bannerbannerbanner
Название книги:

Брестский мир и гибель Черноморского флота

Автор:
Сергей Войтиков
Брестский мир и гибель Черноморского флота

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Предисловие

Историю Черноморского флота между февралем 1917 г. и июнем 1918 г. нельзя признать белым пятном в отечественной историографии. Достаточно указать книги и диссертации Н. М. Гречанюка и П. И. Попова[1], А.Г. и В. Г. Зарубиных[2], А. И. Козлова[3], В. В. Крестьянникова[4], А. П. Павленко[5], В. Д. Поликарпова[6], А. С. Пученкова[7], А. К. Селяничева[8], И. Т. Сирченко[9], Д. В. Соколова[10], А. А. Цецорина[11], А. М. Чикина[12], В. А. Широкова[13]. Сюжеты, связанные с трагедией российского флота, затронуты и в коллективных монографиях[14], и в статьях[15].

В настоящей книге история Черноморского флота в 1917–1918 гг. изучена на основании опубликованных источников, а также документов Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного военного архива (РГВА) и Центрального государственного архива города Москвы (ЦГА Москвы). Неопубликованные источники позволяют расширить существующие представления о ходе Февральской и Октябрьской революций на Черноморском флоте, по-новому рассмотреть «Варфоломеевские/Еремеевские ночи на флоте», изучить механизм принятия судьбоносных для Черноморского флота решений в 1918 г.

Традиционно история Черноморского флота в 1917–1918 гг. исследуется на основании воспоминаний, показаний на допросах в Иркутской ЧК А. В. Колчака, опубликованных сборниках документов, документов Российского государственного архива Военно-морского флота и некоторых других архивов. Дневниковые записи и воспоминания А. И. Верховского[16] позволяют понять, насколько стремительно командный состав Черноморского флота терял власть на флоте весной 1917 г.[17] Мемуарные работы И. П. Борисенко[18] В. К. Жукова[19], В. А. Кукеля[20], Н. А. Монастырева[21], А. П. Платонова[22], Ф. Ф. Раскольникова[23], С. С. Хесина[24] помогают воссоздать обстановку 1917–1918 гг. в Севастополе и на Черноморском флоте, те из указанных работ, что были созданы в Советской России (все, за исключением мемуаров Монастырева), содержат богатую фактуру, основанную в том числе на архивных материалах. Следует отметить, что многие воспоминания рассказывают о личных переживаниях их авторов: В. К. Жуков с болью в сердце написал о сопротивлении германским оккупантам Николаева[25], В. А. Кукель и Н. А. Монастырев – о потоплении кораблей. Естественно, как и любые мемуары, данные содержат ошибки и неточности, которые требуют исправления по архивным документам.

 

Определенную сложность в реконструкции механизма принятия ключевых решений о судьбе Черноморского флота вызывает целенаправленное умолчание советских мемуарных источников 1930-х гг. и последующих исследований советских историков о ряде военно-политических деятелей, непосредственно ответственных за события 18 июня 1918 г. Сначала (1927) был сослан в Алма-Ату, а затем и выслан из СССР (1929) Л. Д. Троцкий, в результате чего в классическом советском полумемуарном труде В. К. Жукова, вышедшем в 1931 г. с предисловием Ф. Ф. Раскольникова, фамилия «Троцкий» была повсеместно заменена на указание должности: «нарком», «нарком по морским делам»[26] и «народный комиссар по морским делам»[27], а в позднесоветских исследованиях вообще отсутствовали какие-либо сведения о роли опального «создателя Красной армии» в принятии решения о потоплении флота в 1918 г. Затем стал невозвращенцем и сам Ф. Ф. Раскольников, бежавший из СССР и опубликовавший на Западе нашумевшее открытое письмо «хозяину» партийно-государственного механизма Страны Советов с рефреном «Вы арестовали их, Сталин». Как следствие, со страниц исследований исчез и Раскольников. В самом серьезном документальном сборнике по проблеме его фамилию заменили на безликое «член коллегии Народного комиссариата по морским делам»[28]. Правда, не находилась под запретом фамилия технического исполнителя решения о потоплении флота – старшего лейтенанта Черноморского флота В. А. Кукеля: его необоснованно репрессировали, однако во время хрущевской оттепели реабилитировали. В ходе написания очерка приходилось систематически обращаться к материалам личного фонда В. И. Ленина – для того чтобы убедиться, чьи же на самом деле документы длительное время фигурируют в литературе в качестве «ленинских». Умолчания начала 1930-х гг. выглядят анекдотично еще и потому, что в них чаще названы по именам оппоненты большевиков из эсеров, меньшевиков и левых эсеров, чем оппозиционные деятели, вылетевшие из руководящей «тележки» (выражение И. В. Сталина 1927 г.) большевистской партии.

Идея книги возникла в ходе работы над изданием «Москва – Севастополь. Архивно-краеведческий альманах» (Главное архивное управление города Москвы; Центральный государственный архив города Москвы; Управление архивным делом в г. Севастополе; Архив города Севастополя. Кн. 1. М., 2016; Кн. 2. М., 2019), а также подготовки статьи в журнал «Крымский архив» (2018. № 2. С. 67–80).

Автор признателен за ценные советы коллегам – архивистам и историкам: к.и.н. А. В. Крушельницкому (ИАИ РГГУ); Л. В. Сгадлевой, к.и.н. Е. Д. Алексеевой, Л. С. Ванян, Е. И. Логачёвой, А. С. Мараховой, Л. Л. Носыревой, Н. А. Тесемниковой, к.и.н. С. И. Добренькому, к.и.н. М. Ю. Морукову (Центральный государственный архив города Москвы); И. Н. Селезнёвой, И. П. Кремень, Е. К. Тарасовой, М. В. Страхову (РГАСПИ); д. филол. н. С. А. Макуренковой; к. филос. н. В. С. Ещенко (журнал «Военно-исторический архив»); д.и.н. В. Г. Кикнадзе (журнал «Война. Наука. Оборона»); Т. Н. Осиной, д.и.н. А. А. Здановичу, к.и.н. О. И. Капчинскому (Общество изучения истории отечественных спецслужб).

