Т А Й Н А С В И Н К С А. СПАСТИ МИР
Антинаучная фантастика в воспоминаниях и снах, с посещениями пришельцев, коррупционерами и идеалистами, любовью и ненавистью. Автор предупреждает, если вы в одном из персонажей узнаете себя, своих знакомых или родственников, а также, если какое-то из описанных здесь событий покажется вам подозрительно знакомым, не спешите бежать в милицию, к прокурору или врачу, проконсультируйтесь для начала с кем-нибудь из уфологов или с председателем местного общества двойников. От них вы узнаете много интересного, в том числе и то, что, когда правда на самом деле оказывается вымыслом, а ложь является истиной, когда желаемое принимают за действительное, а сон оборачивается явью, всякое может случиться под этим небом в этом лучшем из миров. Впрочем, они объяснят вам все намного проще.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
В И К Т О Ш А.
Глава 1.
* * *
Виктоша уже в который раз обошла по кругу свою «тюремную камеру»: абсолютно гладкие матовые стены – ни бугорка, ни царапины.
«Эх! Стать бы мухой и вскарабкаться на самый верх!.. Зачем же карабкаться – мухи ведь умеют летать! Так лучше взлететь… Если летать, то зачем мухой – уж лучше тогда птицей!.. Лучше лежать в своей теплой постельке и видеть сны! Так. Стоп.»
Это не шизофрения и не результат длительного тюремного заключения: девочка настолько привыкла к постоянному присутствию брата, что даже сейчас, находясь неизвестно где, машинально продолжала искать аргументы и контраргументы на его бесконечные придирки и подковырки.
«Где же ты теперь, Андрейка?..»
Девочка опустилась на пол, обхватила руками колени и положила на них голову.
«А ведь все так весело начиналось!..»
Виктоша ясно представила себе тот вечер, когда они увидели паука.
Воспоминание 1.
ПАУК.
Паук висел прямо над раковиной. Вернее, не висел, как это принято у пауков – на паутинке, а прямо сидел, уцепившись лапками за край кафельной плитки. Нет, не так. Уцепившись задними и средними лапками. Его же передние лапки вытворяли нечто совершенно невообразимое. Во всяком случае, Виктоша ни разу не видела и не слышала, чтобы пауки когда-нибудь делали нечто подобное.
Итак, он сидел, уцепившись задними и средними лапками за край кафельной плитки, а его передние лапки мельтешили в воздухе, да не абы как, а попеременно высовываясь и ныряя обратно в небольшое отверстие на брюхе.
Мама когда-то говорила что-то о голове-груди. Может это про таких пауков? (Как жаль, что Виктоша тогда думала о чем-то своем и слушала вполуха!) Но если это та самая «голова-грудь», то это отверстие должно быть ртом. Так вот: со стороны он походил на человека, облизывающего пальцы после вкусной еды (на невоспитанного человека, разумеется).
Но и это еще не все! Одновременно с «облизыванием» пальцев, он активно вращал своими маленькими глазками на тонких ножках: они то разбегались в разные стороны, вращаясь один вправо, другой влево, то сходились над самым ртом паука, ни на секунду не прекращая своего равномерного движения.
Вообще это был какой-то очень странный паук, такого еще Виктоша никогда не видела. А уж пауков в их загородном доме водилось неимоверное количество.
Впрочем, она вовсе не испугалась его! Она вообще не боялась пауков. Мама, будучи, по собственному Виктошиному определению, «чрезвычайно зеленой», всегда учила ее и младшего брата не бояться живых существ. Она неустанно повторяла, что каждое живое создание приносит больше пользы, чем вреда, и животные, в отличие от человека – «венца природы» – никогда не атакуют без повода.
– Не трогайте их – и они не тронут вас, – частенько повторяла мама. Она даже пыталась не убивать комаров, терпеливо стряхивая и сдувая их, пока рефлексы на неожиданные укусы не брали вверх.
– Ну вот, дурашка, – вздыхала в этом случае мама. – Гнали ее гнали, а она все за свое. Инстинкт!
