© Шарапов В., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Пролог
Москва; 16 сентября 1933 года
В будние дни большая квартира семьи Протасовых пустовала: Егор Савельевич трудился на оборонном предприятии, его супруга Лидия Николаевна преподавала в музыкальном училище. Дети, Анна и Михаил, посещали занятия в раздельных школах.
К вечеру в квартиру постепенно возвращалась жизнь. Правда, к позднему часу брат с сестрой успевали растратить излишки энергии и вели себя спокойно. Зато в выходные и праздники все менялось: занятий в школах не было, и дети либо отправлялись во двор, либо носились по квартире. Во второй половине дня съезжались гости, квартира тотчас наполнялась шумом, смехом, весельем…
В субботу 16 сентября шумно стало с самого утра – Анне в этот день исполнялось тринадцать лет. Егор Савельевич отправился на рынок за продуктами, Лидия Николаевна суетилась на кухне. Именинница надела самое красивое платье и порхала между кухней и гостиной в приподнятом настроении.
Десятилетний брат Михаил ее веселья не разделял и, насупившись, сидел в своей комнате за столом. Он привык находиться в центре всеобщего внимания, быть объектом обожания и любви, а сегодня внимание, обожание и любовь были адресованы ненавистной старшей сестре.
Рисовать совсем не хотелось, тем не менее Мишка изобразил на листе бумаги фигурку с длинными распущенными волосами и стал энергично чиркать по ней карандашом.
– Вот тебе, Анка! Вот тебе! Получай!.. – твердил он.
Фигурка, конечно же, олицетворяла сестру Анну. Их отношения не заладились с момента Мишкиного осознания бытия на этом свете. При всем желании он не сумел бы припомнить случая, когда мысли о сестре вызвали бы у него прилив нежности и тепла. Только ненависть и желание причинить боль. Родители любили обоих, но младшему, как водится, любви доставалось больше. Однако ему все равно казалось, будто от него что-то скрывают, будто старшая Анька всегда на шаг ближе к отцу и к матери.
Переборщив со злостью, Мишка порвал карандашом бумагу, отчего на деревянной столешнице остался длинный грифельный след. Это добавило еще одну порцию ненависти к сестре. И когда она заглянула к нему в комнату, он, не раздумывая, пульнул в нее карандашом. Фыркнув, Анна демонстративно развернулась и исчезла в коридоре…
* * *
Глава семьи – инженер Егор Савельевич Протасов – был потомком русского дворянина, действительного тайного советника, сенатора, масона Александра Павловича Протасова, жившего в Москве в первой половине девятнадцатого века. Предок Егора Савельевича слыл человеком знатным, влиятельным и богатым. Было бы странно, если бы карательные органы молодой Советской власти упустили бы из виду одного из представителей известного дворянского рода, странным образом уцелевшего и дожившего до 30-х годов двадцатого века.
На самом деле никто Егора Савельевича из виду не упускал. Напротив, за каждым его шагом, а также за каждым шагом членов его семьи осуществлялся постоянный контроль.
Поведение Протасовых нареканий не вызывало. Более того, Егор Савельевич состоял на должности главного инженера одного из важнейших оборонных предприятий столицы. Предприятие выпускало моторы для новейших самолетов страны Советов. Моторов требовалось много, предприятие справлялось и даже опережало поставленные Партией и Правительством планы. И покуда деятельности инженера Протасова сопутствовал успех, ворошить судьбы его предков никто не собирался.
* * *
Маятник больших напольных часов, стоящих в углу гостиной, равномерно отсчитывал секунды. Егор Савельевич давно вернулся из похода по магазинам. Лидия Николаевна приготовила несколько шикарных праздничных блюд, включая любимые детьми молочный кисель, творожную запеканку и пирог со сладкой черемухой. Именинница помогла маме накрыть большой овальный стол в гостиной и расставить вокруг него стулья. Стол вышел на загляденье: фужеры и белоснежные тарелочки разной величины, блестящие приборы на салфетках, вазочки с фруктами и конфетами, разноцветные бутылки с лимонадом, крюшоном, крем-содой…
Когда в прихожей раздался звонок, все было готово к началу торжества. Мама проворно сняла фартук и кивнула дочери:
– Встречай, Аннушка.