Глава 1
«Наступивший 1917 год корабли встретили в море…». Черноморский флот накануне февраля

Накануне Февральской революции Черноморский флот состоял из 45 крупных боевых надводных кораблей, 12 подводных лодок и большого количества малых кораблей и вспомогательных судов. В число боевых кораблей входили новейший линкор «Екатерина II», семь эскадренных броненосцев, крейсер «Память Меркурия», три авиатранспорта и 23 эскадренных миноносца. В 1917 г. флот пополнился еще одним кораблем («Воля»), четырьмя эсминцами и тремя подводными лодками. Помимо этого, для действия на сообщениях турок оборудовали три вспомогательных крейсера. В состав Черноморского флота входили также: воздушная дивизия двухбригадного состава, транспортная флотилия, части морской пехоты, береговая артиллерия и другие специальные части и подразделения. В личном составе флота на 1 января 1917 г. насчитывался 40 361 «нижний чин» и 1463 офицера. Несмотря на потери (в ходе летней кампании 1917 г. Черноморский флот потерял эсминец «Лейтенант Зацарённый» и подводную лодку «Морж»), Черноморский флот на всем протяжении кампании 1917 г. значительно превосходил германо-турецкие морские силы, действовавшие на Черном море: к началу 1917 г. последние состояли из 29 крупных и средних надводных кораблей и четырех подводных лодок[29].

По количеству кораблей и численности личного состава Черноморский флот уступал Балтийскому, однако в то время как основной состав русского флота на Балтике бездействовал, будучи скован льдами, корабли и части Черноморского флота вели напряженную и разностороннюю боевую деятельность. В условиях суровой зимы и штормовых непогод надводные корабли и подводные лодки продолжали блокировать Босфор и анатолийское побережье Турции. Вследствие отхода войск Румынского фронта от Добруджи и неспособности 6-й армии закрепиться на правом берегу Дуная с конца 1916 г. Черноморский флот взял на себя оборону гирл Дуная. В срочном порядке в низовья реки направили корабли, части морской пехоты, артиллерию и инженерно-технические подразделения[30].

 

Помимо блокадных действий и мероприятий по обороне устья Дуная Черноморский флот осуществлял крупные войсковые и грузовые перевозки по Черному и Азовскому морям. Свыше 130 транспортных судов общим водоизмещением около полумиллиона тонн осуществляли перевозки людей, скота и различного рода грузов для Кавказского, Румынского и Юго-Западного фронтов, а также перевозки для гражданских организаций. Флот получал все новые и новые задания на транспортировку в связи с прогрессирующим кризисом ж.-д. транспорта[31].

Впрочем, обстановка, сложившаяся на Черноморском театре к концу 1916 г., была далеко не простой, поскольку износилась материальная часть многих кораблей (около 20 из них находилось в ремонте). Вследствие нехватки средств и материалов в Николаеве остались недостроенными крейсера и другие корабли. Тяжелой потерей стала гибель 7 октября в Северной бухте Севастополя новейшего линейного корабля «Императрица Мария». При взрыве погибло 225 человек, 85 получили тяжелые ранения. Как было установлено только в 1970-е гг., взрыв организовала германская резидентура, действовавшая в г. Николаеве[32].

Все это, однако, никак не помешало Черноморскому флоту вести деятельную подготовку к проведению крупной десантной операции совместно с Болгарской армией, целью которой ставился вывод из войны Болгарии и Турции и занятие проливов Босфор и Дарданеллы[33].

23 января 1920 г. А. В. Колчак показал на допросе в Иркутской губернской ЧК: «Вместе с назначением командующим Черноморским флотом я получил предписание явиться в Ставку для получения необходимых секретных указаний. В Ставке я явился сперва к начальнику штаба Алексееву, а затем к государю. Это было в конце июня – начале июля 1916 г. Алексеев посвятил меня в общее военное положение, затем я получил от него и государя руководящие указания. Мне было дано задание десанта в Босфор для захвата его. Государь, когда я спросил его об этом задании, сказал, что к этому надо вести подготовительную работу»[34]. По мемуарному свидетельству личного адъютанта А. В. Колчака В. В. Князева, «общее мнение в Ставке было, что контр-адмирал Колчак, по личным свойствам, сможет выполнить эту (Босфорскую. – С.В.) операцию успешнее, чем кто-либо другой»[35]. Сам А. В. Колчак отписал 9 мая 1917 г. А. В. Тимиревой: он встретил ее, «когда я уезжал 10 месяцев тому назад, чувствуя, что мои никому не известные мысли реализуются и создаются возможности решить или участвовать в решении великих задач»[36]. Подполковник (затем – полковник, генерал-майор) А. И. Верховский охарактеризовал А. В. Колчака как «настоящего солдата – смелого и решительного, горячего, неутомимого бойца, любимого своими командами»[37]. В. В. Князев поведал, что А. В. Колчак отдал приказ о подготовке Босфорской операции, которая мыслилась Ставкой «“апофеозом” победного конца войны»[38]. Для ее проведения в непосредственное распоряжение Колчака поступила дивизия ударного типа, командиром которой назначили новоиспеченного генерала Комарова[39], а затем генерала А. А. Свечина[40], а начальником штаба – А. И. Верховского. Штаб-офицер Н. Кришевский так охарактеризовал генерала Свечина: «Молодой, подвижный, фанатически любящий военное дело […] он живо подобрал выпущенные вожжи»[41]. В. В. Князев констатировал: «Ударная дивизия должна была быть выброшена первым десантом на неприятельский берег, чтобы сразу на нем о[бо]сноваться и обеспечить место для высадки для следующих за этой дивизией войск»[42]. Однако формирование дивизии, по свидетельству А. И. Верховского, «шло с большим трудом. Все ресурсы России в это время были исчерпаны. Пришлось искать необходимое по всей стране. Солдат дали из запасных полков питерской гвардии. Коней скрепя сердце дал Одесский военный округ; повозки почему-то нельзя было получить нигде, кроме как в Москве. Оружие и артиллерию – в Петрограде. За всем этим приходилось ездить, лично просить, торопить, хлопотать»[43].

Впрочем, труд оказался сизифовым. Наступление немецких войск в Румынии и поспешный отход наших частей на левый берег Дуная сделали невозможной реализацию указанного плана. На декабрьском совещании командующих фронтами русских войск, а затем на военной конференции союзников, проходившем в феврале 1917 г. в Петрограде, было принято решение направить все основные усилия русской армии на запад – против германо-австрийцев. Наступление в направлении Босфора откладывалось на неопределенное время.

