Об авторе
Идрис Шах (1924—1996), Великий шейх суфиев, писатель и ученый, родился в г. Шимла (Индия) в известной семье Хашимитского рода1. Родословная и титулы семьи Идриса Шаха восходят к пророку Мухаммеду, что подтверждено и засвидетельствовано докторами исламского права в 1970 году. Его обучением занимались частные наставники на Востоке и Западе во время его странствий, и, кроме того, на него оказали влияние многочисленные встречи с различными людьми в разных концах света. За свою жизнь он совершил немало путешествий, что характерно для суфийского образования и развития. В соответствии с суфийской традицией, вся его жизнь, в сущности, была посвящена служению. Его знания и интересы казались безграничными, а усилия и достижения обнаруживались в самых неожиданных областях человеческой деятельности во многих странах.
Шах был директором по науке Института культурных исследований – образовательной организации, поддерживающей изучение человеческой мысли в сфере взаимодействия различных областей знания и культурного обмена. Он был советником ряда монархов и глав государств, одним из основателей и постоянным членом Римского клуба, членом правления Королевского гуманитарного общества, а также Королевского госпиталя и Дома неизлечимо больных, основателем издательского дома Октагон Пресс.
Идрис Шах автор серии книг по истории и развитию культуры; он публиковал разнообразный фольклорный материал, писал книги для детей, труды по психологии и социологии, взаимодействию культур в процессе формирования цивилизаций Востока и Запада – больше тридцати томов на различные темы, в том числе путешествия, библиографии, собрания сказок, юмористические произведения, книги философского и антропологогического характера. Труды Идриса Шаха были изданы общим тиражом свыше 15 миллионов экземпляров на двенадцати языках мира, а сам автор награжден многими международными премиями. Мировая печать, в частности такие известные издания, как «Нью-Йорк таймс», «Трибьюн», всегда живо откликалась на выход новых книг Шаха. Своими публикациями Идрис Шах создал общекультурный духовный феномен (как в литературе, так и в затронутых им других областях культуры), изменивший современные представления о человеке, его социальной и духовной функции в мире, природе и предназначении людей.
В своих книгах Шах предпринял широкомасштабную попытку представить картину деятельности суфиев на протяжении всей истории человечества. Преодолевая на первых порах сопротивление определенных представителей ученого мира и догматически настроенных теологов, Шах вынес суфизм из кабинетов ученых, до той поры считавших его своей вотчиной, отказав при этом разномастным «эзотеристам» в их претензиях на причастность к суфиям, и сделал суфизм доступным широкой читающей публике.
Идрис Шах приглашает читателя приблизиться к суфийским идеям и попробовать применить их на себе. Его отрезвляющий голос весьма отличен от эзотерического гвалта последних десятилетий. Работы Шаха отличаются живостью и современным духом, они вводят нас в мир традиционной психологии, литературы, философии и суфийской мысли и обеспечивают, таким образом, широкий исторический и культурный контекст для суфийской мысли и действия.
Труды Идриса Шаха получили широчайший резонанс в литературной и научной среде Запада и Востока. Методы и образцы подходов к самым различным вопросам, встречающиеся на страницах его книг, стали использоваться совершенно разными людьми, и каждый из них применял эти методы в своей области. С легкой руки суфийского мастера в течение последних десятилетий произошел неожиданный скачок в развитии таких областей, как психология, социология, философия, педагогика, антропология и художественная литература. На развивающий стимул, заложенный в произведениях Идриса Шаха, отозвались такие известные люди, как поэт Роберт Грейвс, писательница Дорис Лессинг, социолог Леонард Левин, основатель одной из школ психотерапии Артур Дейкман, а также один из основоположников теории правого и левого полушарий мозга Роберт Орнстейн. Современное литературоведение выявило, что суфийская традиция являлась фундаментальным источником вдохновения творчества Луиса Борхеса.
«Представьте себе, что Эйнштейн взял бы один из аспектов своей теории относительности и «подсунул» его астроному, другой, скажем, – биологу и так далее. Вполне вероятно, что после этого в различных областях науки начались бы поистине революционные процессы, хотя вряд ли бы кто-нибудь заподозрил, что ко всему этому приложил руку мастер. Не исключено, что нечто подобное происходит сегодня… Возможно, Идрис Шах как раз и есть тот самый человек за сценой, который дал импульс подобным процессам…», – писала лондонская газета Evening News.