Та кинулась в прихожую, открыла дверь. И тотчас квартиру заполнили радостные голоса подружек и их родителей…
Вскоре эпицентр праздника переместился за стол. Именинницу наперебой поздравляли одноклассницы и подружки, им вторили их родители. И только брат Михаил, насупившись, ковырял ложкой праздничный салат. Изредка он поворачивал голову вправо и с завистью смотрел на приземистую тумбочку, стоящую рядом с высоким кожаным диваном. Тумбочка была завалена подарками, и все они предназначались сестре. Мишке не подарили ни одного. Хоть бы из жалости и сострадания кто-нибудь догадался преподнести ему кулек шоколадных конфет или железную машинку! Увы, все куклы, плюшевые игрушки, платьица и прочие девчачьи радости теперь принадлежали ненавистной Анке.
Мишка долго и старательно терпел несправедливость. А когда мама поставила перед ним тарелочку с куском пирога, тихо прошептал:
– Ладно, Анка. Когда-нибудь я это тебе припомню…
«Когда-нибудь» наступило совсем скоро. После застолья Лидия Николаевна и Анна по просьбе гостей сыграли на фортепиано несколько музыкальных произведений, после чего взрослые остались в гостиной, а дети переместились в комнату именинницы. Затем гости попрощались и стали расходиться…
* * *
– Что происходит?! Вы опять за старое?! Немедленно прекратите! – строго скомандовал Егор Савельевич.
Анна моментально подчинилась, а вот Михаила пришлось оттаскивать от сестры за шкирку. Он мычал и в бессильной злобе махал кулаками, пытаясь достать именинницу.
С кухни прибежала Лидия Николаевна. Вытирая о фартук мокрые руки, она испуганно уставилась на детей. Узнав об их очередной ссоре, мать без сил опустилась на диван и заплакала…
– Как вам не стыдно? – покачал головой Егор Савельевич. – Две недели назад вы дали нам слово, что больше не будете ссориться. И вот опять. Ненадолго же вас хватило.
– Я его не трогала, – всхлипнула расстроенная Анна. – Он весь день на меня злится непонятно за что!
– А чего она!.. – воскликнул было Мишка.
Но отец не стал слушать оправдания.
– Вот что. Приведите себя в порядок и через пять минут зайдите в мой кабинет, – отчеканил он. Тронув за плечо супругу, мягко добавил: – Лида, и ты, пожалуйста, зайди…
* * *
Руководство авиамоторной промышленности Советского Союза высоко ценило инженерный талант Егора Савельевича. Начинал он свой путь с ученика в небольшой жестяной артели, затем работал в токарном и кузнечном цехах большого завода, по вечерам учился. Блестяще сдав экзамены, стал инженером.
Егор Савельевич по-настоящему любил свое дело и отдавал ему все свободное время. Семья и ее благополучие, разумеется, находились на первом месте, а на втором и на всех последующих местах стояла работа. Пока молодожены снимали угол в коммунальной квартире, у Егора возле окна стоял письменный стол, где он изучал мудреную техническую литературу, где возился с чертежами и макетами моторов.
В маленькой комнатушке семья ютилась долго – даже рождение дочери не повлияло на решение жилищного вопроса. Но стоило Егору Протасову получить назначение на должность главного инженера моторостроительного завода, как власть тут же проявила к нему благосклонность. Семья переехала в отдельную квартиру, расположенную на третьем этаже старого добротного дома в тихом центральном районе столицы. По сравнению с прежним жильем это были царские хоромы. Квартира оказалась настолько удобной и просторной, что Егор Савельевич запросто разместил в ней рабочий кабинет. Помимо кабинета в ней были кухня, гостиная с новым фортепиано, спальня и две небольшие детские комнаты.
Свой кабинет Егор Савельевич обустроил с любовью и даже с некоторым размахом. По одной глухой стене он соорудил от пола до потолка стеллаж и полностью заставил его книгами, хранившимися доселе в бесчисленных стопках. По другой стене стоял рабочий стол с зеленой настольной лампой и письменным прибором. А ближе к окну он притулил небольшой верстачок с тисками и необходимыми слесарными инструментами. Это было его хобби.
