До наступления комендантского часа оставалось всего несколько минут, и запоздалые прохожие больше не старались обогнуть лужи, покрытые неверным ледком, или, прячась от ветра, прижаться к стенам домов сталинской постройки. Люди торопливо семенили по холодной улице к станции метро, над которой вместо красной «М» теперь светилась уродливая голографическая закорючка: иероглиф чужаков, обозначающий слово «работа». Почему работа? Потому что в разном контексте он означал и работу, и жизнь. Живешь, пока работаешь. Таким был главный посыл новых хозяев Северного полушария своим слугам, и для лучшего усвоения он светился на каждом углу. Работать с шести утра до девяти вечера, пока не наступит комендантский час, и жить. А те, кого такая жизнь не устраивает, могут остаться после девяти на улице и умереть. Так что мокрые ноги и замерзшие уши были сейчас минимальными неприятностями, которые грозили опоздавшим гражданам. Попадись на пути патруль – и все, конец. Тех, кто не успел очутиться под крышей или хотя бы в метро до двадцати одного, серпиенсы расстреливали на месте без долгих разговоров. То есть не совсем расстреливали, оружие чужаков стреляло и убивало не так, как оружие землян, без пуль, но детали не имели значения. Человек погибал – это главное.
Впрочем, серпиенсов нельзя было обвинить в запредельной жестокости. Чужаки проявляли снисхождение к некоторым аборигенам, не успевшим уйти с улиц до наступления комендантского часа. Стартовые десять-пятнадцать минут они лишь наблюдали, неспешно двигаясь по улицам и над ними. При этом они не бубнили в мегафоны, не бряцали оружием и не бросали по сторонам грозные взгляды. Просто топали прогулочным шагом, попарно, изредка тройками, либо так же медленно летели на десятиметровой высоте в своих одноместных коконах, издалека напоминающих перевернутую запятую или раздутую пиявку с темно-зелеными, лоснящимися боками. И то, и другое они проделывали практически бесшумно, отчего людям становилось еще страшнее. Ведь и убивали серпиенсы тоже беззвучно. Очень редко жертва успевала испуганно вскрикнуть, и только. Вскрик, бесшумный выстрел (пусть уж будет «выстрел», другого слова все равно не подобрать), и снова тишина. Ни предсмертных хрипов, ни глухого удара тела о мостовую, ничего. Поскольку от казненного оставалось лишь облако тускло светящегося в темноте праха. Жуткая картина. Бледно-голубой контур человека примерно с секунду неверно светился, а затем гас, растворяясь в ночи. А в ветреную погоду не светился вовсе, исчезал мгновенно.
Но все это происходило только с теми, кто по глупости оказывался сразу после девяти безнадежно далеко от укрытия либо попадался патрулю в чересчур поздний час. Не спрятался, сам виноват, как говорится. А с девяти и примерно до девяти пятнадцати шанс оставался. Если дом или метро недалеко, если ты способен передвигать ноги в быстром темпе, если не поддался панике от близкой опасности, если тебя не затоптали другие бегущие от смерти люди. Много было «если», но шанс оставался, факт.
Одно было непонятно: зачем вообще серпиенсам понадобилось вводить комендантский час? Ведь обычные люди не представляли для них особой опасности. Даже военные были опасны постольку-поскольку, а уж безоружные-то обыватели…
Филипп Грин чуть подался вперед, чтобы разглядеть из окна перекресток Ленинградки и Балтийской. Обычно патрули появлялись из-за угла, разделялись и шли по обеим сторонам проспекта в направлении метро. Когда пешие патрульные проходили примерно половину пути, над перекрестком зависали два-три кокона. Они тоже брали курс на станцию «Сокол», но в их зоне внимания оказывались не запоздавшие пешеходы, а машины. В принципе, людям не возбранялось ночевать в припаркованных машинах, но обязательно с выключенным двигателем. Летом это условие многих аборигенов устраивало, зимой же такие ночевки частенько заканчивались трагедиями. Попавшие в ловушку люди либо замерзали, либо, рискнув среди ночи (патрулей вроде бы не видно, отчего не рискнуть?) завести машину, погибали на месте, превращаясь в светящийся прах вместе со злополучным авто.
