Еще не все потеряно

Пролог

По асфальту неширокого проспекта, рассекая ночной морозный воздух и взвивая за собой вихри снежинок легкой поземки, мчалась приземистая машина. Равномерное урчание мощного мотора в теплом салоне, приятно пахнущем кожей сидений, духами и табаком, было почти не слышно – только шелест шин, не мешающий звукам медленной музыки.

Желтые огни фонарей, мелькающие за тонированными стеклами, завораживали девушку. Плавное покачивание мягкого кресла и негромкое журчание музыки навевали дрему. Откинувшись на подголовник, она, расслабив усталое тело, закрывала и открывала глаза, с трудом приподнимая веки, борясь c волнами подступающего сна.

Мужчина, занятый управлением, время от времени поглядывал на нее с доброй улыбкой.

Был тот час, про который трудно сказать – поздно это уже или еще рано.

– Не засыпай. Мы подъезжаем, – проговорил он, снижая скорость и сворачивая на боковую улицу. – Сейчас дома будешь.

Она сладко потянулась, выгнувшись, и зевнула.

Ставшая совсем узкой улочка искрилась под неоновыми фонарями свежевыпавшим снегом. Обросшие инеем ветви деревьев нависали над дорогой, превратив ее в аллею парка из царства Снежной королевы.

Кощунством было гнать здесь машину с прежней скоростью, и она катилась неторопливо и почти беззвучно.

– Спать хочу, – пожаловалась девушка, приподняв брови в жалостной гримасе, – сил нет!

– И чего взъюжилась? – укорил он ее. – Домой, домой! Чем тебе плохо было? Спала бы себе. И я бы спал.

Она на секунду задумалась, прикусив губу, отчего ее лицо приняло упрямое выражение, качнула головой:

– Домой!

– Пожалуйста!

Машина въехала в темный проезд между домами, покачалась на обледенелой колее и вползла во двор. Остановилась возле подъездного крыльца в две ступеньки.

– Прибыли.

Он повернулся к ней, посмотрел, как на капризного ребенка, обнял, нежно притянул к себе, чмокнул в висок.

– Упрямый ты бельченыш!

Она потерлась головой о его плечо, погладила по щеке мягкой ладошкой.

– Это плохо?

– Нормально. – Он поцеловал ее пальцы.

– А ты кот, – проговорила она, глядя на него снизу вверх заискрившимися улыбкой глазами, – большой и ласковый кот.

– Большой и ласковый? – спросил он, наклоняя к ней голову.

– Да. И любопытный.

Он, прижав ее к себе, зарылся лицом в волосы, с удовольствием вдыхая их аромат.

Запахнув на груди шубу, девушка взбежала на крыльцо, у самой двери обернулась, спрятала нос в шелковистый мех воротника и помахала рукой. Машина, моргнув на прощание узкими фарами, плавно тронулась с места.

Дверь с треском пропустила ее в мерзлую темноту тамбура. Ведя рукой по стене, она осторожно двинулась вперед и, нашарив вторую дверь, оказалась в подъезде. Здесь было светлее – от лампочки за углом, там, где начинались коридоры первого этажа, но ненамного теплее – дыхание по-прежнему обозначалось облачком пара, хотя и не таким густым, как на улице. Девушка уверенно двинулась вперед, но тут же споткнулась обо что-то, с шуршанием двинувшееся под ее ногой. Не отдавая себе отчета – зачем, она нагнулась и коснулась этого. Оказалась рука, холодная и твердая, будто сделанная из литой резины. Девушка выпрямилась, с замершим сердцем вглядываясь в свою ладонь, только что сжимавшую чьи-то замерзшие, безжизненные пальцы. Шагнула широко, до потери равновесия, просеменила до угла и остановилась, чувствуя, как шевелятся волосы на непокрытой голове. Медленно повернулась и двинулась назад, всматриваясь в темноту. Нашарив ногами тело, она нагнулась, щелкнула зажигалкой. Полуприкрытые веками, снизу глядели стеклянные глаза с почерневшего, превращенного в кровавое месиво, вздувшегося уродливыми буграми лица.

