на глоток воды не было сил. Время остановилось, постояло немного и маленькими, неуверенными шажками стало двигаться в другую сторону. Силы возвращались медленно, но возвращались. Мы выдержали, слабо улыбаясь, думала Маргарита, бережно прижимая ладонь к животу.
Когда она уже смогла перемещаться по квартире на дрожащих от слабости ногах, держась за стенки, вдруг, как черт из табакерки, появился Лёшка. Он замаячил в дверном проёме за спиной матери, когда та вернулась из магазина. Женщина от неожиданности выронила хозяйственную сумку и замахала на него руками:
– Куда, куда? Иди от сюда! Нечего тебе здесь делать!
– А Ритка дома? – вытягивая длинную худую шею из- за головы хозяйки, спросил Лёшка.
– Нету ее! – пыталась преградить ему дорогу мать.
– Не может быть, – и наглый пришелец, отодвинув мать в сторону, прошел в квартиру, – должна быть дома. Где ж ей еще быть?
Маргарита, услышав голоса в коридоре, поднялась с постели, чувствуя, как тревожно забилось сердце. Захотелось спрятаться, забиться в нору, укрыться. Она с трудом держалась на ногах, но понимала, что поговорить со своим бывшим придется. Давно следовало поставить все точки над Ё. Маргарита чувствовала себя как солдат под Москвой зимой 1942-го, отступать было некуда. Она вышла в коридор, запахивая накинутую поверх домашнего халатика мамину пуховую шаль.
– Привет. – Произнесла она как можно более твердым голосом.
– О, Ритка, привет! – обрадовался визитер, – А мне тут твоя маман впаривает, что тебя нет дома. Куда это ты пропала? Не звонишь, не заходишь, к телефону не подходишь. У ребят спрашивал, никто не знает, где ты… Что случилось?
Они встретились посреди коридора, глядя друг другу в глаза. Мама, понимая, что лучше не вмешиваться, на цыпочках проскользнула в кухню и притворила за собой дверь.
– Ничего! – Ответила Маргарита, не отводя взгляд.
– Ты неважно выглядишь, – Лёшка попытался обнять ее за плечи, но девушка отстранила его руки. – Бледненькая такая… Плохо себя чувствуешь?
– Нормально я себя чувствую, – возразила Маргарита.
– Да нет, я же вижу, что плохо. Я знаю, тебе нужно лекарство. Хочешь, сейчас принесу?
– Нет. Не нужно мне твое лекарство! Уходи, Лёша.
– Да ладно тебе, Ритка! Что происходит? – на лице Лёшки появилась кривая недоверчивая улыбочка, которая сразу испортила иконописную, как раньше казалось влюблённой в него Маргарите, красоту.
– Лёша, меня больше нет! – Маргарита сделала шаг вперед, заставляя его отступить.
– Как это? – не понял Лёшка и растерялся.
– Так. Для тебя и твоих приятелей я умерла, исчезла, испарилась! Я больше не существую, как не существует мой номер телефона и мой адрес. Понял?!
Она продолжала вытеснять высокого худого Лёшку к выходу из квартиры, а тот, окончательно растерявшись от ее напора, отступал шаг за шагом.
– Уходи, Лёша, и больше не появляйся в моей жизни!
– Ну и дура, Ритка! – воскликнул, прижавшись спиной к двери, Лёшка, – Ты же без меня сдохнешь!
– Это я с тобой сдохну. Уже чуть не сдохла. Уходи!!
– Ладно… – он повернулся к ней спиной, ковыряясь в замке, наконец, распахнул дверь и выскочил на лестничную площадку.
Но просто так он, конечно, не мог уйти. Не привык он проигрывать! Надо было что-то сказать на прощание, и он сказал:
– Да я таких как ты тысячу себе найду! Да мне стоит только пальцем поманить!..
– Вали отсюда! – крикнула Маргарита и с грохотом захлопнула дверь перед самым носом своей прошлой жизни. Её сердце стучало, как церковный колокол, но это уже был не набат, а благовест.
***
А когда ребенок впервые зашевелился, Ритка сначала замерла, прижав руку к животу и настороженно прислушиваясь к новым ощущениям, а потом вдруг засмеялась, радостно, во все горло. На ее громкий, ликующий смех в комнату вбежала мама.
– Что случилась? – испуганно спросила она.
– Мама, он шевелится! Он живой, мама! – на глазах Маргариты появились счастливые слезы.