В связи с этими решениями Черноморский флот должен был поддерживать господство на море, вести борьбу с судоходством противника, содействовать нашим войскам на Кавказе и в районе нижнего течения Дуная, осуществлять войсковые и грузовые перевозки в максимально возможных размерах и к весне 1917 г. быть готовым к высадке морского десанта в масштабе 3–4 стрелковых корпусов[44]. С господством на море дела обстояли прекрасно. 6 июня 1917 г. А. В. Колчак мог с гордостью заявить в письме А. В. Тимиревой: «За 11 месяцев моего командования я выполнил главную задачу – я осуществил полное господство на море, ликвидировав деятельность даже неприятельских подлодок»[45].

Один из высших военно-морских руководителей Советской России в годы Гражданской войны Ф. Ф. Раскольников рассказал в 1931 г.: «Февральская революция проходила в Севастополе и в других портах Черного моря спокойно и бескровно, как в каком-нибудь образцовом женском пансионе»[46]. На момент осуществления Февральской революции Черноморский флот, в отличие от погрузившегося в революционную стихию Балтийского (в Кронштадте, Ревеле и Гельсингфорсе имели место массовые убийства морских офицеров[47]), сохранял традиционную в отечественных военно-морских силах консервативность: власть цепко удерживали в своих руках адмиралы, генералы и офицеры. По состоянию на 17 марта 1917 г. личный состав Черноморского флота насчитывал 1551 офицера, 526 кондукторов, 35 487 матросов[48].

В советской историографии констатировалось, что в «своем революционном развитии Черноморской флот прошел в основном те этапы, что и вся страна, однако его большевизация[49] проходила более медленно, чем Балтийского флота»[50]. На то было несколько причин.

Во-первых, социальный состав Черноморского флота был гораздо менее пролетарским, чем Балтийского. По свидетельству Ф. Ф. Раскольникова, матросы, «имевшие в своем прошлом рабочий стаж, матросы, мобилизованные с фабрик и заводов, здесь не доминировали, как в Балтфлоте, а растворялись в сермяжном море матросов-крестьян, рекрутировавшихся во флот из богатых хлебородных губерний Украины: Екатеринославской, Полтавской, Киевской, Харьковской, Николаевской и Херсонской. Эти сыновья зажиточных сельских домохозяев вносили определенную кулацкую струю в неоднородную массу моряков-черноморцев. На этой базе в Черноморском флоте расцвела эсеровская идеология»[51].

Черноморский флот находился вдали от крупных промышленных городов, вследствие чего его личный состав не испытывал постоянного и сильного давления, которое имело место в отношении моряков Петрограда, Кронштадта, Риги, Ревеля. Его основная база – Севастополь – в 1913 г. насчитывала примерно 4,5 тыс. рабочих. К тому же сразу после начала Первой мировой войны, во избежание ненужных осложнений, власти арестовали и отправили на фронт многих рабочих, «в той или иной мере причастных к революционной деятельности[52]. Вследствие увеличения судоремонтных и других работ для флота на завод и в порт было принято много новичков – «выходцев из зажиточных и кулацких элементов, укрывавшихся от мобилизации»[53].

Во-вторых, в отличие от Балтийского флота Черноморский находился на изрядном расстоянии от центров политической борьбы – прежде всего от Петрограда и Москвы. Черноморцы были оторваны от крупных промышленных центров страны, а потому не испытывали такого давления, как балтийцы[54].

В-третьих, в 1916 г. царские спецслужбы нанесли серьезный удар по революционным силам Черноморского флота, и прежде всего по большевикам (меньшевики и эсеры, стоявшие на позициях оборончества, практически не пострадали, в значительной части оставшись на свободе и сохранив свои кадры). Как следствие, ко времени Февральской революции «большевистской организации на Черноморском флоте и в Севастополе фактически не было»[55].

В-четвертых, еще больший урон революционной работе был нанесен назначенным в том же 1916 г. командующим флотом А. В. Колчаком, едкую и очень точную характеристику которого дал несколько позднее информированный и язвительный генерал А. П. Будберг: «Обыкновенный тип адмирала, очень взбалмошный и не привыкший сдерживаться, узкий моряк, наполненный морскими традициями и предрассудками, абсолютно не знакомый с военным делом и с администрацией; положительные качества – искренность, идейность борьбы за Россию, кристальная честность, ненависть к беззаконию – всё это очень мало для возглавления Верховной власти в такое время»[56]. Как выяснилось еще раньше, таких качеств оказалось недостаточно даже для командования Черноморском флотом в 1917 г.

После своего назначения, в 1916 г., А. В. Колчак поставил двуединую задачу обеспечения политической лояльности моряков. С одной стороны, он выслал всех «политически неблагонадежных» матросов на фронт, в отдаленные гарнизоны и на другие флоты и флотилии. К 1917 г. из Черноморского флота адмирал удалил свыше тысячи матросов, не менее 600 из которых имели репутацию «смутьянов»[57]. С другой стороны, А. В. Колчак надоумил коменданта крепости Севастополь контр-адмирала М. М. Веселкина[58], имевшего реакционные (в плане консервативности отечественные офицеры флота могли дать сто очков вперед даже своим английским «коллегам») взгляды, издать передовой для своего времени приказ о ликвидации практически всех ограничений для нижних чинов: матросы и солдаты отныне могли «свободно ходить в буржуазной части города, посещать Приморский бульвар, театр, кино и другие общественные места»[59]. Если «серых шинелей», как называли солдатскую массу, мариновали в казармах, когда они находились в тылу, и тем самым усиливали недовольство, то моряки-черноморцы были в значительно большей степени довольны обстоятельствами своей службы. К тому же, как справедливо заметил Ф. Ф. Раскольников, «Колчак не останавливался перед организацией частых выходов в море, не вызывавшихся военной обстановкой (очевидно, Раскольников считал, что ему виднее, чем Колчаку, когда и куда должны были выходить суда. – С.В.), и, наконец, без пользы держал корабли в отдаленных и незначительных бухтах»[60]. Бывший в то время командиром 2-й бригады линейных кораблей, контр-адмирал В. К. Лукин[61] рассказал в своих воспоминаниях: «Наступивший 1917 год корабли встретили в море, крейсируя на западной половине. Вообще надо отметить, что дни больших праздников и высокоторжественные корабли проводили в море, а затем это было нужно и из соображений внутренней политики (курсив наш. – С.В.[62].

Общий высокий уровень матросов Черноморского флота и целенаправленные меры по его оздоровлению, предпринятые командующим, сделали свое дело: в отличие от Балтийского флота, на котором развернулись массовые убийства адмиралов, генералов и офицеров, Черноморский флот воспринял сообщения о свержении самодержавия совершенно спокойно.