Коммуникатор в кармане тоненько пискнул. Это означало, что получено стандартное сообщение по системе всеобщего оповещения. Комендантский час наступил окончательно. До шести утра на улицу ни шагу. Иначе – смерть. Без вариантов.
Филипп ткнулся лбом в холодное стекло и на миг закрыл глаза. Холод мгновенно разлился по всему телу. Нет, холодное стекло или мороз за окном тут были ни при чем. Грину стало холодно и неуютно по другой причине. Сигнал коммуникатора, будто простейший, но особо злобный вирус, похерил на жестком диске жизни Филиппа большой и важный блок информации. Просто «пик» – и стер к чертовой матери!
Грин отлепился от окна и растерянно оглянулся. Комната вдруг показалась ему огромной, удручающе пустой и неуютной. А ведь в ней ничего не изменилось. Те же книжные шкафы, телевизор на стене, скрипучий мерзавец диван, пара картонных коробок со всяким хламом и открытый чемодан, из которого торчат небрежно набросанные вещи. Женские вещи, еще минуту назад Викины. А теперь ничьи.
Нет! Такого просто не может быть! Филипп снова прильнул к холодному окну. Разум подсказывал, что надеяться не на что, но сердце, разрываясь на части, заставляло по-прежнему надеяться.
На что? Бог знает. На чудо, наверное. Или на везение. Ведь Вика вполне могла спрятаться в каком-нибудь подъезде, гараже, на магазинном складе или юркнуть к кому-то в машину. Люди нередко помогают друг другу в трудный час. Декабрь – не лучшее время для романтических ночевок в авто или в неотапливаемом помещении, но выжить можно, главное – не заснуть. Так что шансы оставались. И неплохие. Пятьдесят на пятьдесят.
Грин невольно скрестил пальцы, боясь сглазить. Ровно в девять Вика звонила откуда-то из района «Динамо». Законопослушный таксист наотрез отказался ехать дальше, припарковал машину, высадил пассажирку и побежал к метро. Другой тачки Вике поймать не удалось, и она отправилась к Филиппу пешим порядком. Логично было бы спуститься в метро следом за трусливым таксистом и проделать оставшийся путь на поезде, но тогда Вика рисковала заночевать под землей. В девять пятнадцать наверх ее никто не выпустил бы. И не из страха перед чужаками или желания уберечь молодую дурочку от смерти. Просто после девяти пятнадцати все выходы автоматически перекрывались силовыми отсечками. А автоматику хоть умоляй, хоть проклинай, не снизойдет.
Грин представил себе маршрут от «Динамо» до «Сокола». Широкий тротуар, все время по прямой. Немного скользко, но это мелочи. Если хорошенько припустить, за пятнадцать минут добежать вполне реально. Главное держать дыхание и не сбрасывать темп. Вика девушка спортивная, так что…
Филипп краем глаза засек движение в конце улицы и торопливо открыл окно. В комнату ворвался холодный зимний ветер, занавески за спиной у Грина недовольно зашуршали, их дружно поддержала Викина коллекция фикусов, но Филиппу было не до возмущенного шелеста мерзнущих растений. Он высунулся из окна и уставился влево, в полумрак проспекта.
Со стороны «Аэропорта» к дому Грина приближалась маленькая одинокая фигурка. Человечек бежал со всех ног.
У Филиппа заколотилось сердце. Вика?! Точно она.
Он резко обернулся вправо. От перекрестка с Балтийской навстречу Вике медленно двигался патруль. Двое серпиенсов в боевой экипировке.
Грин судорожно вцепился в оконный переплет и высунулся едва ли не по пояс. То ли от холода, то ли от страха мелко застучали зубы, и Филипп был вынужден стиснуть их до неприятного скрежета.
До спасительной подворотни Вике оставалось не больше сотни шагов. Патрулю ровно столько же. Грин без всяких вычислений понимал, что если Вика не ускорится, финиш ее забега получится трагичным. А ускориться она уже не могла, у Вики явно не осталось сил.
