bannerbannerbanner
Название книги:

Изгнанник

Автор:
Кирилл Сергеевич Трифонов
полная версияИзгнанник

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Часть 1      

Глава 1

– Где я? – подумал Вадим, открывая глаза.

За последний месяц эта мысль постепенно стала для него привычной. И если сначала он испытывал страх, отчаяние и ужас, осознав, пробудившись от сна, в каком горьком положении он находится, то теперь, спустя месяц, постепенно привыкший и смирившийся со своей незавидной долей, изгнанник лишь горько вздохнул и приподнял голову.

С головы в тот же миг слетела яичная скорлупа и, ударившись об надетую на Вадима куртку, отрикошетила прямо в раскрытую ладонь.

Изгнанник удивленно (если не сказать больше) посмотрел на этот "подарок судьбы" и, недовольно поморщившись, огляделся по сторонам. Увиденное, мягко говоря, не вызывало восторга. Вокруг Вадима находились кирпичные стены помойки. Рядом с ним стояли два зеленых контейнера. Скрытый ими от посторонних глаз, изгнанник лежал на большой куче мусора.

– Как я здесь оказался? – задал он вопрос сам себе и, внезапно, пересилив в себе чувство горечи и досады, вдруг весело расхохотался, вспомнив, как поздно ночью накануне он, сильно шатаясь, брел неведомо куда. Пьяный как всегда, он не разбирал дорогу и, идя по газону, еще не покрытому зеленой травой, споткнулся об какой-то невысокий кирпичный забор. Забор (или что-то иное) был высотой чуть ниже колен изгнанника, так как со стороны газона, на которой он стоял была небольшая земляная насыпь. Вадим, не удержавшись на ногах, перемахнул через кирпичную стену и, упав на что-то мягкое, не разобрав в темноте куда он попал, закрыл глаза и тут же уснул богатырским сном.

Он провел рукой по волосам и, поморщившись, посмотрел на ладонь. Ладонь стала липкой, вся в яичном желтке.

– Этого еще не хватало! – подумал Вадим с досадой и медленно поднялся на ноги. Он вышел из-за контейнера и, пройдя мимо какого-то весьма солидно разодетого мужчины, гулявшего с бульдогом, пошел по асфальту.

Мужчина ошеломленно посмотрел вслед Вадиму. Изгнанник чувствовал на себе его долгий, полный удивления, презирающий взгляд.

Собака подняла лай.

– Виконт, нельзя! – скомандовал ей хозяин и с непонятно откуда взявшейся злостью добавил – Такими даже собак кормить нельзя! Вот, блин!.. Красиво жить не запретишь!

Остряк язвительно рассмеялся.

– Да что я тебе плохого сделал?! – не сдержался Вадим – Какое твое дело?!

– Виконт, взять его! – скомандовал обидчик и, злорадостно оскалившись, отпустил смотанную в кольцо длинную часть поводка.

Собака, залаяв, бросилась вслед изгнаннику, но, не добежав до него полметра, резко остановилась – мужчина натянул поводок.

Вадим инстинктивно пробежал вперед.

– Бегом отсюда, недоносок! – приказал обидчик – и что бы больше я тебя здесь не видел!

И снова Вадима охватило чувство собственного бессилия. Навалилось уныние. Вынужденный повиноваться, он молча зашагал куда глаза глядят. Предстояло весь день бесцельно бродить по улицам, думая только о том, где ему сегодня ночевать, что есть, на что похмелиться и где взять на это деньги.

Одинокий и никому не нужный, встречающий всюду презрение и зачастую оскорбления от людей, которым он не сделал ничего плохого и перед которыми был "виноват" только в том, что у него не было ни жилья, ни работы, ни денег, в том, что он, впав в отчаяние, сильно пил от случившегося с ним горя, он чувствовал себя маленьким затравленным существом в этом большом безжалостном мире.

