Об одной ошибке художественной литературы

Короткая, но интересная книга. Написано простым , лаконичным языком.Особенно полезна будет тем, у кого до сих пор радужно-романтические представления о ворах, уголовниках, их жизни.О том, как попадают в преступный мир, об языке-фене. О том, как относятся к литературе в преступном мире.О классиках рус. и зарубежной литературы, которые писали об уголовниках, каторжанах. Писали, но не зная «предмета», а c перепевок, поэтому и много неточностей, несоответствий.Неожиданной оказалась для меня глава об Есенине. Много нового узнала.О женщинах в преступном мире, об их роли, об отношениях к ним и между собой. О матерях.

Шаламов сравнительно недавно, но уже очень прочно вошел в мою читательскую жизнь.Не только его необычная судьба, но и суровый, лаконичный стиль покорили мою душу.В данном произведении практически нет художественного вымысла, ибо автор стремиться показать и рассказать о мире, скрытом от большинства – о мире воров и блатарей. Прежде всего Шаламов отмечает, что в русской литературе уже не раз делались попытки изобразить этот мир, и всякий раз неудачно. Вместо изображения так, как оно есть, писатели показывали преступников и их мир в ореоле романтизма. В отличие от них Шаламов стремиться показать все так, как есть, без прикрас. Он рассказывает о том, как попадают в этот мир, как живут, как попадают в тюрьму и как живут там, об отношениях с женщинами, с искусством, законом и т.д. Мир этот суров. Как пишет сам Шаламов: «Карфаген должен быть разрушен!»

Задайтесь вопросом – что объединяет Достоевского, Гюго, Дюма, Чехова, Горького, Бабеля, Леонова, Инбер, Каверина, Погодина, Ильфа и Петрова? Не напрягайтесь, вряд ли догадаетесь. А ответ прост – они писали о тюрьме/зоне/ каторге и все они, по твёрдому убеждению Шаламова, знали эту тему поверхностно, поэтому их произведения излишне романтизируют и даже возвеличивают преступный мир. А мир этот, на самом деле, страшен, грязен и беспринципен. И никакое краткое знакомство, даже с самым великим вором в законе, не откроет писателю этот мир. Потому, что писатель, даже больше, чем просто обыватель, какой бы он ни был знаменитый и лауреатистый, для вора – лох и фраер…NB. Я тут, как-то, сетовал, что каторга, на которой сиживал Фёдор Михайлович, описана им без «должной» жестокости, слишком слащава и прянишна. Так Шаламов всё разъяснил и проанализировал – сидел Достоевский на мужицкой зоне, где настоящих блатарей не было и, посему, страдать он там мог только от недостатка почтения и внимания, со стороны сокамерников. А с воровской зоны, писатель вряд ли бы живым вышел…