Посвящается ГБГ, первому человеку, сказавшему, что я могу, верившему, что это возможно, и не позволившему мне пройти этот путь в одиночку.
«С мечты начинается ответственность».
Делмор Шварц
Пролог
Послушай.
Я расскажу тебе, каково это – быть с ним. Как он целует меня, касается моей щеки. Я расскажу, что он шепчет мне перед тем, как мы выходим навстречу восторженной толпе. Как он держит меня за мизинец, но только слегка, чтобы камеры не поймали наших прикосновений. Я расскажу о наших сигналах: одно подмигивание означает «всё в порядке, я здесь», два – «не отвечай на этот вопрос». Я все тебе расскажу, но пообещай ничего не записывать и никому не повторять. Пообещай, что это будет наш секрет.
Иногда, во время очередного интервью, меня охватывает сильнейшее желание рассказать всю правду. Прямо посреди беседы о моей любимой марке джинсов или еще о чем-то таком мне хочется сползти со стула на пол, сесть по-турецки и выложить все как на духу. Такой у меня характер. Я с легкостью доверяюсь людям. В старшей школе я поведала Холли Андерсон о том, что моя сестра беременна, и к обеду уже весь класс был в курсе. Я не знала, почему решила, что та сохранит этот секрет, ведь мы даже не были подругами, но что-то словно заставляло меня говорить. Мне нравится делиться с другими. Теперь это единственное, чего я совершенно не могу делать, и это ужасно нелепо. Но сейчас я уже ответила на все вопросы. Журналистка с планшетом в руках переминается с ноги на ногу и непрерывно поглядывает на часы, будто хочет поторопить минутную стрелку.
– Seven, – говорю я, потому что у нас с ними контракт. Последние полгода мне запрещено носить одежду других брендов.
– Мне они тоже нравятся, – отвечает журналистка. Она подмигивает мне, словно мы соучастники, а я вдруг осознаю, что даже не помню ее имени. Не думаю, что я вообще пыталась его запомнить. Здесь только мое имя имеет значение.
Мы выходим, я заворачиваю за угол и вижу, как он идет мне навстречу. И хотя он окружен людьми – рядом с ним Уайатт, Сэнди и еще две какие-то незнакомые девушки, он успевает заметить меня, и на несколько мгновений наши взгляды встречаются. Но я не могу до него дотронуться. Единственное, чего я хочу, – это подбежать к нему. Хочу, чтобы он обнял меня и увел туда, где будем только мы, а все прочее не будет иметь значения. Но это невозможно, потому что никто не знает правду. Ни Уайатт, ни Сэнди, ни даже Кассандра. Они думают, что мы просто друзья, что я принадлежу другому. Они не знают, что я допустила огромную ошибку: как и Август, я сделала неверный выбор.
Глава 1
– Ты знаменитость, Патрик!
Джейк подмигивает мне, а я закатываю глаза. Мы так шутим с пятого класса, после школьной постановки «Трех балбесов». Я сыграла там маленького мальчика, и до конца года все называли меня Патриком. Это даже отдаленно не напоминает мое имя – Пэйдж, но уже не важно. В моем классе мало кто отличался фантазией.
Я отвечаю так же, как и всегда:
– Ну, я хоть чем-то да прославилась!
На самом деле, я всегда отличалась от остальных. Как пуговица, попавшая не в ту петлю. Я уроженка Портленда, самая младшая в семье, страдаю осенней депрессией и… просто никуда не вписываюсь. Ни в свою семью, ни в родной город. Иногда мне трудно общаться даже с Джейком. Например, последние минут двадцать он читал мне лекцию о том, какой вред наносят здоровью молочные продукты. Только афиша моего последнего спектакля у входа в Powell’s[1] заставила его замолчать. Мы повесили ее в прошлом месяце. Удивительно, что она все еще там.
Мы с Джейком друзья с самого детства, хотя и полная противоположность друг другу. Он тихий, очень умный, а еще – настоящий волшебник, который когда-нибудь изменит мир. А я болтушка и хотя учусь хорошо, ради этого мне приходится трудиться куда упорнее. У меня нет врожденных способностей Джейка к биологии или химии. Как, впрочем, и к любому другому предмету.
Кроме театра.