Видели это и серпиенсы. Они не прибавили шаг и не подняли руки, целясь или приказывая девушке остановиться. Все в том же прогулочном темпе они приближались к нарушительнице, неотвратимо и пугающе, как движется к берегу волна цунами.
Сам того не замечая, Грин тихонько завыл и еще немного подался вперед. Разрывающее душу отчаяние едва не вытолкнуло его из окна. Филипп замер в состоянии неустойчивого равновесия, с секунду пробалансировал на грани и сдал назад. Вика нашла в себе силы и ускорилась. Грин даже задержал дыхание. Еще пара секунд – и она выиграет этот забег!
Ветер на мгновение приутих, будто бы тоже переживая за отчаянную бегунью, и в наступившей относительной тишине отчетливо хрустнул ледок у Вики под ногами.
Для Филиппа этот хруст прозвучал, как выстрел. Еще ничего не произошло, а Грин уже ясно представлял, что будет дальше. Вика поскользнулась, упала на одно колено, торопливо поднялась, сделала несколько шагов и поскользнулась снова. Ее отчаянный спурт пропал даром. Она растеряла драгоценные мгновения и теперь не успевала к финишу первой при всем желании. Осознав это, девушка и вовсе остановилась, постояла несколько секунд, глядя себе под ноги, а затем медленно продолжила путь навстречу смерти. С опущенной головой и поникшими плечами. Смирилась.
Грин невольно застонал и с силой треснул по пластиковому подоконнику. Нет! Беги! Не сдавайся!
Он кричал Вике, не раскрывая рта, мысленно, но ему почему-то казалось, что она слышит эти крики. Более того, ему казалось, что она отвечает, тоже мысленно, но Филиппу, как ни странно, не составляло труда услышать ее ответ.
«Я не могу, все кончено, прости меня, Фил… и прощай».
«Беги! Не сдавайся! Ты успеешь!»
У Грина вдруг резко заложило уши, в глазах потемнело, а в затылок будто бы воткнулся раскаленный гвоздь. От боли Филиппа буквально парализовало. А еще ему стало не до мысленных криков. Ненадолго. Ровно на секунду. Но за эту секунду он успел не только узнать «почем фунт изюма», а еще и услышать чей-то уверенный голос. Что интересно, тоже мысленный и тоже обращающийся к Вике.
«Нет, не беги. Остановись и прижмись к стене. Когда начнется, ложись и ползи к люку. Он в десяти шагах от тебя. Он будет открыт».
«Что начнется? – как бы спросила Вика. – О чем ты?»
«Увидишь».
Раскаленный гвоздь в затылке быстро остыл, а затем исчез вовсе. В глазах тут же просветлело. Оставалась вата в ушах, но сейчас это было даже к лучшему. Фил удивленно повертел головой – в комнате, кроме него, никого не было – и снова уставился вниз. Беседа сразу с парой воображаемых собеседников была, с одной стороны, делом привычным, Грин любил такие упражнения для ума, но его удивляло то, что второе «я» проснулось настолько не вовремя да еще вступило в спор с первым.
Филипп мельком взглянул на патруль и снова зафиксировал взгляд на Вике. Она вдруг подняла голову и посмотрела вверх, Грину показалось, прямо на его окно. Да наверняка на его окно, куда же еще?! Филипп снова навалился на подоконник и, высунувшись наружу, замахал руками. Стой! Назад!
Зачем он машет, Филипп и сам не понимал. В другой ситуации такой семафор мог бы предупредить Вику, например, что в квартире засада и подниматься в нее никак нельзя. Но сейчас отчаянная жестикуляция Грина не имела никакого смысла. Назад? Куда назад? Стой? Девушка и так остановилась…
Остановилась? Грин замер с нелепо поднятыми вверх руками. Остановилась! Более того, прижалась к стене и бросила короткий взгляд влево. Туда, где темнел кругляш канализационного люка.
Филипп сглотнул вязкую слюну. Показалось? Вряд ли. Совпадение? Тем более – вряд ли. Получается, что виртуальные собеседники – Вика и второе «я» – были вовсе не игрой воображения? Получается, это было нечто вроде сеанса телепатии? Нет, это уж не «вряд ли», а исключено. Но что же тогда это было?