Многие университеты и колледжи Востока и Запада ввели его работы в списки обязательной литературы по таким дисциплинам, как психология, социология и литература. Международный словарь биографий в 1969 году присудил ему премию за заслуги в области служения человеческой мысли. Другие его награды: «2000 выдающихся людей» (1971 г.); шесть первых призов, выделенных ЮНЕСКО в Международный год книги. Он также состоит в списке «Кто есть кто среди золотых медалистов поэзии» (1975 г.). В некрологе Идриса Шаха, помещенном в лондонской «Дейли телеграф», сообщается: «Его воздействие не поддается оценке, а его наследие – неизмеримо. Говорят, он был Суфийским учителем века».
Предисловие
Том толщиной почти четыреста страниц не обязательно вмещает что-то ценное. Иная книга может содержать не более намека, один-единственный факт, представляющий огромную важность для читателя.
Содержание большинства книг могло бы быть гораздо лучшего качества, ведь многие из них раздуты до внушительных размеров только потому, что автор, издатель или читатель (а то и все трое) считают объем весьма важным достоинством.
Материал, содержащийся в этом труде, даже при самом приемлемом его развитии можно было бы легко развернуть на сотни страниц. Правда, не факт, что такое расширение было бы полезным.
Если вас впечатляет внушительный вид увесистых томов, то эта книга не для вас и вы скорее всего будете разочарованы, обнаружив, что она не изобилует разнообразием и богатством словесных россыпей.
С другой стороны, если бы вы были в состоянии извлечь ту же пользу из подобного материала, будь он издан в неказистой брошюре, вы бы и не подумали читать эту книгу, потому что уже располагали бы содержащейся в ней информацией и вам не было бы нужды черпать ее из книг вроде этой.
Если вы сумеете воспринять и применить послание, заключенное в тексте в виде невыраженного сообщения, вместе с тем получая удовольствие от оформления и объема, тогда эта книга – для вас.
Раздел I
Включение и исключение
(Пролог)
Все мы интересуемся духовными, психологическими и социальными вопросами, в особенности когда они пересекаются с нашими личными проблемами. Но, чтобы понять, как следует учиться и что нужно знать, нам необходима информация.
Вот первое, что требуется усвоить, – существуют два важных понятия: включение и исключение. Идея принципиальной важности состоит в том, что мы включаем в наше изучение и что из него исключаем.
Хотя идея эта, именно в такой форме, большинству людей покажется, на первый взгляд, незнакомой, понять ее несложно. И все же многие постоянно совершают определенные ошибки, преследующие как отдельных людей, изучающих высшие материи, так и целые культуры.
Ошибки возникают из‐за непонимания или неправильной постановки акцента в вопросе: что такое включение, а что – исключение. Подобное непонимание влечет за собой тяжелые последствия, но ошибку легко исправить. Позаботимся же об этом с самого начала.
Начнем с того, что просто определим данную проблему.
Прежде всего, я покажу на примере, что люди обычно воображают относительно практики «включения и исключения». Например, люди религиозные (заметьте, я не говорю «духовные люди») стараются избегать того, что им неприятно, нежелательно или запрещено их религией. В подобном случае исключение можно сформулировать так: «Я исключу себя из этого мира; я исключу из своей жизни общение с дурными людьми; я исключу изучение всего, что не освящено религией».
Это знакомое традиционное исключение. Стоит вам присоединиться к некой религиозной общине, как вы тут же обнаружите, что вам запрещено изучать какие-то вещи, посещать некоторые места, заниматься той или иной деятельностью или даже иметь определенные мысли.
Это пример исключения. От добропорядочного монотеиста ожидается, что он не будет посещать храмы идолопоклонников и бить в бубен, стало быть, исповедуя монотеизм, вы должны одни ритуалы исключить, а другие включить. Даже в храме идолопоклонников, где я увидел множество изображений – от Девы Марии до Деда Мороза, – в ответ на мои расспросы мне объяснили, что служители храма, будучи терпимыми к любому изображению, никогда не позволят удалить из храма какого-либо идола. Это тоже пример исключения.