Успокаивая дыхание, девушка постояла и медленно пошла на ослабших ногах к лифту.

Кнопка на стене не загорелась после нажатия на нее, и девушка, шепча сквозь зубы ругательства, забарабанила кулаками в грязно-желтые створки. Почти одновременно с гулкими ударами – будто дожидались их наготове – приоткрылась дверь ближайшей квартиры, и появившаяся из-за нее голова с всклокоченными седыми космами заорала громко и хрипло:

– Что же это вы делаете, а? Хулиганье проклятое! Вы б на часы хоть посмотрели! Людям спать надо, а вы долбите, как идиоты!

Девушка глянула на старуху безумными глазами и побежала по лестнице вверх, прыгая через две ступеньки и путаясь в полах шубы.

Дверь ее квартиры отворилась легко, едва она надавила на темный матовый дерматин.

В зале и кухне горел свет. В прихожей валялась на полу одежда, выброшенная из шкафа. Зеркало прочеркнула наискось трещина, разрезав ее отражение на две неравные изломанные части.

В квартире царил страшный беспорядок. Все носило на себе следы зверского и методичного обыска. Содержимое ящиков и шкафов было извлечено и брошено, гобеленовая обивка дивана и кресел вспорота, кухонная посуда грудой громоздилась на обеденном столе, сдвинутый с места сервант с полуоторванной, висящей наперекос дверцей перегораживал проход в комнату отца. У одной из его ножек валялась, наверное оброненная впопыхах, пятидолларовая купюра.

В ванной комнате девушку почему-то особенно поразила черная, вся в паутине дыра в стене на месте вырванной вентиляционной решетки. Грязное белье было вытряхнуто в ванну, корзина валялась тут же.

Пустив воду, девушка долго терла руки, смывая с них невидимую грязь. Измазала мылом рукава шубы, недолго думая, и их подставила под водяную струю.

Осознав наконец ненормальность своих действий, она насухо вытерлась, вернулась в прихожую, набрала номер и осипшим от волнения голосом проговорила:

– Приезжайте скорее! Ограбили нашу квартиру. А внизу, в подъезде, лежит мой отец. Мертвый! – И разрыдалась в телефонную трубку.

* * *

Четверо крепких мужчин с обнаженными головами без суеты вынули гроб из автобуса, осторожно установили на приготовленные табуретки неподалеку от свежевырытой могилы.

Бил порывами колючий ветер, мела поземка, и собравшиеся переминались ногами, скрипя снегом, отогревали лица воротниками и варежками.

Провожающих было немного, несмотря на то что покойный был общительным и доброжелательным человеком и имел много друзей и знакомых.

– Зима, знаете ли, февраль! – изрек соседу мужчина, щуривший глаза за толстыми стеклами очков, придерживая обеими руками углы поднятого воротника пальто. – Здесь одному только не холодно. – И кивнул на лежащее в гробу, с головой укрытое саваном тело.

– Зачем вы так! – поморщился его сосед.

– Да бросьте! Аркадий был человеком веселым. Мы с ним росли вместе.

Начались речи. Произносимые косноязычными от мороза ораторами, они мало кого интересовали.

У гроба вплотную стояли двое – девушка в длинной дорогой шубе, прижимавшая к груди руки в тонких кожаных перчатках, и мужчина с тяжелым нетрезвым взглядом, опиравшийся крупной рукой о его обитый черным сборчатым крепом край.

Порывом ветра приподняло и откинуло уголок савана с лица покойного. Стоявшие ближе глянули и отвели глаза. Покойник был страшен.

Седенький дедок в шапчонке, сбившейся на сторону, бестолково суетившийся, чтобы пробиться в первые ряды, замер и, вытянув худую шею, обмотанную затасканным шарфиком, забормотал довольно громко:

– Прощай, брат! Прощай! Брат, прощай!

Его бесцеремонно пихнули локтем в бок, оттерли назад.