* * *
В другой раз Мишка ни за что бы не покинул свою комнату. Так и сидел бы, насупившись, за столом, рисуя ненавистную сестрицу и чиркая ее карандашом. Такие обиды, какую он вытерпел сегодня, он не прощал долго. Шмыгал бы носом, глотал бы собственные слезы, но оставался в гордом одиночестве вместо того, чтобы пить чай и уминать вкусный пирог со сладкой черемухой.
Но папа приказал привести себя в порядок и зайти к нему в кабинет. Деваться было некуда. Ополоснув лицо и надев чистую рубашку, Мишка поплелся в коридор…
– Смелее, смелее, – подбодрила его мама.
В кабинете друг за другом появились Анна и Михаил. Лидия Николаевна вошла последней, тихо притворив за собой дверь.
Егор Савельевич в задумчивости стоял возле верстака. Темный выходной костюм и белая сорочка с полосатым галстуком смотрелись на фоне слесарных инструментов несколько необычно. Он редко ругался и еще реже повышал голос на своих детей. Наверное, поэтому дети ужасно боялись его недовольства.
Одной рукой Егор Савельевич опирался на край верстака, другую почему-то прятал за спиной. Лицо его при этом оставалось спокойным и даже добрым.
– Анна, Михаил. И ты, Лидия, – начал он с той же торжественностью, с которой недавно поздравлял за столом дочь. – Я пригласил вас в свой кабинет, чтобы познакомить с недавно законченной работой.
Немного развернувшись к свету, глава семьи показал то, что было спрятано за его спиной.
– Ух ты! – зачарованно прошептал Мишка.
– Какая прелесть! – всплеснула руками Анна.
На ладони отца в лучах вечернего солнца сияла отполированной поверхностью бронзовая фигурка высотою сантиметров десять-двенадцать.
– Это же лев? – справилась супруга.
– Лев, – кивнул Егор Савельевич. – Но непростой.
– А можно посмотреть? – наперебой загалдели дети.
Отец остановил их твердым жестом:
– Я еще не закончил. Видите, на поверхности бронзового льва мелкий текст?
– Да, видим, – ответила за себя и за брата Анна.
– Его можно прочитать лишь в том случае, когда лев полностью собран.
– А разве он разбирается? – изумленно спросил Мишка.
Вместо ответа Егор Савельевич произвел несколько понятных только ему манипуляций, после чего красивый лев распался на отдельные бронзовые части. На каждой виднелся соответствующий вензель.
Первую деталь с витиеватой буквой «М» он подал сыну. Вокруг буквы красиво рассыпались узоры из ветвей и листьев.
– Это спичечница – очень полезная для настоящего мужчины штука. Держи. Она твоя.
Дочери он протянул зеркальце с ручкой, на обратной стороне которого виднелась буква «А».
– Спасибо! Я давно о таком мечтала! – прошептала Анна, чмокнув отца в щеку.
– Тебе, Лидия, заколка для волос.
Приняв подарок с буквой «Л», супруга благодарно улыбнулась.
– Ну а мне достается зажим для галстука, – сказал Егор Савельевич и прищепил им свой галстук к белоснежной сорочке. На зажиме красовалась буква «Е».
Бронзовый лев настолько заинтересовал брата и сестру, что они напрочь позабыли о размолвке. Досконально изучив свои части, они принялись осматривать мамину заколку.
– Папа, а что написано на собранном льве? – наконец подняла взгляд Анна.
Отец спрятал зажим в карман и присел в небольшое кресло сбоку от верстака.
– Об этом я и хотел с вами поговорить.
Брат с сестрой поняли, что разговор еще не окончен, и, собрав волю в кулак, отвлеклись от только что полученных подарков.
– Вы уже не маленькие. Тебе, Миша, десять лет. Анне сегодня исполнилось тринадцать. Я могу с вами общаться, как со взрослыми людьми?
Папа впервые произнес подобные слова, это насторожило.
– Да, – снова за обоих ответила Анна.