Независимо от нашей культурной принадлежности такая концепция не кажется экзотической. Что-то включать или исключать является совершенно обычной практикой во всех странах. И все же люди не думают об этом в подобных категориях.
Если мы проследим за возникновением причин, вследствие которых что-то включается или исключается, то увидим, что всякий раз, когда первоначальное определение некоторой деятельности перестает совпадать с тем, как эта деятельность понимается сегодня, возникает проблема.
Иными словами, изменение в определении деятельности влечет за собой изменение характера самой деятельности. Поэтому, чтобы понять, как лучше использовать включение и исключение в наших с вами занятиях, следует обратиться к более ранней стадии. Но стоит нам сделать это, как мы тут же столкнемся с новой проблемой.
Дело в том, что люди, привыкшие к чисто механическому включению и исключению, вообразят, что мы нападаем на них или угрожаем им.
У нас, однако, нет подобных намерений.
В некотором смысле нам все же повезло, так как мы действуем в современном мире, в его реальном контексте. Хочу, кстати, сделать упор на нашем преимуществе в этом отношении. То есть, говоря о включении и исключении, я могу ссылаться на современные методы изучения того или иного предмета. Различие в данном случае состоит в моей попытке ввести в этот тип изучения древнейший метод, ныне уже утерянный, – метод «специализации». Специализация является современным и в то же время очень древним феноменом. В течение долгого времени этот метод находился в забвении. Мы пытаемся специализироваться. Скажем, если мы беремся изучать что-либо, то должны уметь исключать.
К примеру, решив изучать испанский язык, мы обязаны исключить французский, а включить только испанский. Если хотим побеседовать в какой-либо комнате, то должны исключить детей, шум и «включить» интерьер этой комнаты, язык, на котором говорим; все перечисленное – часть необходимых элементов ситуации. Фактически это и есть специализация. То есть мы ограничиваем себя, чтобы яснее видеть.
Существует, однако, и другой метод, весьма укоренившийся в сознании современных людей. Я имею в виду феномен, который в современной терминологии назван «обусловленностью».
Обусловленность – это не просто специализация, но и приобретение определенных автоматических реакций, в результате чего человек теряет способность мыслить гибко. Ошибки и проблемы, порождаемые этим типом мышления, можно увидеть повсюду в современном мире – в политической, религиозной и социальной жизни.
Когда людей захватывает какая-то идея, они становятся одержимыми и в результате менее способными – заметьте, менее, а не более – к обучению. В подобном состоянии они могут только действовать и чувствовать, проявлять интеллект или эмоции, однако не способны учиться глубокому знанию.
Мы можем помочь им восстановить гибкость специализации и регулировку фокуса. Такой метод обучения сильно отличается от используемого сегодня большинством людей.
В современном мире мы находимся в весьма парадоксальной ситуации, поскольку, хотя человек теоретически знает, что может сначала обратить внимание на какой-то объект, а потом отвлечься от него, чаще всего он этого не делает. Во многих областях индивидуум не способен сначала взглянуть на что-то, а затем отделиться от этого и обратить внимание на иной предмет.
Стоит человеку встретиться с тем, что его привлекает, он всецело этому отдается и уже не в состоянии отвлечься, в результате чего теряет объективность. Заметьте, во многих, если не во всех, языках есть слово «объективность», которое побуждает людей воображать, будто они уже обладают подобным качеством или могут легко пользоваться им. Это фактически то же самое, что сказать: «Раз я знаю слово «золото» – значит, я богат».
С последствиями недостатка гибкости мышления мы встречаемся повсюду, в каждой стране, любой культуре, и подобное отсутствие гибкости более всего угрожает существованию человечества. Не будет преувеличением сказать, что человек в результате может погубить себя. Важность этой проблемы трудно переоценить.
Хочу обратить ваше внимание на последствия описанного ментального образца в ситуации, над созданием которой я работаю. Здесь происходит следующее: многие приходят и изъявляют желание учиться; они хотят изучать, хотят создавать группы, развивать себя и говорят мне: «Дайте нам наставления, дайте материалы, дайте информацию. Дайте то, дайте это».