Мужчина у гроба, заметив непорядок, шагнул и поправил покров, подвернул его негнущимися пальцами под мертвую голову. Обвел взглядом стоявших вокруг и, увидев дедка, топочущего разбитыми валенками в стремлении опять протиснуться поближе, недобро прищурился, сжал побелевшие губы. Этот прищур пригнул дедка, будто груз взвалили на его сутулые плечи. Виновато опустив голову, он поглубже засунул руки в карманы грязного пальто и отошел в сторону, оглядываясь через плечо, как побитый пес. Оказавшись в стороне, он потер седую щетину на впалых щеках и, покопавшись за пазухой, достал водочный шкалик, бережно завернутый в тряпочку. Вытянув зубами полиэтиленовую пробку, перекрестился украдкой и со словами: «Ну, Володечка, пусть земля тебе будет пухом!» – как следует глотнул крепкого прямо из горлышка. Вытерев губы и глаза, он качнул головой, будто не соглашаясь с кем-то, и проговорил укоризненно:

– А землицы ком в могилу, на гроб, бросить-то надо! – И двинулся обратно, в уже зашевелившуюся толпу.

Земля принимала в себя тело, найденное в подъезде двумя ночами назад.

Глава 1

Подобно многим из ее профессиональной среды, свое имя она любила называть по любому поводу. Перенятая у западных тележурналистов манера, способствующая, по их мнению, повышению популярности.

– Алла Анохина! – услышала я впервые по телефону в самое неподходящее время – около восьми часов тусклым зимним утром, и если бы мои уши в тот момент работали как глаза, которые никак не хотели открываться, то вряд ли она достигла бы в общении даже того немногого, что ей удалось. – Алла Анохина, ведущая телепередачи «Закон и порядок» беспокоит вас.

– Зачем? – спросила я, испытывая одно желание – уткнуться носом в теплую подушку еще часа на полтора-два.

– Доброе утро, Татьяна Александровна! – напомнила она о вежливости.

– Здравствуйте.

Я наконец разлепила глаза и глянула на часы, мерцавшие зелеными цифрами.

– Вы знаете, который час?

– Рано, извините, – отвечала Алла Анохина, – но вас трудно застать дома, а номера телефона вашего офиса я найти не смогла.

Услышав про офис, которого у меня никогда не было, я почувствовала раздражение, естественное, когда прерывают сон невыспавшегося человека и несут при этом ахинею. Чтобы не проснуться окончательно, я на полуслове, в середине длинной вежливой фразы, нажимаю пальцем на рычаг. Пусть Анохина думает, что нас разъединили.

Она не позвонила больше в то утро, видимо, не поверила в технические неполадки и вежливо решила не беспокоить. Но вечером, возвращаясь домой, я услышала сзади знакомый голос:

– Татьяна Александровна!

От стоящей неподалеку машины ко мне спешила женщина, руками, засунутыми в карманы, придерживая на месте полы расстегнутой дошки собачьего меха.

– Алла Анохина! – отрекомендовалась, подойдя вплотную. – Я звонила утром, но нас разъединили.

И рассыпалась в извинениях за причиненное беспокойство.

– Вы ведущая телепередачи «Закон и порядок», – вспомнила я, бесцеремонно обрывая ее на полуслове. – Помню.

Прошедший день выдался скучно-хлопотливым: ожидание в приемных, копание в архивах, любезное общение с нелюбезными людьми, плюс головная боль от недосыпа и случайная, некачественная пища. В общем, рутина частного сыска. Утомленная всем этим, я хотела домой. Выпить крепкого кофе, выкурить сигаретку… И вот – Алла Анохина.

– Не могу пригласить вас к себе по обстоятельствам, от меня не зависящим, – решилась я на ложь, желая сохранить спокойный вечер, – в машине разговаривать тоже не совсем удобно, давайте перенесем встречу на завтра.

– Отлично! – обрадовалась она. – Вас устроит первая половина дня?

– Пожалуйста, – согласилась я, выдержав паузу. – Только, будьте добры, в двух словах, тема нашего разговора?

– Передача с вашим участием. Такое, знаете, экспресс-интервью с Татьяной Ивановой, частным детективом города Тарасова.

– Я обдумаю ваше предложение и позвоню. Хорошо?

– Хорошо!