Ответить на странные вопросы было некому, да и не нужны были Филиппу ответы. Не до того. То, что происходило внизу, занимало Грина гораздо больше, чем какие-то глупые загадки, будь они из подсознания, из телепатического эфира или откуда-нибудь еще.
Ведь внизу происходило нечто невероятное.
Патруль серпиенсов вдруг встал как вкопанный и, казалось, утратил к Вике всякий интерес. Чужаки одновременно обернулись к ближайшему темному просвету между домами и медленно согнули в локтях руки, будто бы услышав армейскую команду «бегом». На самом деле – насторожились, активировали закрепленные на предплечьях «стволы» и приготовились к бою. И бой не заставил себя ждать.
Вместо завершающего «марш» из темноты зазвучала громкая и беспорядочная трескотня автоматического порохового оружия.
Взгляд Грина заметался от Вики к чужакам. Сомнений не было, Вика не хуже Филиппа услышала мысленные инструкции, чем бы они ни были – телепатией или какой-то еще мистикой. Едва «началось», она упала на мокрый холодный асфальт и поползла к люку. Издалека, да еще в сумерках, Грин не видел, открыт спасительный колодец или нет, но Вика ползла уверенно, и это внушало надежду на лучшее. Филипп перевел взгляд на серпиенсов.
Чужакам свинцовый град был как слонам обстрел бананами. Двухметровые фигуры серпиенсов окутало нежно-зеленое сияние, в свете которого было хорошо видно, как трансформируется их экипировка. Мгновение назад чужаки выглядели вполне обычно: издалека практически те же люди, только одинаково высокие, стройные, белокурые, атлетически сложенные, прямо-таки клоны того артиста из фантастического фильма. Загляденье. Теперь же оба обросли множеством каких-то устрашающего вида щитков, шипов и наростов и стали походить на человекоподобных динозавров, разве что без хвостов, и светящихся, как медузы. Впрочем, когда боевая трансформация завершилась, свечение исчезло, а темно-серая шипасто-пластинчатая броня резко изменила окраску. Вернее – потеряла ее вовсе. Фигуры серпиенсов стали почти прозрачными. Если бы Филипп не смотрел на них во все глаза, он давно упустил бы из вида контуры слившихся с местностью чужаков.
Взгляд снова метнулся к Вике. Она уже доползла до спасительного люка и даже наполовину спустилась в колодец. Секунда – и ее смешной рыжий ежик на макушке исчез в черном провале. У Филиппа невольно вырвался вздох облегчения.
«Чудо произошло. В бога поверить, что ли?»
Над мостовой прокатился грохот второго залпа, и Грин вновь сбился с мысли. Зачем они это сделали?! Филипп удивленно вскинул брови. Девушка спасена, к чему эта стрельба?
Грин снова высунулся из окна почти по пояс и, свесившись, попытался заглянуть за угол дома.
В темном переулке мелькнули какие-то тени. Чужаков Грину увидеть не удалось, но в том, что на этот раз они ответили адекватно, Филипп убедился сразу. В темноте вспыхнул и тут же развеялся по ветру светящийся силуэт человека, чуть позже еще одного, а затем синеватое свечение прорисовало контур легковой машины и часть стены соседнего здания. Аура машины вскоре погасла, а вот стена здания продолжала светиться, и даже сильнее, чем прежде.
Раньше Филиппу не доводилось видеть ничего подобного. Через пару секунд стена дома стала прозрачной, словно была сделана из толстого голубоватого стекла, и Грин без труда разглядел силуэты людей, притаившихся внутри здания. Их было четверо, и все держали в руках предметы до боли знакомых очертаний. Автоматы Калашникова.
Следующая секунда тянулась, как резина. Вместе со временем, казалось, притормозило и все сущее. Даже ветер прекратил рвать занавески и начал выть на тон ниже. Три силуэта за прозрачной стеной исчезли одновременно, четвертый человек погиб чуть позже, но его смерть тоже уложилась в резиновую секунду.
Грину стало не по себе. Шесть человек погибли за такой короткий отрезок времени! И ради чего? Чтобы спасти незнакомую девчонку? Невероятно! При всей любви к Вике Филипп не понимал мотивы этих отчаянных людей. Да и ни при чем тут была его любовь. На месте Вики могла оказаться любая другая. Кто угодно мог оказаться, даже сам Филипп. Но и в этом случае он не понял бы, что заставило этих людей пожертвовать собой.