И она рассказывала детям о том, что комары – вовсе не вредные докучливые создания, что кусаются лишь комариные самки и то только для продолжения своего комариного рода, что комары – любимое лакомство соловьев и других разных птиц…
Но пора вернуться к пауку.
– Андрейка! Андрейка! – позвала Виктоша. – Иди скорее сюда.
Брат не замедлил появиться, и девочка указала ему на необыкновенного паука.
Мальчонка с интересом уставился на него, некоторое время разглядывал его с разных сторон, затем спросил:
– А ты знаешь, что это он своими лапами делает?
– Не знаю, – честно призналась Виктоша.
– Он есть просит, – убежденно изрек брат. – Показывает, что ему надо что-нибудь положить в рот.
– Ну и выдумщик ты! – рассмеялась Виктоша. – Пауки – они ведь неразумные, они не знают, что у нас можно попросить есть.
– Что такое «неразумные»? – оживился брат.
– Ну разума у них нет, ума то есть…
– Сумасшедшие что ли?
– Сумасшедшие – это те, кто потерял ум, а пауки … у них его никогда и не было … Они родились такими!
– Умственно отсталые! – ужаснулся Андрейка. – Олигофрены!
«Вот вам, пожалуйста, – начала сердиться Виктоша. – Олигофрены он знает, а «неразумные» не знает!»
– И вообще, – Виктоша решила срочно сменить тему, – чем его накормить? Может, ты предлагаешь мне половить для него мух?
– Зачем мух? – удивился братишка. – Мухи – это мясо, значит, ему вполне можно дать … – он на секунду задумался, – гм… колбасы!
Девочка в изумлении уставилась на своего пятилетнего братика. Иной раз он говорил такие несусветные глупости! («Мама, скорее! Папа говорит, я писать хочу!», «Байкеры так называются, потому что носят банданы из байки», «А «мазок» – это у меня взяли или поставили? А когда отдадут?») Но иной раз он выдавал вполне сносные, логичные, прямо-таки какие-то взрослые умозаключения. А, правда, почему бы и нет?
Девочка открыла холодильник, достала оттуда батон докторской колбасы и отщипнула кусочек. Прилепив его к кафельной плитке, чуть пониже паука, она сказала:
– Ну, вот, если он действительно голоден, то обязательно найдет. А теперь пойдем спать!
И, чтобы пресечь на корню явное намерение брата открыть новую дискуссию, поспешно добавила:
– Ты маме обещал слушаться, когда она уходила! А я тебе «Карлсона» почитаю.
Услышав про «Карлсона», братишка смирился с уготованной ему судьбой и быстренько отправился умываться.
Стоически выдержав все необходимости вечернего туалета, Андрейка уютно устроился в своей кровати и приготовился слушать любимую сказку. Впрочем, скоро он начал клевать носом, и уже через минуту Виктоша слышала лишь его равномерное дыхание. Она поправила ему подушку, как мама, подоткнула одеяло и неожиданно для себя сама сладко-сладко зевнула.
Ну, надо же! Целую неделю ждать этого вечера, когда предки отправятся в гости, целую неделю предвкушать радость от того, что никто не скажет: «Пора спать! Марш в кровать, это не детское кино!», от того, что можно будет не чистить зубы и не умываться, а в кровать взять хоть чипсы, хоть конфеты, хоть сухарики и грызть это, читая про захватывающие похождения Лени в Диптауне! И так банально захотеть спать! Виктоша вздохнула. А вот, нет! Хоть что-то из намеченной программы она обязательно выполнит! Зубы она почистила, подавая положительный пример подрастающему поколению, вылезать из кровати и тащиться на кухню за едой или в столовую к телевизору ужас как не хотелось, но вот читать хоть всю ночь ей никто не запретит! Она поплотнее закуталась в одеяло, придвинула к себе поближе ночник и достала «Лабиринт отражений».
«Глубина, глубина, отпусти меня, глубина, я не твоя», – шептала Виктоша. Но глубина не хотела отпускать, она затягивала ее все глубже и глубже, и Виктоша все явственнее ощущала на себе ее холодное дыхание. Откуда-то из самых глубоких глубин вынырнуло гигантское щупальце и схватило ее за нос. Кровь застучала в висках, она начала задыхаться и … проснулась.