Вручив мне свою визитку, Анохина откланялась, явно рассчитывая на мое согласие. Наутро я позвонила ей и отказалась. Отказалась, здраво рассудив, что по роду деятельности мне не нужна особая популярность ни в своем городе, ни за его пределами. Не политик я и не топ-звезда.

Но Алла была иного мнения на этот счет и в конце концов меня доняла, пользуясь проверенным способом – не мытьем, так катаньем.

Она, отбросив продемонстрированную сначала вежливость, названивала мне среди ночи, поджидала у подъезда, оставляла записки в почтовом ящике и даже расплакалась, когда я высказала ей свое возмущение. Тогда мне стало стыдно – до чего я довела человека, добросовестно пытающегося делать свое дело, и пришлось-таки согласиться.

Интервью со мной записывали три вечера. Три вечера, пожертвованных передаче «Закон и порядок». Алла испытала удовлетворение, а я – облегчение. И вот теперь она меня снова достала. В пансионате «Волжский берег», после великолепно проведенного дня с семейством моего давнего друга Владимира Кирьянова.

В пустом холле мы включили телевизор, и голос диктора торжественно объявил, что сейчас нам предстоит встреча с Аллой Анохиной и ее необычной гостьей в передаче тарасовского телевидения «Закон и порядок».

Пока шла заставка, где московский ОМОН лихо выбрасывал из машин и укладывал на асфальт согласных на все молодцов, я пыталась убедить Володю переключить программу, и это мне почти удалось, но, когда пошла запись и в студии рядом с Анохиной оказалась моя персона, пришедший в восторг Владимир отказался меня слушать.

Конечно, приятно увидеть знакомую личность на телевизионном экране. Эта черта – общечеловеческая.

Владимир ерзал в кресле, хлопал ладонями по подлокотникам и повторял, не отводя глаз от телевизора:

– Нинки нет! Ах ты, Нинки нет!

Жена его, Нина, ушла укладывать их сорванцов, за день налазившихся по деревьям, досыта накувыркавшихся в не по городскому чистом снегу, и после того, как они чуть не уснули прямо здесь, в холле почти пустого сейчас пансионата.

– Алла Анохина, – бодро звучал голос ведущей, – представляет телезрителям человека редкой профессии. Частного детектива Татьяну Иванову, практикующую в нашем городе уже не первый год.

Так и не поправили они запись, хоть я и доказывала, что частный детектив – это не профессия, а род занятий.

– Татьяна Александровна благодаря своим способностям и высочайшему уровню профессионализма пользуется широкой известностью у населения.

Опять неточность. Известна я определенным слоям населения – так было бы правильнее. И известна им вовсе не благодаря каким-то особым способностям к оперативно-следственной работе, а умением предвидеть изменения ситуации в очередном деле и пользоваться этими изменениями. Проще говоря, успеха я добиваюсь за счет неожиданной интриги, влияющей на обстоятельства в нужную мне сторону, и развитой интуиции.

Было неудобно перед Владимиром за похвалы, расточаемые мне Анохиной. Вот он-то был настоящим профессионалом следственных дел, и заслуги в этой области имел немалые.

Передача шла по сценарию и набирала разгон. Алла очень доходчиво объяснила значение сыскного дела в повышении уровня правопорядка, проявив осведомленность во всем, что касалось темы, но, на мой взгляд, злоупотребила при этом казенными речевыми оборотами. Татьяна Иванова на экране сидела в неподвижности, время от времени поглядывая на ведущую.

Наконец, когда сказано было достаточно и тема казалась уже исчерпанной, прозвучал первый вопрос:

– Татьяна, каковы, на ваш взгляд, перспективы развития частного сыска в нашей стране?

Перед записью меня не стали, как это обычно бывает, знакомить с вопросами предстоящего интервью, для того чтобы достигнуть большей естественности диалога, и я рассудила, что качество их в любом случае останется на совести редакторов передачи.

– На мой взгляд, такие же, как у любого другого вида частного бизнеса, – ответила телевизионная Иванова, заметно оторопевшая от такого начала. – Я не политик и прогнозами не занимаюсь.

