Книга без фотографий

Вот, открыл для себя нового современного, талантливого, интересного отечественного автора. Рассказы, из которых собран этот роман-мозаика, по сути, являются слепками-отпечатками собственного жизненного опыта писателя. Опыта одновременно в двух смыслах этого словотермина. Опыта как жизненного багажа – безусловно. Но, прежде всего, опыта как эксперимента над самим собой. Над своей собственной жизнью и судьбой.Герой Шаргунова с коротким ёмким именем Я – совпадающим с именем отчеством и фамилией автора романа – в том смысле, что повествование ведётся от первого лица, последовательно от рассказа к рассказу живёт. В детском отрочестве опыты ставит сама жизнь – то так изменит внешнюю среду, то этакий катализатор внесёт, то вот таким образом пробирку жизни подогреет – а опытный образец постепенно вступает во все ожидаемые и неожиданные «химические» реакции и в результате становится экземпляром, приобретая всё более заметные черты индивидуальности и затем Личности. И по мере взросления активная фаза и роль уже перемещается от самой жизни к её участнику, к герою романа, к повествователю. Уже он сам становится в большей степени экспериментатором и автором гипотез, одновременно оставаясь опытным образцом и моделью эксперимента.Привлекает то, что автор совсем не старается пригладить свои вихры и шероховатости, отфотошопить свою жизнь и жизнь своего лирического героя (о степени слияния автора и героя в этом романе мы можем только догадываться, но всё-таки кажется, что эти два образа достаточно близки и порой накладываются друг на друга полностью до единения) – нам демонстрируют не только одёжки, но и нательное бельё, нам дают не только посмотреть на фантик, но позволяют снять красивую бумажку и потрогать-пожевать конфету. При этом Шаргунов удерживается от модных ныне тенденций демонстрировать русскую народную речь во всей её красе, и хотя герои романа разговаривают и ведут себя исключительно по-русски, но рассказывают нам об этом всё-таки на русском литературном языке, а не списывая глаголы и прилагательные с заборов и сараев.Книга по мере прочтения оставляет всё более глубокий след, всё более глубокую колею (в высоцком смысле слова «колея»). О ней думаешь, что-то переносишь на свой жизненный опыт, с чем-то споришь и несоглашаешься, а где-то сокрушённо качаешь головой. Книга оставляет тебя неравнодшным, вот что важно!Наверное могу сравнить эту книгу с какими-то книгами более раннего Прилепина. И точно попробую почитать Шаргунова ещё.

Вот я и познакомился с прозой Шаргунова. Не знаю, правильную ли книгу я выбрал для этого ( и нужно ли вообще выбирать её в конкретном случае), но знакомство считаю не самым удачным. И не сказать, что язык плох, что книга ни о чём, что автор не профессионален – нет. Но и не сказать что книга хороша, прекрасна и свежа. И вроде видно, что автор старался, что перед нами вполне себе книга, но, извините, «не торкнуло». Не знаю, в ком именно дело, то ли я не достаточно проникался текстом, то ли автор не смог зацепить. Пожалуй, я предпочту закинуть ногу на ногу, и заявить на правах потребителя: «Не смог зацепить».Всё, о чём он пишет, вы сможете прочитать у тех же Лимонова с Прилепиным. Несколько раз мне казалось, что Шаргунов на них и ровняется. Не косит, а именно ровняется. Но только не станешь ты Прилепиным от того, что окажешься на войне. Не станешь Лимоновым, побежав защищать белый дом. Мне кажется, что автора самого не особо трогало то, о чём он пишет, ведь честную литературу видно сразу, и вот она, как раз цепляет. Вдобавок ко всему, Шаргунов много описывает себя (привет, Эдуард Вениаминович!), но если Лимонов делает это ради автопортрета, то Серёжа лишь бахвалится. К тому же, Лимонов как человек куда интереснее. Шаргунов же, пустой какой-то, как пузырь. Хлоп-и пустота вырвалась из-под переливающейся мыльной плёнки. Обидно это, при том, что есть некие умения, но, похоже, автор себя ещё не нащупал. Может быть его новый роман 1993 лучше и интереснее. Эти события он уже застал хоть как-то, да и два именитых нац.бола не писали целых романов на эту тему, так что Сергей должен был потрудиться больше обычного. И вообще, если честно, не верю я ему, местами. Иногда возникает ощущение, что наталкиваешься не на небольшую литературную выдумку, признанную украсить общую картину, а простое враньё, дабы Таньке понравиться из соседнего подъезда.Вот сложно мне, правда…Вроде и всё есть, но при этом пусто. Смычёк ходит, а мына нет. Не знаю, может автор молод ещё и не нащупал себя, в любом случае, уже не такое пустое место: хоть что-то умеет делать неплохо. В тексте были и хорошие моменты, но остальные их затмили. Когда-нибудь прочту что-нибудь ещё, так как пока не распробовал. Но не скоро теперь.

Так получилось, что я читала все художественные произведения, написанные этим автором, поэтому вдвойне интересно было прочесть автобиографическую книгу.Тем более, что жанр нон-фикшн очень люблю.Когда автор пишет от первого лица, когда героя его зовут Сергей Шаргунов – это читать всегда и интересно и немного страшновато: очень уж тонка та грань, которая отделяет искренность от излишнего увлечения подробностями, сведением счётов, самолюбования и т.д.Но книга очень живая, написанная, позволю себе этот штамп, кровью. Искренняя. Композиционно, как и подобает автобиографическим книгам, выдержана в хронологическом порядке:"Моё советское детство", «Как я был алтарником», «Школы», «В Чечню, в Чечню!» – это названия глав.Интересное чтение.Эту книгу, думаю, я порекомендую своим ученикам.Не в смысле: с кого делать жизнь, а скорее – как жизненные передряги закаляют характер (при правильном к ним отношении).Вот так от главы к главе (это для нас, читателей, – главы, а для автора – жизнь) ощущаешь, как герой взрослеет, и зрение его обретает чёткость, при этом розовые очки не становятся чёрными, остаются разноцветными, как жизнь."Меня возили в самые разнообразные святые места, монастыри, показывали нетленные мощи и плачущие лики, я знал знаменитых старцев, проповедников, с головой окунался в обжигающие студёные источники, но оставался безучастен"."Житейские опыты меня не ожесточили. Но я стал недоверчив. Я мало доверяю людям. Доверяю только самым бескорыстным из них – читателям. Мои новые товарищи – читатели. И читательницы. Те, кому нужны от меня написанные слова. хотя читатели тоже иногда остывают"."Но я разучился влюбляться после первой же постели. Рассвет хлынул в комнату, затопив её до высокого потолка, и стихи умерли, голос огрубел, зрение обрело чёткость".