Весна в этом году была ранняя и уже ближе к середине апреля растаял снег. Солнце светило ярко. Последние несколько дней стояла жаркая для апреля погода. Сколько градусов на улице Вадиму было неведомо, но в свитере, одетом на нем было жарковато, а без свитера все же прохладно. Изгнанник слегка вспотел и грязными пальцами почесал грязную, уже целый месяц немытую голову. Голова привычно болела с похмелья, а его грязное, обросшее щетиной или точнее будет сказать усами и бородкой лицо отражало похмельные муки. Усы отросли настолько, что отвисали ниже губ, придавая лицу несчастного горемыке весьма нелепый и комичный вид. В глазах же изгнанника застыла тоска, отчаяние и чувство обреченности, перемешанные с постоянным страхом сегодняшнего дня. Почти новые джинсы, купленные всего лишь полгода назад, были изрядно вымазаны всеми видами грязи. Такой же грязный пуховик Вадим целый день носил в руках, одевая его лишь на ночь или, в зависимости от найденного места ночлега, накрываясь им или постилая вместо матраца. Зимние ботинки изгнанника сбились и стоптались. Сушить их было негде и вечно сырые они успели порваться.

Вадиму было очень стыдно за его внешний вид и этот стыд он глушил алкоголем. А пил он каждый день. Пил от стыда, пил от обиды и отчаяния, пил от горя.

Приехав в Воронеж, он принялся искать свой дом по указанному в документах адресу. Дело оказалось нелегкое. До поселка городского типа "Анна" из Воронежа пришлось добираться на нескольких маршрутных автобусах, каждый раз по часу, а то и больше сидя на автовокзалах в ожидании следующей маршрутки. До Анны он добрался только к вечеру. Выпив пива и поужинав купленными пирожками, изгнанник благополучно переночевал на лавочке на автовокзале и с утра, проснувшись, принялся разыскивать свою деревню.

Поначалу он расспрашивал прохожих, но местные жители чаще всего только недоуменно кивали головой или посылали в совершенно разные стороны. И получилось так, что бедный Вадим за следующие три дня объездил весь Аннинский район в поисках своего нового жилища. Наивный он истратил немало денег на автобусы, такси и маршрутки и даже не додумался, что можно было в Анне обратиться в отделение милиции и быстро узнать место нахождения этой деревни.

На третий день горемыка снова оказался в Анне на автовокзале. Переночевав на лавочке, как и три дня назад, Вадим утром, наконец, догадался обратиться в милицию.

В отделении быстро выяснили, что такой деревни ни в Аннинском районе, ни в других районах Воронежской области не существует.

Только теперь Вадим понял, в какую тяжелую ситуацию он попал. Мало того, что он лишился жены и квартиры, ему еще вдобавок Сергей дал поддельные документы на несуществующий дом и немного денег, рассчитывая на то, что муж его любовницы уедет в Воронежскую область и не сможет вернуться назад.

– Ничем не можем помочь – сказали милиционеры – Езжайте назад в Москву, там и разбирайтесь.

В это же утро Вадим напился водки до полного беспамятства и пил следующие несколько дней. Эти дни своей жизни он совершенно не помнил. Когда же, наконец, опомнился, решил взять себя в руки.

Возвращаться в Москву не было смысла. Изгнанник не надеялся, что квартиру удастся вернуть, а бомжевать на вокзалах ему не хотелось. Денег оставалось не многим меньше десяти тысяч рублей. Вадим успел выяснить, что Воронежская область достаточно большая. В ней хорошо развито сельское хозяйство.

В этот день Вадим проснулся на лавочке возле забора какого-то деревенского домишки и, сидя на ней, обдумывал, как ему жить дальше.

– Может быть в этой деревне какой-нибудь совхоз есть? – подумал горемыка, поднимаясь с лавки – А какая-нибудь бабка мне комнату сдаст в деревенском доме недорого? Должны же быть добрые люди на белом свете?

С этими оптимистическими мыслями он отправился на поиски жилья и работы.

Но местные жители, которые попадались на улице изгнаннику, почему-то отворачивались от него и на вопросы или не отвечали, или лишь недоверчиво косились и отвечали: "не знаю". Да и жителей на улице в это раннее время было немного.

Вадим дошел до окраины деревни и, к своей радости, увидел несколько длинных похожих на бараки построек. Послышалось ржание лошадей и мычание коров.

– Ферма – догадался изгнанник и пошел прямо к конюшне.

Возле неё мужчина средних лет, одетый в дорогой костюм, по всей видимости начальник распекал кучку собравшихся возле него работяг.

– Здравствуйте! Скажите, а можно к вам на работу устроиться? – спросил Вадим, подойдя к ним.

Мужчина в костюме обернулся к нему и, посмотрев свысока, насмешливо ответил:

– Да кто же Вас такого возьмет?! Вы себя в зеркало видели?

Работяги дружно захохотали.

– Идите отсюда – добавил начальник – у нас своих алкашей хватает.

При последних словах он кивнул головой в сторону своих подчиненных.

В зеркало себя Вадим не видел больше недели и как он выглядит только догадывался: немытое лицо, заросшее щетиной, на котором еще не зажили синяки после побоев, рваный пуховик, да грязная и мятая одежда после несколькодневного запоя.

На последнее изгнанник обратил внимание только тогда, когда, огорченно вздохнув, отошел от этой компании и, миновав ферму, направился куда глаза глядят.

Очередная неудача сильно расстроила его. У несчастного изгнанника складывалось впечатление, что как будто злая судьба, предвидя заранее все его намерения, вмешивалась и беспощадно рушила все его планы, оставляя лишь раны на душе и горечь разочарований.

Вадим брел через поле по размытой дороге, то и дело увязая в грязи. Терять теперь ему было нечего. Он понял, что ни работы, ни жилья он себе не найдет – всюду равнодушие и бессердечие.

Поле было большое, всего с пару километров. Изгнанник уже прошел больше половины пути, как вдруг где-то впереди послышался колокольный звон. Внезапно в измученную мыслями отчаяния голову пришла, как показалось Вадиму, спасительная мысль, которая придала сил его измученной душе – там впереди церковь. А что если прийти туда и поговорить со священником? Может он, что посоветует? Может объяснит мне за что мне все это? Как дальше жить? Что дальше делать?

Горемыка ускорил шаг. Впереди была церковь, а вместе с ней светился маленький огонек надежды. Вадим не шел, а летел, не чувствуя под ногами ни луж, ни вязкой весенней грязи. Так бывает с отчаявшимися людьми, когда сквозь беспросветную тьму сплошных жизненных неудач, ударов судьбы и разочарований, в самый последний момент впереди вспыхнет тонкий луч надежды и даже если этот луч – всего лишь соломинка для утопающего, человек хватается за него и не желает верить, что это всего лишь очередная надежда, за которой вполне может последовать очередное разочарование.

 

Как и любой православный храм, храм был необычайно красив. Он был голубого цвета с тремя куполами из сусального золота. Над входом в храм возвышалась колокольня. Под ней прямо над входными воротами находилась большая икона "Нерукотворный образ Спасителя". Буквы "Х" и "В" из красного оргалита располагались слева и справа от иконы. Напротив, храма стояла длинная белая одноэтажная постройка и пара подсобных помещений левее нее. Простой деревянный забор окружал территорию храма, размыкаясь лишь небольшими воротами и калиткой возле дороги.

Когда Вадим подошел к церкви, служба уже закончилась. Прихожане разошлись. Изгнанник опоздал на полчаса. Спотыкаясь от усталости, он подошел к калитке и, постояв немного в нерешительности, неумело перекрестился. Затем, открыв калитку, он быстро зашагал по асфальтированной дороге и остановился возле входных ворот храма. Перекрестившись еще раз, Вадим отворил дверь и робко вошел в храм.

Пожилая женщина в красной косынке и черном халате мыла пол недалеко от двери. Обернувшись достаточно резко, она злобно посмотрела на вошедшего и так же злобно заорала:

– Служба закончена, уходи отсюда… И нечего являться в таком виде.

– Мне священник нужен – робко ответил опешивший Вадим.

– Мария, на кого ты там орешь? – послышался в храме чей-то мужской голос.