Андрейка дергал ее за нос. (И что за дурацкая привычка!) Одеяло упало на пол – вот почему она так замерзла! И откуда-то доносилось странное равномерное постукивание. Хотя почему это странное? Лес ведь вокруг! Может, дятел какой решил с утра пораньше добыть себе завтрак! Виктоша уже хотела перевернуться на другой бок и потянула на себя одеяло, но тут Андрейка вновь схватил ее за нос.
– Виктоша! Виктоша проснись! – зашептал он, едва она в гневе открыла глаза. – Знаешь, что? У нас на кухне монстр!
– Какой монстр? Что ты мелешь? – Виктоша автоматически взглянула на часы: ну, ничего себе! Начало седьмого! Да она даже в школу никогда так рано не вставала! Она подняла с пола одеяло и юркнула под него с головой.
– Спи, Андреенька, еще очень рано… надо спать… – зевая, сказала она.
Но настырные маленькие ручки опять начали стягивать с нее одеяло. Одна поднырнула под него и начала нащупывать ее нос.
– Ну что за безобразие!.. – сестра резко откинула одеяло и села. – Знаешь что … – она не договорила – брат действительно выглядел как-то странно: то ли испуганно, то ли перевозбуждено…
– Виктоша, у нас на кухне монстр, – упрямо повторил он. – Слышишь, это он там все время стучит.
Девочка вспомнила о странном постукивании, на которое сразу обратила внимание, когда проснулась. Она встала, накинула на себя халат и вышла в прихожую.
Да, эти странные звуки действительно доносились из-за закрытых дверей кухни, как будто там засел какой-то юный барабанщик из маминого детства и разучивал сигнал утренней побудки: там-там-там-там, там-там-там-там… Бр-р! (Как там?.. У Конана Дойля что ли?): «Страх своими холодными костлявыми пальцами прошелся вдоль позвоночника и схватил за горло!..» Виктоша поежилась. Брат, старающийся благоразумно держаться позади сестры подтолкнул ее сзади:
– Ну, иди, иди! Он и не очень страшный, я видел… На свиню похож! – добавил он, немного подумав.
– Ну и иди первый, раз ты такой храбрый! – рассердилась Виктоша.
– Я уже ходил первый, – не моргнув глазом, сказал брат. – Я пить захотел, пришел – а он там топает. Теперь твоя очередь!
«Ничего не поделаешь! Еще одно логическое умозаключение!» – вздохнула про себя Виктоша, а вслух сказала:
– Может, маму разбудим?
– Она скажет, что монстра надо выпустить на свободу, – уверенно сказал брат, – как ежика … и лягушку … и рыбок … А так мы его поймаем и спрячем! И у нас будет свой монстр, понимаешь? Ни у кого нет, а у нас есть! Здорово, правда?
Виктоша опешила:
– Так мы что?.. Еще и ловить его будем?
– Конечно. Да ты не бойся! Он – маленький. Ты только посмотри!.. – и брат стал настойчиво подталкивать ее к кухонной двери. Теперь, когда сестра, наконец, встала, он уже нисколько не выглядел испуганным, а даже совсем наоборот: был преисполнен отваги!
«Ну, кто его ловить будет, я даже не спрашиваю!» – подумала Виктоша.
Она на цыпочках подошла к двери и слегка приоткрыла ее.
Первое, что она увидела перед собой – белый-белый, как будто густо засыпанный мукою пол. Потом послышалось дробное: тук-тук-тук-тук…Виктоша подняла глаза и увидела, как прямо на нее от окна бежит абсолютно белый … поросенок… От неожиданности девочка резко захлопнула дверь и навалилась на нее спиной. Поросенок добежал до двери, немного потоптался у самого порога и, судя по дробному постукиванию, опять побежал к окну. Когда шок прошел, Виктоша даже рассердилась:
– Андрейка! Ну что ты мне тут голову морочишь! «Монстр! Монстр!» Мама с папой, наверное, купили поросенка и пустили пока побегать на кухне. А ты поднял меня ни свет, ни заря!
– А зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем поросенка купили?