– Ну, слава богу! – с облегчением вздохнула мама, обнимая плачущую и смеющуюся одновременно дочь.
С тех пор на каждое шевеление, на каждый толчок в животе, Маргарита про себя говорила: «Давай, давай, футболистом будешь!» или еще что-нибудь, что усиливало и укрепляло ее связь с малышом. У нее и ее еще не родившегося ребенка уже было общее настоящее, и Маргарита невольно проецировала его на будущее. Периодически ей снились сны, в которых она видела себя и ребенка, почему-то обязательно мальчика, с большими голубыми глазами и веселыми ямочками на щечках. А иногда, к счастью редко, во сне за ней приходил Лёшка и она убегала от него, судорожно прижимая к себе ребенка, и просыпалась в холодном поту, задыхаясь от бешеного сердцебиения. Проснувшись и немного успокоившись, Маргарита вела долгие мысленные разговоры с бывшим возлюбленным. Нет, говорила она, ничего ты не понимаешь в настоящем кайфе, Лёшенька. Настоящий кайф, это когда твой ребенок, это маленькое чудо, шевелится у тебя в животе и пихает тебя изнутри коленками. Вот, что такое кайф! А тот кайф, что ты мне предлагал, это чушь собачья, пустая иллюзия…
***
За время беременности Маргарита умудрилась устроиться на работу уборщицей в салон красоты, что располагался недалеко от дома. Готовясь к появлению малыша, они с мамой даже сделали небольшой ремонт в комнате Маргариты, чтобы новый член семьи с первых дней жизни видел перед собой только красоту. Кто-то из маминых сотрудников на работе отдал им детскую кроватку, что осталась от собственных, уже выросших детей; соседи насобирали по друзьям и знакомым целый чемодан детских вещичек. Мир, как казалось Маргарите, с нетерпением ждал нового человека и заранее был добр к нему.
Егорка родился вовремя, как по расписанию. Вот только с родами не заладилось с самого начала. Долго не ехала Скорая. Врачи Скорой, приехав, были крайне удивлены, узнав, что роженица не наблюдалась в Женской Консультации, но ругать не стали, времени не было. Что-то пошло не так, как должно и в роддоме Маргарите сделали кесарево. Потом Маргарита очень жалела, что не запомнила момент появления на свет сына, потому что была в каком-то кровавом тумане. В памяти остались только бегающие туда-сюда люди в белых халатах, бесконечная боль и громкий стук сердца, ее собственного сердца, которое стучало и пульсировало, почему- то не в груди, а в голове.
Но она забыла все трудности, как только впервые взяла на руки сына. Он был таким трогательным! Морщинистое личико с носиком – кнопочкой и маленьким беззубым ротиком. Маргарита с осторожностью и трепетом прикоснулась к крошечным пальчикам с микроскопическими ноготками, потрогала указательным пальцем розовую ладошку и чуть не разревелась, когда эти пальчики сомкнулись, крепко ухватив ее за палец. Вот оно, счастье, думала Маргарита, прикасаясь губами к тоненьким редким рыжим волоскам на выпуклой макушке малыша и вдыхая ни с чем несравнимый запах детского тельца. Теперь мы будем всегда вместе!
***
После родов Маргарита была очень слаба. Ничего, постепенно все придет в норму, думала она, сосредоточившись на повседневных заботах о сыне. Молока было мало, пришлось докармливать смесями. Бедная мама с ног сбилась, бегая по городу в поисках детского питания по приемлемой цене. Все было чудовищно дорого! Но и мама, и Маргарита, скорее, сами бы остались голодными, чем лишили ребенка необходимого питания.
Все бы ничего, но слабость не проходила и одышка, как после бега на длинную дистанцию, возникала при небольшой нагрузке.
– Ты бы к врачу сходила, – как-то сказала мама, помогая затащить на пятый этаж после прогулки коляску с малышом. – Что-то не нравиться мне твоя одышка…
– Да ладно, мам, пройдет! Надо каких-нибудь витаминчиков попить и все пройдет.
Но витаминчики не помогли. Спустя месяц Маргарита пришла к выводу, что мама права и надо все же сходить к врачу, когда поняла, что даже просто ходьба по квартире с ребенком на руках дается ей с трудом.