Глава 2
«Ужасное состояние – приказывать, не располагая реальной силой выполнения приказания, кроме собственного авторитета…». А. В. Колчак и приказ № 1 на Черном море

На Балтике Февральская революция была отмечена кровавыми расправами с офицерами в Кронштадте, Ревеле и Гельсингфорсе, причем в последнем случае уж точно имелись все основания подозревать германскую провокацию. 23 января 1920 г. на допросе в Иркутской губернской ЧК сам А. В. Колчак заявил: главной причиной массовых выступлений явилась разведывательно-подрывная работа Германии. По его словам, «Гельсингфорс тогда буквально кишел немецкими шпионами и немецкими агентами, т. к. по самому положению Гельсингфорса как финского города контроль и наблюдение над иностранцами были страшно затруднены, ибо фактически отличить немцев от финнов или шведов почти не было возможности»[63].

А. В. Колчак показал на допросе: «первые сведения о перевороте, происходящем в Петрограде, я получил, находясь в Батуме с двумя минными судами, куда пришел по вызову главнокомандующего Кавказским фронтом [великого князя] Николая Николаевича[64] для решения вопросов о снабжении Кавказской армии морем и, в частности, вопроса об устройстве Трапезундского порта, которое мы должны были принять на себя, устройства молов и т. д. С этой целью я прибыл в конце февраля в Батум, пойдя под Анатолийским побережьем и Трапезундом. Главнокомандующий Кавказской армией прибыл в Батум к этому времени со своим поездом. […] Вечером, на второй день, насколько я помню, я получил шифрованную телеграмму из Севастополя от адмирала Григоровича, что в Петрограде происходит восстание войск, что существующая власть дезорганизована и что Комитет Государственной думы взял на себя функции правительства. […] Тогда я обратился к начальнику штаба Николая Николаевича генералу [Н.Н.] Янушкевичу[65] и спросил его, имеет ли он какие-нибудь сведения о событиях. Он сказал, что у него нет никаких сведений. Тогда я сказал ему: “Прошу доложить великому князю, что должен идти в Севастополь, что я прошу меня больше не задерживать”. Янушкевич доложил великому князю, который вызвал меня и спросил телеграмму. Я показал телеграмму; он прочел ее, пожал плечами и сказал, что ему ничего не известно, но что мне известны его основные пожелания и поэтому он меня не задерживает. Вечером в тот же день я вышел из Батума в Севастополь»[66].

А. И. Верховский констатировал в своих воспоминаниях: «Переворот в Севастополе совершился изумительно быстро, не встретив нигде сопротивления»[67]. А. В. Колчак заявил в 1920 г.: «Я первый признал Временное правительство, считал, что как временная форма оно является при данных условиях желательным, его надо поддержать всеми силами, что всякое противодействие ему вызвало бы развал в стране, и думал, что сам народ должен установить в учредительном органе форму правления, и, какую бы форму он ни выбрал, я бы подчинился. Я считал, что монархия будет, вероятно, совершенно уничтожена. Для меня было ясно, что восстановить прежнюю монархию невозможно, а новую династию в наше время уже не выбирают. Я считал, что с этим вопросом уже покончено, и думал, что, вероятно, будет установлен какой-нибудь республиканский образ правления и этот республиканский образ правления и отвечал потребностям страны»[68]. Колчак пояснил: «…когда последовало отречение [великого князя] Михаила Александровича, то тогда [стало] ясно, что с монархией покончено. Я считал необходимым поддерживать Временное правительство совершенно независимо от того, какое оно было, т. к. было время войны, нужно было, чтобы власть существовала, и, как военный, я считал нужным поддерживать ее всеми силами»[69]. Собственно, большинство русских офицеров после Февраля 1917 г. думало то же самое.

2 марта слухи о Февральской революции распространились по Севастополю и проникли в полки дивизии, формировавшейся для совместных с флотом операций на берегах Черного моря. Как записал в своем дневнике начальник штаба дивизии А. И. Верховский, на службе штаба данное обстоятельство никак не сказалось, однако «в полках солдаты стали говорить с офицерами просто вызывающим тоном. Многие прекратили отдавать честь»[70]. Вечером Верховскому доложили, что к нему хочет явиться делегат, избранный на общее собрание делегатов Севастополя от команд штаба. Полковник не испытал особого энтузиазма в начале данной им аудиенции, однако солдат «покорил»[71] его своим заявлением: «Мы знаем, что это незаконно по-старому, но в переживаемые дни многое изменяется, и, прося у вас (в условиях “Года 1918-го” Верховский даже не стал писать слово “Вы” с большой буквы. – С.В.) разрешения, мы хотим в новых условиях сохранить законность и порядок»[72]. Верховский не скрыл того, что разрешение было, «конечно», дано – «тем более что не пустить уже было нельзя. Чувствовалось, что в этой области масса сразу ушла из рук»[73].

По словам А. И. Верховского, перемены в верхах сразу же наложили свой отпечаток на повседневную жизнь Севастополя: «Роты в Черноморской дивизии стали отказываться выходить на занятия. Был случай отказа идти в караул. Солдаты и матросы перестали отдавать честь. Ко мне из полков, стоявших в Севастополе, пришли несколько офицеров из числа тех, которые сумели установить близкие отношения со всеми солдатами. Они были в тревоге. Обстановка была накалена. Солдаты волновались, боясь провокаций со стороны офицерского состава. Даже к тем офицерам, которых солдаты уважали, они относились с недоверием»[74].

3 марта вице-адмирал А. В. Колчак поступил, по признанию А. И. Верховского, «превосходно»[75]: издал приказ № 789, в котором сообщалось о Февральском перевороте и отречении Николая II[76]. Приказав прибыть к нему по двум выборным представителям от команд и полка, Колчак «долго и обстоятельно»[77] разъяснял: «перед лицом врага» необходимо «сохранить боевую силу Черноморского флота»[78]. На первый взгляд, данный шаг мог направить «революционную энергию на подавление анархических сил, вырастающих их глубин темной недоверчивой массы»[79]. Но только на первый. В тот же день команда линкора «Екатерина II» потребовала убрать с корабля всех офицеров, носивших немецкие фамилии: команда опасалась, что они могут взорвать судно. Обстановку накалила попытка мичмана П. И. Фока проверить в ночь на 4 марта несение службы караулом у пороховых погребов орудийной башни. Караульным не понравилась немецкая фамилия офицера, они сочли действия Фока подозрительными и не пропустили его[80]. Сочтя себя оскорбленным, Фок застрелился. По мемуарному свидетельству тогдашнего прапорщика флота В. К. Жукова, самоубийство «команда истолковала по-своему: она [у] видела в нем доказательство правильности подозрений часового»[81]. 4 марта матросы потребовали удаления с флота офицеров с немецкими фамилиями и прибытия на «Екатерину [II]» командующего флотом. Колчак приехал на линкор, но только после доклада командира корабля, а не под давлением команды. Адмирал отверг все обвинения, выдвинутые против офицеров с немецкими фамилиями, и требования об их списании. Команду объяснения вполне удовлетворили[82]. Впоследствии адмирал рассказал об этом эпизоде: «Первое заявление было мне сделано [матросами] по поводу некоторых офицеров с немецкими фамилиями, что немцев надо изъять всех полностью. На это я ответил, что у нас, в России, существует масса людей с немецкими фамилиями, которые так же и, может быть, даже больше работали для блага Родины, чем люди, носящие русские фамилии, что у нас, в России, фамилия решительно ничего не значит, и удалить офицера только потому, что он носит немецкую фамилию, нет решительно никаких резонов. Я сказал, что если они имеют какие-то конкретные факты, определенные поступки, то пусть доложат мне, и мы разберемся, но выгонять людей только из-за того, что они носят немецкую фамилию, нет решительно никаких оснований. Я указал им на того же адмирала Эссена, Ливена и других. С этим вопросом было быстро покончено, и он больше не поднимался»[83].

4 марта часть флота, находившаяся в плавании, возвратилась в Севастополь. В тот же день по приказанию командующего флотом газета «Крымский вестник» сообщила об отречении Николая II, о назначении великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим и о сформировании Временного правительства. К вечеру 4 марта начались митинги в Севастополе[84]. На следующий день А. И. Верховский сделал в своем дневнике весьма характерную запись: «…масса поняла революцию как освобождение от труда, от исполнения долга, как немедленное прекращение войны»[85].

Для снятия социальной напряженности 6 марта[86] А. В. Колчак устроил парад морских частей гарнизона и торжественное богослужение в знак доверия Временному правительству. По признанию одного из крупнейших советских специалистов по истории красного Военно-морского флота С. С. Хесина, данное «мероприятие сорвало попытки организовать в Севастополе массовые митинги и демонстрации, и Колчаку удалось сохранить свою власть в крепости и на флоте. Так, вести о революции в Севастополь пришли фактически из приказов командования, и события первоначально протекали в рамках, ему (командованию. – С.В.) угодных»[87]. Однако в дневнике А. И. Верховского оценка дана отнюдь не однозначная. С одной стороны, Верховский, не скрывая своего восхищения адмиралом, с гордостью констатировал: «Парад и молебствование вышли чрезвычайно кстати, прошли очень торжественно, при ярком свете уже горячего теперь весеннего солнца. Многолетие, крики ура, толпы народа. Этот праздник действительно ответил настроению масс, т. к. чувствовался действительный подъем, настоящая радость»[88]. Но с другой стороны, Верховский сразу же записал в следующем абзаце: «…вечером мои друзья сообщили мне, что главная цель – разрушить недоверие к офицерству – достигнута не была»[89]. Полки дивизии, начальником которой служил Верховский, зарядили свое оружие боевыми патронами, вполне допуская, что «парад окажется ловушкой и их (солдат. – С.В.) начнут расстреливать из пулеметов»[90]. Обладая вполне обыденной для тех, кто взлетел на революционном гребне в 1917-м, склонностью к театральщине и резонерству (начиная с А. Ф. Керенского), А. И. Верховский сопроводил свою запись следующим выводом: «Вот оно – истинное настроение масс»[91].

После окончания торжественного богослужения митинги в городе возобновились. На один из них, состоявшийся в полуэкипаже, вызвали Колчака. Командующий сначала отказался, но затем все же поехал, желая удержать ситуацию под контролем. Прибыв на митинг, он предложил собравшимся разойтись, но те заперли ворота. Адмирал был вынужден выступить на митинге. Судя по более поздним и не вполне надежным мемуарным свидетельствам, Колчак вкратце остановился на петроградских событиях, а в заключение заявил о необходимости продолжения Первой мировой войны: «…нам в данный момент, в той обстановке, которая нас окружает, не следует предаваться излишней радости по поводу победы революции и спешить с преждевременными и необдуманными решениями. Вам известно, что война не окончена, армия и флот в данное время должны вынести максимум напряжения, чтобы довести ее до победного конца. Враг еще не сломлен и напрягает последние усилия в борьбе. Это основное, чего не должен забывать ни один матрос, ни солдат. Если же мы это забудем и все уйдем в политику, то враг не замедлит воспользоваться нашим замешательством и вместо победы мы получим жестокое поражение. Боевая мощь флота и армии должны быть сохранены. Матросы и солдаты должны исполнять распоряжения своих офицеров. Это будет залогом нашего успеха на фронте»[92].

