Глава 1
Прошлым летом я купил детектив – в пестрой обложке, с каким-то жутковатым названием, короче – такой же, как и этот. И только начал его читать в сквере на скамейке, как передо мной словно из-под земли возник этот громила с перебитым носом и начал палить в меня из пистолета… Хотя, наверное, будет лучше, если я вернусь немного назад и расскажу все по порядку – чтобы вы хотя бы приблизительно представили мое состояние в тот момент.
Дело было на Пушкинской – напротив девятиэтажки НИИ прикладных исследований. Сейчас там куча всяких фирм, и приехал я туда на собеседование, потому что уже третий месяц куковал без работы. Собеседование мне назначили на десять, но секретарша сказала, что Роланд Альбертович «серьезно задерживается».
Секретарша была не в моем вкусе – одна ее блузка наверняка стоила больше, чем я заработал за прошлый год. И, чтобы не травить себе душу, я решил подождать этого гуся Альбертовича внизу. Прикатить он должен был на белой «Лянче», правда, неизвестно когда. Потоптавшись на крыльце, я посмотрел на часы и вздохнул. Было жарко, а «Лянча» и не думала показываться на горизонте.
И тогда я решил совместить полезное с приятным. Купил на книжном развале на углу самый дешевый детектив и приземлился на скамейке в сквере напротив НИИ. Парковочная площадка оттуда была как на ладони, и весь вопрос заключался в том, причалит ли Альбертович к ней на своей «Лянче» хотя бы к концу рабочего дня.
Совсем забыл сказать – со скамейкой мне сперва не повезло. На той, что была повернута к НИИ, сидел какой-то прикинутый тип в темных очках. Скамейки там узкие, и мне поначалу пришлось сесть на ту, что стояла напротив «удобной». Все бы ничего, но к НИИ то и дело подкатывали машины, и мне каждый раз приходилось оглядываться через плечо.
А тут еще откуда-то из кустов вылез бомж в огромном замусоленном дождевике и с бородой, как у Карла Маркса, он принялся выкладывать из урны на мою скамейку всякие объедки. Я, конечно, брезгливо отодвинулся и тут же услышал:
– От тюрьмы да от сумы не зарекайся…
– Что? – растерянно спросил я.
– То, что слышал… – продолжая копаться в урне, сказал бомж.
Голос у него был какой-то странный – не хриплый и скрипучий, а наоборот – чистый и звонкий, как если бы он пел в церковном хоре мальчиков. Тут к НИИ подкатила очередная иномарка, и я снова оглянулся. Само собой, это была не «Лянча».
Стало ясно, что спокойно почитать мне навряд ли удастся. Во всяком случае, пока этот тип не освободит скамейку. Он пару раз поглядел на часы, но уходить пока что не собирался. Тем временем бомж закончил копаться в урне, сгрузил объедки в сумку и поковылял по аллее дальше.
Машин пока что не было, и я в пятнадцатый раз прочитал первую строчку детектива. И тут у типа на поясе запиликал телефон.
– Алло!.. – проговорил он, приложив трубку к уху. – Что?.. Блядь!.. Я понял! Все…
На стоянку завернула «Мазда», я проводил ее тоскливым взглядом, а когда повернулся, увидел, что тип наконец-то сматывается. Я тут же пересел на его место и снова принялся за детектив. На этот раз мне удалось прочитать целую страницу, и отвлекся я только на «Запорожец», задымивший всю улицу. «Запорожец», не сворачивая, прогромыхал дальше, и я увидел, что тип в темных очках как раз миновал таксофон на углу и сворачивает на Воропаевскую.
Правда, тогда мне было на него наплевать, и я уже чуть было снова не уткнулся в книгу, как вдруг тип неожиданно резко оглянулся. Но смотрел он не на меня, а вдоль улицы, хотя ничего подозрительного на той стороне Пушкинской не происходило. По крыльцу НИИ и тротуару туда-сюда сновали люди, продавщица за книжным прилавком, опустив голову, читала свой дамский роман, а какой-то мужик в светлой рубашке как раз повесил трубку и вытаскивал из таксофона ЧИП-карту.
Я пожал плечами, а тип тем временем исчез за углом. И я снова погрузился в детектив. Дело там происходило в публичном доме, главная героиня как раз должна была пройти «посвящение» в путаны, и ее отдали на растерзание трем неграм.