– Батюшка, к Вам тут какой-то бомж явился – ответила старуха.

– Я занят. Пусть подождет возле ворот.

Она выставила Вадима из храма.

Около часа бедный изгнанник прогуливался возле ворот. Голова, как всегда раскалывалась с похмелья. Что бы скоротать время он принялся ходить вокруг черного Мерседеса, стоящего недалеко от ворот.

Наконец появился священник.

– Что ты хотел? – осведомился он, почему-то сдерживая раздражение.

Вадим чуть смутился, не зная с чего начать и, помявшись с ноги на ногу тихо и робко произнес:

– Я не знаю, как мне дальше жить. Помогите мне пожалуйста! –

– На службы надо ходить – не задумываясь, ответил священник – Что тебе денег дать? Выпить не на что? Пьяницы Царствия Божьего не наследуют.

– У меня горе! – со злостью ответил Вадим.

– А я тут при чем?! Ходят ко мне разные симулянты…

Священник явно не собирался поддерживать разговор. Обойдя Вадима, он подошел к двери Мерседеса, открыл ее и, сев за руль, захлопнул посильнее.

Заревел мотор и вскоре машина умчалась по дороге. Вадим молча смотрел ей вслед. Рухнула последняя надежда. Изгнанник был окончательно подавлен. Машина уже скрылась из виду, а он все продолжал смотреть ей вслед. Постояв так еще немного, он повернулся к храму лицом и, глядя на икону Спасителя, мысленно произнес:

– Ответь, Бог, если Ты есть, за что мне все это?! За что Ты меня отверг?!

Не так страшно отчаяние, в которое порой впадает человек, страшно то, что, пребывая в этом ужасном состоянии, он не желает верить ни в помощь свыше, ни в свои силы, ни объективно оценить сложившуюся ситуацию и попытаться найти выход, и смотрит на все происходящее через обиду на жизнь после всех пережитых ударов и разочарований. От этой обиды человек добровольно принимает решение не верить ни во что хорошее и принимает только те мысли, которые соответствуют этому неверию.

Вадим медленно шел по дороге куда глаза глядят. Терять теперь ему было нечего. Свободного времени было слишком много и занять его было нечем. Не было смысла жизни, не было цели существования. Предстояло раздобыть ночлег, купить спиртного и пищи, но он просто молча шел по дороге, не желая о чем-либо думать. Шел без всякой цели. Просто шел и все.

В душу опять полезли воспоминания последних дней и от них изгнанник чувствовал себя особенно несчастным.

В тот роковой день случилось то, что давно должно было случится, но Вадиму до конца не верилось, что это все же произойдет, что это когда-нибудь случится с ним. Он, как, наверное, и любой другой человек, окажись на его месте, надеялся на чудо. Но ровно в одиннадцать часов утра, растоптав последние надежды, в дверь его квартиры раздался безжалостный звонок длинный, строгий и властный. Сомнений не было – это они.

Вадим глубоко и горько вздохнул и медленно пошел открывать. Этого звонка он ждал все утро, нервно вздрагивая при любом, даже малейшем шуме, услышанном из-за входной двери.

– Давай быстрее – послышался спокойный и властный голос Сергея.

Вадим, дрожа от страха, уже стоял возле двери. В звонок еще раз настойчиво позвонили. Руки дрожали. Изгнанник не сразу смог попасть ключом в личинку замка, но дверь все же открыл.

На пороге стояли три бандита. Все трое были как один лысые, в кожаных куртках. В руках они держали большие целлофановые пакеты, из которых торчали бутылки со спиртным и продукты. Бандиты с самым хозяйственным видом, минуя маленький коридор, прошли на кухню. На Вадима глянули лишь мельком с наглыми и, в тоже время, какими-то снисходительными улыбками, словно смотрели не на человека, а на жалкое существо – комарика, которого запросто можно прибыть одним мизинцем.

Через минуту Сергей вышел в коридор. Он с довольным видом поднял голову и, посмотрев на потолок, весело проговорил:

– Эх, хороша хата! – затем, обернувшись к Вадиму, строго спросил – Вещи собрал?

Изгнанник опустил голову и молча отрицательно покачал головой.

Сергей, не спеша, прошел в комнату.

– Я тебе для чего, в натуре, целую ночь дал? – он повысил голос, хотя по-прежнему оставался спокоен – Чтобы ты выспался, как следует, собрал шмотки, а утром получил бабки и был таков.

С кухни в коридор вышли друзья Сергея. Один из них здоровенного вида, лысый с длинным тонким носом и толстыми губами был очень нетерпелив.

– Да чо ты, в натуре, с ним церемонишься!? – заорал он, обращаясь к Сергею – Пусть валит отсюда без всяких шмоток и бабла!

Он подошел вплотную к Вадиму и, обозвав его нецензурным словом, ударил кулаком в печень. Удар был короткий и сильный.

Изгнанник дико взвыл, скорчившись от боли и правой рукой схватился за бок, затем, облокотившись спиной об стену, присел на корточки.

– Ты чо сдурел, Кабан, в натуре?! Убьешь же так! – заорал второй бандит высокий, худощавый с длинными руками.

– Я же слегка – виновато произнес Кабан.

– Кабан, тебе чо заняться нечем? – возмутился Сергей и, обращаясь сразу к обоим друзьям, добавил – Идите на кухню, я сам с ним разберусь.

Оба бандита послушно удалились. Сергей был у них главным. Он подошел к Вадиму и холодно спросил:

– Ну ты типа живой?

Несчастная жертва закивала головой. Ожидая удара, она испуганно смотрела на бандита. Тот чуть помолчал, что-то обдумывая, затем подошел к окну, зачем-то потрогал бегонию на подоконнике и, обернувшись к Вадиму, сказал:

– Иди сядь на диван.

Изгнанник корчился от боли. Он, держась рукой за печень, медленно прошел из коридора в комнату и сел на диван. Боль была сильной.

С кухни раздался дружный хохот, затем – чоканье рюмок.

– Уже хозяйничают на моей кухне – подумал Вадим – новоселье своего дружка отмечают. А Оксанка даже не пришла, хотя, впрочем – оно даже к лучшему. Сейчас было бы особенно тяжело ее видеть.

Он кисло улыбнулся. Страх давил в нем злость.

Сергей походил по комнате из угла в угол, затем подошел к своей жертве и, глядя на нее в упор, холодно, но чуть учтиво осведомился:

– Очнулся?

– Угу – Вадим кивнул головой и сжался от страха.

– Теперь слушай меня внимательно – бандит продолжал смотреть в упор холодно, строго и властно, прямо в глаза изгнаннику – предлагаю тебе следующее: сейчас время – одиннадцать шестнадцать. Так вот: ты собираешь шмотки и ровно через час я даю тебе шестьсот баксов и документы на хату под Воронежем. Ты едешь на вокзал, берешь себе билет и уезжаешь отсюда навсегда. Базар тебе нужен?

– Нет.

– Базаров нет. Время пошло.

Широкая спина Сергея исчезла за дверью. Через несколько секунд с кухни раздался его голос:

– Все, через час его здесь не будет.

– Ты ему еще и бабки даешь?! Гнал бы и все! – кажется голос длиннорукого немного сухой и хриплый.

– Я обещал.

– Без базара.

Вадим остался в комнате один. Он молча сидел на диване. Боль в печени постепенно проходила и уже сильно не беспокоила. Бывший хозяин собственной квартиры сидел, повесив голову.

Точно также он просидел весь вчерашний вечер, всю ночь и все утро. Спать совершенно не хотелось. Вадим выпил почти целую бутылку водки и долго рыдал. Заснул же, наконец, под утро, окончательно обессиленный, как следует опьянев и выплакав все слезы. Но сон был короткий и не глубокий. Проснулся Вадим в страхе и отчаянии и, допив последние полстакана водки, сидел точно так же на этом же диване, ожидая «гостей».

На кухне включили радио. Зазвучал «Владимирский централ». Раздались оживленные голоса:

– О, ништяк, Круг!