– Почему у тебя все еще нет нормальной фотографии? – спрашивает Кассандра. Она смотрит на меня, подняв бровь и теребя прядь волос. Кассандра небольшого роста, но у нее яркая индивидуальность – под стать огромной копне непослушных светлых кудрей. Удивительно, что в нашем энергичном трио актриса не она: я знаю ее с пяти лет, и Кэсс уже тогда была очень артистичной. Но она хочет быть морским биологом.
– Джейк обещал сделать, – говорю я, не отводя взгляда от афиши. Рядом с моим именем нет фото, только пустота. «Пэйдж Кто?» Я просила Джейка сделать фотографии как минимум месяц назад, но каждые выходные он ходит на митинги.
Джейк постоянно протестует. Против пластика, против строительства, против вырубки деревьев, против попкорна. Весь попкорн в кинотеатрах – генномодифицированный. Из-за этих кукурузных зерен наша жизнь укорачивается.
Кассандра бросает на Джейка уничтожающий взгляд и поворачивается ко мне.
– Если твоя карьера зависит от него, ты окажешься в отделе по переработке отходов. – Джейк пытается вставить слово, но Кассандра продолжает: – Это я к тому, что могу и сама сделать фотографию. – Она вытаскивает что-то из своей сумочки. – У меня новая камера.
– Не может быть. – Джейк выхватывает камеру у нее из рук, и Кассандра вскрикивает. – Как тебе удалось купить ее?
– Я работала няней, – гордо отвечает Кассандра.
– Отлично! Надо поснимать на митинге на следующей неделе. Если будут хорошие снимки, можно отправить их в газету.
– Снова митинг? – спрашиваю я. Я стараюсь, чтобы в голосе не прозвучало разочарование, но у меня не очень хорошо получается.
Джейк смотрит на меня с привычным угрюмым выражением.
– Они прекратятся, когда с загрязнением окружающей среды будет покончено. Когда люди начнут заботиться о животных. Когда возьмут на себя ответственность за себя и свою планету.
– Извини, – бормочу я.
Мне стыдно за то, что я не поддерживаю Джейка в его начинаниях. Я тоже хочу сделать мир лучше. Но иногда хочется просто сходить в кино.
Кассандра обнимает меня за плечи и разворачивает обратно к стенду с афишами.
– Может, в «Аладдине» в эти выходные будет что-нибудь интересное.
Мы разглядываем афиши, но я все время отвлекаюсь. Мне больше нравится смотреть, как Джейк вертит в руках камеру Кассандры. Я не видела его в таком восторге с тех пор, как в «Старбаксе» начали использовать биоразлагаемые материалы.
– О боже! – кричит Кассандра, и я тут же зажимаю уши, а Джейк едва не роняет камеру.
– В чем дело? – спрашивает он.
– Смотрите, смотрите, смотрите! – Она тычет пальцем в стенд. – Вы тоже это видите?
Я смотрю туда, куда она указывает: на флаер с изображением книги «Запертые». Эта книга, вернее, трилогия – новая страсть Кассандры. Пока вышли только две части. Их написала некая Паркер Уиттер, и они невероятно популярны. Мировой бестселлер. Там рассказывается о девушке, которая после крушения самолета оказалась на волшебном необитаемом острове. Вместе с ней туда попадает лучший друг ее парня. Он обнаруживает в себе сверхъестественную связь с островом, а потом они с героиней влюбляются друг в друга. Но она все еще любит своего парня, которого считает погибшим, потому что они трое летели на одном самолете. Сама я еще не читала, но Кассандра только об этих книгах и говорит, так что я в конце концов их погуглила. Результаты оказались впечатляющими: сотни тысяч видео на Ютьюбе, сайты с обсуждениями и бесчисленное количество фанфиков. Судя по всему, Ной и Август теперь чуть ли не новые Ромео и Джульетта. Кассандра стояла в очереди в Barnes & Noble[2] еще до его открытия в день начала продаж второй книги. Третья и последняя книга должна выйти в ноябре.
– Прослушивание будет здесь! – верещит Кассандра и скачет вокруг нас.
Я приглядываюсь к листовке.
– Что еще за прослушивание? – спрашивает Джейк, возвращая Кассандре ее камеру.
– Для участия в фильме.
У меня внутри что-то екает, я поднимаю взгляд и вижу усмешку Кассандры.
– Что, заманчиво?
Несмотря на то, что Портленд собирает толпы творческих людей, здесь редко снимаются фильмы или проводятся кастинги. Все это обычно происходит в Лос-Анджелесе, где я даже ни разу не была.