Начали они традиционно, потом пару раз поменялись местами, а потом один негр залез на другого, а другой – соответственно – на главную героиню. Что делал в это время третий негр, я так и не понял, потому что в этот момент все и началось…
Глава 2
Чуть раньше я уловил сбоку в кустах приглушенный треск, но не обратил на него внимания. А потом оттуда кто-то выпрыгнул, я поднял глаза и буквально оцепенел, потому что какой-то громила с перебитым носом уже целился в меня из пистолета. В последний момент я чисто инстинктивно успел поднять перед собой книжку, и тут грохнул выстрел.
Один и сразу – второй. Книжку вырвало из моих рук какой-то неведомой силой, вторая пуля впилась в скамейку совсем рядом, и я вдруг понял, что мне – крышка. И только после этого прыгнул в сторону. Громила выстрелил в меня третий раз и снова не попал. Нас разделяло всего метра четыре, и как это он умудрился не попасть – мне неведомо и по сей день. Он рыкнул и промахнулся в четвертый раз – то ли от нервов, то ли оттого, что я снова прыгнул в сторону.
– Ну, с-сука!.. – прошипел громила, хватая пистолет двумя руками.
– Ты че?.. Обалдел? – сдавленно вскрикнул я, бросаясь в кусты за скамейкой.
Наверное, это смешно, но покинуть место происшествия я решился только после того, как он выстрелил в меня четыре раза. Подлетая к кустам, я услышал сзади еще один выстрел и инстинктивно пригнулся. На этот раз пуля прошла совсем рядом – у самого уха – и срезала ветку. Это придало мне сил, и я буквально перелетел через кусты.
Громила явно замешкался. Наверное, он не ожидал от меня такой прыти и теперь, матерясь, продирался следом. Я бросился вправо – к Воропаевской. Несколько прохожих испуганно смотрели оттуда в мою сторону, но мне было на них наплевать. Вообще в тот момент мне было наплевать на все. И именно поэтому я не заметил, что в игру включился еще один стрелок.
Я просто сломя голову мчался по газону, с ужасом ожидая очередного выстрела. И дождался. Только не одного выстрела, а целой канонады. Правда, громила с перебитым носом поучаствовать в ней так и не успел. Но это я понял немного позже. А в тот момент я услышал, как что-то грохнуло справа и чуть сзади, и быстро оглянулся.
Из-за кустов, высунувшись по пояс, палил из пистолета толстый плешивый мужик лет сорока. С виду и по одежде он совсем не походил на бандита. Скорее на какого-нибудь мелкого предпринимателя. Словно в подтверждение этого на левой руке у него болталась барсетка. И вздрагивала при каждом выстреле. А разошелся плешивый не на шутку.
Самое главное, что палил он не в меня, а в громилу. От неожиданности я даже слегка притормозил. Мелькнула мысль, что это случайно оказавшийся в сквере милиционер. Я никогда особо не любил нашу доблестную милицию, но тут вдруг воспылал к ней такими чувствами, что готов был расцеловать плешивого в макушку.
Правда, этот прилив верноподданнических чувств длился недолго. Точнее – до третьего выстрела плешивого. Уже вторая пуля угодила громиле в ногу, и тот, жутко матерясь, рухнул на землю. Я остановился окончательно, решив, что сейчас плешивый достанет наручники и потащит нас с громилой в отделение, где какой-нибудь опер вымотает мне всю душу.
Перспектива была не из приятных, но все же это намного лучше, чем валяться под кустами с дыркой в голове. Но плешивый и не думал останавливаться. Он всадил в громилу еще три пули и наверняка не пожалел бы и четвертой, но тут справа – не от Воропаевской, а с противоположной стороны – заработали сразу два пистолета.
Одна пуля срезала ветку возле плешивого, вторая взбила фонтанчик земли у моих ног. Я напрочь перестал понимать происходящее, зато на этот раз очень быстро сообразил, что мне делать. Разворачиваясь и бросаясь наутек, я услышал сзади матерные выкрики, новые выстрелы и вой сирены. Все смешалось в кучу, где-то рядом свистели пули, а я несся напролом – уже не к Воропаевской, а куда-то в глубь сквера, подальше от всего этого кошмара.
А сзади происходило что-то невообразимое. Раскатисто разносились автоматные очереди, раздавались жуткие вопли и одиночные выстрелы, а поверх всего этого кто-то кричал дурным голосом в мегафон: «Бросай оружие!»
А потом я уловил сзади чей-то тяжелый топот и с ужасом оглянулся. Меня нагонял плешивый. Пистолет по-прежнему был у него в руке, но плешивый, как и я, оглядывался на бегу через плечо. И я вдруг понял, что стрелять в меня он не собирается. По крайней мере – пока. В следующую секунду плешивый повернул ко мне свое разгоряченное лицо и крикнул:
– Влево! К музею!
– Ага! – кивнул я, послушно заворачивая.
Кем был этот человек и при чем тут музей религии и атеизма, я не имел понятия, а спросить мне и в голову не пришло. Главное, что он в меня не стрелял, и мне очень не хотелось, чтобы он передумал.
Четыре сотни метров до примыкавшего к скверу музея мы преодолели молча, если не считать сопения и хрипов. Музей от сквера отделял узкий, утопающий в зелени переулок. Так же молча мы перелетели через него и нырнули в приоткрытые ворота стройки.
Музей религии и атеизма в духе времени уже год реконструировали в церковь какой-то богородицы. На воротах было написано какой, но в тот момент мне было не до уточнения. Вой сирены становился все слышнее. Было, однако, яснее ясного, что плешивый не горит желанием предаться в руки родной милиции, а спорить с ним мне как-то не хотелось. И не только потому, что в руках у него был пистолет. Как ни крути, именно плешивый спас мне жизнь. И я решил во всем положиться на него. Тем более что ничего другого мне и не оставалось.
Глава 3
Едва мы нырнули в ворота, как на нас попер мужик со связкой ключей. Конечно, это был не апостол Петр, а сторож. С очень большого бодуна и оттого шибко агрессивный:
– Куды в святой храм претесь? И так все пообссы…
На этом месте сторож наконец разглядел в руках плешивого пистолет и осекся. Наверное, он сообразил, что мы заглянули в святое место не по малой нужде, а по очень большой. Он подался в сторону и что-то испуганно промычал, но плешивый был не в том настроении, чтобы вступать в богословские дебаты. Коротко взмахнув правой рукой, он с хрустом вонзил рукоятку пистолета в висок сторожа и тут же метнулся обратно к воротам.
Я в ужасе замер, а плешивый быстро прикрыл створку ворот. Странно квакнув, сторож кулем рухнул набок, со всего маху ударившись головой о железобетонный столб. По его испитому лицу пробежала тень, слюнявый рот дернулся, и он замер – с приоткрытым правым глазом.
Я быстро перевел взгляд на плешивого. Он возился с засовом и успел задвинуть его еще до того, как сирена завыла уже в переулке.
– Сматываемся! – повернулся плешивый и наткнулся глазами на сторожа. – Ты его пришил? Тоже правильно… Давай в подвал! Там должен быть выход на Цветочную!
Он первым бросился к черному зеву хода в подвал, и я пришибленно последовал за ним. Мыслей у меня не было уже никаких. То есть, были, конечно, но не мысли, а какая-то каша. Я вдруг вспомнил, что с Цветочной раньше действительно был вход в музей. Вернее, не в сам музей, а в его подземную часть – с мумиями, мощами и гробницами… А потом я снова подумал о стороже и о странной фразе плешивого… И вспомнил скорчившегося в предсмертной судороге под кустом громилу…
Все это было похоже на кошмарный сон, но, к моему ужасу, происходило наяву. Работы на стройке не велись по крайней мере с месяц. Это было видно по пробившимся там и сям сквозь кучи строительного мусора сорнякам.
Плешивый наверняка знал об этом, когда крикнул в сквере, чтобы я поворачивал к музею. И я вдруг испугался, что он специально заманил меня сюда, чтобы убить на какой-нибудь гробнице…
Подвал дохнул на нас могильной сыростью и вековым сумраком. Я тут же за что-то зацепился и с трудом удержался на ногах. А когда разогнулся, увидел прямо перед собой спину плешивого и налетел на него.
– Слышишь? – повернулся плешивый с поднятым в руке пистолетом.
– Что?.. – едва слышно прошептал я.
– Сирена… Пронесло…
– Ага, – кивнул я и только потом понял, что он имеет в виду.
Милицейская машина пронеслась по переулку мимо музея. Сирена затихла чуть дальше. Захлопали дверцы, послышался топот, потом донеслась приглушенная команда.
– Будут прочесывать сквер, – облегченно вздохнул плешивый. – Минут десять у нас есть. Уйдем. Да, клоун?..
– Ага, – тупо кивнул я.
– Откуда они, сучары, взялись? – снова вздохнул плешивый, поворачиваясь и двигаясь в глубь подвала. – Осторожно тут…
– Ага…
Откуда-то спереди из-за деревянных стоек пробивался тусклый свет, и двигались мы довольно быстро. Никаких гробниц, мощей и мумий в подвале уже не было, и это меня очень сильно обрадовало.
– Странно, – продолжал бормотать себе под нос плешивый. – Кто же их, сук, навел? Я как увидел машину в сквере, сразу почуял… – Тут плешивый снова резко остановился и быстро спросил: – Ты же не думаешь, что это я? А, клоун?..
– Нет, – выдавил из себя я.
– Ф-фух! – облегченно вздохнул плешивый. – А то ты молчишь, и я подумал… В общем, проехали. Потом разберемся. Лады?
– Лады.
– Я сразу просек, что ты настоящий пацан, – хлопнул меня по плечу плешивый. – Держи!
Он сунул мне в руку барсетку и, довольный, двинулся дальше. Сумка была довольно увесистой, но я не стал ни о чем спрашивать. Надел ее на руку и двинулся за плешивым.
– Там все. Фотки, ствол, бабки. Хотя, – вдруг засмеялся плешивый, – зачем тебе бабки? У тебя теперь с киргизом свои счеты… Да, клоун?
– Ага, – без выражения сказал я, но плешивый почему-то забеспокоился:
– Шучу я, шучу. Как управишься, звякнешь Тимуру. Все будет путем. Лады?
– Лады.
– А мне пока придется залечь. Ну, ничего, – коротко хохотнул плешивый, – ты и сам справишься… Да, клоун?
– Ага, – снова буркнул я.
– Странный ты какой-то все-таки… Хотя оно и понятно. Так, кажется, сюда.
Плешивый куда-то повернул, и минуты три мы продвигались в кромешной тьме на ощупь, то и дело натыкаясь на деревянные стойки, подпирающие перекрытие.
– Вот блядь, не хватало еще заблудиться, когда менты на хвосте! – выматерился плешивый и тут же воскликнул: – Вроде есть! Точно! Пришли!
Я повернул следом и увидел пробивающиеся поверх высокой двери узенькие полоски света.
– Порядок! – подал голос плешивый.
С полминуты он повозился с запорами, потом подергал дверь и снова выматерился. Пошарив руками в темноте еще несколько секунд, он повернулся ко мне и позвал:
– Ты где? Помоги. Рельсом приперли…
На пару мы не без труда подняли в темноте почти трехметровый кусок рельса и прислонили к чему-то сбоку.
– Порядок, – шепнул мне плешивый, приоткрыв дверь и выглянув на Цветочную. – Давай. Ты первый, а потом я…
– Ага, – проговорил я и выскользнул на залитую солнцем Цветочную улицу.
Глава 4
Наверх вели всего три истертые ступени. За ними виднелся заплеванный тротуар, асфальт проезжей части и деревья на той стороне Цветочной улицы. В деревьях, как и положено, щебетали птицы. Прохожие спешили по своим делам, и никому не было до нас дела.
Всего три ступени отделяли меня от обычной жизни. Но прежде чем я их преодолел, произошло еще кое-что.
– Давай, клоун! Не тяни! – проговорил в щель плешивый. – Я выйду через пару минут.
– Ага, – поспешно кивнул я и поставил ногу на первую ступень.
Плешивый махнул мне рукой и подался назад, притворив за собой дверь. Из-за двери тут же донесся негромкий стук и приглушенное ругательство. В темноте плешивый явно на что-то налетел и ушибся.
То, на что он налетел, проскрежетало по стене, гулко ударилось об пол и с гудением подпрыгнуло. Следом раздался жуткий треск и что-то пронзительно лопнуло. А секунду спустя приглушенные крики плешивого утонули в грохоте обрушившегося перекрытия.
В ужасе выскочив на тротуар, я оглянулся и увидел, что вековая, обитая железом дверь ходит ходуном. И не только дверь. Глухая, выложенная из тесаного камня стена музея, казалось, тоже содрогалась от доносящихся из подвала ударов. И тротуар под ногами тоже вздрагивал – как при небольшом землетрясении.
– Ломают, – деловито оглянулся, проходя мимо, какой-то мужчина при галстуке с папкой.