Тихо подошла Нина.

– Спят. Умаялись, разбойники, – сообщила она усталым голосом. – Что это вы тут смотрите?

– Тихо, Танюху показывают!

– Ну!

Нина устроилась с ногами на диванчике рядом и тоже уставилась в телевизор.

Анохина с улыбкой поглядела на Иванову.

– Мне стоило больших трудов заполучить сегодня к нам в студию Татьяну Александровну. Ее деятельность, как она только что сказала, – особый вид частного предпринимательства, а частники, как известно, не могут относиться равнодушно к рекламе и популярности. Скажите, Татьяна, почему вы так малодоступны для средств массовой информации? Это скромность?

– Это равнодушие к популярности и отсутствие интереса к рекламе.

– Вот как? Однако именно реклама может обеспечить известность широкому кругу населения, а значит – способствовать привлечению клиентов, нуждающихся в вашей помощи. Ведь вы не будете отрицать, что клиент, выбирая специалиста, руководствуется уровнем своей информированности. Это рынок успеха.

– Клиентов выбираю я сама по проблемам, с которыми они ко мне приходят.

Володя хлопнул меня по плечу:

– Ну, ты, Танюха, даешь! – И вновь навострил уши.

– Какие из проблем ваших клиентов способны вызвать у вас наибольший интерес?

Телевизионная Иванова на секунду задумалась и уверенно ответила:

– Первоначально – никакие. Меня принципиально не интересуют чужие проблемы.

При этих словах брови ведущей приподнялись и на лице отразилось удивление. Иванова продолжила:

– Совсем другое, когда я достаточно глубоко вникла в дело. Тогда проблемы клиента становятся мне близки и побуждают к активным действиям.

– Хорошо! – Анохина пристукнула пальцами по столу. – Задаю встречный вопрос: по каким причинам вы отказываетесь заняться делом обратившегося к вам человека сразу и бесповоротно?

Татьяна ответила без промедления:

– Когда дело, в котором мне предлагают принять участие, или предполагаемые действия по его разрешению не соответствуют моим представлениям о порядочности, это – раз. Второе, когда, как мы их назвали, проблемы по делу представляются мне неразрешимыми. То есть я не могу справиться с делом средствами, имеющимися в моем распоряжении.

– А не можете ли вы привести конкретный пример такого дела?

Камера произвела «наплыв», и лицо Татьяны заполнило весь экран. Крупный план. Прием почти запрещенный, выгодный, когда хотят обратить внимание на недостатки внешности.

Зелено-желтые, редкого оттенка, глаза, прямой нос с подвижными, чувственными ноздрями, небольшой рот приятных очертаний, прическа, оставляющая открытым высокий лоб, умело сделанный макияж, правильный овал лица.

– Красавица! – Нина спустила ноги с дивана. – Танюша, обрати внимание, надо чуть больше теней на веки и в уголки глаз, взгляд будет мягче…

– Подожди, Нина, не мешай! – прервал ее Владимир.

На экране вновь появился интерьер студии, и телевизионная Татьяна начала рассказывать.

– Это нам кофе принесли, – объяснила я действия оператора.

– Брось! – возразил Владимир. – Ты телевизионщику понравилась, он и выдал твоей портрет на всю рамку.

– Весною прошлого года, – заговорила Татьяна, отхлебнув кофе из чашки темного стекла, – один из жителей нашего города, скажем так, не стесненный в средствах, закончил строительство дома, симпатичного, знаете, такого особнячка неподалеку от центра. По странной прихоти или из желания быть оригинальным дом свой пожелал видеть процентов на шестьдесят из дерева. Естественно, не из древесных пород среднерусской полосы. Так вот, дом не простоял и месяца – сгорел почти дотла. Подожгли его умело, а в том, что подожгли, – сомнений не было. Этот господин очень хотел узнать имена поджигателей. Я, ознакомившись с обстоятельствами дела, отказалась удовлетворить его любопытство.

На лице Анохиной отразилось такое удивление, что Владимир хмыкнул. Улыбнулась и Нина.