Если я предоставлю им все это (или кое-что из того, что я способен дать), в то время как они страдают болезнью одержимости, я стану их злейшим врагом.
Вот почему в моих книгах вы найдете истории, как раз и устанавливающие рассматриваемый факт. Они иллюстрируют якобы парадоксальную ситуацию, в которой я становлюсь вашим злейшим врагом, если даю вам то, что вы просите. Хотя такой подход может показаться странным, чуждым нашему образу мысли, – он отражает реальную ситуацию.
Вы сами в своей жизни, наверное, не раз наблюдали проявление подобного недуга, и, скорее всего, нет необходимости останавливаться на нем, но об этом полезно подумать.
Если вы поразмыслите, то не сможете не согласиться со мной в том, что и сами в прошлом наблюдали его последствия.
К счастью, указанная болезнь поддается лечению, но только в случае, когда в соответствующих обстоятельствах подходящие люди вовлечены в усилие нужного характера.
Это, однако, вовсе не означает, будто для каждого человека в мире есть способ исцеления по его требованию, и мы также не утверждаем, что можем в пять минут изменить сложившуюся тенденцию или в состоянии сделать нечто подобное, не причиняя вам неудобства.
Мы обязаны сказать об этом прямо, если стремимся быть реалистичными и хотим, чтобы вы знали правду.
Мы не торгуем обещаниями и фантазиями, а заняты практическим делом. Такие слова звучат не очень романтично (а большинство людей в виде платы за свое внимание требуют некоторой доли романтизма и воображения), но нас интересуют только результаты. Предоставим другим заниматься фантазиями. Всегда полно тех, кто ориентирован эмоционально, – мы же должны быть серьезными.
Не забывайте, что многие люди фактически спят и им снятся романтические сны. Они склонны восставать против нашего подхода и питают к нему неприязнь – так было всегда. Оно и понятно, ведь мы, конечно, мешаем им развлекаться, прерываем их сны.
Сами они ни за что не признают, что находятся в подобном состоянии, и потому будут противиться этим идеям, разумеется, находя тому другие объяснения. Так им удобнее оставаться во сне, а нам в данной ситуации необходимо сохранять спокойствие и констатировать болезнь. Если человек болен, вы не обвиняете его в болезни, но также и не особенно прислушиваетесь к его бреду.
Когда человек страдает или живет в мире своих фантазий, вы из‐за этого не испытываете к нему ни любви, ни ненависти. Вы уделяете не слишком много внимания тому, что он говорит или делает, ведь он все равно не поймет вас, и реагировать на его поведение эмоционально или интеллектуально было бы совершенно неверно, о чем следует всегда помнить. В подобной ситуации прежде всего необходимо самообладание.
Кстати, действуя таким образом, вы обнаружите, что милосердие и доброта к другим людям относятся не к добродетели, а к необходимости – необходимости, продиктованной самой ситуацией, исходящей из правильной оценки реальности, а не из высших духовных побуждений. Милосердие и доброта не являются какими-то высшими качествами, они диктуются реализмом и необходимостью, в их основе лежит долг, сострадание и чувство меры.
Позвольте привлечь ваше внимание к одной исторической ситуации, где некий учитель имеет дело с довольно примитивными людьми, не осознающими реальных обстоятельств и не обладающими способностями к постановке верного диагноза.
Учитель, взывая к чувству милосердия этих людей, склоняет их к объективности; поначалу ему приходится взывать к их эмоциям, он представляет им милосердие как добродетель, поскольку ничто другое они не в состоянии понять. Но это примитивная стадия, стадия, предшествующая развитию понимания. Если вы доктор, вам нет необходимости в каком-то эмоциональном ключе проявлять милосердие по отношению к больному. Видя, что перед вами больной, вы не говорите: «Я добр к этому человеку, потому что того хочет Бог».
Вы должны быть добры к человеку ради него самого, вы должны быть добры к нему потому, что это диктуется необходимостью.
