Живые и мёртвые

Эпизод 12. Деревенский оракул

1 мая 1996 г.

Вопреки неутешительным прогнозам алкаша-кликуши и, по-совместительству, христианского ортодокса Матвея Ивановича Беспалова – того самого, которого за аномально тёмную (из-за проблем с печенью) кожу все кликали «Копчёный», Апокалипсис всё же не наступил.

Ангел не вострубил и не явились четыре страшных всадника. Хотя, как в истории Отечества это обычно бывает , тени их – всадников Апокалипсиса – на горизонте всё же были видны невооружённым глазом. Но ни концом времён, ни страшным судом даже и не пахло.

Всё как всегда: погожее утро, люди спешат на работу, а Беспалый снова у круглосуточного ларька, пьяный в дым, стоя на коленях и воздев руки к небу, рыдает и во всё горло вопит как полоумный: «Царица небесная, Пресвятые угодники, помилуйте нас, грешных! Чего только мы, православные, не претерпели? И татарщину неврюевскую и петровскую неметчину, Великий раскол, царский гнёт, иудо-большевистский террор, страшную невиданную прежде войну, и печенегов и половцев!»

Копчёного переполняла безграничная любовь ко всему сущему. Решительно всё – от конопатого первоклассника до распустившейся ромашки, откликалось и сплеталось в душе его неимоверным восторгом с тихим умилением. Снова он впал в раж, вновь пристает к каждому встречному-поперечному: «Митенька, родной! Бог с тобой! Я давеча свечку за тебя поставил, записочку написал тебе с женой и детьми о здравии!»

– Забейся козе в трещину, мудила!

– И я тебя люблю, голубчик! Моли Бога о мне грешном! – алкаш стремился всех обнять и расцеловать, а люди, как всегда куда-то опаздывая, всё спешили на ж/д-станцию.

Приветствовали Копчёного по обыкновению грубо, двумя-тремя избитыми фразами: «Пшёл на хуй!», «Отъебись» или «Ща въебу!».

Но ничего необычного. Жизнь шла своим чередом, всё как всегда, но, только вот намедни развалилась страна Совдепия и нещадно распиливалось народное хозяйство. Всё, от и до: от градообразующих предприятий до малых колхозов, а что не дербанилось на месте, то оставалось в хаосе запустения навечно. Людям годами не платили зарплату, горожане сетовали на проруху судьбу и всё сильнее бухали.

Здесь, в Перетолчино, народ юморил: «Если дело так и дальше пойдет, то с голодухи скоро всем миром будем сосать Шарику». А Копчёный, подливая масла в огонь, говорил: «Это вам кара Господня за грехи наши», «что Антихрист за краюху чёрствого хлеба будет клеймить лбы православных числом зверя», «что теперь-то мы допрыгались», «что на утро солнце уже не встанет».

Но Бог всё же дал деревне новый светлый день – стояла хорошая погода, помер поп, четырёх мудаков загрызли волки, а всё взрослое население деревни корёжило от небывалого похмелья. Ну и сны… Очень странные сны. Всем снились мертвецы: мамки, папки, бабки. Они подолгу, не моргая, с немым укором смотрели на живых.

Эпизод 13. На болотах

В заброшенной землянке на болотах объявился какой-то бомж, что чуть не до смерти перепугал детвору, которая бегала неподалёку.

Бомж был невысок. Весь в лоскутах какой-то чёрной одёжи, поверх которой на длинной цепи висел огромный золочёный крест. С большой плешнёй на взъерошенной седой голове и всклокоченной чёрной бородой. Лицом он был чуточку симпатичнее Фредди Крюгера¹⁷.