Я умоляла родителей отпустить меня в Калифорнию, но каждый раз они говорят, что это только отвлечет от учебы. На самом деле они считают, что самому младшему ребенку в семье непрактично покупать билет на самолет без уважительной причины вроде свадьбы или похорон.
Это не значит, что я не хожу на прослушивания – но только на роли в любительских постановках. Моя афиша без фотографии как раз для одной из таких. Настоящий фильм? Такой возможности у меня пока не было.
Когда мне выпадает шанс сыграть в театре, мне постоянно дают роль детей. Несмотря на то, что мне семнадцать. Такое чувство, что я уже лет десять играю одну и ту же роль. С ростом в пять футов[3] я ниже шестиклассника. У меня длинные и слегка волнистые рыжие волосы, не прямые и не вьющиеся, лицо усыпано веснушками – да, все это не подобает ведущей актрисе. Но младшая сестренка? Это я умею. Интересно, есть ли в «Запертых» такой персонаж?
– Где именно будет прослушивание? – спрашиваю я и опускаю взгляд, делая вид, что мне все равно. Но Джейка и Кассандру невозможно провести.
– В «Аладдине» в субботу. – Джейк срывает флаер и вручает мне.
– Может, кто-то еще хотел посмотреть!
– Считай, что число твоих конкурентов только что уменьшилось. – Кассандра берет меня под руку. – Пообещай, что подумаешь об участии.
Она уже знает, что я буду там, и улыбается мне. А еще она знает мое первое правило: никому не говорить, что собираешься идти на прослушивание.
Я всегда готовлюсь к разочарованию. Возможно, это связано с тем, что я младшая в семье. В нашей семье есть негласный девиз: если ты ближе к земле, не так больно падать. Догадываюсь, что для родителей девиз работает. Оба они – учителя начальной школы, но, пусть это и замечательная профессия, они хотели другого. Мама мечтала быть актрисой. В молодости она участвовала в нескольких местных постановках, но бросила игру после рождения моего старшего брата. Она никогда не обсуждает это, но знаю, что она жалеет о своем решении. Однажды я искала ожерелье в ее шкатулке с драгоценностями и обнаружила конверт, полный билетов. Билетов на мюзиклы и спектакли, на которые она ходила. Там нашлись даже билеты из семидесятых, когда мои родители еще не были вместе. Вероятно, и на те самые постановки, в которых участвовала она сама. Разве стал бы кто-то хранить такое, если бы он не мечтал, чтобы жизнь сложилась иначе? Что касается меня, я не хочу, чтобы в итоге мне осталась лишь куча билетов в конвертике на дне шкатулки. Я хочу, чтобы на стене в рамках висели афиши с моим именем. Вот такие напоминания о прошлом я хочу – то, что смогут увидеть все.
Джейк кладет руку мне на плечо и произносит:
– Из тебя выйдет замечательная Август.
– Август? – Я изгибаю бровь.
– Что? – отвечает он с печальной улыбкой. – Я предпочитаю быть в курсе того, что сейчас популярно.
– Ты даже не представляешь, какие эти книги замечательные! – говорит Кассандра, наматывая прядь волос на палец. – Понятия не имею, как дождаться ноября, чтобы узнать, чем все закончится!
Джейк кивает.
– Серьезно? – восклицаю я. – Вам нужно основать фан-клуб.
– Я уже состою в одном, – отвечает Кассандра. – Мы встречаемся по воскресеньям. Или по вторникам, если ломка становится особенно сильной.
Джейк смеется. Я закатываю глаза.
– Ты сошла с ума.
– Но ты любишь меня, – воркует она, прижимаясь носом к моей щеке.
– Вопреки этому.
– Эй! – она отстраняется. – Эти книги – шедевр литературы.
– Ты так же говорила про «Из рая», но в итоге книги оказались про похотливых ангелов.
– Ангелов-хранителей, – поправляет Кассандра, перекидывая волосы через плечо. – Я не виновата, что ты не ценишь выдающиеся романы.
– Выдающиеся ценю, – говорю я.
– То, что ты читала «Стеклянный зверинец» семьдесят два раза, не делает его романом. Извини. – Кассандра морщит носик.
– Да, но это все равно шедевр литературы! – огрызаюсь я.