Если человек корчится от боли и набрасывается на вас, потому что нестерпимо страдает, вы же не говорите: «Я не дам ему отпор, потому что я религиозный человек». Напротив, вы скажете: «Я доктор, я знаю, что происходит с этим человеком, поэтому не стоит эмоционально реагировать на его поведение. Мой долг – попытаться ему помочь». В этом случае вы поднимаетесь на одну ступень выше примитивного уровня. Аргументация, к которой вы прибегаете в подобных случаях, очень важна, поскольку людей в современном мире по-прежнему обучают так, будто они находятся на примитивной ступени развития.
Их наставляют: будьте милосердными, будьте понимающими, потому что это – от Бога. К ним относятся так, как если бы они были примитивными варварами, порывающимися вернуться к еще более дикому состоянию, чем то, в котором они были ранее. На самом деле люди не так уж примитивны. Просто так называемые наставники презирают их.
В результате человек очень легко оказывается в смятении. На самом же деле он способен осознать свой сон, понять собственное наркотическое забытье, и потому с ним должно разговаривать об этом именно на таком уровне. Глобальная порочность многих гипотетически духовных учений состоит в том, что они продолжают обращаться с людьми как с первобытными дикарями, жившими две тысячи лет тому назад или даже раньше.
При подобных обстоятельствах никакой процесс развития невозможен, и именно потому, что культурный уровень современной аудитории не соответствует культурному уровню тех, кто ее обучает. Например, как вы сами можете убедиться, в некоторых так называемых духовных учениях последователей наставляют с помощью угроз и обещаний. Людям говорят: если вы сделаете то‐то и то‐то, вам будет благо, но если совершите что-то иное, будете наказаны. Таким образом, их либо стращают, либо манят различными приманками. Но это самый примитивный способ воздействия на человеческие существа. То есть для некоторых примитивных общин он вполне подходит, но отнюдь не является необходимым для всех членов любых сообществ современного мира. Я не хочу сказать, что угрозам и обещаниям нет места вообще, я только подчеркиваю, что и для того, и для другого существует свое специфическое место, весьма ограниченное.
Именно по этому поводу Рабийя – очень известная женщина, одна из святых в нашей традиции, оставила нам в наследство одну красивую молитву. Она сказала: «О Боже, если я поклоняюсь Тебе из страха перед адом, ввергни меня в ад. И если я поклоняюсь Тебе в надежде на рай, лиши меня рая». Это означает: она делает что-либо не потому, что хочет угодить или не угодить Богу, побудительный мотив ее действий иной – понимание. Подобный принцип чрезвычайно важен и ведет к более высокому уровню, чем общеизвестные границы примитивных религий.
Таким образом, как видите, если мы имеем дело с примитивным индивидом или общиной, то вполне оправданно можем применить угрозу наказания и обещание награды. Но при взаимодействии с более продвинутым обществом чрезмерный упор на страх и надежду приведет к тому, что человек вернется к более примитивному состоянию, чем то, которого он уже достиг. И тогда мы не только не принесем ему никакого добра, но фактически навредим, потому что обусловим его откликаться лишь на стимулы страха и надежды.
Конечно, этот факт был известен на протяжении многих тысячелетий, и людям о нем неустанно сообщали. Тем не менее всегда существовала значительная часть общества, остававшаяся в неведении.
К счастью, в наше время, с развитием социологии и психологии, а также экспериментального знания, на эту тему было опубликовано огромное количество материалов, опубликовано не нами, а соответствующими специалистами во всем мире. И весь этот материал подтверждает сказанное здесь. Так что нет необходимости слепо доверять нашим утверждениям.
Имея возможность ссылаться на научные исследования, мы находимся в преимущественном положении по сравнению даже по отношению к прошлому столетию, когда подобные изыскания еще не проводили.
Давайте поблагодарим ученых, снабдивших нас этими замечательными данными, и не будем больше заблуждаться, полагая, что между нашим и научным методами есть какие-то противоречия.
Хочется также отметить, что, начиная со второй половины ХХ века, результаты научных открытий в рассматриваемой области настолько распространились, что даже последователям традиционных религий придется принять их к сведению и приспособить свои учения к требованиям науки, иначе их религиозные системы вымрут.