Он сидел на траве, сокрушённо подперев косматую голову руками. На душе у него выли волки, по вискам стучали копытами бесы, а на ум приходили лишь матерные ругательства и злостные богохульства: «Мать-перемать! Так тебя и сяк, и жопой об косяк! Ёбаный лев, ёбаный слон и штопанный гондон! И в гриву тебя и в хвост, да босого на мороз! В злоебучую колючую стужу! Леший дери твою душу! Доколе?!» – думал он. – «Доколе? Доколе будут длиться эти муки?! Как же бесконечно жестоки эти языческие боги… Эти жадные до власти, тщеславные животные! Да ещё и этот безрукий демиург как обычно напортачил – одна рука короче другой и писюн как у младенца. Ох, грешный человече… Нет, не видать мне теперь огней адовых. Теперь лишь одна дорога – Пост, покаяния, молитва и скучный христианский рай… Если конечно повезёт, что вряд-ли. Да… Терноголового на мякине не проведешь! Формальным соблюдением всех канонов не отделаешься – ему душу и сердце и всё нутро с потрохами надобно – вынь да полож: «Не мир принёс Я вам, но меч! Кто любит отца или мать более, нежели Меня – не достоин Меня и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, – не достоин Меня, и кто не берёт креста своего и не следует за Мною – тот не достоин Меня! Сберегший душу свою – потеряет её, а потерявший душу свою ради Меня сбережет её!» – Так гласит его Евангелие. Дааа! Уж больно странный этот распятый Бог, воистину непостижима стезя его и нет во всех мирах существа, более далёкого от него, чем я. И что же мне теперь остаётся? Со всей нищенской братией собирать бутылки и цветмет, да на вырученные деньги в ожидании скорого конца беспробудно пить? А что потом? Навеки застрять между мирами и вечно скитаться по небесным хлябям?» – от этой мысли Никодим до скрипа стиснул зубы и скривил рожу, ибо нет тех слов чтобы описать страдания неупокоенной души.

Он съёжился ещё сильнее и крепко зажмурил глаза, как бы пытаясь погрузить в непроглядную тьму небытия свою неотвратимую участь: и всё своё существо, и этот погожий день, весь белый свет до кучи. Так, всем своим естеством, с головой погрузившись во мрак, он не обрёл забвения ни на грамм, но зато аккумулировал в себе невероятной силы злобу, отчего сам себе в душе своей немало ужаснулся.

Это было неслыханное доселе Зло. Оно было особой природы – слепая всепоглощающая ненависть. Несчастный даже не силился ею овладеть, а просто беззаветно отдался её бурному порыву – ведь она помогла ему преодолеть страх, избыть отчаяние, справиться с унынием. Он обрёл непоколебимую решимость и веру во спасение: «Никодим будет в Раю! Никодим будет в Раю!» – мысленно твердил он сам себе. – «Так или иначе, не мытьём, так катанием – Никодим будет в раю!»

Сгорбленный дед встал во весь рост. Щедрое полуденное солнце немилосердно слепило его уже привыкшие к тьме зенки.

– Да, мне не быть святошей, но есть же мошенничество, подкуп, запугивание, шантаж. Я в этом кое-что разумею. Если нужно, то я стану брать приступом ворота рая! – проговорил про себя старик.

– Э-ге-гей! – воспрянув духом гикал он в безоблачную высь. – Эй, начальник! – сердито нахмурив брови старик грозил кулаком ясному небу.

Но небо в ответ не ополчилось чёрными тучами и не грянул гром. Оно оставалось безмолвно-равнодушным, словно не замечало безумца. Да и надолго пороху ему не хватило – стеная и рыдая он бухнулся наземь, беспомощно сжимая в ладонях молодую траву. Через некоторое время всё начиналось по новой: снова вскакивал и извергал потоки отборной богохульной брани в бирюзовую высь и снова становился раком и сокрушенно молил о спасении.

Никодим, всё равно, был как загнанная в угол крыса, только дело его обстояло много хуже, потому как огрызаться было бессмысленно, ровно как и молить о милости, ибо принять Христа в сердце своём он попросту не умел, а выклянчить себе билет в рай – невозможно.

– О, ты, там! В невъебенных небесных чертогах! На высоком троне! Ты же сам создал меня таким!!! – взывал в бесконечность несчастный.

Да, подлизать жопу можно было хоть Митрополиту, хоть Иерарху, хоть Папе Римскому с самым центровым Раввином до кучи, но с Царём Небесным такие штуки не проходят.

Никодим чувствовал как Бог смотрит отстранённо за горизонт, куда-то сквозь него в небытие и даже дальше. Что-же? Не срослось, не склеилось, не фортануло¹⁸! Видно, не судьба…

Эпилог

Очень скоро, буквально на днях, на посёлке объявится кудесник – святой старец Никодим, который возьмётся безошибочно предсказывать будущее и бесплатно исцелять всех корявых и убогих.

Также святой станет изгонять бесов из одержимых и всё это – «за так», лишь за устное обещание молиться за его душу грешную. На приём к праведнику люди стекутся толпами: у его землянки круглосуточно будет тянуться длиннющая очередь из сотен и сотен людей, приехавших к нему со всей страны.

Среди невежественной и убогой черни нередко можно будет встретить видных политиков, всяких воротил и звёзд шоу-бизнеса – все устремятся к нему за советом и благословением. А в народе же станут поговаривать, что он всеми ими – депутатами да олигархами, манипулирует, как куклами на верёвочках, что те делают и говорят лишь то, что Никодим им велит и, что не святой он вовсе, а шарлатан, а то и сам Антихрист. Про него будет очень много кривотолков: будто он организатор тоталитарной секты, будто кидает людей на большие бабки и квартиры.