1Гречанюк Н. М., Попов П. И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. Симферополь, 1957.
2Зарубин А. Г., Зарубин В. Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. – 2-е изд. – Симферополь, 2008.
3Козлов А. И. Во имя революции. (Потопление Черноморского флота по приказу В. И. Ленина в 1918 г.). Ростов, 1985.
4Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь: Крымский архив, 2007.
5Павленко А. П. Офицеры Черноморского флота России в Революции 1917 г. и начале Гражданской войны: Дисс. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015.
6Поликарпов В. Д. Бурям навстречу. Симферополь, 1961.
7Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 – начале 1919 года.
8Селяничев А.К. В.И. Ленин и становление советского Военно-морского флота. М., 1979.
9Сирченко И. Т. Погибаю, но не сдаюсь! Краснодар, 1969.
10Cоколов Д. В. Таврида, обагренная кровью. Большевизация Крыма и Черноморского флота в марте 1917 – мае 1918 г. М., 2013; Он же. Без срока давности: Большевистский террор в Крыму в 1917–1921 гг. М., 2017.
11Цецорин А. А. Большевики Черноморского флота в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции (апрель 1917 – январь 1918 гг.): Дисс. канд. ист. наук. М., 1952.
12Чикин А. М. Севастопольская Голгофа. Севастополь, 2005.
13Широков В. А. Большевики Черноморского флота в борьбе за власть Советов: Дисс. канд. ист. наук. Одесса, 1977.
14См., напр.: Боевая летопись Военно-морского флота. 1917–1941 / Н.Ю. Березовский, С. С. Бережной, З. В. Николаева. М., 1993.
15См., напр.: Кикнадзе В. Г. Черноморский флот в революциях и в Гражданской войне в России. 2017. № 11, 12.
16Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959. Верховский Александр Иванович (1886–1938) – генерал-майор (1917), комбриг (1937). С начала 1917 г. – начальник штаба Черноморской десантной дивизии. Член ЦВИК и товарищ председателя Севастопольского Совета. С июня 1917 – команд. войсками МВО, в сентябре – октябре – генерал-майор, военный министр Временного правительства. В 1918 г. – один из руководителей контрреволюционного Союза возрождения России в Петрограде. (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь: Крымский архив, 2007. С. 523). В советском военном ведомстве с февраля 1919 – инспектор военных школ и курсов Запасной армии Республики (с октября 1919); в распоряжении нач. ГУВУЗ (с июня 1920), по совместительству – член Особого совещания при Главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики (1920). В межвоенный период – на преподавательской работе в Военной академии РККА (1921–1930), профессор (1927); военный эксперт советской делегации на Генуэзской конференции (1922); нач. штаба СКВО (1930–1932); служил на курсах «Выстрел», в Генеральном штабе и Военной академии Генерального штаба. Участие в войнах: Русско-японская война 1904–1905, Первая мировая война. Репрессирован, расстрелян. Реабилитирован
17Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. Л., 2009; Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918.
18Борисенко И. П. Советские республики на Северном Кавказе. В 2 т. Ростов-на-Д., 1930.
19Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917–1918 гг. М., 1931.
20Кукель В. Правда о гибели Черноморского флота // Гражданская война в России: Черноморский флот. М., 2002. Кукель (Кукель-Краевский) Владимир Андреевич (1885–1937/1940) – военно-морской специалист, участник Гражданской войны на стороне красных, видный деятель РККФ, капитан 2-го ранга. В 1902 г. окончил Морской корпус и после занимал различные командные должности на кораблях Балтийского флота. В 1916–1917 гг. на эсминце «Амурец» принимал участие в Первой мировой войне. В июне 1917 г. переведен на Черноморский флот и осенью того же года назначен командиром эскадренного миноносца «Керчь». На эсминце «Керчь», ставшем наиболее революционным кораблем Черноморского флота, вскоре завоевал уважение и авторитет среди команды. В январе 1918 г. на «Керчи» участвовал в подавлении контрреволюционного мятежа в Ялте. В апреле 1918 г. стал одним из организаторов перехода флота в Новороссийск во исполнение приказа ленинского Совнаркома об эвакуации флота. В июне 1918 г. сыграл видную роль в исполнении приказа В. И. Ленина о потоплении флота. После потопления «Керчи» в Туапсе В. А. Кукель добрался до Астрахани, был зачислен в Красную флотилию Краснодарского края и принял активное участие в боевых действиях. В начале 1919 г. переведен на Балтийский флот и назначен командиром крейсера «Богатырь». В июне 1919 г. вновь направлен в Астрахань и вскоре назначен начальником штаба морских сил Каспийского моря и Азербайджанского флота. В 1919–1920 гг. участвовал в боевых операциях флотилии. За умелое руководство боевой операцией по освобождению форта Александровского награжден орденом Красного Знамени. В июле 1920 г. назначен начальником штаба Балтийского флота. В 1920–1923 гг. – на различных командных должностях на Балтийском флоте. В 1923 г. уволен от военно-морской службы, однако до 1937 г. занимал ответственные должности в различных учреждениях Наркомата по морским делам и судостроительной промышленности (Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 599–600, коммент.). Автор ряда работ по истории Черноморского флота в 1917–1918 гг., часть из которых активно использована при подготовке настоящей публикации. Кукель репрессирован в 1937 г. По одним данным, был расстрелян в том же году, по другим – умер в тюрьме в 1940 г. Реабилитирован в 1956 г. (Сизенко А. Г. История Черноморского флота. СПб., 2001. С. 198).
21Монастырев Н. А. Гибель царского флота / Пер. с нем. СПб., 1995.
22Платонов А. П. Февраль и Октябрь в Черноморском флоте. Севастополь, 1932. Платонов Алексей Павлович (1894–1937) – член РСДРП (большевик). Родился в рабочей семье, окончил железнодорожное училище. В 1914 г. призван на Черноморский флот, машинный старшина линкора «Императрица Екатерина Великая» (с 1917 г. – «Свободная Россия»), в 1917 г. председатель судового комитета, член Севастопольского комитета РСДРП, председатель I Общечерноморского флотского съезда, член Законодательного совета морского ведомства, в 1918 г. член ВЦИК 3-го созыва, член Морской секции при ВЦИК. В марте – апреле 1918 г. активно проводил директиву ленинского Совнаркома об эвакуации флота в Новороссийск, в 1919 г. член Верховного трибунала при ВЦИК. В 1928 г. окончил Военно-морскую академию, был председателем минной секции Научно-технического комитета Управления МВС, преподавателем академии в звании инженер-флагмана 3-го ранга. Репрессирован, расстрелян, реабилитирован (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 555; Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). С. 646, именной ук.)
23Раскольников Ф. Ф. Рассказы мичмана Ильина. М., 1936.
24Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. М., 1971.
25Жуков В. К. Указ. соч. С. 182–190.
26См., напр.: Там же. С. 249.
27См., напр.: Там же. С. 256.
28Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 163.
29Гречанюк Н. М., Попов П. И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. Симферополь, 1957. С. 5.
30Там же. С. 5, 6.
31Там же. С. 6.
32Краснознаменный Черноморский флот. 3-е изд., испр. и доп. С. 84, 85.
33Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 6.
34Верховный правитель России: Документы и материалы следственного дела адмирала А. В. Колчака / Ред. Г. А. Трукан и др. М., 2003. С. 32.
35Князев В. В. Жизнь за всех и смерть за всех // Окрест Колчака: Документы и материалы / сост. А. В. Квакин. М., 2007. С. 113.
36Волшебный сад души: История последней любви А. В. Колчака / Под общ. ред. С. А. Макуренковой. М., 2007. С. 239.
37Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 69.
38Князев В. В. Указ. соч. С. 114.
39Верховский А. И. На трудном перевале. С. 159.
40Cвечин Александр Андреевич (1878–1938) – военный историк и теоретик, генерал-майор. Русский (уроженец г. Одесса). Образование: 2-й кадетский корпус в Петербурге (1895), Михайловское артиллерийское училище – полевой артиллерист (2 курса, 1895), Николаевская академия Генерального штаба (1903). Иностранные языки: французский, немецкий. За границей: 2-дневная поездка в Лын и Кенигсберг для ознакомления с Восточной Пруссией (1906); 1-месячная поездка в Берлин и Познань для негласного наблюдения за ходом крепостного маневра у Познани (сентябрь 1907); 2-месячная поездка в Париж, Реймс, Франкфурт-на-Майне, Эллинг Цеппелина на Швейцарской границе (август – сентябрь 1909). Какие знал специальности: военное дело. Членство в партиях: беспартийный. В старой армии с 1895 (офицер с 1897); нач. штаба 5-й армии. В советском военном ведомстве с марта 1918 (добровольно) – пом. нач. Петроградского укрепрайона), нач. штаба Западного участка отрядов Завесы, военрук Смоленского района Завесы (с марта 1918; нач. Всероссийского главного штаба (с 3 августа 1918); преподаватель (с октября 1918), специальный лектор (с апреля 1921), главный руководитель (с января 1922) Академии Генерального штаба – Военной академии РККА, по совместительству – штатный преподаватель военного цикла Военно-академических политических курсов высшего политсостава РККА и Ф (июль 1924 – сентябрь 1925); зам. главного руководителя (с июня 1925), старший руководитель (с марта 1929), преподаватель (с октября 1929) Военной академии РККА – Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе; уволен из РККА по ст. 44 «в» (пр. НКО СССР № 0217 от 26.2.1938); в распоряжении IV управления Штаба РККА (с марта 1932); пом. нач. кафедры военной истории Академии Генерального штаба РККА (с мая 1936); исключен из списков Советской армии ввиду смерти (пр. МО № 05172 от 9.11.1956). В общественных организациях: совещанием делегатов I Всесоюзного съезда ВНО военных делегатов III Всесоюзного съезда Советов и представителей организаций ВНО Московского гарнизона избран членом Временного центрального совета ВНО СССР (3 июня 1925); член (с октября 1927), председатель Редакционной комиссии Военной академии РККА (с октября 1927); член временного бюро научно-исследовательских работ (с марта 1929); в составе научно-исследовательского бюро Военной академии РККА (с января 1931). Участие в войнах: Русско-японская война 1904–1905, Первая мировая война, генерал-майор – тяжело ранен в шею сзади с последующим параличом обеих рук и ног, легкая контузия (1916); Гражданская война. Командировки: Петроград (13–22 сентября 1919 г., 3—11 июля 1921 г., 21–29 января 1922 г., 25–31 марта 1922 г.); 5 июня – 3 июля 1925 г.; на территориальных сборах и маневрах (15–28 сентября 1927 г.); Ленинград (27 марта – 2 апреля 1928 г.); в полевой поездке в УВО и СКВО (30 мая – 19 июня 1928 г.); Ленинград, на стажировке (31 июня – 1 сентября 1928 г.); Минск и Бобруйск для прочтения докладов командному составу гарнизонов (19–24 марта 1930 г.). Награды: Анна 4-й, 3-й и 2-й ст.; Станислав 3-й и 2-й ст., Владимир 3-й ст.; Георгиевское оружие, орден Св. Георгия 4 ст. (в старой армии); золотые часы (в Красной армии, 1928 г.).
41Кришевский Н. В Крыму // АРР. Т. 13–14. М., 1992. С. 72.
42Князев В. В. Указ. соч. С. 115.
43Верховский А. И. На трудном перевале. С. 159, 160.
44Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 6.
45Волшебный сад души. С. 266, 267.
46Раскольников Ф. Ф. Предисловие // Жуков В. К. Черноморский флот в революции 1917–1918 гг. М., 1931. С. 6.
47Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. Л., 2009. С. 75–77. Даже Ф. Ф. Раскольников констатировал в своих воспоминаниях, что «в первые дни Февральская революция развертывалась в Кронштадте в бурных формах» (Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 39). Узнав о революции еще утром 28 февраля, главный командир порта адмирал Вирен и комендант крепости адмирал Курош, выяснив на совещании представителей флота и гарнизона невозможность опоры на матросов и солдат в случае, если потребуется зачистка Петрограда, скрыли от нижних чинов самый факт революции. Ночью о революции узнали матросы и солдаты, и началось восстание 1-го Балтийского флотского экипажа и других частей, под утро расстреляли двух адмиралов – Вирена и Бутакова, едва ли не главным объектом репрессий стал ненавистный матросам полковник Стронский – что характерно, командир этого самого 1-го Балтийского флотского экипажа (См. подр.: Там же. С. 38–41). В Севастополе 8 марта А. И. Верховский записал в своем дневнике: «Только что было получено известие о бунте на Балтийском флоте, о трагической гибели командующего флотом адмирала Непенина и 23 офицеров, убитых своими собственными матросами» (Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 72). Вопреки старинной пословице «У страха глаза велики», данные, полученные на Черноморском флоте, оказались явно занижены. Даже по официальной советской, большевистской, версии событий, всего погибли 36 морских и сухопутных офицеров, многие другие «драконы» (так, если верить Ф. Ф. Раскольникову, революционные матросы называли царских офицеров, известных своими реакционными взглядами и/или заподозренных в расхищении казенных денег) были арестованы и заключены в следственную тюрьму. 1 марта проходили аресты сторонников царизма, 2 и 3 марта революционное движение приняло более организованные формы (См. подр.: Там же. С. 38–41). Раскольников с весьма примечательной оговоркой «Насколько мне известно…» утверждал, что «невинных жертв в Кронштадте не было. Там происходил отнюдь не поголовный офицерский погром, а лишь репрессии по отношению к отдельным лицам, запятнавшим себя при старом режиме» (Там же. С. 39). Поскольку в большевистских традициях было напоказ оставлять в живых и выдвигать кого-либо из старорежимных для демонстрации собственного человеколюбия, Ф. Ф. Раскольников даже указал на старшего лейтенанта П. Н. Ламанова, который «с первых дней революции стал во главе всех морских сил Кронштадта» (Там же). В данном случае Ф. Ф. Раскольников пытался доказать весьма сомнительный тезис о том, что «справедливые и гуманные начальники оказались не только пощажены, но в знак особого доверия были выбраны даже на высшие командные посты» (Там же. С. 38). По подсчетам современного исследователя, в приказах по армии и флоту о чинах военных за период с 22 марта по 2 июня 1917 г. как умершие числятся 73 офицера, из которых 3 умерли естественной смертью и 3 покончили жизнь самоубийством (точно ли последних не следует считать жертвами террора?), из 67 умерших офицеров имеются сведения о том, что они стали объектами самосудов, на 54 человека, а причины смерти 13 офицеров, обозначенных в приказах по армии и флоту о чинах военных, на текущий момент не установлены (Назаренко К. Б. Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. М. – СПб., 2017. С. 182, 183).