Гибель четверки за «стеклянной» стеной оказалась не последним актом ночной драмы. Более того, все это было лишь прологом. Филипп вдруг наткнулся взглядом на едва различимый контур одного из серпиенсов. Чужак стоял, глядя на прозрачную стену, и не видел, как со стороны проезжей части проспекта к нему подкрадывается еще одна фигура.
Это был несомненно человек, хотя и ростом и комплекцией он вполне мог сойти за чужака. В занесенной над головой руке нового бойца матово поблескивал длинный нож. Издалека не понять, то ли морской кортик, то ли кинжал.
Серпиенс почувствовал приближение врага и резко обернулся, но мгновенная реакция, которой славились чужаки, на этот раз не помогла. Человек двигался пусть на йоту, но быстрее. Серпиенс еще только начал разворачиваться, а человек уже подпрыгнул высоко вверх и нанес удар. Странный удар, вряд ли применявшийся хоть кем-то из людей в бою с себе подобными, но при всей своей странности – ужасающий по силе и точности. Длинный клинок с хрустом и скрежетом пробил шипасто-ребристый шлем чужака и почти по гарду вошел в темя серпиенсу. Тело чужака тут же лишилось маскировки, и от макушки до пяток покрылось сетью светящихся зеленоватых прожилок, которые несколько секунд меняли интенсивность свечения, будто бы пульсируя, а затем погасли. Гибнущий стражник конвульсивно дернулся, выгнулся дугой, потом обмяк и рухнул на тротуар.
От увиденного у Грина едва не вылезли на лоб глаза. Он впервые видел смерть чужака. Да, он слышал, что серпиенсы уязвимы. Их не брал свинец, хоть нашпигуй им гада, как буженину чесноком, их невозможно было сжечь или утопить – огонь они, сволочи, буквально жрали, а под водой жили хоть сутки. Их было нереально раздавить или превратить в лепешку, сбросив с высоты, – боевые костюмчики и эта чертова «аура» держали любые удары или перегрузки. Радиация, СВЧ, лазеры… все им было нипочем. Даже бывалые вояки впадали в отчаяние от такой неуязвимости врага. Вон, китайцы уж на что упрямые, а сдались в конце концов. А натовцы так вообще не сопротивлялись. Но наши по привычке партизанили до упора и отыскали-таки у чужаков слабое место. И вот конкретно в него сейчас был нанесен смертельный удар.
Грин недоверчиво покачал головой. Но, черт возьми, самое слабое место наверняка одновременно самое защищенное! Какой же силой должен обладать человек, чтобы пробить наноброню, или как там называется хрень, из которой сделаны доспехи чужаков?
Грин удивленно присвистнул. И человек ли это был? Где он, куда вдруг исчез? Не растворился же в воздухе?
Напарника убитого серпиенса, видимо, волновали те же вопросы. Его полупрозрачный силуэт метнулся влево, к стене дома, затем вправо, почти к проезжей части, снова возник посреди тротуара, стремительно приблизился к провалу люка, в котором недавно исчезла Вика, задержался у колодца на миг и быстро сдал назад. Из колодца тут же вырвался столб синеватого света, рассеявшийся где-то на высоте крыши гриновского дома. Филипп в очередной раз похолодел, но поспешил себя успокоить. Вряд ли Вика задержалась в этом злополучном месте. Неизвестный боец тоже. Так что «граната», брошенная серпиенсом в колодец, скорее всего, никому из людей не навредила.
Что же касается чужака… Вспышка не только осветила стены ближайших домов, но и четко прорисовала силуэт серпиенса. А заодно и фигуру человека, подкравшегося к чужаку сзади.