– Дело в том, – продолжила Татьяна, – что этот бизнесмен выстроил палаты свои на месте двух снесенных его же стараниями старых двухэтажных домов и небольшого детского садика, а жителей отселили волевым порядком в аварийный жилой фонд.

– И вы отказались вести расследование?

– Да, принеся несостоявшемуся клиенту глубочайшие извинения.

– И он?..

– Он был, мягко говоря, раздосадован причинами моего отказа, а они вытекали из предположения, не единственно возможного, но наиболее вероятного: пожар его дома – дело рук бывших жильцов тех двух домов или людей, водивших детишек в снесенный детсад. Словом, я отказалась определять конкретных виновников пожара и тем самым обеспечивать им дополнительные и серьезные неприятности.

– Вот, Тань! – воскликнул Владимир, поворачиваясь ко мне. – А следователю, которому пришлось копаться в этом, я его знаю, выговор вкатили за то, что не справился!

У Анохиной был довольный вид.

– Многие ли ваши расследования завершаются успехом?

– Практически все. Это вопрос престижа, и именно поэтому я популярна как специалист.

– Как в боксе, – подхватила Алла, – провел столько-то боев, в стольких-то одержал победу.

Мы с ней поулыбались интересному сравнению. Зрители, судя по тем, что были у меня перед глазами, реагировали соответственно.

– И как часто была победа нокаутом? То есть многие ли дела завершились наказанием злоумышленников?

– Все, так или иначе.

– Означает ли это суд?

– Крайне редко. Моя цель – помочь клиенту в решении его проблем, и когда это происходит, то означает ущемление интересов противостоящей стороны. В этом и состоит наказание злоумышленников. А вообще мне и в суде приходилось выступать в качестве свидетеля, по расследованным мною же делам. Ведь я частное лицо. И следствие веду частным порядком.

– То есть процедура привлечения виновного к ответственности, предусмотренной законом… – подбросила в воздух мяч Анохина.

– Не является целью в работе частного детектива, – приняла ее подачу Иванова, – и зависит только от решения клиента.

– Хорошо! В следующий раз мы организуем прямую линию, дадим в эфир пару телефонных номеров и будем принимать вопросы от горожан. Поддерживаете?

Иванова, сохраняя приятное выражение лица, неопределенно пожала плечами.

– Обращаетесь ли вы за помощью к правоохранительным органам, и если да, то как часто?

Мы с Володей переглянулись.

– Крайне редко. Обычно я использую их в качестве участников тех или иных комбинационных построений, отвечающих целям, которых я в данный момент добиваюсь.

– По каким причинам ограничивается ваше с ними взаимодействие?

– Вопрос деликатный. Их много. Наверное, главное – конечные результаты. У них на первом плане – буква закона, а законы в наше время оставляют желать лучшего. У меня – конкретная помощь клиенту в разрешении его проблем.

– Случалось ли вам в вашей деятельности совершать правонарушения?

– Моя работа не направляется приказами, уставами и должностными инструкциями. И я вполне законопослушная гражданка.

– Эй, гражданка, а как же, когда ты… – воскликнул Володя, но, перебитый следующим вопросом, недоговорил.

– Приведите пример ваших действий, не соответствующих законности.

– Нарушение правил дорожного движения. В основном превышение скорости.

Время передачи близилось к концу, вопросы и ответы следовали один за другим без пауз.

– Ваше отношение к деньгам?

– Положительное.

– Известно, что у вас высокие гонорары. Считаете ли вы себя обеспеченным человеком?

– Размеры моих гонораров зависят от уровня благосостояния клиента и от степени сложности дела. А обеспеченность… Это понятие относительное. Помните, из «Кавказской пленницы», – хорошо, когда желания совпадают с возможностями.

– У вас есть друзья?

– Есть, но их немного.

– Почему?

– Потому что их много быть не может.

– У вас есть враги?

– Как и у любого нормального человека, живущего среди людей.

– Верите ли вы в Бога?

– Это сложный вопрос и очень интимный. Скорее да, чем нет.

– Посещаете ли вы церковь?

– Очень редко. Свечку поставить.