***
Участковый доктор в поликлинике была совсем молоденькая, лет 25-ти, причем пару лет ей прибавляли солидные очки в роговой оправе. Выслушав жалобы пациентки, она долго и сосредоточенно выслушивала сердце Маргариты специальной трубочкой, прикладывая широкий раструб то к груди, то к спине, щупала живот, даже заставила задрать штанины, чтобы посмотреть ноги. Лицо врача при этом оставалось отстраненно сосредоточенным. Закончив осмотр, долго что-то писала в карточке, выписывала направления на анализы.
– Что, доктор, что-то не так? – поинтересовалась Маргарита, внутренне насторожившись.
– Мне не нравиться шум в сердце, – ответила доктор. – Вам обязательно нужно сдать анализы и пройти обследование.
– Доктор, у меня маленький ребенок, мне некогда ходить по обследованиям, – попыталась возразить Маргарита.
– Маргарита Игоревна, – подняла на нее глаза поверх солидных очков доктор, – именно потому, что у вас маленький ребенок, вам необходимо в кратчайшие сроки сдать анализы и пройти обследование. – и протянула пачку бумажек.
То, каким тоном было это сказано, заставило Маргариту покорно взять направления, а в глубине души появился холодок, словно легкий сквознячок, незаметно, вкрадчиво, выдувающий из души покой и радость.
***
Мама специально взяла отгулы на работе, чтобы посидеть с Егоркой, пока Маргарита проходила обследования. Но зато всего через неделю с результатами на руках Маргарита снова пришла к участковому.
Доктор читала документы, а Маргарита наблюдала, как меняется ее лицо: как хмурятся брови, опускаются уголки губ, темнеют, наливаются грозовой синью голубые глаза. По результатам обследования выяснилось, что у Маргариты серьёзное заболевание сердца под звучным и красивым названием «бактериальный эндокардит», что инфекция через инъекцию наркотиков когда-то попала в кровь и теперь бактерии разрушают клапан в сердце, а без клапана сердце нормально работать не может. И помочь Маргарите теперь может только операция.
Надо же, как странно, думала Маргарита, такое красивое название… Как часто в жизни за красивым образом скрывается смертельная опасность. А люди как глупые мотыльки, влюбленные и самоотверженные, летят на огонь, ни о чем не думая, ничего не опасаясь.
Маргарита сидела и прислушивалась к звону в ушах. Этот странный звон возник сразу, как только доктор назвала диагноз, и теперь заполнил собой все пространство кабинета. Сквозь него с трудом пробивался голос врача, и Маргарите казалось, что она ослышалась, не правильно все поняла. Ведь с ней не могло случиться ничего такого! Не могло, потому что есть Егорка и мама…
Участковая, не на шутку встревоженная отстраненно-растерянным видом Маргариты, не ограничилась выпиской направления, а сама позвонила в кардиоцентр и записала ее на консультацию лучшего кардиохирурга клиники.
Звон в голове стих, но звуки вокруг остались приглушенными, Маргарита слышала мир как сквозь вату. Она вышла из поликлиники и села на лавочку в маленьком сквере, где гуляли мамаши с детьми, а на лавочках грелись на солнышке старики и старушки. Около нее сидела кругленькая, маленькая старушка в сером пальто и повязанном по-деревенски платочке и кормила хлебными крошками голубей. Птицы важно ходили вокруг и чинно клевали крошки, словно торопливостью боялись уронить свое достоинство.
– Что, милая? Что-то случилось? – поинтересовалась старушка, бросив на Маргариту взгляд совершенно молодых серых глаз, – На тебе лица нет!
– У меня болезнь тяжелую нашли… – неожиданно для самой себя поделилась Маргарита с совершенно посторонним человеком. – Не знаю, что делать?
Старушка сочувственно покачала головой. Все ее лицо покрывала сеть тонких морщинок, но глаза светились молодостью.
– Да… Болезнь – это плохо. А ты в церковь сходи, Богу помолись. Он поможет!
– Да я же не умею! – ответила Маргарита, беспомощно пожав плечами, – Меня молиться не учили. Я никаких молитв не знаю.
– Вот глупая! – всплеснула руками старушка и чуткие птицы, захлопав крыльями, отлетели на пару шагов в сторону, но тут же снова стали приближаться к ее ногам, продолжая свою трапезу. – Думаешь, Богу слова нужны? Бог, он сердце твое услышит, если оно искренно, а какими словами ты говорить с ним будешь, не имеет значения!
***
Егор Петрович сидел в ординаторской за своим столом и пытался справиться с ворохом писанины. Он терпеть не мог этим заниматься, но деваться было некуда. Обхватив голову ладонями, он тяжело и обреченно вздохнул, глядя на стопку историй болезни перед собой. В дверь тихо постучали.
– Да, войдите! – крикнул Егор, не отрывая взгляд от бумаг.
– Здравствуйте. Я к Егору Петровичу.
Егор поднял глаза. На пороге стояла невысокая худенькая девушка, совсем юная, в потертых джинсах и клетчатой рубашке. На фоне бледности и худобы ее голубые глаза казались огромными, как северные озёра, но тревога, как рябь на водной глади, гасила их интенсивную голубизну.
– Здравствуйте, проходите! – ответил он, указывая на стул возле своего стола.
Маргарита села, доставая из сумки медицинские документы. К ее удивлению, Егор Петрович оказался молодым, лет 30-ти с небольшим, а она ожидала увидеть маститого седовласого Айболита. Большой, с крупной головой и широкими ладонями, с выпуклым умным лбом и добрыми карими глазами, доктор напомнил ей добродушного великана – ньюфаундленда. Егор углубился в изучение данных ее обследования, а Маргарита наблюдала, как хмурятся темные брови над карими глазами, как над переносицей собираются поперечные морщинки… Плохой знак, обреченно подумала она и вздохнула.
– Где же ты эту дрянь подхватила, Маргарита? – спросил доктор, не заморачиваясь вежливым обращением к пациентке. Но Маргарита почему-то сразу вспомнила старшего брата, Никиту. Он, когда был жив, тоже обращался к ней с такой осуждающе – доверительной интонацией, когда хотел за что-то пожурить сестру. – Наркотики?
– Да, доктор. Но это все в прошлом! – поторопилась убедить его Маргарита, – Я уже год как завязала. У меня ведь ребенок есть. Маленький. Ему три месяца.
– Понятно… Это хорошо, что завязала. Давай ка, я послушаю твое сердце! – и достал из верхнего ящика стола такую же трубочку, какой слушала Маргариту доктор в поликлинике.
То, что он услышал, напоминало звук духовой трубы в руках неумелого трубача. Как будто в вагоне поезда под ритмичный стук колес один из пассажиров пытался репетировать пьесу для трубы с оркестром, но кроме дующе-скрипящего монотонного звука ничего не мог извлечь из музыкального инструмента. Ничего хорошего этот неприятный звук не сулил Маргарите.
– Так, Маргарита, пойдем, я отведу тебя в кабинет УЗИ, посмотрим твое сердце ультразвуком, – сказал Егор Петрович, закончив слушать, и повел ее из ординаторской.
Егор Петрович еще долго водил ее по больничным коридорам то на повторные обследования, то на консультации к другим врачам. Ее снова слушали, кивали головами, обмениваясь сложными и непонятными терминами, а выражения их лиц вселяли в сердце Маргариты все большую тревогу.
– Замучили мы тебя? – в конце концов сочувственно, с теплотой в голосе, поинтересовался Егор Петрович совсем по-дружески, как будто был родственником или соседом.
– Да ничего. Я терпеливая. И какой же мой приговор?
– Ну, зачем уж так-то, приговор?! Не приговор, а диагноз. Диагноз подтвердился. Надо делать операцию.
– Какую операцию?
– Клапан в сердце надо протезировать.
– А без операции нельзя? – Маргарита подняла на врача испуганные глаза, но он отрицательно покачал головой, погасив последний проблеск надежды.
– Ты посиди пока здесь, у кабинета, а я схожу к главному врачу, поговорю на счет операции.
Егор Петрович быстрым шагом ушел по коридору, а Маргарита осталась сидеть на жестком стуле, бессмысленно комкая в руках носовой платок.
***
К счастью главный врач был на месте и Егор, вежливо постучав, открыл дверь кабинета.
– Добрый день, Лев Моисеевич.
– Добрый, добрый, Егор Петрович.
В лице Льва Моисеевича, немолодого и солидного человека, было что-то от хищной птицы. Но даже не выдающийся тонкий нос с горбинкой создавал это впечатление, а выражение желтовато-карих глаз, глядящих на собеседника пристально, почти не мигая, словно оценивая, когда лучше всего нанести решающий удар. Он был талантливым администратором, целеустремленным и гибким одновременно, что позволяло ему успешно руководить одной из лучших специализированных клиник города.
– Лев Моисеевич, – начал Егор, – у нас есть пациентка – кандидат на протезирование клапана.
– Да? – поднял пышные седоватые брови главный врач. – Давайте ее документы.
Егор протянул пачку бумаг.
– Девушка 20-ти лет с бактериальным эндокардитом. – Начал привычно докладывать Егор.
– Бактериальным? – переспросил начальник.
– Да.
– Наркоманка? – изменившимся голосом спросил Лев Моисеевич и поднял глаза на Егора, посмотрев на него взглядом следователя, ведущего допрос.
– Бывшая, – не моргнув глазом, ответил Егор. – Она давно уже не употребляет наркотики.
– Вы смеетесь надо мной, Егор Петрович? – главный врач, не дочитав, отложил пачку медицинских документов на край стола.
– Почему, смеюсь? – не понял Егор.
– Вы предлагаете мне дать согласие на протезирование клапана наркоманке?
– Это же 20-ти летняя девчонка. К тому же у нее маленький ребенок. – попытался объяснить Егор.
– Причем здесь ребенок?! – начал повышать голос начальник, раздражаясь. – У этой наркоманки в дополнение к эндокардиту еще куча вирусных гепатитов!
– Не куча, а только один. И не гепатит, а только носительство вируса гепатита С.
– Да вы понимаете, Егор Петрович, на что вы меня толкаете?
Егор не понимал. Он не понимал такой странной реакции на обычную ситуацию: есть больной, нуждающийся в операции, надо операцию сделать и все! По сути своей, по природе, Егор, как собака спасатель был призван помогать, спасать, не раздумывая о целесообразности и последствиях, о выгоде или опасностях, просто помогать тем, кому эта помощь была необходима.
– Это вам не Америка! Знаете, каких трудов мне стоит выкроить средства из мизерного бюджета на закупку клапанных протезов и кардиостимуляторов? Год от года бюджет сокращают, а инфляция сжирает даже то, что мы получаем. Я не уверен, что через полгода смогу закупить в больницу раствор глюкозы для капельниц, не то что клапанные протезы! У нас нет денег на нормальное питание больных, на необходимые лекарства! Скоро у вас, хирургов, шовные материалы закончатся, а денег на закупку новых нет! А вы мне предлагаете потратить бесценный клапанный протез на наркоманку!
– Но, Лев Моисеевич, – попытался возразить Егор, но начальник не позволил ему и слово вставить.
– И не надо давить на жалость, Егор Петрович! У нас целая очередь больных, нуждающихся в протезировании клапанов. На вашем же отделении лежит мальчик 18-летний по фамилии Карпенко, с ревматическим пороком. Мальчик из хорошей семьи, никакой не наркоман с гепатитом С, папа у него уважаемый человек. Вот ему, я считаю, протез нужнее.
– Лев Моисеевич, я знаю Карпенко. У Карпенко не такая тяжелая ситуация. С его пороком он еще год может ждать, как минимум. А у этой девочки с эндокардитом года нет, даже нескольких месяцев нет. Она же умрет… Давайте ее прооперируем, а Карпенко через год. За год вы сможете закупить еще новый протез.
– А если не смогу?! – Лев Моисеевич поднялся из-за стола и, немного помолчав, перешел на более дружелюбный тон. В конце-концов этот парень, молодой доктор, не виноват в том, что он так молод и неопытен в административных вопросах, – Послушай, Егор, ты хороший врач, молодой, талантливый, перспективный. У тебя за плечами стажировка в Америке! Ты пишешь диссертацию. Но здесь, у нас, совсем другие условия, пойми. Мы не можем оказывать помощь каждому нуждающемуся, на это у нас просто нет денег. Мы вынуждены учиться выживать, зарабатывать деньги самостоятельно. А для этого нам нужны такие пациенты, которые в состоянии сами оплатить свое лечение. Понимаешь? Если твоя бывшая наркоманка сможет оплатить стоимость протеза, пожалуйста, я дам свое согласие на операцию.
– Ну, откуда у нее такие деньги?! У нее младенец на руках! – снова попытался объяснить Егор.
– Все, Егор Петрович! – движением руки остановил прения главный врач, – Никаких споров! Вот когда будем жить, как в Америке, тогда будем всем подряд протезировать клапаны. А пока мне приходиться делать выбор не в пользу бывших наркоманок. Ты меня понял. Иди.