Вторая схватка получилась не такой короткой, как первая. Чужак учел печальный опыт напарника. Он успел не только вовремя развернуться лицом к опасности, но и отреагировать. Одной рукой он заблокировал удар, а другой попытался ответить, но у него ничего не вышло. Заблокированный удар, как ни странно, все же достиг цели. Все потому, что серпиенс не заметил главного – теперь человек работал другим оружием. Свой кинжал он оставил в голове у серпиенса номер один. Новый сокрушительный удар был нанесен кистенем с необычно длинными стальными шипами. Рука человека остановилась вроде бы на безопасном расстоянии от головы врага, но шипастый шар на цепи продолжил движение и проломил серпиенсу череп. Человек тут же разжал пальцы и позволил рукоятке оружия выскользнуть из руки. Зачем? Филипп вдруг понял, что знает ответ. Чтобы воткнувшийся в голову чужака шип остался на месте. Теперь Грин знал точно: ликвидировать чужого можно не просто раскроив ему череп, а непременно зафиксировав оружие у гада в этом самом черепе. На какое время зафиксировать? Вопрос к ликвидаторам. Насколько глубоко вбивать условный гвоздь в башку? Тоже технический вопрос. Какова физиология процесса (короткое замыкание устраивает клинок в мозгах у врага, что ли?), тем более несущественно. Главное – убить врага реально! И значит, не все потеряно.
На этот раз Грин не отвлекался ни на миг, но все равно упустил неизвестного героя из поля зрения. Второй серпиенс еще не успел подохнуть, а загадочный человек в черном уже растворился в сумерках. И как ни старалась подоспевшая «кавалерия» чужаков просканировать каждый уголок, каждую подворотню, каждую машину у обочины, им так и не удалось отыскать противника.
Напрасно не меньше сотни ящероподобных бойцов рыскали по дворам, сновали по ближайшим станциям и тоннелям метро и лазали по коллекторам под проспектом. Напрасно боевые коконы летали вдоль домов, заглядывая в каждое окно и бесцеремонно разбивая те, за которыми были слишком плотные шторы или жалюзи. Напрасно мерзкие светящиеся медузы – роботы-шпионы серпиенсов – плавали по чердакам и подвалам. Все впустую. Никого даже близко похожего на убийцу серпиенсы не нашли. В результате все закончилось довольно странным демаршем.
Чужаки унесли своих погибших, убрались сами, но оставили на проспекте две устрашающего вида машины. Танки не танки, но что-то похожее. Машины прошли от конца проспекта до станции метро «Белорусская» и тоже ретировались, вроде бы ничего особенного не сотворив. В том, что это не так, люди смогли убедиться лишь утром, когда рассвело…
* * *
– …Фил! Проснись!
– А? – Грин открыл глаза и резко сел на кровати. – Что? Храпел?
– Ты стонал. – Вика погладила Грина по плечу. – Плохой сон?
– Сон? – Филипп повертел головой и с облегчением выдохнул. – Сон! Ну конечно! Вот откуда эта нереальность сюжета и потусторонние голоса. Никакой мистики, фантастики и телепатии, просто сон.
– Голоса? – Вика хмыкнула. – Ты начал слышать голоса? Вообще-то, для дебюта шизофрении рановато. Обычно вашего брата в тридцать накрывает медным тазом, а ты вчера только четвертак разменял. Хотя случается и раньше. Клинически доказано.
– Спасибо. – Грин коротко откашлялся. – Минералки нет?
– Бутылка оставалась. – Вика сдержанно зевнула. – Сушнячок, да? Принести?
– Я сам, лежи. – Филипп встал с кровати и потянулся. – Нет, надо же, как натурально… было.
– И в цвете?
– Сумерки были, но… да, вроде бы в цвете.
– Точно шиза, – убежденно заявила Вика и откинулась на подушки. – Но я тебя не брошу, не бойся. Буду фрукты тебе в дурку носить. А про что был сон?
– Ну, там… фантастика, короче. – Грин еще разок потянулся и почесал поясницу.
– Ты меня удивляешь. – Вика усмехнулась. – Ты в жизни хотя бы одну фантастическую книжку прочитал?
– Была нужда время тратить. – Грин прошлепал на кухню, отыскал в холодильнике бутылку «Нарзана», приложился прямо из горлышка, напившись, сладко причмокнул, поставил бутылку на место, захлопнул дверцу, постоял недолго, размышляя, снова открыл холодильник, взял «Нарзан» и отправился обратно в спальню.