Не то чтобы я не читаю романы – просто не так, как пьесы или сценарии. Я люблю Джейн Остин, и я перечитывала «Над пропастью во ржи» раз семь с восьмого класса, но к сценариям я все равно питаю особую слабость. Я уже прочитала все те, что когда-либо были в Powell’s, то есть очень многие. У них есть всё, от «Ребенка Розмари» до «Идеального голоса». Мне нравится сидеть там в дождливые воскресенья и смотреть, какие новые сценарии к ним поступили. Некоторые я уже помню наизусть, и перелистывание их страниц сравнимо с чувством, которое испытываешь, когда слышишь первые ноты любимой песни по радио. Той, в которой знаешь каждое слово. В детстве я вставала перед зеркалом в своей спальне и повторяла строчки по памяти. Скарлетт О’Хара, Холли Голайтли. Я представляла себя Одри Хепберн или Мэрил Стрип в фильме, который увидит весь мир.
Я до сих пор так делаю.
– Итак, какие у вас планы на вечер? – спрашивает Кассандра.
Я смотрю на часы – подарок Джейка на мой пятнадцатый день рождения. Их стрелки выглядят как руки Микки Мауса, а на циферблате изображена его мордочка. Джейк выгравировал на них: «Мышонку от кота». У нас каждый год были такие костюмы на Хеллоуин: он кот, а я – мышонок. Он гонялся за мной по улицам, когда мы ходили выпрашивать сладости. Иногда я представляю, как в будущем мы садимся рядом и наша игра принимает совсем другой смысл. Он говорит что-то вроде: «Я гонялся за тобой годами, и теперь ты наконец моя». Глупо, конечно, но это было бы неплохое начало для романтической истории.
Для протокола: мы целовались дважды, но после первого года в старшей школе это больше не повторялось. Джейк остается первым и единственным парнем (за исключением одного мальчика в летнем лагере), который когда-либо меня целовал. Но мы никогда не были вместе и не готовы пожертвовать нашей дружбой ради отношений. Размышления о том, чтобы начать встречаться с Джейком, напоминает мне задачу, у которой нет решения.
– У меня сегодня работа, – отвечаю я.
Каждое лето с седьмого класса я работаю в «Пустяках и безделушках» – бутике, где продаются разные мелочи и где, как и во всем Портленде, пахнет пачулями. От меня всегда несет ладаном, когда я прихожу домой, но в целом там очень даже ничего. Посетителей немного, но при этом неплохо платят.
– Не хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? – Кассандра слегка подталкивает Джейка, и он убирает свою руку с моих плеч.
– Только не тот документальный фильм про буддизм, который мы видели уже три раза.
– Как скажешь. Но ведь это была твоя идея посмотреть его в третий раз.
Она подмигивает мне, хотя ее подмигивание больше похоже на моргание. Кассандра так и не научилась закрывать один глаз, а второй оставлять открытым. Это одна из тех фишек, которые я в ней люблю.
Я люблю многие ее фишки. Она не знает, как играть в «классики», и ее любимые цвета – те, которые она придумала сама: «медовая ягода», крикетно-зеленый, «клоунский нос». Мне нравится, что она может честно сказать, когда что-то застряло у меня в зубах. Она искренняя. У нас никогда не было и нет секретов.
– Весело отдохнуть, детишки, – говорю я.
Джейк отдает мне честь, Кассандра целует меня в щеку, а затем они оба направляются к выходу. Я смотрю на смятую листовку в руке, а затем запихиваю ее в карман. Я тоже выхожу на улицу и иду к «Пустякам и безделушкам». Мне не нужно запоминать детали прослушивания – я их уже запомнила. Я даже придумала, как буду отпрашиваться в субботу у своей начальницы Лори. Прослушивание начинается в три, но я уверена, что очередь соберется уже за несколько часов до начала.
Я знаю, что у меня нет шансов. Знаю, что вероятность получить роль так же велика, как и вероятность досчитать до самого большого в мире числа, но перед любым кастингом я чувствую одно и тоже. Будто во мне живет надежда. Надежда на то, что в этот раз все изменится. Что в этот раз все пройдет по-другому.
Глава 2
Войдя домой, я сразу же слышу плач моей племянницы Аннабель. Я не знаю, что не так с этим ребенком, но она постоянно ревет. Упорство, с каким она добивается внимания, если честно, даже восхищает. Ей еще нет двух, но она, кажется, уже поняла – чтобы выжить в этом доме, нужно уметь заявить о себе, и пока у нее всё под контролем.