48Шломин В. С. Предисловие // Моряки в борьбе за власть Советов на Украине (ноябрь 1917–1920 гг.). Киев, 1963. С. 6.
49Здесь и далее в книге мы периодически будем использовать данный термин советской историографии, несмотря на его абсолютное несоответствие историческим реалиям. В действительности моряки были такими же «большевиками», как и «анархистами», – причем не только на Черноморском, но и на Балтийском флоте. По мемуарному признанию Ф. Ф. Раскольникова, «анархизм во флоте почти никакого влияния не имел, и даже те немногие моряки, которые называли себя анархистами, по крайней мере в лице своих лучших представителей, были анархистами только на словах, а на деле ничем не отличались от большевиков» (Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер в 1917 году. М., 1990. С. 257). Однако воспоминания писали далеко не всё. В посланиях в ЦК РКП(б) большевики, и прежде всего старые большевики, были значительно более откровенны. Так, в 1921 г. Ян Чадарайн, член РСДРП (большевик) с 1911 г., констатировал в письме Центральному комитету РКП(б) (копии были направлены председателю Революционного военного совета Республики Л. Д. Троцкому и в Особый отдел ВЧК В. Р. Менжинскому): «После кронштадтских событий с продолжением разложения в среде матросских масс и в связи с переменой политического руководителя во флоте, предполагая, что действительно будут приняты меры к оздоровлению флота (но пока их нет), считаю своим долгом коммуниста поставить в известность Центральный комитет о положении во флотах с кратким историческим изложением. Старому монархическому строю нужны были верные моряки, и он стремился укомплектовать суда и экипажи соответствующим надежным составом из крестьянской среды – преимущественно из хохлов, зная, что к этому элементу всего труднее может привиться революционный дух, и только во время 1914–1917 гг., в момент войны, во флот попали некоторые действительно революционно настроенные элементы и даже отдельные партийные товарищи, но если в начале революции 1917 г. матросы принимали самое активное участие в проведении революции (и также в Октябре), то не потому, что они были коммунистами и сочувствующими, а потому, что здесь они усматривали более простора и свободы, ибо, запертые в стальных коробках при строжайшей палочной дисциплине, им стала последняя ненавистна (здесь и далее в цитате курсив наш. – С.В.). И если только мы взглянем немножко за 1917 г. и посмотрим, сколько среди моряков было коммунистов, то картина получится очень печальная. Возьмем Кронштадт: там большинство проходило в Совет из максималистов, эсеров, меньшевиков, анархистов, а коммунисты не имели большинства и руководящего влияния на массы, в Гельсингфорсе [было] только почти одно революционное судно – [линкор] “Республика”, имеющее 700 членов партии (1200 ч[еловек] команды), на остальных судах [большевиков] были только единицы, в Ревеле только отдельные коммунисты в матросских частях и на кораблях и даже имело место, когда коммунистов выгнали из клуба моряков, а на кораблях избивали коммунистов и т. п. Такое же положение и в других флотах, как [в] Черноморском, где подавляющее большинство шло “за Колчаком”» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 20. Л. 80).
50Сирченко И. Т. Погибаю, но не сдаюсь! Краснодар, 1969. С. 9.
51Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 7.
52Cирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.
53Там же.
54Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 12.
55Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 10.
56Цит. по: Трукан Г. А. Антибольшевистские правительства России. М., 2000. С. 81.
57Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 11.
58Весёлкин Михаил Михайлович (1871–1918) – русский контр-адмирал Свиты его императорского величества. В годы Первой мировой войны руководил Экспедицией особого назначения на Дунае. Комендант Севастопольской крепости (1916–1917). Зачислен в резерв чинов Морского министерства (4 апреля 1917 г.), уволен по болезни с мундиром и пенсией (20 августа 1917 г.). Расстрелян большевиками, по другим данным – убит.
59Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.
60Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 6.
61Лукин Вениамин Константинович (1866–1928) – контр-адмирал. Участник Русско-японской войны. С 1906 г. служил на Черноморском флоте, командовал различными судами, с 1916 г. – начальник Трапезундского порта, флагман 2-й бригады линкоров. В июне – августе 1917 г. командовал Черноморским флотом, переведен на Балтику. Безоговорочно принял Октябрьскую революцию, был председателем комиссии Морского комиссариата по эвакуации Петроградского района и технических средств флота. В конце 1919 г. работал в военно-морской исторической комиссии и в течение семи лет создал свыше 40 трудов (в том числе монографий) по истории флота в Первой мировой и Гражданской войнах (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 537).
62Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 8.
63Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 77.
64Николай Николаевич, великий князь (1856–1929) – Верховный главнокомандующий (1914–1915); главнокомандующий войсками Кавказского фронта (1915–1917).
65Янушкевич Николай Николаевич (1868–1918) – генерал от инфантерии (1914) – нач. штаба Верховного главнокомандующего (1914–1915); нач. штаба Кавказского фронта (1915–1917).
66Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 65.
67Верховский А. И. На трудном перевале. С. 169.
68Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 60.
69Там же. С. 61.
70Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 67, 68.
71Там же. С. 68.
72Там же.
73Там же.
74Верховский А. И. На трудном перевале. С. 170.
75Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 68.
76Крестьянников В. В. Севастопольская городская организация партии социалистов-революционеров в 1917 г. // Севастополь. Взгляд в прошлое / сост. В. В. Крестьянников. Севастополь, 2006. С. 171.
77Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 69.
78Цит. по: Там же.
79Там же.
80Жуков В. К. Указ. соч. С. 15; Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак: Становление политика (март – июнь 1917) // Россия в ХХ веке. Проблемы политической, экономической и социальной истории. СПб., 2008. С. 22.
81Жуков В. К. Указ. соч. С. 15.
82Жуков В. К. Указ. соч. С. 15; Смолин А. В. Указ. соч. С. 22.
83Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 72.
84Смолин А. В. Адмирал А. В. Колчак. С. 23.
85Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 69.
86У С. С. Хесина – 5 марта (Хесин С. С. Указ. соч. С. 44). Дата уточнена по: Верховский А. И. Россия на Голгофе. Пг., 1918. С. 70.
87Хесин С. С. Указ. соч. С. 44.
88Верховский А. И. Россия на Голгофе. С. 70.
89Там же.
90Там же. С. 70, 71.
91Там же. С. 71.
92Жуков В. К. Указ. соч. С. 19.