– Разумное решение. – Вика отняла у него бутылку и тоже сделала пару больших глотков. – «Мартини» с виски не сочетается. Особенно в чрезмерных дозах. Хотя… раз в год можно. День рождения – день законных излишеств.
– Как ты… ловко отползла. – Грин уселся на край кровати. – Серпиенсы… – он помотал головой, – надо же такому присниться!
– Что ты сказал? – вдруг насторожилась Вика.
– Серпиенсы, а что?
– Это кто?
– Ну, из сна. – Грин неопределенно махнул рукой. – Ну, типа пришельцы.
– Грин, не нукай, чай, не сибиряк, – задумчиво глядя куда-то в темный угол комнаты, пробормотала Вика одну из своих стандартных фразочек-воспиталочек, как их называл Филипп. – Такие люди-змеи, да?
– Скорее – ящеры. – Филипп с интересом взглянул на подругу. – А ты откуда знаешь?
– Название, тупица! Серпент плюс хомо сапиенс. Латынь. Ты забыл, что я будущий доктор, пусть и стоматолог? В латыни мал-мало разбираюсь. Змея и человек. Сам придумал?
– Приснилось, говорю же!
– Грин, не морочь мне голову. Так не бывает.
– Как не бывает? – Филипп поморщился. – Что-то ты, Герасим, не договариваешь.
– Сам ты Герасим. – Вика толкнула его в бок. – Сложное слово, понимаешь? Необычное. И раньше никогда никем не употреблялось. Оно не может присниться одновременно двоим.
– Не понял. – Грин потянулся к ночнику и щелкнул выключателем. – Что за ерунда, поясни?
– Мне тоже такое снилось. – Вика сощурилась от света. – С месяц назад. Я просто не придала значения.
– В дурку ляжем вместе, – констатировал Грин. – На одну кровать.
– Погоди. – Вика наморщила крутой лобик и сдвинула аккуратные брови. – Двенадцатое, да?
– Первое. – Филипп покачал головой.
– Слава богу! – Вика с облегчением выдохнула. – Если б ты тоже увидел во сне двенадцатое, я бы засомневалась, а так…
– Первое декабря двенадцатого года, – продолжил Грин. – День, когда в Северном полушарии появятся серпиенсы. Откуда они вдруг выползут, никто не поймет. Будет ясно только, что не из космоса. Ни на орбите, ни на Земле не будет замечено ничего похожего на космические корабли. Чужаки неожиданно войдут во все крупные города, блокируют войсковые части, обесточат пусковые установки, заглушат радиоэфир и сожгут электрику с электроникой во всей боевой технике. Военным только и останется, что работать прямой наводкой, а кое-где вообще идти в штыковую. Они так и поступят. В результате к пятому декабря половина армий мира славно поляжет на полях сражений. А двенадцатого декабря начнется оккупация Южного полушария. Теперь уже почти бескровная. Сначала Австралии, потом Южной Америки. Но там какие-то другие твари высадятся. На первых вроде бы похожие, но не змеиного племени. У наших зрачки вертикальные будут, а у тех…
– Такие же. – Вика взглянула на Грина исподлобья. – Но они себя с кошками сравнивают… в смысле… на гербе у них будет кот, а не змея. Или мангуста, не знаю точно. Необычная.
– Белая такая?
– Да.
– Мля-я. – Грин взял у Вики бутылку и осушил ее залпом.
– Вот именно. – Подруга прижалась к плечу Филиппа. – Фил, мне страшно. Если мы не сдвигаемся по фазе, что тогда происходит?
– Пока не знаю. – Грин обнял Вику за плечи. – Доживем, увидим. Недолго осталось. Всего-то три месяца.
– Недолго осталось, – тихо повторила Вика и, помолчав, уточнила: – Нам осталось недолго. Может быть, реально что-то сделать?
– Уехать? – Грин пожал плечами.
– На Марс?
– Глупость сказал, не спорю. – Грин кивнул и уставился в окно. – Ты же фантастику любишь, ты и скажи, что можно будет сделать? Что в книжках на этот счет пишут?