– Кто-нибудь дома? – Я оставляю свой рюкзак на табурете в кухне.
– Пэй! – кричит Аннабель.
Моя сестра Джоанна спускается по лестнице, держа Аннабель под мышкой, как футбольный мяч.
– Ты маму не видела? – спрашивает Джоанна. Ее лицо раскраснелось, а волосы, похоже, мокрые.
– Нет, я только пришла. – Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Аннабель. – Приветик.
Аннабель улыбается своей дурашливой улыбкой и протягивает мне крохотные пухлые ручки. Я забираю ее у Джоанны.
Как только я забираю Аннабель, плечи моей сестры устало опускаются и все тело расслабляется.
– Что случилось, Джо? Все хорошо?
– Хорошо! – повторяет Аннабель.
Старшие братья – их двое – живут отдельно, так что мы с Джоанной остались с родителями вдвоем. Идут разговоры о том, что Билл, парень моей сестры и отец Аннабель, собирается переехать к нам, но он только поступил в колледж, и ему ближе добираться туда из дома своих родителей. Его семья не позволяет Джоанне переехать к ним, так что пока он посещает ее и Аннабель только на выходных. Забавный факт: когда тебе девятнадцать и у тебя есть ребенок, но нет денег, родители контролируют тебя больше, чем тебе хотелось бы.
Моя сестра игнорирует вопрос и осматривает меня с головы до ног.
– Где ты была?
С тех пор как она забеременела, она считает себя совсем взрослой. К ее выпускному у нее уже был огромный живот, но она не переставала обучать меня тому, как надо убирать в своей комнате и что нельзя приходить домой после комендантского часа. Можно подумать, что из-за материнства она считает себя и моей мамочкой.
– На работе. – Я пожимаю плечами.
– И что ты делала? – Джоанна разглядывает меня.
– Продавала наркотики через черный ход.
Она закатывает глаза и плюхается на диван.
– Мама должна была прийти домой час назад.
– Не знаю, что тебе на это сказать.
Я глажу спинку Аннабель по кругу, но она пару раз моргает и снова начинает плакать. Джоанна поднимается с дивана и выхватывает Аннабель из моих рук.
Она вздыхает.
– Ладно, просто скажи маме, что я ушла.
Джоанна вешает на руку сумку, поудобнее берет Аннабель и направляется к двери. Аннабель машет мне, складывая ладошку, словно утиный клювик, а по ее щеке скатывается слеза.
После их ухода в доме наступает мертвая тишина. Я к такому не привыкла. Когда я была маленькой, наш дом был полон детей, и чем старше я становилась, тем больше народу меня окружало. К братьям всегда приходили друзья, а когда я была в пятом классе, Джоанна уже прикипела к Биллу.
Я вешаю рюкзак на плечо и тащусь наверх. Как только оказываюсь в своей комнате, достаю из своего кармана флаер, разглаживаю его края на ковре и начинаю разглядывать.
На переднем плане – черно-белый силуэт девушки, ее черты рассмотреть невозможно. В самом верху напечатаны слова: ПРОВОДИТСЯ КАСТИНГ НА РОЛИ В «ЗАПЕРТЫХ». У меня мурашки по коже. Так всегда происходит, когда я оказываюсь в зале театра или кинотеатра перед тем, как гаснет свет. Я ведь могла бы быть там, на сцене или экране. Люди могли бы знать мое имя, даже узнавать меня. Я бы уже не была маленькой Пэйдж, последней из Таунсенов. Я была бы единственной и неповторимой Пэйдж Таунсен. О, это предвкушение. Предвкушение того, что именно здесь и именно сейчас все может измениться.
У меня практически нет шанса получить эту роль, я знаю, но ведь кто-то должен. Почему не я?
Экран моего мобильника загорается. Кассандра. Она начинает говорить еще до того, как я успеваю сказать «алло».
– Мне кажется, я заснула уже на середине.
– Ты о фильме?
Она фыркает, типа «ясен пень».
– Что ты делаешь сегодня вечером?
Я сворачиваю листовку в руке, стыдясь того, что вообще держу ее. Сегодня вечером я репетирую. Сегодня вечером я читаю книгу от корки до корки.
– Я устала, – отвечаю я.
– Лори заставила тебя расставлять товары?
– Да. – Вранье. Все, что я сегодня делала, – это играла в войнушку своими пальцами за кассой. У нас сегодня были только два посетителя, и ни один из них ничего не купил.
– Здесь Джейк, – говорит Кассандра. Я слышу шорох и шепот, а потом она продолжает в трубку: – Может, нам попозже к тебе заехать?
Я представляю, как Джейк отказывается брать телефон. Он до жути боится облучения и не хочет носить с собой собственный мобильник, так что с ним сложно договориться о встрече. К счастью, он всегда с кем-то из нас.
– Отличная идея, – отвечаю я.
Джейк кричит «пока» – Кассандра, наверное, направила телефон на него – а затем разговор прекращается.
Я слышу шум отцовского автомобиля на подъездной дорожке. Не нужно смотреть в окно, чтобы знать, что сейчас он откроет дверцу, обойдет машину, возьмет свой портфель, проверит зеркала заднего вида и шины, дважды нажмет на блокировку и затем пойдет в дом. Он повторяет одни и те же действия с тех пор, как начал водить. Я представляю, как он делал все это, даже когда привозил маму в больницу рожать моих братьев, сестру и меня. Интересно, она кричала на него? За все свои годы я ни разу не слышала, чтобы мама торопила его, когда он осматривал автомобиль.
Я выхожу на лестницу и вижу, как он заходит домой. Папа каждый день носит галстук-бабочку. У него даже есть те твидовые пиджаки с заплатками на локтях.
– Ты выглядишь прямо как учитель, – говорю я ему.
Он поднимает голову и улыбается.
– Забавно, что ты заметила. Я как раз пришел из школы.
– Сейчас летние каникулы, – отвечаю я, спускаясь к нему. – Ты слышал о них?
– Учебные планы не дадут отдохнуть.
Папа – единственный, кто понимает меня в этой семье. И еще он самый тихий человек из всех, кого я знаю. Я даже не представляла, как рано он встает, до того, как в мой второй год в старшей школе записалась в команду по плаванью и начала вставать на тренировки чуть ли не на рассвете. Однажды я спустилась вниз в пять утра, а он уже сидел там и пил кофе. Он сидел так спокойно, что если бы воздух вокруг него был водой, на ней бы даже рябь не появилась.
Когда я наконец оказываюсь внизу, он снова улыбается мне.
– Где твоя сестра?
Я пытаюсь вспомнить, куда, по ее словам, она собралась. Пожимаю плечами и иду за ним в кухню.
– Не знаю.
В отличие от остальных членов семьи, папа не препятствует моим актерским стремлениям. Сестра думает, что я слишком увлечена собой, а братья способны оценить только командный спорт. Мама думает, что актерство лучше оставить для мечтаний и любительских выступлений в городском театре, а не для «реальной жизни».
Мой папа не такой. Он никогда не говорил мне прямо, что об этом думает, но я чувствую его поддержку. Он любит повторять, что быть родителем – это как строить: один родитель должен быть самим зданием, а другой – фундаментом. Папа не отличается высоким ростом, но он надежный и крепкий. Если ты фундамент и у тебя четверо детей – ты действительно неплохо забетонировался.
Он кивает мне в ответ и направляется в спальню. Теперь он проведет вечер за починкой чего-нибудь сломанного. Папа всегда чинит все сам.
Я вытягиваю шею и выглядываю в окно – не подъехала ли моя сестра, а затем подхожу к ее книжному шкафу и провожу рукой по корешкам книг, пока не натыкаюсь на «Запертых». Не знаю, почему я делаю это тайком, она в любом случае разрешила бы мне взять книгу. Просто мне кажется, что если она увидит меня с книгой, она каким-то образом все поймет. Она узнает про фильм, и когда я не получу роль, все убедятся в том, что мои мечты пусты и безнадежны. С меня хватит такого отношения. И все же…
Чем ты пожертвуешь ради любви?
Эта строчка на задней стороне обложки заставляет мое сердце биться чаще. Я забираю книгу к себе в комнату и закрываю дверь. Вытаскиваю флаер из-под кровати и держу его в руках вместе с книгой. Девушка на обложке стоит спиной к читателям, но мы видим, что у нее рыжие волосы, в отличие от девушки с листовки. Они падают ей на спину, и она словно бежит навстречу океанским волнам. Они окружают ее, собираясь поглотить.
Я открываю книгу и начинаю читать.