– Ваше отношение к церкви?

– Как к любому официозу.

– Есть ли у вас друг сердца, спутник жизни?

– Я не замужем.

– Причина?

– Трудно встретить мужчину, который смирился бы с моим образом жизни, разве что это будет коллега.

– Ваше отношение к мужчинам вообще?

– Хорошее отношение, вообще. Я нормальный человек и в психическом, и в физическом плане, и ничто человеческое мне не чуждо.

Володя глянул на меня искоса. Нина, опустив голову на грудь, сладко посапывала. Передача, принявшая характер блица, заканчивалась.

– Ваша цель в жизни?

Анохина, чувствуя дефицит времени, сыпала скороговоркой. Иванова ей помогала краткостью ответов.

– Счастье, естественно.

– А что это такое?

– Ну, сколько людей, столько и мнений.

– А для вас?

– А для вас?

– Здоровье, благополучие, интересная работа, дети, семья, друзья и все такое.

– Вы ответили на свой вопрос.

– Последнее, Татьяна! – Она глянула на часы и облегченно вздохнула. – Ваше кредо?

– Порядочность.

Она молчала, ожидая пояснений.

– Живи сам и давай жить другим. Не делай другим того, чего не хочешь пожелать себе от других.

Обрадованная кратким и удовлетворительным ответом, она шлепнула ладонями по коленям и бодро воскликнула:

– В гостях у Аллы Анохиной в передаче «Закон и порядок» была Татьяна Иванова, частный детектив, действующий в нашем городе!

Знали бы зрители, сколько усилий потребовалось приложить Алле Анохиной, чтобы заполучить к себе в передачу такую гостью!

Загрохотала реклама, и Володя поспешил убавить громкость. Нина встрепенулась и, зевнув, поднялась на ноги.

– Пойду я, детективы, к своим клиентам!

Сонно покачиваясь, она направилась к выходу, оставив нас вдвоем.

Мне передача понравилась, а Володю разочаровала, и мы с ним немного поспорили на эту тему.

Он вообще спорщик, этот Володя. Когда-то был самым спорящим студентом. Став подполковником, в этом отношении изменился немного.

Сейчас его взбудоражила та часть передачи, где я разъяснила ведущей, что наказания виновного для меня вполне достаточно, если соблюдены интересы клиента. Он принялся долго и правильно доказывать, что соблюдение интересов ущемленного должны обязательно дополняться соответствующей статьей Уголовного кодекса для злоумышленника. Я стала его подзуживать. Вечер выдался под стать дню, очень неплохим, был полон приятной расслабленности, а спор требует азарта, и я нашла третье решение.

– Володенька, – сказала я, глядя на него ангельскими глазками, – положи руку на сердце и припомни случай из своей практики, когда ты не стал подводить виновного под статью. Я пойду по баночке пивка принесу нам с тобой на сон грядущий, а ты, когда вернусь, мне этот случай расскажешь.

Вернувшись с пивом и пачкой сигарет, я нашла его спокойным и затуманенным воспоминаниями. И его утомил сегодняшний день.

– Есть такой случай, – ответил он на мой вопрошающий взгляд, – ничего выдающегося, но, безусловно, подсудный. Убийство, Татьяна, не больше, не меньше.

В нашем доме два года назад зарезали мальчишку семнадцатилетнего. Держал себя приблатненным, местная шпана его уважала за лихость и показуху. И вот случилась такая история. Приглянулась ему девчонка из соседнего дома. С матерью жила, имела двоюродного брата – студента музучилища. И стал он за ней ухлестывать по-своему, проходу ей не давал. Где ни встретит, что-нибудь да этакое дикое сотворит, замучил совсем.

Она уж и из дома выходить без крайней нужды перестала. Матушка ее, женщина вполне порядочная, видя перемену в поведении дочери, вызнала у нее причину и поговорила с этим шалопаем на повышенных тонах, к родителям его сходила, да ее чуть не вытолкали оттуда. С сынком у них, видно, разговор все же состоялся, потому что затаил он обиду и решил мстить за некачественное к себе отношение.