– Да, – согласно кивнул его спутник, тоже при галстуке. – Ломать – не строить. Когда я работал в Гипрострое, мы тоже много чего разрушали…
Мельком глянув на удалившихся собеседников, я судорожно сглотнул слюну. Внутри все уже затихло. Дубовые створки дверей заметно прогнулись наружу, но выдержали обвал. Из-за них не доносилось ни звука. Только молочная пыль вытекала из щелей и оседала на дне замусоренного приямка и на ступенях.
Кошмар, начавшийся в сквере, и не думал заканчиваться. Он преследовал меня по пятам, и я вдруг подумал, что избавиться от него будет не так-то просто.
Глава 5
С Цветочной я направился прямиком в свой универсам. Не совсем, конечно, прямиком – по дороге сменил три маршрутки, а в конце пару остановок проехал на троллейбусе. Все это, естественно, для того, чтобы выяснить, не следит ли кто за мной.
«Хвоста» не было. Я заскочил в универсам, купил водки и вскоре оказался в своей холостяцкой квартире. Усевшись на кухне, я первым делом принял на грудь, а потом вспомнил все по порядку – начиная с отсутствовавшего Альбертовича и заканчивая Цветочной. И кое-что начал понимать. От этого «кое-чего» мне захотелось добавить.
И я опрокинул еще стопку, а потом потянулся к барсетке. Я уже примерно догадался, что там внутри. Именно поэтому мне и не хотелось ее открывать. Я бы с удовольствием избавился от нее, выбросил и забыл, но это было бы попросту глупо. Уж это-то я понимал отлично.
В барсетке оказалось: сорок тысяч долларов в четырех пачках, странный пластмассовый пистолет и десяток фотографий в конверте. Баксы были настоящие, хоть и потертые, это я увидел сразу. Пистолет – тоже. На стволе и рукоятке было написано по-английски «Glock». Но больше всего меня, конечно, заинтересовали фотографии.
Вернее, это были даже не совсем фотографии. Если я что-то в чем-то понимал, то отпечатаны они были на обычном принтере и представляли собой кадры видеосъемки цифровой камерой. В углу каждой стояла дата и время.
На всех фотографиях был запечатлен один и тот же человек – лет сорока, загорелый, черноволосый, с широкими скулами и слегка узкоглазый. Я сразу вспомнил фразу плешивого: «У тебя теперь с киргизом свои счеты…» Скорее всего Киргиз – это кличка сфотографированного. И плешивый имел в виду, конечно, то, что убить меня пытались именно люди Киргиза.
Это было в общем-то понятно. Непонятными оставались только две вещи – с кем именно меня перепутали люди Киргиза и почему плешивый через раз называл меня клоуном?
Вздохнув, я снова принялся рассматривать фотографии. Даты на них стояли разные, да и время было не одно и то же. На одних – около девяти утра, на других – около часа дня. На первых Киргиз был изображен на фоне какого-то особняка, на вторых – на выходе из какого-то кафе. Все было понятно. Кроме некоторых деталей, но и их было легко додумать.
В общем, я решил как можно быстрее избавиться от этой проклятой барсетки, а потом запастись продуктами и месяц не выходить из дому – пока отрастет борода. Баксы я предусмотрительно спрятал в одно приличное место, оставив три сотни на расходы. Потом сжег в раковине фотографии. Стерев с пистолета отпечатки, я начал осторожно засовывать его в барсетку и случайно заметил внутри что-то красное.
Это был нос. Обычный клоунский нос из красного поролона на резинке. Я смотрел на него минут пять, а потом снова выпил. Из-за этого чертового носа вся моя стройная и успокоительная версия вдруг показалась мне не такой уж и стройной. Заключалась она, кстати сказать, в том, что если я в ближайшее время не попадусь кому не надо на глаза, то все будет хорошо.
Конечно, это могла быть просто неудачная предсмертная шутка плешивого. Но верилось в это с трудом. И тогда я вдруг подумал, что все, что произошло, – это какая-то дьявольская игра, затеянная плешивым. Игра, продуманная им от начала до конца. И этот дурацкий нос в барсетке означал, что игра эта только начинается. Потому что плешивый наверняка знал что-то такое, о чем я еще даже не догадывался…
Глава 6
В вечернем девятичасовом выпуске местных новостей рассказали, что в городском сквере на Пушкинской была перестрелка, но возвращавшимся с задания собровцам удалось быстро нейтрализовать всех участников разборки. И все. Судя по нескольким кадрам видеосъемки, оператора к скверу не подпустили и близко.