Жил некогда в Испании очень известный суфий по имени Мухийуддин Ибн аль-Араби, отметивший в своих манускриптах, что, обучая человека чему-либо, вы должны прежде всего оценить его уровень и вам следует поместить своих учеников в разные группы, в соответствии с их способностью к пониманию.
За это утверждение Ибн аль-Араби подвергся очень резкой критике и был обвинен в «несправедливости». Его критики говорили: «Ни у кого нет монополии на истину. Просто скажи правду каждому человеку, и люди поймут ее».
Только в последние несколько десятилетий, фактически всего несколько лет назад, теория Ибн аль-Араби была понята должным образом. Появилась возможность ее подтверждения, так как мы узнали, что с каждым человеком нужно говорить в соответствии с уровнем его понимания, иначе можно навредить ему.
А теперь вернемся к включению и исключению. Вы, конечно, знаете, что традиционные духовные учения призывают нас к жертвенности, отказу от потакания тем или иным желаниям, ограничению своих амбиций. Мы должны уважать других людей, нам не стоит создавать вокруг себя много шума, питать свою гордыню и так далее. Это лишь некоторые из добродетелей, которые мы, предположительно, должны в себе развивать. Глубокая психологическая необходимость в культивировании подобных качеств действительно существует.
И вот что следует понять прямо сейчас: упомянутые добродетели, в развитии которых мы заинтересованы, имеют научную обоснованность и они нужны нам ради сохранения психической целостности, а не ради какого-то социального благополучия.
Если это не полностью объяснено и не до конца понято, то развитию людей может быть нанесен серьезный ущерб. Рецидивы такого рода ущербности мы очень часто находим во многих, если не во всех, религиозных организациях. Например, люди внешне ведут себя смиренно, но это только их маска – персона.
А происходит это потому, что существует склонность судить о других по их поведению: «Вот он – скромен, ест всего лишь один раз в день, значит, хороший человек». То есть о человеке судят по внешности, потому что так людей научили оценивать все и вся. Выходит, что важно, как кто-либо ведет себя, а не то, «кем он является на самом деле». Именно такой искаженный образ мыслей формирует убеждение, что «чудеса» предполагают божественное волеизъявление, прямой контакт и тому подобное.
Вернемся к женщине-суфию Рабийе. Когда люди стали утверждать, что видели, как у нее на кухне чудесным образом появился лук, она сказала: «Мой Господь – не зеленщик!»
Здесь мы видим еще одну важную иллюстрацию идеи служения и идеи жертвы. Эти две идеи очень важны для человечества. Но если они становятся болезнью или одержимостью, их воздействие на людей может быть разрушительным.
Вот пример: неделю или две тому назад, в Лондоне, я был на лекции одного знаменитого религиозного деятеля, человека, который учил и проповедовал в течение 50 лет.
Он без устали призывал свою аудиторию проявлять смирение, раскаиваться, жертвовать и сокрушаться. И в результате все его слушатели чувствовали себя весьма удрученными, потому что они уже многим пожертвовали, уже чувствовали себя виноватыми, служили как могли, и просто не понимали, что еще они могут сделать.
Но он продолжал взывать к ним, как заезженная пластинка: «Вы должны страдать, вы должны жертвовать, вы должны сокрушаться». Он был как доктор, который прописывает больному аспирин и говорит, что тот должен принять пятьдесят таблеток, а лучше сто, а еще лучше – все двести таблеток!
Но слишком большая доза аспирина может убить! Любой психолог скажет вам, что аудитория этого религиозного проповедника, все его последователи были обусловлены при его появлении каждый раз погружаться в отчаяние. И пока он не начинал ободрять своих последователей и не возвещал, что все будет хорошо, их состояние не менялось. Разве в этом состоит цель религии?
Я знаю другого учителя, который ведет себя противоположным образом, но в целом подобен первому. Он собирает огромные толпы людей и заставляет их чувствовать себя счастливыми, говоря им разные приятные вещи, заявляя, что все пойдет хорошо, и, если его слушатели будут делать то‐то и то‐то, они станут счастливыми и благополучными. За это они его любят и чувствуют себя умиротворенными.