Заявился к мамаше девчонкиной и предъявил ей ультиматум: плати, мол, деньги, не то сотворят с твоей дочкой нечто совсем уже непотребное, а я, дескать, в стороне останусь, ни при чем окажусь. Той бы сразу в милицию обратиться, да побоялась за дочь – отомстят ведь, не сейчас, так после. И денег не платит. Не было у них лишних денег. Этот супермен стал грубость проявлять в отношении девчонки, подавая действия свои как предупреждения.

И тут появляется на авансцене ее двоюродный брат, парень горячий, хоть и музыкант. Дожидается супермена вечером у двери его квартиры и бьет длинной и тонкой отверткой в грудь. Оставляет ее там и спокойно уходит.

Горе-рэкетира похоронили, а музыкант, убийца его, в консерваторию поступил, учится.

Вызнать все мне труда не составило, я там многих знаю. Того спросил, этого спросил, картинка и нарисовалась. И ребята из уголовки, что занимались убийством, тоже в курсе были – я по глазам видел, по тому, как прятали они их от меня, но оставили без последствий. С братцем поговорил по душам, он во всем признался, но жизнь я ему ломать не стал, а тоже оставил все как есть. Так что, Танюша, поступил я против своей ментовской совести.

– По совести ты поступил, – возразила я. – Люди сами со своими делами разобрались. А что без милиции обошлись – так это показательно для нашего времени.

– Ну да, самосуд устроили!

Он сморщился, как от кислого.

– Володя, ты же умный, ты все понимаешь, ведь вендетта бы началась, кровная месть. Подонок этот семнадцатилетний пусть не смерть, но хороший срок сразу по нескольким статьям заработал и музыканта твоего на нехорошее дело подвигнул. Этот пошел бы на этап, а дружки погибшего за девчонку бы взялись… Ты представляешь, что бы они с ней сделали? Уже три жертвы вместо одной, а если подумать о ее матери, так вот тебе и четвертая, косвенная, правда, но не менее тяжелая. Или вы защитили бы ее с дочкой, а?

– Нет! – мотает головой Владимир. – Потому я и смолчал.

– Эй, спорщики полуночные!

В холле появилась Нина в халате и тапочках на босу ногу. Ежась от прохлады, протянула мне поющую тихо трубку сотового телефона.

– Верещит уже минут пять. Я подумала, может, важное что?

– Алло!

Кирьяновы смотрели на меня, развесив уши.

– Алло, Татьяна?

– Я!

– Здравствуйте! Это Вера Филиппова.

Голос крайне взволнованного человека с характерной дрожью и придыханиями.

– Здравствуйте, Вера. Что у вас случилось?

Вера Аркадьевна Филиппова – одно из действующих лиц в деле, взяться за разбирательство которого я недавно дала согласие. Случай определила как пассивно-криминальный и ничего неожиданного от него не ожидала. Видно, ошиблась.

– Татьяна! – Дрожь Вериного голоса усилилась. – От меня только что ушли бандиты.

– Успокойтесь, пожалуйста. – Я говорила нарочно медленно и негромко. – Ведь они уже ушли и вы там одна. Непосредственная опасность вас миновала. Так что успокойтесь и расскажите подробнее.

– Они были недолго, может, несколько минут. Тыкали мне в грудь пальцем и говорили, что отца убили и квартиру нашу ограбили не они и что я теперь обязана выплатить им долг отца. – Вера всхлипнула. – Сказали, что выплачивать долги покойных родителей – это дело чести. И сумму назвали. Это что-то несуразное! И сроку дали два дня!

Вера готова была разрыдаться.

– Примите что-нибудь успокоительное и постарайтесь уснуть, – посоветовала я ей. – Завтра с утра я займусь этим, и вот увидите, все окажется не таким ужасным, как представляется сейчас. Утро вечера мудренее.

– Что случилось? – Володя попытался влезть не в свое дело. – Нужна помощь?

Я глянула на часы – полночь скоро.

– Я сожалею, но завтра придется выехать отсюда пораньше, так что давайте ложиться.

Для того чтобы уснуть, мне не нужно успокоительное. Это хорошо!