– Тогда наберитесь терпения и внимательно послушайте меня…
* * *
Завладев вниманием детей, Егор Савельевич коротко, но очень красочно изложил историю дворянского рода Протасовых. Мишка с трудом понимал, что к чему. Зато Анна слушала, затаив дыхание.
– Я очень прошу вас никому не рассказывать о том, что вы – потомки знатного рода, – закончил отец. – Это очень серьезно и касается безопасности всей нашей семьи. Также лучше помалкивать и о бронзовом талисмане. Поняли?
Анна кивнула, а Мишка вдруг вспомнил про надпись.
– А что же написано на льве, па-апа? – заныл он.
– Во-первых, вам надлежит знать, что на гербе нашего рода изображен лев. Поэтому талисман изготовлен именно в таком виде. Во-вторых, надпись на бронзовом льве не простая. Прочитав ее, вы узнаете тайну дворянского рода Протасовых.
– Тайну?! – хором удивились дети. – Давайте его снова соберем!
– Мы обязательно соберем льва, но произойдет это в тот день, когда младшему из вас исполнится восемнадцать лет.
Мишка поначалу ничего не понял, а сестра его, быстро произведя в уме подсчеты, по-мальчишески присвистнула и разочарованно протянула:
– У-у-у… Это случится аж через восемь лет. В одна тысяча девятьсот сорок первом году…
– Да, не скоро, – согласился Егор Савельевич. – Однако тайна того стоит. И я очень надеюсь, что ожидание этого значительного события сдружит вас и заставит позабыть разногласия. Ну, как, договорились?
Дети дружно закивали и, взявшись за руки, покинули кабинет.
– Ты не поторопился с рассказом о дворянском происхождении? – тихо спросила Лидия Николаевна, оставшись наедине с мужем.
– Анна – разумная девочка и достаточно взрослая.
– Зато Миша взрослеть не торопится.
– Вот я и решил ускорить этот процесс.
– Как? – улыбнулась супруга.
– Мальчишкам в его возрасте очень важно знать о каком-нибудь секрете. Это добавляет серьезности, заставляет размышлять и контролировать себя.
– Дай-то бог…
Детей не было слышно до позднего вечера. Уединившись в комнате Анны, они изучали бронзовые зеркальце и спичечницу. Дважды Миша подходил к матери и просил на несколько минут ее новую заколку. Но, как и предупреждал отец, прочитать текст, не имея всех частей талисмана, было невозможно.
Глава первая
Москва; июль 1945 года
– …Ничего не понимаю. Ты же старший группы.
– Ну.
– Почему он вызвал нас двоих, а не одного тебя?
Постукивая тростью по ступеням центральной лестницы, Иван Старцев тяжело поднимался на второй этаж Управления Московского уголовного розыска.
– Думаю, приглянулась ему твоя работа, – предположил Иван. – Ты в группе без году неделя, а погляди, сколько хороших идей по нашим оперативным мероприятиям подкинул…
Да, Александру Василькову определенно везло в разработке нашумевших уголовных преступлений. Хотя, по правде говоря, дело было не в везении. Во-первых, Сашке помогал немалый опыт фронтового разведчика и сопутствующие опасной профессии черты характера: внимательность, вдумчивость, способность к анализу, богатая фантазия. Во-вторых, у Василькова имелся тот самый пресловутый «свежий взгляд» человека, пришедшего в закрытую систему со стороны. В МУРе, безусловно, работали лучшие московские сыщики, но даже они порой привыкали к штампам в работе, и глаз попросту замыливался. В-третьих, Александр имел огромное желание освоить новую профессию. После неудачного дебюта в слесарном цеху номерного завода работа сотрудника уголовного розыска показалась ему нежданно свалившимся счастьем. Не хотелось Василькову его терять, потому он и старался поскорее влиться в коллектив сыщиков.
– Побаливает? – заметил он гримасу боли на лице друга.
– Со вчерашнего вечера тянет, – кивнул Иван. – Будто жилы в щиколотке укоротились…
Не торопясь, они дошагали до кабинета комиссара Урусова, вошли в приемную.
– Вас ждут, – кивнул добродушный и довольно бестолковый капитан Коростелев.