Никаких подробностей не было, как и сообщений об убийстве сторожа и обвале в музее. Это было странно, потому что наше телевидение раздувало сенсацию даже из пьяницы, врезавшегося в фонарный столб. А тут – обвал в музее, где раньше стояли гробницы. Наворотить можно такого…
В общем, это было немного странно, но сторожа с проломленной головой к девятичасовому выпуску могли еще и не обнаружить. Как и обвала в музее.
А раз так, то мне следовало только избавиться от сумочки с пистолетом и этим дурацким носом и залечь на месяц перед телевизором. А потом, когда все уляжется, можно махнуть и на юга… С этой успокоительной мыслью я уснул.
Под утро мне снились какие-то кошмары, и проснулся я немного разбитым, но с ясной головой. Самое главное, что я точно знал, так это что мне нужно делать, и больше не думал об этом дурацком куске поролона на резинке.
Чтобы поменять прикид, я вырядился в спортивный костюм и кроссовки, а волосы намочил и зачесал назад. Барсетку я на всякий случай повесил при помощи шнурка на шею под куртку – чтобы не бросалась в глаза. Окинув себя в зеркале критическим взглядом, я уже двинулся на выход, когда вдруг зазвонил телефон.
От неожиданности я даже вздрогнул. Звонили мне в последнее время редко, все больше – по ошибке. Сперва я решил вообще не брать трубку и только в последний момент вдруг сообразил, что это, должно быть, Лелька.
Накануне была среда – день наших с ней свиданий. Я, как всегда, должен был подъехать к девяти вечера к ней на Философскую и заночевать. И теперь она дотряслась в троллейбусе до работы и наверняка собирается высказать все, что обо мне думает.
Перспектива была не из приятных, и в другой раз я бы ни за что не решился взять трубку. Но тут случай был особый – наши встречи все равно нужно было прекратить – хотя бы на месяц. И я решился.
– Алло…
– Здравствуйте! – взволнованно проговорил кто-то на том конце ангельским голоском. – Евгений Иваныч?
– Да, – растерянно проговорил я, – Иваныч…
– Это вас беспокоят из «Риналт-сервиса»…
«Риналт-сервисом» называлось то самое агентство, в которое я так и не попал на собеседование. Естественно, я здорово удивился и даже не нашелся сразу, что сказать.
– Алло! Евгений Иваныч! Вы меня слушаете? – забеспокоилась на том конце секретарша.
– Слушаю-слушаю… – сказал я.
Киска она, конечно, была выдающаяся, особенно в некоторых местах, но не про меня. А их «Риналт-сервис» мне теперь был нужен, как зайцу стоп-сигнал. В общем, я досадливо поморщился, а секретарша после едва уловимой паузы и какого-то шороха вдруг затараторила как из пулемета:
– Евгений Иваныч! Мне от имени руководства поручено извиниться перед вами за вчерашнее недоразумение! Роланд Альбертович лично просмотрел сегодня вашу анкету! Понимаете – лично! И очень хочет с вами переговорить! Понимаете?
– Да, только… – попытался втиснуться я.
– Вы слышите, Евгений Иваныч? У него сейчас важный звонок по второй линии, но, как только он освободиться, я вам сразу перезвоню! Обязательно подождите! Вы поняли?..
– Да, только… – снова проговорил я, и тут в трубке раздались короткие гудки.
Все это, конечно, была ерунда. Я пожал плечами, положил трубку и снова двинулся к двери. У Лельки был небольшой шанс дозвониться ко мне в этот короткий промежуток, но она его не использовала. Вспомнив о Лельке с ее дурацкими звонками, я вдруг подумал, что и эта курица-секретарша тоже теперь будет меня донимать, и решил, что лучше потратить еще пару минут, но распрощаться с этим чертовым «Риналт-сервисом» раз и навсегда.
По-быстрому отыскав в блокноте номер, я потыкал пальцем в клавиши и выматерился. В трубке послышались короткие гудки. Это было странно, потому что телефон в «Риналт-сервисе» был действительно многоканальный. То есть получалось, что все эти деятели типа того же Роланда Альбертовича, которые в обычные дни не могли добраться до работы и к десяти, сегодня вдруг все, как один, примчались в офис спозаранку и пашут как проклятые, оккупировав несколько телефонных линий…
И тут меня вдруг бросило в пот. Все эти несуразицы, заминки, шорохи в трубке и странные интонации секретарши вдруг в один миг состыковались в единое целое. Швырнув трубку, я успел заметить в зеркале, что влажные волосы на моей голове встали дыбом – словно после часовой укладки в парикмахерской…