– Обычно вирусами чужаков травят. – Вика пожала плечами. – Только у нас не тот случай… будет. Этих вирусами не взять, они к нашим вирусам почему-то привычны. Словно и не чужаки они вовсе, а всю жизнь рядом с нами прожили.
– Откуда ты знаешь?
– И ты это знаешь. – Вика вздохнула. – Ладно, Грин, три месяца у нас есть, подойдет срок, будем думать. Если об этом вообще стоит думать. Может, все дело в абсенте, ты у Димона завтра спроси, это ведь он эту зеленую гадость притащил. Если у него такие же видения были – точно с абсента нас развезло.
– Может быть, – не слишком охотно поддержал новую версию Грин. – Если так, Димону клизму с гвоздями пропишем. Если нет… с первого по двенадцатое декабря две тысячи двенадцатого года то же самое пропишут нам всем.
– Пропишут. – Вика снова зевнула. – Ладно, там будет видно. Главное, что не сегодня. Спим?
– Спим. – Филипп выключил свет. – Если получится уснуть после такой встряски…
* * *
…Чужаки унесли своих погибших, убрались сами, но оставили на проспекте две устрашающего вида машины. Танки не танки, но что-то похожее. Машины прошли от конца проспекта до станции метро «Белорусская» и тоже ретировались, вроде бы ничего особенного не сотворив.
В том, что это не так, люди смогли убедиться утром, когда рассвело. Когда первые лучи солнца без труда пробились сквозь прозрачные крыши домов, стены, межэтажные перекрытия, лестничные марши и осветили жилища до самых подвалов. Люди вышли из стеклянных домов на покрытую синим стеклом улицу и увидели, что вместо привычных каменных зданий их теперь окружают какие-то странные прозрачные строения, вместо железных машин – студенистые экипажи с абсолютно прозрачными и ничуть не тонированными стеклами, а на глубине в три десятка метров к хрустальной станции «Сокол» приближается такой же нереальный поезд метро.
А еще глубже, где-то очень-очень глубоко, светилось что-то красноватое. Уж не до магмы ли «остекленела» мать сыра земля?
«Даже в прятки детям не поиграть, – тоскливо глядя по сторонам, подумал Грин. – Спасибо Сопротивлению за наше… прозрачное детство».
Филипп с некоторой опаской ступил на прозрачную мостовую, сделал пару шагов и поднял взгляд. Если смотреть только под ноги, далеко не уйдешь. Лучше всего было забыть о безднах, разверзшихся под стеклянным тротуаром, и шагать как ни в чем не бывало. Грин преувеличенно бодрым шагом двинулся к метро и вскоре действительно забыл о пугающем пейзаже преисподней под ногами. Не последнюю роль в этом сыграл радостный факт – навстречу Грину шла Вика. Живая и здоровая.
– Вика! – Грин вскинул руку. – Вика! Я здесь!
Девушка пробежала взглядом по лицам встречных и, наконец, отыскала Филиппа. Сначала она улыбнулась, тоже радостно и ласково, но в следующую секунду улыбка сползла с ее лица. Грин слишком поздно понял, в чем дело. Слева и справа от него, словно из-под хрустальной земли, выросли фигуры серпиенсов. Чужаки крепко схватили Филиппа за руки и потащили его куда-то влево. Прямиком в стеклянную твердь стены ближайшего здания.
Оказалось, чтобы проходить сквозь эту голубоватую прозрачную субстанцию серпиенсам, в отличие от людей, не требовались двери. Грин зажмурился, готовясь к тому, что его сейчас размажут по стене, но ничего такого не произошло. Он, как и его конвоиры, благополучно прошел «сквозь стену» и оказался в круглом зале с высоким куполообразным потолком.
Впрочем, в тот момент его мало интересовало, где он оказался. Гораздо важнее для Филиппа было другое, то, что негромко, но отчетливо бросила ему вслед Вика. Слово было всего одно, зато какое! Хлесткое, уничтожающее, несправедливое. «Предатель»!
«И все лишь потому, что я могу проходить сквозь эту прозрачную дрянь не хуже серпиенса? – Грин огорченно покачал головой. – Все равно что обозвать шпионом переводчика только за то, что он знает чужой язык».