Гутарили даже, что он, якобы, “зарядил” самого Митрополита Московского и Всея Руси Кирилла Гундяева, чтобы тот причислил его к Лику Святых, на что он за огромные деньги вроде бы согласился, но только лишь после его – Никодимовой смерти. И, что Никодим всё боится, что Кирилл его кинет, но у него на Патриарха есть некий компромат – то-ли, что он, Кирилл, – каннибал, то-ли – сатанист, то-ли (прости Господи!) – педераст.

Ещё бают¹⁹, что его завалил из пистолета какой-то съехавший с катушек отставной полковник – баркашовец-РНЕшник²⁰, коего вскоре закрыли на ПЖ²¹ в Кащенко²². И вроде как ему (ещё в довесок к мокрухе²³) добавили попытку госпереворота, что на даче у него нашли целый склад с оружием и экстремистской литературой религиозно-нацистского толка, а «Не святой» угодил прямиком в ад.

Иные уверены, что Никодим попал в Рай, так как примирился с Господом и помер на рассвете, в день Святой Пасхи, во время самозабвенной молитвы, сразу после Крёстного хода и Всенощного бдения, после Святого причастия. Другие говорят, что Никодим когда-то был страшным злодеем, но, под конец жизни, являл собой образец добродетели и аскетическими подвигами открыл себе и многим людям врата в Жизнь Вечную.

О Пелагее, по обыкновению, говорят много – да кто во что горазд: что за свой колдовской дар она продала душу дьяволу, в молодёжной среде её представляют не то как злую Бабу Ягу, что ест непослушных детей на завтрак, не то как добрую фею и волшебницу. Злые языки судачат, что по ночам, в полнолуние она магическим методом на расстоянии доит чужих коров. Если у кого-то вдруг загуляет мужик, – то, наверняка, дело не обошлось без Пелагеи. Ведь известное дело, что молодые мандавошки завсегда обращаются за приворотом к колдунье, чтобы увести мужа из семьи.

В деревне её завсегда обходили стороной – боялись, дабы лишний раз не попасться ей на глаза – страшный человек, ведьма, полюбовница Люцифера. И над этим её имиджем немало постарались попы – те на вечерней проповеди, что только матерщиной поносили Пелагею Егоровну: «Нечестивица», «Карга», «Злокозненная ведьма», «Проклятая душа», «Сатанистка высшей категории».

Но, при всём при том, в деревне её немало уважали – ведь что делать, коли заболеет корова? А если что не так с ребёнком? Куда бежать? К попам? И действительно, ведь она неслабо волокёт в травах, снадобьях и отварах и уже не раз выручала. Но вот есть один нюанс – вроде как с тех несчастных, что обратились за помощью к колдушке, на том свете спросят по полной программе.

А Витя Аморалов, как говорят, забросил учёбу, вступил в банду скинхедов²⁴ и всерьёз взялся за самогоноварение – сильно бухал и много курил ганджубас²⁵. Всё зашло так далеко, что он сколотил патриотически-мистический кантри-панк-рок- ансамбль «Скобарь» – музыканты в непристойных частушках клеймили позором прогнившую западную капиталистическую систему и лирическими балладами воспевали свою будущую красно-коричневую Отчизну. Устраивали в местном ДК²⁶ безобразные сэйшены²⁷ с ненормальными плясками и пьяными драками. Они даже растлили дочку местного участкового и, в конечном итоге, ими всерьёз заинтересовалось КГБ.

Но чего только не навыдумывает народ от безделья праздного? В какие одёжи не нарядится? Какими чудесами не любуются невежественные сирые и убогие люди. Всё что-то им чудится, что-то кажется! Бессознательно, как слепые котята к мамкиным титькам, они упрямо тянутся к своей непогрешимой, как первый снег, правде – правде, по-детски наивной, но вместе с тем неумолимо беспощадной, и местами даже как бабкин клитор – жуткой. Будучи бессильными обличить её в хоть сколько-нибудь стройные формы – всё рисуют себе невероятные картины загробного мира в красках: тридевятые царства, портреты героев, колдунов и святых, невиданных зверей и птиц, ангелов и демонов, праведных воинов и злокозненных евреев и масонов. Воистину, эти полотнища просто уму непостижимы!

Как говорят: «Глас народа есть – глас Божий».Только вот, пиздят наверное всё…

***