Старцев заглянул в кабинет:
– Разрешите?
– Да-да, – оторвался от чтения блокнота комиссар. – Проходите, присаживайтесь…
Сотрудники оперативно-разыскной группы сели напротив большого начальственного стола. Иван привычно пристроил тросточку между колен. Все три окна большого кабинета были открыты; залетавший с улицы душный воздух, оглаживая, колыхал складки тяжелых портьер.
– Я вот по какому поводу вас вызвал, товарищи. – Урусов листал страницы своего пухлого рабочего блокнота. Отыскав нужную, он разгладил ее и спросил: – Убийством в Щипковском переулке вы занимались?
– Так точно, – по-военному ответил Старцев. – Два дня назад передали документацию по делу группе подполковника Фурцева.
– Каковы общие впечатления о преступлении?
Вопрос показался странным. С чего бы комиссару третьего ранга интересоваться заурядным убийством? Подобных преступлений в послевоенной Москве совершалось много. Слишком много.
Переглянувшись с Александром, Иван ответил:
– Обычное дело – убийство с целью ограбления. Совершено немногочисленной группой от одного до трех человек. Засели в подворотне, дождались одинокого прохожего и напали. Один из бандитов нанес жертве удар ножом в шею. Сверху вниз.
Иван коротким энергичным движением наглядно показал направление.
– Мы с Александром Ивановичем уверены: от такого удара жертва погибла мгновенно. Далее бандиты обшарили карманы убитого и были таковы, – закончил Старцев.
– Какие-то особенности при осмотре отметили?
Васильков дольше всех изучал убитого, поэтому ответил сам:
– Убитый мужчина был одет очень скромно. Обувь, брюки, рубашка, пиджак – все старое, сильно поношенное. Сам мужчина небрит, под глазом следы старой гематомы. И еще довольно сильный запах.
– Алкоголь?
– Так точно.
– Преступники никаких следов не оставили? – уточнил комиссар.
– Ничего, кроме нескольких окурков в подворотне.
– Что же они предпочитают курить?
И снова настойчивость Урусова озадачила оперативников. «Какого черта? – недоумевал Старцев, вопросительно посматривая на Василькова. – Если у комиссара появились свежие сведения по этой банде, так не проще ли поделиться ими?..» Васильков тоже не понимал странного интереса комиссара.
– Курят они овальные сигареты Московской табачной фабрики № 1, – ответил Иван.
– «Дукат»?
– Так точно.
– Знать, не бедствуют, негодяи, – проворчал Урусов и, перевернув несколько страниц блокнота, наконец перешел к делу: – Не совсем обычным, товарищи, представляется мне это убийство в Щипковском переулке.
Оперативники удивленно смотрели на начальство.
– Видите ли, – продолжал комиссар, – Щипковский переулок – лишь один эпизод из четырех всплывших за последние три недели. Изучая отчеты руководителей оперативно-разыскных групп, я заметил некие схожие детали. Вот, ознакомьтесь с недостающими, так сказать, звеньями…
Он пододвинул к краю стола три картонные папки. Старцев с Васильковым взяли по одной и принялись читать…
* * *
Оперативно-разыскная группа майора Старцева по праву считалась в Московском уголовном розыске одной из лучших. Ее костяк сложился еще накануне войны, когда в ее составе числились матерые сыскари, а руководил ими ветеран МУРа майор Прохоров. Иван влился в группу осенью сорок третьего, закончив лечение после тяжелого ранения под Рыльском. Так сложилось, что всего через год – после ухода на повышение Прохорова – он остался едва ли не самым опытным сотрудником. Недолго думая, Урусов назначил Старцева старшим группы.
Роста Иван был небольшого, но ловкость и силу имел немалые. Чуть простоватый, но хваткий, понятливый, практичный. Этакий «деревенский парнишка с широкой костью». Примерно так подумал о нем Васильков, впервые повстречав на фронте. Однако родился и вырос «деревенский парнишка» в Москве. Сначала семья жила на юго-западе в небольшом рабочем поселке, потом переехала поближе к центру, благодаря чему Иван стал учиться в хорошей школе. Получив аттестат с неплохими оценками, он с первой попытки поступил в Подольское военное артиллерийское училище.
Войну Старцев встретил с двумя кубарями в петлицах, командуя огневым взводом. При обороне Москвы его батарея стояла насмерть, в одном из боев он получил тяжелое ранение. После госпиталя, в суете и неразберихе, его определили в пехотный полк. Он пытался вернуться в родную артиллерию, да где там: время было жесткое – куда назначили, там и служи. Иван никогда не отчаивался, не падал духом и уже через несколько месяцев за проявленную отвагу и находчивость был переведен в разведку. Там судьба и свела его с Александром Васильковым.
В 1943 году темной летней ночью разведгруппа возвращалась после выполнения задания в тылу противника. До своих окопов оставалось совсем ничего – ползком преодолеть минное поле. Вокруг шарили лучи немецких прожекторов, позади басовито огрызались пулеметы. За сотню метров до первой линии советских окопов пулей зацепило бойца; катаясь и скрипя зубами от боли, тот задел растяжку. Бахнул взрыв, осколком серьезно повредило ногу Старцеву, бросившемуся на помощь товарищу.
В госпитале врачи хотели ампутировать покалеченную ступню, но один из хирургов взялся собрать ее по кусочкам. И у него это получилось. Два месяца Иван провалялся на госпитальной койке, ежедневно разрабатывая ногу и надеясь вернуться в строй. Однако при выписке строгая комиссия его все-таки забраковала.
Имея несгибаемую натуру, комиссованный из армии Старцев не сдался – не запил, в сторожа или кочегары не подался. Когда поджившая нога позволила поменять костыли на тросточку, он надел отглаженную форму с орденами, с двумя золотыми нашивками за тяжелые ранения и отправился на прием к начальнику Московского уголовного розыска. Тогда, в 1943-м, эту должность занимал комиссар милиции третьего ранга Рудин – умница, интеллигент и просто золотой человек. Иван объяснил ему ситуацию. Тот внимательно изучил документы, пролистал партбилет, расспросил, в какой должности и в каком звании воевал, в каких участвовал операциях. Не позабыл спросить и про ранения. Затем вызвал начальника отдела кадров и передал Старцева в его распоряжение. Таким незамысловатым образом Иван и попал на Петровку, 38. В Уголовном розыске он быстро набрался опыта, дорос до руководителя оперативно-разыскной группы, получил майорские погоны.
У Сашки Василькова судьба сложилась иначе. Он командовал дивизионной разведкой до Победы: отправлял группы разведчиков в тыл врага, готовил молодежь на замену выбывших из строя, да и сам продолжал хаживать в поиск за «языками». Закончил войну Александр в Германии. Командование уговаривало его остаться, предлагало поехать на учебу в академию. Все-таки высшее образование, огромный боевой опыт, безупречная репутация, партбилет, награды. Но он отказался, желая поскорее вернуться к мирной жизни и к своей сугубо гражданской профессии геолога.
Приехав в Москву, Васильков уже через пару дней наведался в Московское государственное геологическое управление, из которого призывался в армию. Но, увы, сотрудники управления еще не вернулись из Семипалатинска, куда были эвакуированы в начале войны. Пришлось искать другую работу. В итоге он устроился слесарем на крупный номерной завод.
Вероятно, Александр до сих пор стоял бы у слесарного верстака, точил бы детали. Но в один из вечеров после тяжелой рабочей смены он решил заглянуть в шумный и прокуренный пивной павильон. Среди пьяного люда, в сизой табачной пелене, к величайшему своему удивлению, он увидел Ивана Старцева.
В тот же вечер Васильков узнал о его госпитальных злоключениях, о службе в МУРе. Тогда же получил от фронтового товарища предложение попробовать себя в уголовном розыске. И тогда же, не раздумывая, дал согласие…
* * *
Ознакомившись с документами из трех картонных папок, Старцев с Васильковым были вынуждены согласиться: почерк преступников один и тот же. Суть оперативной информации состояла в следующем: за последние три недели совершено в общей сложности четыре странных преступления. Некто выслеживает и убивает с целью ограбления мужчин в возрасте от двадцати пяти до тридцати шести лет. Преступления осуществляются одним и тем же человеком или немногочисленной бандой в составе двух-трех человек. Все убийства – словно под копирку: нападают сзади и бьют ножом в шею сверху вниз. Фамилии погибших: Зайцев, Дробыш, Велично, Винокуров. География преступлений ограничена Москвой и ближним Подмосковьем. Убитые были одиноки, проживали в разных районах.
При осмотре тел оперативники обратили внимание на неопрятный вид и отчетливый запах алкоголя. По документам до 1942 года все погибшие находились либо на фронте, либо в эвакуации. Зайцев, Дробыш и Величко имели инвалидность. Точнее – «белые билеты» с категорией «Д» (не годен, освобожден от призыва и воинской обязанности навсегда). Первый страдал частыми припадками эпилепсии. У второго после серьезного ранения одна нога была короче другой на несколько сантиметров. У третьего на правой руке отсутствовали три пальца. Винокуров избежал призыва, так как был высококлассным токарем и обзавелся «бронью». Это объясняло их нахождение в тылу во время войны.
– Значит, банда действует уже три недели, – задумчиво проговорил Старцев, покручивая вправо-влево зажатую меж коленок трость. – А мы-то полагали, что это – дело рук залетного.
– Судя по всему, промышляет кто-то из местных. И почерк преступлений, как вы верно подметили, один и тот же, и везде фигурируют окурки овальных сигарет Московской табачной фабрики № 1.
Урусов машинально достал из лежащей на столе пачки папиросу и, глядя в распахнутое окно, принялся ее разминать…
Иван с Александром молча наблюдали за ним, не решаясь прервать образовавшуюся паузу. Выглядел Урусов уставшим, невыспавшимся. Будучи неплохим профессионалом, прошедшим все ступени от заведующего делопроизводством Тюменского окружного уголовного розыска до начальника МУРа, он держал в памяти все громкие преступления и контролировал проводимую по ним оперативно-разыскную работу. Помимо этого он несколько раз в неделю ездил на совещания к начальнику Уголовного розыска Советского Союза комиссару милиции Овчинникову, к начальнику УНКВД Московской области комиссару госбезопасности Журавлеву, в Московский горком партии, в Моссовет, в центральные партийные и советские организации… Дел хватало. А вот времени на отдых, на восстановление сил и лечение – увы.
Очнулся Урусов лишь после того, как лопнула тонкая папиросная бумага и табак просыпался на зеленое сукно. Вытащив другую папиросу, комиссар закурил. Собирая просыпанный табак в пепельницу, поинтересовался:
– Чем сейчас занята ваша группа?
– Капитан Егоров и старший лейтенант Горшеня готовят к сдаче документы по делу банды Елисеева. Остальные по вашему приказу занимаются сортировкой документов прибывших в Москву граждан, – отчитался Старцев.
Борьба с преступностью в послевоенные месяцы была значительно осложнена массовой миграцией населения. Люди ехали в столицу и через нее со всех концов – возвращались репатрианты, демобилизованные из армии, из эвакуации. Сотрудники милиции, уголовного розыска и госбезопасности работали по четырнадцать часов в сутки, чтобы просеять этот поток и не пропустить замаскированных преступных элемен- тов.
– Тогда вот что, товарищи, – подвел итог комиссар. – Берите-ка в разработку эту новую банду. Изучите все материалы и представьте мне план по ее нейтрализации и уничтожению…
- Тревожная весна 45-го
- Самый страшный след
- Сыщики 45-го
- Темные московские ночи
- Крестовский душегуб
- Бандитский брудершафт
- Зловещий трофей
- Тайник в старой стене
- Человек в безлюдной арке
- Ассистент убийцы
- Табор смерти
- Жестокое эхо войны
- Дом с неизвестными
- Убийца с того света
- Игла смерти
- Ножевая атака
- Стальная память
- Ядовитое кино
- Смерть в конверте
- Опер с особым чутьем
- Тайный узел
- Безумный свидетель
- Крик филина
- След на кабаньей тропе
- Свинцовая воля
- Человек из прошлого
- Палач приходит ночью
- Золотой удар
- Казанский Каин
- Лето горячих дел