– Ну…как «зачем»…– Виктоша немного растерялась. – Ну… знаешь… их вообще-то едят…
– Живых?
– Да, нет, конечно!.. Ну…как бы тебе это сказать..
Вот еще не хватало, чтобы он сейчас разревелся от жалости к поросенку и перебудил всех! И как же ему все это поделикатнее объяснить?
Виктоше и самой была неприятна мысль, что ради еды убивают живых существ. Она еще помнила, как неожиданно для всех, после посещения родственников на Украине стала вегетарианкой. И долгое время реально не могла есть мясо, ни под каким видом. А все потому что на ее наивный вопрос, что это она ест, какой-то очень остроумный дядя ответил: «А помнишь зайчика, с которым ты вчера играла?..»
Потребовался ни один год прежде чем ее постепенно приучили есть сосиски и колбасу, объясняя, что делают их из «фарша на фирме», и благоразумно замалчивая факт, что же такое собственно «фарш». (Что такое «фирма» тогда знали все самые маленькие малыши: место, где все делают!) Постепенно Виктоша отказалась от вегетарианства. У них с мамой было какое-то семейное заболевание крови, при котором отказ от мяса был равносилен добровольному самоубийству. По крайней мере, так говорил Виктошин врач, а она привыкла доверять врачам. Ведь ее папа тоже врач!
Из-за этого заболевания ее мама, как и Виктоша, тоже не могла быть вегетарианкой, но представить, чтобы она купила для еды живого поросенка?! Да она и рыбу-то покупала только в виде филе или консервов!
– Мама бы никогда не купила живого поросенка, чтобы его съесть! – подвел итог ее мыслям брат.
– Ой, ну мало ли для чего им мог понадобиться поросенок! Нормальный поросенок, а не монстр!
– А почему с него сыплется этот белый порошок?
– Почему это «с него» сыплется? – не поняла Виктоша. – Он тут всю ночь сидит. Залез куда-нибудь… в муку, например, просыпал.
– А хвост? – опять спросил брат. – Разве у поросятов бывают такие хвосты?
– А какой у него хвост?..
Виктоша попыталась вспомнить… Он бежал на нее… Как она могла видеть его хвост? Хвост был сзади! Придется опять посмотреть. Да и что бояться, если это обыкновенный нормальный поросенок!
Девочка смело открыла дверь и заглянула на кухню.
Поросенок стоял у окна и неторопливо перебирал ножками, отчего маленькие копытца чуть слышно постукивали по деревянному полу: тук-тук-тук-тук… В этот раз он стоял боком и не торопился бежать к открывшейся двери, как будто уже отчаялся завести какие-либо знакомства с людьми.
Виктоша внимательно оглядела его: симпатичная поросячья морда, ушки торчком, толстенький… белый, правда… Ну, и что? Явно залез куда-то! (Уборки предстоит… Еще и поросенка мыть!) А вот хвост… хвост действительно был какой-то странный! Виктоша попробовала вспомнить, а какие вообще должны быть у поросят хвосты. Наверное, она произнесла этот вопрос вслух, так как Андрейка с готовностью пропел:
– Наши хвостики – крючком,
Наши рыльца – пятачком!
Хвостики – крючком! Вот оно! Девочка еще раз внимательно посмотрела на поросенка: он стоял, не шевелясь, как будто понимал, что от этого зависит очень многое в его поросячьей жизни. Его хвост был очень далек от того, чтобы именоваться «крючком». Он был довольно длинный, немного волосатый, больше похожий на коровий. Поросенок, казалось, сам стеснялся эдакого непоросячьего хвоста и старательно прижимал его к своим задним ногам.
– Бедняжка! – ласково сказала Виктоша.
Ей действительно стало жалко этого несуразного белого поросенка.
Поросенок повернул голову, как будто понял, что она пожалела его, переступил с ноги на ногу, но не тронулся с места.
«Ну, вот: то носился тут, как угорелый, ребенка напугал, а то стоит, как столб!» – проворчала про себя Виктоша, но вслух как можно ласковее позвала:
– Иди, иди сюда!.. – и зацокала языком как собаке.
Поросенок понял. Он подошел к девочке и вопросительно уставился на нее своими маленькими черными глазками. Виктоша осторожно погладила его между ушами, и ее рука сразу стала белой. Странный белый порошок на ощупь совсем не был похож на муку, он был какой-то скользкий и хрустящий. Виктоша осторожно лизнула палец – крахмал! Поросенок и весь пол в кухне – все, было усыпано крахмалом!
«Никогда не думала, что у нас в доме так много крахмала! – удивилась девочка. – И куда это он только влез?»
Поросенок тем временем продолжал терпеливо стоять около Виктоши и смотреть на нее.
– Ура! Мы победили монстра! – завопил Андрейка и уже собирался исполнить пляску североамериканских индейцев по поводу сей достославной победы, но сестра вовремя схватила его за пижаму:
– Т-с-с! Ты забыл, что мама с папой еще спят? Сейчас проснутся и заберут твоего монстра!
Брат сразу притих, а поросенок, как будто поняв Виктошины слова, вдруг вышел из кухни, протопал в столовую и остановился у двери на террасу.
– Он хочет, чтобы мы его спрятали на террасе, – уверенно перевел его действия Андрейка.
– Но там сейчас довольно прохладно… – неуверенно начала Виктоша, но брат уже открывал широкую двустворчатую дверь. Едва дверь открылась, поросенок быстренько прошмыгнул мимо Андрейки и улегся в углу за топчаном так, что если бы ни белая, тянущаяся за ним дорожка, никто бы и не догадался, что на террасе в углу за топчаном лежит белый поросенок.
«Собственно, а почему бы и нет? – подумала Виктоша. – Если мама или папа спросят о поросенке, всегда можно сказать, что переселили его туда пока… временно, чтобы убрать кухню. А если не спросят…»
Виктоша вдруг почувствовала, что с этим поросенком связана какая-то тайна, которую ей еще предстоит разгадать. Брат опять, словно прочитав ее мысли, спросил:
– Это будет наш секрет, да? – он доверчиво заглядывал сестре в глаза.
– Да, – она погладила его по лохматой головенке. – И об этом никому нельзя говорить… если не спросят, – подумав, добавила она. – Понял?
Братишка радостно закивал головой.
– Ну вот и хорошо. А теперь быстро уберем с пола весь этот крахмал и посмотрим, вспомнят мама с папой про поросенка или нет.
Андрейка с готовностью принялся помогать сестре. По первому требованию притаскивал то тряпку, то веник, то совок, так что к тому времени, когда наверху послышались шаги, и в ванной зашумела вода, все было убрано, и оба заговорщика быстренько забрались под одеяла.
То, что во время уборки дети не нашли ни клочка от порванного пакета из-под крахмала, только укрепило Виктошу в ее догадке: здесь какая-то тайна!
Завтрак проходил как обычно. Ни мама, ни папа даже и не вспоминали о поросенке. Виктоша всячески пыталась навести их на эту мысль: сначала просто расспрашивала о вечеринке и интересовалась, не было ли на ней каких-нибудь интересных конкурсов с необычными призами, затем, как бы невзначай, заинтересовалась, по какому случаю едят молочных поросят, и, за сколько времени до этого события их покупают, договорилась, в конце концов, до того, что мама с удивлением спросила:
– Аленький, ты что, захотела жаренной свинины?
Аленький – так называла Виктошу только мама, она вообще любила прилагательные, без зазрения совести превращая их во что угодно – хоть в имена. Виктошу она называла Аленький или, конечно, Аленькая, папу – Серый, про Андрейку вообще могла сказать: «Где мой любимый Андреевский флаг?». Вся семья уже на протяжении многих лет (во всяком случае, с тех пор, как Виктоша начала осознавать себя самостоятельной личностью) тщетно пыталась отучить ее от этой ужасной привычки или, по крайней мере, перестать употреблять подобные имена в присутствии посторонних – ведь неприятно, когда люди слышат это и думают: «Вот у тетеньки крыша поехала!» Мама же всегда смеялась и отмахивалась, говоря, что не виновата, в том, что у нее «неординарное мышление». А не будешь ведь всем и каждому объяснять, что с «крышей» «у тетеньки» все в порядке – это просто мышление у нее неординарное! Некоторые даже и слов-то таких не знают, а вот, как услышат нечто странное, и давай гоготать – Виктошу это жутко бесило!