Но, к сожалению, присмотревшись к подобным людям, вы обнаружите, что они в высшей степени неэффективный и никчемный народ. Единственное, что у них есть, – это ощущение умиротворенности. Если вы это и ищете, – вам нужен такой наставник. Фактически он занимается ментальной инженерией.
Он инженер, такой же, как и проповедник, о котором я рассказывал выше.
В обоих случаях упомянутые господа одно исключают, а другое включают. Но, к сожалению, полученная ими смесь мало на что пригодна, хотя ни у кого нет оснований их в чем-то упрекнуть. Возникает очень серьезная проблема, и состоит она в том, что, пока люди верят чему-то или кому-то, они никогда не осудят и не обвинят своего манипулятора, поскольку не осознают факта манипуляции.
Здесь вы могли бы заметить, что я покушаюсь на некую составляющую, которую многие в заблуждении считают самой основой так называемого духовного учения (забавно, не правда ли?), возведенного в универсальный статус, и я, разумеется, не рассчитываю, что моя критика не вызовет поистине варварского отпора.
Но мне хочется напомнить вам: то, во что верит большинство, не обязательно является истиной.
Это подводит нас к выводу, что дело, собственно, не только во включении и исключении, а в том, что включать и что исключать. Мы должны быть очень конкретными в формулировках, когда решаем, что именно необходимо исключать.
В этой связи я должен сказать, что принцип, по которому мы одно включаем, а другое исключаем в целях ознакомления с нашим подходом, предлагается вам для изучения и экспериментирования. Мы не можем доказать, что наш принцип включения и исключения какой-то иной или лучше других аналогичных принципов, мы можем только говорить, что предлагаем его для изучения.
Вот почему мы не собираемся обращать вас в веру, убеждая в правильности того, что делаем. И по этой же причине суфизм не может быть назван культом, так как, по определению, мы не ожидаем от вас веры.
Люди, называющие наше учение культом, лишь показывают свое невежество относительно самой природы культовых объединений. Здесь интересно отметить, что культовым движением нас считают в основном жители развитых западных стран, так как им не известно о научных исследованиях, проводимых западными учеными в этой области. На Востоке никто не считает суфизм культом. Разумеется, как на Востоке, так и на Западе есть культовые организации, использующие наше имя и воображающие себя суфиями, но это не в счет – любому здравомыслящему человеку совершенно очевидно, что они собой представляют.
Наших подражателей критикуют на Западе, и вполне заслуженно. Страдаем же из‐за этого мы, поскольку сфера нашей деятельности настолько незнакома западной культуре, которая еще не осознала своих собственных открытий, что мы все еще находимся в весьма невыгодном положении.
Приведу такую интересную иллюстрацию. У меня есть список более двадцати международных авторитетов в таких областях, как литература, философия, наука и так далее. Некоторые из них профессора, другие возглавляют университетские кафедры, третьи также весьма уважаемые фигуры, занимающие очень высокое положение в разных странах, и все эти люди, авторитетные специалисты в своих областях, пишут по главе для готовящейся книги по суфизму.
Среди них есть члены правительств, послы, министры, некоторые миллионеры, другие преуспевающие бизнесмены, пользующиеся широкой известностью у себя на родине. Это выдающиеся люди, заслуженные, почитаемые, имеющие большое влияние в обществе. Так вот, эти люди не просто знакомы с суфизмом, но и хорошо разбираются в вопросах его истории, развития и ценности.
В числе этих людей есть турки, персы, пакистанцы, индийцы, арабы из Египта, Ирака, Сирии, Иордании, Ливана, Северной Африки и Судана, не говоря уже об афганцах. Один председатель Верховного суда Индии, то есть самый главный судья в Индии, другой духовный руководитель коптской церкви в Египте, третий индийский отшельник. Многие из них не мусульмане. На них нельзя оказать давление с помощью денег или пропаганды – у них есть собственные общины, достижения и тому подобное. При этом каждый из них хорошо понимает и уважает суфийскую историю, философию и культуру. На Западе этому нет эквивалента.
* * *
Один крестьянин пахал землю на своей лошади, когда мимо проезжал генерал. Вдруг в копыто лошади генерала попал камешек, и она захромала. Генерал, привыкший приказывать, крикнул крестьянину: