Вечный сон Снегурочки

© Серова М.С., 2018

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018

Глава 1

Я тоскливо наблюдала за плавно кружащимся снегом, машинально отхлебывая горячий кофе. Не радовала ни пурга за окном, ни обжигающий бодрящий напиток, ни пятая сигарета за утро. Почему-то последние годы приближение Нового года навевало на меня жуткую депрессию. Старею, наверно… Хотя о какой старости идет речь, если мне всего 27 лет? Собственно, причину плохого настроения я прекрасно знала – виной тому не новогодние праздники, а банальное отсутствие работы. Про себя я называла подобную хандру «болезнью Шерлока Холмса» – что поделаешь, если у меня нет интересного расследования, я впадаю в стойкую апатию и не знаю, чем себя занять.

Осталась какая-то неделя до новогодних елок, традиционных салатов, шампанского в 12 часов и затянутой речи президента. Все тарасовцы сейчас сходят с ума, бегая по магазинам в поисках подарков и елочных украшений. А что буду делать я? Мне и презенты-то вручать некому, разве что можно позвонить поздравить Кирю, то бишь Володю Кирьянова, моего старинного друга, а по совместительству подполковника полиции, с которым мы когда-то расследовали уйму дел, да бывшего однокурсника Андрюху. А еще Ленку-француженку, подружку, коих у меня по пальцам пересчитать можно. Ну, поздравлю, а дальше-то что? Отмечать они Новый год будут в семейном кругу, где мне нет места. Ладно, куплю себе бутылку игристого, сооружу тарелку оливье, может, включу телевизор… Хоть вешайся, веселье…

Мои грустные мысли внезапно оказались прерваны – точно не выдержав депрессивного потока, запищал мобильник. Неужто свершилось – кто-то вспомнил несчастную меня, прозябающую в грустном одиночестве?

Дисплей телефона высветил «Киря». Надо же, только что вспоминала его!

– Привет! – стараясь придать голосу бодрость, поздоровалась я с приятелем. – Давно тебя не слышно было!

– Танюш, доброе утро. – Киря, судя по голосу, был чем-то озабочен. – С наступающим тебя.

– И тебя. – Я подождала продолжения. Сколько лет знаю подполковника, не будет он звонить за неделю до Нового года, чтобы пожелать мне веселого праздника. Но это и к лучшему – если звонок по делу, я только рада. Может, подкинет мне занятие в качестве подарка от Дедушки Мороза.

– Слушай, тут такое дело… – заколебался он. – Знаю, может, не вовремя звоню, ты, часом, на праздники ничего не запланировала?

– Да какие у меня могут быть планы? – фыркнула я. – Дома сижу который день, вот и все.

– А, это хорошо! – выдохнула трубка с явным облегчением. – Не возражаешь, если я подъеду к тебе? Дело есть, неотлагательное.

– Конечно, приезжай! – внутренне возликовала я, почувствовав себя утопающей, которой внезапно провидение послало спасительную шлюпку. Тогда я даже не подозревала, какой странный и необычный Новый год подбрасывает мне шутница-судьба.

Через каких-то двадцать минут я пила кофе уже в компании с Кирей, который подсуетился и привез с собой свежевыпеченных пирожков. Похоже, жена постаралась, мигом сообразила я. Не нужно быть выдающимся кулинаром, чтобы отличить домашнюю выпечку от магазинной. А у супруги Кирьянова к кулинарному делу явный талант – уж на что я не злоупотребляю мучными продуктами, но отказаться от ароматных, румяных, точно с картинки, пирожков просто не в состоянии! Что сделаешь – кому-то дано умение логически мыслить и соображать, а кому-то – творить чудеса на кухне. Я-то при всем своем желании смогу разве что худо-бедно настрогать салат – и то полдня придется заставлять себя взять в руки нож.

– Давай перейдем к делу, – расправившись с едой, взял быка за рога Кирьянов. – Как я понимаю, ты все еще берешься за расследования. Тарифы у тебя не изменились?

– Двести долларов в день, – напомнила я. – Меньше – связываться не буду, уж извиняй. В нашем материальном мире ничего бесплатно не бывает.

– Пятьсот, – не моргнув глазом, отрапортовал Кирьянов. – Пятьсот зеленых в день. Тебя это устроит?

Я присвистнула.

– Кто это у нас такой щедрый? Или дело настолько сложное? В принципе, и то, и другое меня полностью устраивает. Давай, не тяни, и так уже заинтриговал.

– Ко мне недавно обратилась моя старая знакомая, – начал подполковник. – Точнее, бывшая одноклассница. Понятия не имею, откуда она узнала мои контакты – мы с ней виделись в последний раз на школьном выпускном, больше я с ней нигде не пересекался. Хотя ничего удивительного – в наше время Интернет творит чудеса, умеешь включать компьютер – найдешь что угодно. Итак, мне позвонила Лена и попросила встретиться, сказала, что у нее большие проблемы, а с незнакомыми полицейскими она связываться не хочет. После школы она выгодно вышла замуж – супруг зарабатывает так, что нам с тобой и не снилось, и всем ее обеспечивает. Спустя год Ленка родила двух дочерей и полностью посвятила себя их воспитанию. Работать она не устроилась – по ее словам, за всю свою жизнь она ни разу не ходила на службу. Роль домохозяйки, точнее, заботливой матери двух детей ее полностью устраивала. У девочек всегда было все самое лучшее – красивая одежда, вкусная еда, каждый год летом заграничные курорты. В общем, нам с тобой о такой жизни только мечтать. Как ни странно, девочки выросли совершенно неизбалованные. Своим богатством они не кичились. Ленка хотела отдать дочерей в частный пансионат, но ее муж внезапно проявил характер и настоял, чтобы девочки учились в гимназии, которую окончил он сам. Мол, хороший преподавательский состав, талантливые учителя, что сейчас редкость, качественное образование. Ленка-то вообще хотела уехать в столицу, но муж хорошо устроился в Тарасове и менять свою жизнь не собирался. Поэтому пришлось ей довольствоваться отдыхом за рубежом, но не больше.

Как я уже сказал, девчонки – Сабрина и Карина – росли вполне покладистыми. Сабрина проявила талант к изучению иностранных языков, к десяти годам она уже читала книги на английском и посещала курсы по испанскому и французскому. Карина, младшая из девочек, росла тихоней, разговаривала мало и все свободное время занималась каким-нибудь рукоделием. Хотя разница в возрасте у девчонок всего год, сестры сильно отличались друг от друга. Сабрина общительная, легко находит общий язык со своими сверстницами, помимо изучения иностранных языков занимается спортом – в школе была лучшей по легкой атлетике и не раз участвовала в соревнованиях. У Карины же подруг практически не было. Ленка все боялась, что младшая дочь отстает в развитии, и даже водила ее к психологу. К счастью, тревога матери оказалась беспочвенной – просто девочка была интровертом и ни с кем не делилась своими переживаниями, все держала в себе.

Кирьянов прервался и допил свой кофе.

– Налить тебе еще? – «включила» я заботливую хозяйку. Подполковник отрицательно покачал головой и продолжил свое повествование.

– В общем, представление о Ленкиных дочерях ты имеешь, это, как говорится, присказка. Теперь переходим к самой сказке.

Уж не знаю, с какого момента все пошло под откос – Ленка, несмотря на то, что всю жизнь отдала воспитанию девочек, сама не понимает, как она упустила младшую дочь. До недавнего времени она думала, что у нее замечательная, счастливая семья, по крайней мере, Сабрина точно знала, куда пойдет учиться после окончания школы. Ленка не требовала от девочек отличной учебы, однако старшая сама решила добиться золотой медали. Она прекрасно справлялась с заданиями по всем предметам и успевала даже помогать младшей сестре с уроками. По словам матери, девочки хорошо ладили, хотя Карина никогда не высказывала своих желаний. Ленка понимала старшую дочь – та была открытой и общительной. А вот что творилось в душе младшей – не знает никто.

Не сложно догадаться, что Сабрина с легкостью получила золотую медаль – единственная из всей школы – и без всяких трудностей поступила в университет на факультет иностранных языков. Карина, опять же, благодаря своей напористой сестрице окончила учебу твердой хорошисткой. Ленка долго думала, куда направить свою дочь-тихоню учиться дальше – увы, в нашем Тарасове не существует института, где обучают вышивке и прочему рукоделию. Посоветовавшись с супругом, она сделала выбор в пользу педагогического института, решив, что раз дочь еще и читает, на филологическом факультете ей самое место.

Странности в поведении Карины стали проявляться сравнительно недавно. Ленка, как водится, во всем винила себя – мол, надо было раньше бить тревогу, тогда бы и трагедии не случилось. Мы-то с тобой понимаем, что не всем дано быть психологами. Какой бы хорошей матерью Ленка ни была, залезть в душу подростку не просто, особенно если дочь отгораживается от окружающего мира. Началось все с того, что девочка внезапно стала капризничать – например, за обеденным столом резко отказывалась от некогда любимых блюд или размазывала еду по тарелке. Придиралась к домработнице – мол, готовит отвратительно, стала требовать деньги, говоря, что поест в кафе. Ленка все списала на запоздалый переходный возраст – Карина ведь всю жизнь молчала и особых проблем не доставляла, когда-то это должно было закончиться. Ладно, махнула рукой мать, пусть ест, где хочет – взрослая уже, в институте учится. У Ленки были подруги, которые жаловались на детей, закатывающих скандалы. Похоже, с Кариной происходит примерно то же, что случается со всеми детьми. Перебесится и перестанет.

Однако в короткие сроки Карину словно подменили. Она практически перестала разговаривать – только временами вспыхивала, как свечка, закатывала истерику и убегала в свою комнату. На робкие попытки матери отвести ее к психологу Карина отвечала настоящим скандалом. Она стала иначе одеваться – в гардеробе появились какие-то нелепые балахоны. К слову сказать, Карина никогда не была худенькой девочкой, но и толстой ее назвать невозможно. Если Сабрину природа наделила практически модельной фигурой, которую та всячески подчеркивала умело подобранными платьями и костюмами, то Карина была «гадким утенком» – нескладной и несформировавшейся. До Ленки дошло, что младшая, похоже, комплексует – глядя на стройную сестру, тоже хочет быть стройной и красивой, а как это сделать, пока не придумала. Мать решила помочь Карине – вытащила ее в модный магазин, попробовала помочь советом по выбору одежды, однако дочь ответила высокомерным и надменным игнорированием.

А потом начался какой-то ужас. Карина стала открыто отказываться от любой еды, заперлась в своей комнате, откуда не выходила практически неделю, и едва не свела заботливую мать с ума.

– Слушай, Кирьянов, – прервала я рассказчика. – Все это, конечно, интересно, но я не пойму, к чему твоей Ленке помощь детектива? Пускай тащит эту свою Карину к психиатру, если психолог не поможет. Я, вообще-то, убийства и кражи расследую, а не помогаю найти подход к трудным подросткам!

– Ты меня не дослушала, – возразил подполковник. – И потом, Карина вовсе не подросток, а взрослая девушка, ну да ладно, оставим всю эту психологию, если понадобится, потом спросишь, что нужно. Короче говоря, Карина довела себя до нервной анорексии, и ее положили в психиатрическую лечебницу – есть такая в нашем городе. Клиника закрытая, вроде у отца Карины там хороший знакомый психиатр. Не понимаю только, почему они не выбрали заведение посолиднее – деньги-то позволяли отвезти ребенка хоть в Москву, хоть за границу. Это первое, что меня насторожило, а Ленка ничего толком объяснить не могла. Пролежала там Карина недели две. А после этого внезапно умерла.

– Ого! – воскликнула я. – От чего?

– Официальная версия – самоубийство. Вроде она где-то достала смертельную дозу снотворного, а врачи ничего не успели сделать. Но если поразмышлять, версия не выдерживает и малейшей критики. Сама подумай, отделение экстренной терапии, больной и шагу самостоятельно ступить не может, строгий надзор. Представить, что девчонка своими силами стащила таблетки, когда их выдают в определенное время под строгим контролем… Одним словом, не могло такого случиться – это нереально. Наши ребята пробовали допросить персонал, сама понимаешь, ордер на обыск… Но то ли кто-то вышестоящий подсуетился, то ли не знаю. Только ушли они ни с чем. Заведение, надо сказать, темное, докопаться до чего-либо невозможно. Сунули нам бумажку с официальным заключением – и гуляйте, ребята. Я наводил кое-какие справки и выяснил, что смерть Карины – не единственный странный случай. Иногда пациенты лечебницы внезапно расставались с жизнью по собственной воле, были и необъяснимые сердечные приступы. Однако полиция никогда не находила, за что зацепиться, и дело закрывали – официально-то больной умер сам, никто его не убивал. Один раз привлекли к уголовной ответственности медсестру, выдававшую таблетки. Оказалось, новенькая, перепутала дозу. Естественно, уголовный срок. Но мне кажется, что девчонку подставили, а что скрывается за этими «случайностями» на самом деле – неизвестно. Ленка – единственная из родственников, обратившаяся к частному сыску. Она поняла, что официальная полиция тут бессильна. Попросила меня подыскать компетентного человека. Я сразу подумал о тебе – ты у нас такие дела любишь, да и подходишь для расследования как нельзя лучше.

Я сразу поняла, куда Кирьянов клонит. Ловля на живца – ничего лучше в подобном деле не придумаешь.

– Ну-ну, – фыркнула я. – Хочешь, чтобы я внедрилась в лечебницу под видом санитарки или больной?

– Как всегда, догадлива, – улыбнулся Киря. – Документы мы тебе сделаем, диагноз сообразим. Навещать я тебя буду – степень родства придумаем. В определенное время разрешено посещение близкими родственниками. А ты там пока все разузнаешь и, возможно, найдешь убийцу. Тем более что скоро новогодние праздники – глядишь, кто-нибудь в этой богадельне да потеряет бдительность.

– Неплохо придумал, – усмехнулась я. – А сам-то что не взялся за дело? Деньги не нужны?

– Ты подумай, с каким я диагнозом туда ложиться буду? К тому же я чаще тебя на виду бываю, меня узнать – проще простого. А ты у нас девушка скрытная, неприметная, молодая. Какое хочешь заболевание, такое тебе и оформим. Так что, уговорил я тебя? Берешься?

– Да берусь, успокойся, – бросила я взгляд на кружащий за окном снег. – Только мне надо еще с Ленкой твоей поговорить – уточнить детали дела. Устроишь свидание?

– Какие разговоры! – довольно мотнул головой Кирьянов. – Пиши номер мобильного.

Глава 2

От ясного утра не осталось и следа. К полудню на улице уже свирепствовала метель. Я обреченно наблюдала из затемненных окон такси, как одинокие прохожие ковыляют по скользкой дороге, торопясь в теплые дома. В последние дни я выбиралась из квартиры разве что в магазин, да и то под конец обленилась – заказывала на дом пиццу или баловала себя своими любимыми роллами. Что делать – незаметно для себя я пристрастилась к японской кухне. Сейчас же мне предстояло разрешить несколько загадок в неприветливом городе. Я не могу сказать, что люблю зиму, поэтому обычно перспектива даже ненадолго оказаться за пределами дома не способствует душевному равновесию. Хотя сегодня мне грех жаловаться на судьбу – ведь у меня появилась работа, ради которой, можно сказать, я и живу. Ради этого, пожалуй, стоит немного потерпеть. Лучше уж метель, пурга и все прочие зимние «радости», чем томительное бездействие в четырех стенах.

Семья бизнесмена Семиренко, в дом которого я направлялась, жила в одном из самых престижных районов нашего города. Елена, бывшая одноклассница Кири, долго молчала в телефонную трубку, прежде чем назначила мне время, в которое ей удобен мой визит. Разговор получился весьма короткий – я представилась частным детективом и коллегой Кирьянова, на что Елена не выказала абсолютно никаких эмоций – ни удивления, ни заинтересованности, ни неприязни, которую, увы, мне довольно часто приходилось наблюдать по отношению к моей особе. Ее голос вообще ничего не выражал. За всю свою детективную практику я много повидала и составила довольно точное представление о том, как разные люди реагируют на стресс и потерю близких людей. Честно говоря, я ожидала услышать хотя бы приглушенные рыдания – судя по рассказу приятеля, Лена очень любила обеих дочерей, и смерть Карины должна была переживать, мягко говоря, болезненно. Но кто знает – может, она не привыкла показывать свое горе посторонним людям.

Стеклянный лифт плавно доставил меня на седьмой этаж – надо же, какое совпадение! Я ведь тоже живу на седьмом. Но на этом сходство с моим жилищем заканчивалось. Пожалуй, богаче выглядел бы только особняк миллионера (как пояснил Киря, Ленка привыкла с детства жить в квартире и наотрез отказалась менять среду обитания). Однако муж женщины постарался, выбрав для проживания самый элитный дом самого дорогостоящего района Тарасова. Сверкающие ослепительной белизной стены коридора, блестящий чистотой пол… Даже ступать по такому как-то боязно – вдруг испачкаю, ибо сменную обувь тут не требуют.

Дверь открыла опрятная пожилая женщина, по всей видимости, домработница. Строгое выражение лица, истинный дворецкий в женском обличье. Спокойный, полный собственного достоинства тон, вежливое, но холодное предложение последовать в гостиную. Я решила вести себя также бесстрастно – как будто всю свою жизнь только и делаю, что допрашиваю олигархов. Благо многолетняя и отнюдь не однообразная работа научила меня и этому.

Однако то, что я увидела в просторной, выдержанной в едином стиле комнате, все же заставило меня удивиться. На белоснежном кресле – не развалившись, а как-то сиротливо, с краю, сидела самая обычная на вид женщина в домашних джинсах и клетчатой рубашке и, низко склонившись над круглыми пяльцами, что-то вышивала. Конечно, я не ожидала увидеть перед собой английскую королеву в золотой парче. Но позвольте, жена миллионера, одетая в повседневную, не особо хорошо подобранную одежду, да еще и с вышивкой в руках, как-то не вписывалась в общий колорит богатства и обеспеченности. Создавалось ощущение, что она не знала о том, что я приеду, и вообще не намерена ни с кем общаться. Хотя что я себе думаю? Человек, который всем обеспечен, может позволить себе заниматься чем угодно – хоть в игры компьютерные играть, хоть носки вязать, хоть вышивать.

– Татьяна Алексеевна? – подняла на меня глаза женщина. – Присаживайтесь.

– Александровна, – машинально поправила я и опустилась на противоположное кресло. Елена, как ни в чем не бывало, возобновила свое рукоделие, демонстрируя мне полное свое равнодушие.

Несмотря на то, что головы Лена практически не поднимала, я все же успела разглядеть ее лицо – хватило тех нескольких секунд, на которые она оторвалась от вышивания. Ни грамма косметики – это я точно определяю. Глаза усталые и замученные – она точно не спала несколько суток подряд. Серые и ничего не выражающие. В уголках рта предательские морщины, выдающие ее возраст. Даже наложи она тонну маскирующего крема, эти тонкие складочки не смогут скрыться от моего проницательного взгляда. Светлые волосы, понятное дело, крашеные, стянуты в небрежный хвост синей резинкой. Раньше она, конечно, ухаживала за собой, и можно представить, насколько тщательно. Однако сейчас Елена совершенно утратила интерес к собственной внешности. Порой такие мелочи говорят о душевном состоянии гораздо больше, нежели открытые проявления тоски и горя.

– Позвольте выразить вам мои искренние соболезнования, – посочувствовала я несчастной матери. Та только коротко кивнула. Я выдержала паузу, а потом нарушила тягостное, сгустившееся, точно свинцовые тучи, молчание.

– Могу я задать вам несколько вопросов о вашей младшей дочери?

– Задавайте, – коротко бросила Лена. – Мне удобнее отвечать, когда руки заняты, – внезапно извиняющимся тоном пояснила она. – Я вас слушаю, только буду при этом вышивать.

– Пожалуйста, – немного растерялась я. – Вы можете сказать, с чего началась болезнь Карины? Может, у нее появился мальчик или в институте однокурсники дразнили?

– Нет, что вы. – Лена ловко вытащила иголку и снова воткнула ее в ткань. – Кариночка практически ни с кем, кроме сестры, не общалась. И факультет все-таки серьезный, ребята дружные. Раньше, в школе, они с Сабриной в одном классе учились, та младшую в обиду никогда не давала. Сабрина в школу пошла в один год с сестрой, так Карине легче было учиться.

– Но на пустом месте ничего не возникает, – возразила я. – Вспомните, может, кто-то что-то сказал о внешности Карины? Или, может, она хотела быть похожей на какую-нибудь модель, актрису, певицу? В подростковом и юношеском возрасте подражание кому-то – обычное дело.

– Карина не смотрела телевизор. И журналы она не читала, только книги. Знаете, ее любимый автор… сейчас вспомню, нерусская фамилия… Японец, кажется…

– Может, Мураками? – подсказала я. Японскую литературу я не читаю, но книжные полки завалены опусами этого восточного писателя.

– Да, точно, – подтвердила Лена. – Я пробовала его читать, но мне больше нравятся иронические детективы и женские журналы. Кариночка вообще отличалась от всех. Она была особенным ребенком. Вышивать очень любила. Это ее последняя… незаконченная…

Лена вдруг подняла свою работу, и я тут же узнала «Звездную ночь» Ван Гога. Картина довольно большая – не у всякого хватит терпения такую сделать. Я бы и десятой части не осилила – вообще даже в детстве не увлекалась ничем подобным, а иголку в руках, наверно, со школьной скамьи не держала.

– Раньше Карина могла с утра до вечера сидеть и вышивать, хорошо, что Сабрина ей с уроками помогала. Даже в институте подсказывала, она и в литературе разбирается. Я давно поняла, что мои дочки такие разные, хотя обе очень талантливые. Кариночка что угодно руками могла сделать, а Сабрина учится в основном… И перед больницей дочка сидела в комнате и вышивала… Только вот доделать не удалось…

Мне стало как-то не по себе, и я поспешила задать следующий вопрос.

– Почему вы положили Карину именно в эту клинику? Кто выбирал лечебницу?

– Боря все проверял, справки наводил. Я за Карину очень переживала, хотела даже ее в Москву отправить. Мы с Борей там сначала частную клинику выбрали, наподобие санатория. Но Карина не хотела ехать в другой город. Она вообще домоседка, мы даже отдыхать в Грецию ее силком тащили. Она и соглашалась только потому, что всей семьей ездили. А тут она совсем одна бы была… Я даже не понимаю, как мы ее вообще уговорили в больницу лечь, она сперва против была. А потом… ей все хуже и хуже становилось, она даже по лестнице не поднималась, с корточек встать не могла… Внезапно все так плохо стало… Она, знаете, буквально за несколько дней так изменилась – как будто резко постарела. А была такая милая девочка…

Лена резко оборвала свой монолог и сосредоточенно зашуршала пакетом с нитками. Я поняла, что несчастная женщина пытается так скрыть свои рыдания.

– Клинику в Тарасове нашел ваш супруг? – тихо спросила я, подождав, пока Лена справится с собой.

– Да, – кивнула моя собеседница. – Он очень тщательно искал. В этой клинике главный врач – хороший психиатр. Говорил, что сеансы будут, там много девочек с анорексией лежало, и им помогали. Вот только Кариночке не помогли. Они ее убили! – вдруг резко, со злостью выкрикнула она и впервые за долгое время уставилась на меня каким-то диким, сумасшедшим взглядом.

– Я его отговаривала, – быстро заговорила она, словно вспышка ярости придала ей сил. – Я чувствовала, что там не все так, как они рассказывали. Вот только мне никто не верил – никто, даже Боря! Он говорил, что я себя накручиваю, что там дочь его знакомой лежала… И он Карину уговорил. Ей место понравилось – она у меня любила природу, а при этой проклятой клинике церковь была в дубовой роще. Ей Боря фотографию показал, и она согласилась. Обещала, что лечиться будет, будет врачей слушать и на Новый год домой вернется. Она сама испугалась того, что с ней произошло.

– А кто вашему мужу клинику эту расхваливал? Вы говорили, дочь его знакомой там лежала?

– Да, она Каринину школу на год раньше, чем мои девочки, закончила. Дружила с Сабриной, дочки у нее в гостях бывали. Редко, правда, вместе, Карина ведь молчуньей была… Болезнь ее резко изменила на какое-то время, она истерики закатывала. А потом… потом перестала. Сил у нее уже не было, она и в детстве болела часто.

Перед посещением Лены я начиталась справочной литературы касательно Карининого заболевания. Чтобы составить представление, с чем имею дело. Анорексия – довольно частое психическое расстройство, особенно в наше время, встречается в основном у подростков, но иногда – и у молодых женщин. Считается, что виной тому – извращенное представление о женской красоте, согласно которому идеал, к которому должна стремиться любая уважающая себя девушка, – это чрезмерная, болезненная худоба. Ради достижения желаемых параметров и низкого веса несчастные что только не делают – пожалуйста, вам многодневные голодовки, злоупотребление слабительными, искусственно вызываемая рвота… В общем, могу сказать одно – мне жутко жаль этих несчастных, страдающих комплексом неполноценности девчонок, готовых даже умереть, лишь бы соответствовать ненормальным стандартам. Какое счастье, что я всегда была довольна своей внешностью и в жизни не сидела ни на одной диете!

– У вас есть контакты этой девочки? – прервала я поток собственных размышлений.

– У Бори должен быть номер ее телефона, – устало отложила вышивку несчастная мать. – Хотите, я попрошу Нину Васильевну, чтобы она принесла его ежедневник? Муж по старинке все записывает, полностью не доверяет электронным носителям. Говорит, что с компьютером внезапно может случиться любая поломка, и нужно дублировать важную информацию в записной книжке.

Я кивнула, и Лена позвала чопорную дом-работницу, которую я про себя окрестила «миссис Хадсон». И правда, в облике двух дам явно было нечто схожее – посмотришь на Нину Васильевну, и сразу вспоминаешь Рину Зеленую в образе хозяйки дома с Бейкер-стрит.

В пухлом, потрепанном ежедневнике я без труда отыскала телефон и адрес Насти Казаковой – подруги дочек бизнесмена. Благо Борис строго придерживался алфавитного порядка, в котором и записывал фамилии людей. Значит, следующую посещу эту вылечившуюся анорексичку – думаю, она сможет мне рассказать про клинику много всего интересного.

– И все-таки, Елена, что вас насторожило больше всего в лечебнице? – продолжала допытываться я. – Вы навещали Карину?

– Каждый день, – кивнула женщина. – Мы все ездили. Боря даже на работе отпуск взял. Знаете, он много работает, это кажется, что бизнес – легкое и прибыльное дело. Было время, когда дочки даже забывали, как выглядит их папа. Свидания там разрешаются с одиннадцати утра до пяти вечера. Как раз после завтрака и до ужина. Мы приезжали обычно в тихий час, после обеда. Правда, Карине было тяжело с нами разговаривать. Она сидела и молчала, ничего не рассказывала. Я спрашивала ее, Сабрина говорила об учебе, она ведь узнавала даже Каринины задания, все надеялась, что они отвлекут… но она будто не слышала нас. Мы спрашивали ее про сеансы психотерапии, но она молчала. Так и сидела, а потом говорила, что устала, и возвращалась в палату.

– А с лечащим врачом вы разговаривали?

– Да, постоянно. Сначала за Кариной наблюдал Борин знакомый Антон Николаевич, которого мой муж называл хорошим врачом. Мне он тоже понравился – вежливый, внимательный. Я тогда поверила, что Карине помогут. Он говорил, что подобное поведение, как у моей девочки, не редкость среди больных. Знаете, вроде пациенты клиники живут в своем отдельном мире. Они там общаются друг с другом – даже Карина сдружилась с соседкой по палате. Я ее не знаю, но врач рассказывал, что это немолодая женщина. Диагноз, естественно, не называл. Еще он говорил, что когда Карине станет лучше, можно будет выводить ее на прогулки. Это не всем разрешают. В клинике лечатся не только от анорексии и психических расстройств. Там есть другое платное отделение – туда попадают с алкоголизмом и наркоманией. Я, когда услышала, в ужас пришла – моя дочка лежит в одной больнице с пьяницами и дегенератами! Но оказывается, туда не всех кладут – лечат анонимно, и людей состоятельных. Хотя, сами понимаете, меня это не успокоило – я даже настаивала на том, чтобы Карину перевели в другую больницу.

– А почему ее оставили? – удивилась я. На месте Лены я бы живо забрала свою дочь из такой сомнительной компании.

– В другом отделении врач незнакомый, – пояснила та. – А Боря хотел, чтобы Карину лечил именно этот психиатр, потому что у него почти все с таким заболеванием выздоравливают. Я возражала, но окончательное решение всегда принимает муж.

– Сколько времени Карина провела в больнице? – перешла я к выяснению фактов.

– Две недели. Все случилось внезапно. Дело в том, что Каринин врач вынужден был уйти в отпуск. Он сказал Борису, что Карину будет вести его заместительница, Анна Викторовна. Описал ее как грамотного специалиста. А потом… Потом, в субботу, мне позвонили из больницы.

Лена резко замолчала на половине фразы. Я ждала продолжения, но она будто забыла обо мне – уставилась в одну точку на стене и смотрела в нее, не мигая. Прошло, наверно, с полминуты, когда я решилась нарушить молчание и позвала собеседницу по имени. Никакой реакции – Лена меня не слышала. Я окликнула ее громче, с тем же успехом. Набралась наглости, помахала рукой прямо перед ее носом, но Елена даже не моргнула. Всерьез испугавшись за женщину, я нажала на звонок – вызов домработницы. Нина Васильевна появилась тут же, как чертик из табакерки. Мельком взглянув на свою хозяйку, она, не задав мне ни единого вопроса, молча, отточенными до автоматизма движениями, подхватила Лену на руки, как будто та ничего не весила, и уложила ее на диван. Все это происходило быстро, точно по сценарию. Можно было подумать, что подобное в этом доме в порядке вещей – как, скажем, обыденный завтрак или вечерний просмотр электронной почты. Нина Васильевна положила на Ленин лоб мокрую повязку, а рядом на столик поставила граненый стакан воды и какие-то таблетки. Я скосила глаза, пытаясь прочитать название, но ничего не разглядела. Потом домработница кивком попросила меня выйти из комнаты.

– Не волнуйтесь, у хозяйки это нервное, – объяснила мне спокойно «миссис Хадсон». – После смерти Карины приступы случаются постоянно. Елена Сергеевна запретила мне разговаривать с вами, иначе я предупредила бы вас. Ей нельзя слишком много вспоминать о трагедии. Если вы располагаете временем, можете подождать Бориса Васильевича. Он возвращается в половине восьмого вечера и ответит вам на ваши вопросы, если они у вас имеются. Я больше не имею права вам ничего говорить, думаю, вы меня понимаете.