Вообще-то, она очень любила маму и в тайне гордилась даже ее «неординарным мышлением» – ведь именно благодаря ему, у Виктоши было абсолютно уникальное имя! И даже два имени!
Когда у мамы с папой родилась маленькая девочка, самыми популярными именами были Ксения и Екатерина. Но мама сказала, что имя во многом определят характер и будущую жизнь человека, поэтому нельзя давать ребенку имя, следуя моде. Тогда папе непременно захотелось назвать дочку Виктория – «победа». Это было связано с какими-то его личными достижениями: то ли защитился удачно, то ли сделал первым какую-то новую операцию, каких до него никто не делал, то ли еще что… (Это было не так важно и интересно, поэтому Виктоша этого не запомнила). Но мама опять не согласилась: «Имя, конечно, редкое, – сказала она, – по теперешним временам, но уж слишком какое-то геройское! Про Жанну д'Арк интересно читать и восхищаться ее подвигами, но представить ее своей дочерью? Лестно, но очень грустно!» Кроме того, она нашла это имя несколько претенциозным и громоздким, по крайней мере, для ее дочери. Ей хотелось чего-нибудь нежного и женственного – всем ее требованиям тогда идеально отвечало имя Алина. (Это сейчас Алин пруд пруди, а тогда это было довольно редкое имя!) Но папа почему-то возражал. Они спорили. Так получилось – Викталина. Почти все, не сговариваясь, стали звать ее Виктоша, лишь мама упрямо называла ее Алей, Аленькой или Аленьким, а иногда еще проще: аленький цветочек!
– Серый, ты слышишь? Аленькая хочет жаренной свинины, – обратилась мама к папе. – Не забудь внести в свой список и привезти нам шейку или окорок – мы устроим маленький праздник живота.
Папа собирался на какой-то очередной симпозиум, и мама, как всегда, составляла для него огромный список того, что он должен сделать: куда сходить, с кем поговорить, что купить, что привезти.
Когда Виктоша была маленькая, ну вот как Андрейка сейчас, она была абсолютно уверена, что «симпозиум» – это такая домашняя командировка исключительно по маминым делам и всегда удивлялась, почему же едет папа, а не сама мама. Позже, когда это слово обрело для нее собственный смысл, она не переставала удивляться, как же это папе удается заседать на этом своем симпозиуме, делать доклады и при этом умудряться выполнять все-все мамины поручения.
Впрочем, удивлялась не она одна – их соседка по даче тетя Наташа каждый раз после папиного возвращения приходила к ним на чай и неустанно повторяла маме: «Твой Сергей золотой мужик, просто золотой! Как он все успевает – я просто диву даюсь!» На что мама неизменно отвечала: «Сама удивляюсь!»
– Алый, ты что уснула? Я ведь тебя спрашиваю.
Погрузившись в воспоминания, Виктоша не сразу сообразила, что мама обращается к ней.
– Да, мамочка, – на всякий случай ответила она.
– Что «да»? «Да» – спишь, или «да» – хочешь жареной колбасы?
Андрейка захихикал, повторяя последнюю мамину фразу. Папа говорит, что у него специфическое чувство юмора. Во, семейка! У одной «неординарное мышление», у другого «специфическое чувство юмора»! Виктоша не видела здесь ничего специфического и тем более смешного и сердито посмотрела на него.
– Я говорю, у нас есть хорошая докторская колбаса, – повторила мама, очевидно, поняв, что дочь по каким-то причинам не в курсе того, о чем говорилось за столом. – Очень нежная, вероятно, с большим содержанием свинины.
– Что такое «содержание свинины»? – немедленно спросил Андрейка, перестав хихикать.
Мама замялась, видимо, вспомнив историю с Виктошиным вегетарианством, но Виктоша рассердилась на брата за его глупое хихиканье и зло сказала:
– Это значит, что колбасу делают из маленьких пухленьких поросят.
– У-у-у, жалко поросят…– сразу заныл Андрейка.
Но Виктошу уже, что называется «понесло»:
– А еще туда добавляют мясо бедных несчастных коровок, которые дают молочко и никому не желают зла. Они машут своими хвостиками, отбиваясь от злых людей, ведь у них нет ручек, а те тащат их на бойню, чтобы приготовить из них колбасу. Потом мясо всех этих бедных животных перемешивают, засыпают крахмалом, всякими специями и запихивают в их собственные кишки…
Мама бросила на стол салфетку, громко отодвинула стул и вышла. Папа подхватил ревущего Андрейку, как-то странно посмотрел на дочь и сказал:
– Глупость и жестокость идут рука об руку и являются признаком слабости и примитивности.
Они тоже ушли. Андрейка всхлипывал на плече у папы и даже не показал сестре, по своему обыкновению, язык. Виктоше стало ужасно стыдно, она просто почувствовала, как у нее горят уши. Ей захотелось побежать, броситься к ним на шею, целовать их и умолять простить ее.
Но тут она вдруг ясно представила себе: свинья, вернее, поросенок плюс корова, вернее, коровий хвост, плюс куча крахмала и специй равно докторская колбаса; кусок докторской колбасы плюс паук равно поросенок с коровьим хвостом, с которого сыплется крахмал. Ей стало сначала жарко, затем холодно. Когда-то в одной книжке ей встретилось выражение «героя охватил ужас, леденящий кровь», тогда при описании некого скользкого, покрытого капающей слизью чудовища, или монстра, как говорит Андрейка, ей было противно и смешно, теперь она поняла, что тогда чувствовал бедный «герой». Оказалось, «леденящий ужас» – это когда тебя сначала бросает в жар, а затем капельки твоего собственного пота по какой-то неведомой причине превращаются в ледяные сосульки и начинают активно таять на твоей раскаленной, как сковорода, спине.
Виктоша сидела, едва дыша, и боялась взглянуть на дверь, ведущую на террасу. Что же такое пряталось у них на террасе, за топчаном?! Она тут же увидела перед собой всех монстров, когда-либо созданных больным человеческим воображением.
Первым желанием было скорее бежать и все рассказать родителям о своем неожиданном открытии, но после того, что она тут устроила, папа лишь презрительно скажет, что нужно иметь мужество честно признать свою неправоту, а не прятаться за научно-фантастическим бредом, а мама…
Маму уже не найти… Когда она чем-то расстроена, она старается куда-нибудь уйти, чтобы никто не видел, как она плачет. И хорошо, если она ушла в сад, скорее всего она уже бродит по лесу или пошла к реке или даже к тете Наташе, чтобы, как она сама говорит за пустой болтовней забыть собственные неурядицы. Когда она придет, они, конечно же, помирятся – мама все поймет и простит, но, если ОНО сейчас выползет с террасы …
«Стоп!» – скомандовала сама себе Виктоша. – «Не надо нагнетать обстановку! Что мы имеем? Нечто в виде паука предположительно съело кусок докторской колбасы и, опять же предположительно, каким-то таинственным образом превратилось в то, из чего эта колбаса была сделана, назовем это второе «нечто» поросенком. Этот поросенок, если и не всю ночь, то довольно большой промежуток времени, просидел на кухне за закрытой дверью – значит, он не умеет «выползать» из-за закрытых дверей, это, во-первых, а, во-вторых, он не выказывал никаких признаков агрессии, а, наоборот, старался всячески помочь: давал рассмотреть себя, сам отправился на террасу, сам спрятался за топчан. Следовательно, это второе «нечто», этот поросенок – разумен, готов пойти на контакт, но не хочет слишком афишировать свое появление, а, возможно, и сам нуждается в помощи. Следовательно, ни малейшего повода волноваться нет!»
Виктоша приободрилась. Она представила себя резко помолодевшей Мисс Марпл и ощутила в руках нити к разгадке великой тайны. Итак, перво-наперво, надо проверить свою теорию! Она придирчиво оглядела стол: хлеб и печенье отпадают, если ее теория верна, то что она будет делать с колосьями пшеницы, маслом, яйцами и дрожжами? Молоко вот, наверное, сгодилось бы, хотя … Вот! Гусиный паштет! Она схватила со стола баночку с паштетом и выбежала на террасу.
Поросенок все так же лежал в углу за топчаном. Увидев Виктошу, он, казалось, обрадовался, так как тут же вскочил на ноги и вышел ей навстречу. Она поставила перед ним паштет и стала ждать. Поросенок явно оживился: он подошел поближе, опустил мордочку, как будто нюхая угощение, и заинтересовано уставился на него. На какое-то мгновение девочке даже показалось, что его маленькие черные глазки, как на ножках, вылезли из своих орбит. Однако ничего больше не происходило. Поросенок продолжал все так же стоять, ничего не предпринимая, и лишь поглядывал то на паштет, то на Виктошу. Он явно не спешил расправиться с предложенным угощением.
– Ага, ты не хочешь есть это при мне? – догадалась девочка. – Ну, я пойду, у меня как раз есть одно неотложное дельце.
И она поспешила уйти, не забыв при этом плотно закрыть за собой дверь.
Папа с Андрейкой сидели на крыльце и играли в «летает – не летает». Виктоша подошла к брату и обняла его. Он попытался вырваться, но, видимо, папа в этот момент, как обычно, подмигнул ему и скорчил гримасу: «Женщины!.. Что с них возьмешь!» Андрейка послушно замер, потом сам неожиданно обхватил сестру своими маленькими ручками.
Она наклонилась к нему и прошептала: «Я больше не буду!» Он тоже подтянулся к самому ее уху и, щекоча его губами, очень серьезно прошептал: «Ладно, больше так не делай».
Папа деликатно кашлянул. Хлопнула калитка. Вернулась мама. Виктоша бросилась к ней, крепко-крепко прижала ее к себе обеими руками и спрятала лицо у нее на груди.
– Мамочка, я не знаю, что на меня нашло… прости – я была такая дура!
Мама вздохнула и погладила ее по голове.
– Ничего… бывает… Старайся держать себя в руках, хорошо?
Виктоша с готовностью закивала.
– Может, ты сегодня плохо спала?
Мама губами потрогала ее лоб.
«Сказать или не сказать?» – застучало у Виктоши в висках. – «Нет, пожалуй, пока еще рано…»
– Да, нет! Все хорошо! – и она еще раз крепко-крепко прижалась к маме.
Потом они убирали и мыли посуду, болтая о всяких пустяках. Андрейка то и дело вбегал на кухню или в столовую и сообщал о своих успехах «на полях сражений».
В свободное время они часто играли в две крепости, построенные на полу в их комнате.
– Ну, все, Виктошенька – все твои драконы захвачены в плен, колдуны разбежались, остались одни гоблины и солдаты. Что же теперь тебе делать? Ой-ей-ей-ей-ей…
Обычно Виктоша ужасно злилась, когда так бесцеремонно решали судьбу ее войска, но на сегодня она уже исчерпала весь свой запас раздражения, и эти жульнические попытки брата разгромить ее в ее отсутствие только смешили. Кроме того, ей все время не давала покоя одна мысль: «Выйдет? – Не выйдет? И если выйдет, то, что дальше?»
Как раз, когда все было убрано и вымыто, спустился папа – ему пора было ехать в Москву. И тут маме пришла в голову замечательная мысль.
– Серый, почему бы тебе не подбросить нас до Городка? Мы там погуляем, прошвырнемся по магазинам, может, сходим в кино, а обратно вернемся на автобусе.
– Вот, значит, как? Развлекаться? – папа притворно нахмурился. – А я-то думал, вы будете сидеть дома, ждать моего возвращения и при каждом шорохе выглядывать в окно?
– Нет, нет и нет, – решительно замотала головой мама, – Алый, сбегай к нам в спальню, там, на туалетном столике лежит расписание автобусов.
Виктоша с радостью рванула вверх по лестнице – нечасто им выпадала возможность развлечься, смущало только одно: «А не опасно ли оставлять «нечто» одно в доме на такой длительный срок?», но она решила: «Пусть будет, что будет!»