– Сделай погромче!

Кто-то пьяным голосом начал подпевать невпопад.

– Кабан, заткнись, дай песню послушать! – это голос Сергея.

– Петь бы сначала научился! – голос длиннорукого.

Вадим вышел из оцепенения:

– В последний раз здесь сижу, даже не верится, словно в каком-то кошмарном сне.

Время шло, пора было собираться. Он неуверенно посмотрел по сторонам, потом так же неуверенно подошел к шкафу, открыл дверцы и, растерянно заглянув внутрь, подумал:

– Всего с собой не заберешь, придется половину этим нелюдям оставить.

Вадим с сожалением посмотрел на висящие в шкафу вещи: половина его, половина – Оксанкины.

– Эх, сучка! – тихо выругался он – будешь веселиться здесь теперь с этим выродком!

Он машинально нагрузил целый баул и большую спортивную сумку всего, что туда влезло, кроме ее, Оксанкиных вещей и посмотрел на часы. Было ровно двенадцать. Оставалось четверть часа на сборы. Вадим оглянулся – чего бы еще взять. Взгляд его упал на комод и неожиданно остановился на их с Оксанкой фотографии в красивой посеребренной рамочке.

– Еще до свадьбы фотографировались – вспомнил Вадим.

Рядом с фотографией на комоде стояла стеклянная голубая ваза, та, что он подарил ей совсем недавно на их первую годовщину свадьбы. Первую и последнюю.

Вадим медленно сжал кулаки. На глаза навернулись слезы. Он быстро подошел к комоду и, схватив вазу, уже собирался бросить ее со всего размаха об пол, да вовремя спохватился:

– Еще чего доброго заставят убирать за собой осколки, эти новые господа в моей квартире, а это будет еще унизительнее.

Вадим порой даже в такие моменты не терял рассудительности. На секунду сдержав гнев, он подошел к окну, затем, недолго думая, быстро и тихо его распахнул.

– В моей квартире! – он мрачно усмехнулся и посмотрел вниз – не убить бы кого.

Ваза упала на асфальт возле подъезда и со звоном разлетелась вдребезги. Через минуту там же оказалась фотография.

Закрыв окно, Вадим вернулся к комоду и не понятно зачем взял в руки Оксанкины духи. Не удержавшись, он открыл колпачок и понюхал горлышко флакона. Эти духи он покупал своей жене и очень любил этот запах. Сердце сжалось от боли.

Дверь резко распахнулась и в комнате появился Сергей. Он издевательски улыбнулся:

– Это можешь с собой забрать. Я ей новые купил.

Вадим растерялся от неожиданности и быстро и машинально сунул их в карман.

– Готов? – Сергей нетерпеливо раскачивался из стороны в сторону и был заметно пьян.

– Да вроде готов – опустив голову, еле слышно ответил Вадим.

Бандит полез в карман. Достав деньги и документы, он протянул их жертве:

– Все честно, как договорились. Получите, распишитесь.

– А где расписаться? – Вадим был наивен.

Трое бандитов громко загоготали.

– Ты чо, дебил? – Сергей покрутил пальцем у виска – Клади в карман, бери шмотки и бегом отсюда!

Вадим начал разворачивать документы. Но тут вмешался, непонятно зачем явившийся с кухни, Кабан:

– Давай иди отсюда, потом посмотришь!

Выйдя на улицу, Вадим остановился.

– Куда теперь идти? На вокзал? Покупать билет на поезд?

Мысли путались.

На асфальте валялась фотография. Вокруг нее рассыпались синие осколки вазы.

Вадим сел на лавку и, достав сигареты, нервно закурил.

– И что мне теперь, правда, в эту воронежскую область ехать? Да еще в какую-то деревню! Да, влип, так влип! И все из-за этой мрази! – Он с гневом глянул на фотографию и, стиснув зубы, горько вздохнул. – Убить бы их всех! Мне теперь терять нечего!

Из подъезда вышла пожилая женщина. Проходя мимо Вадима, она по-соседски поздоровалась и, глядя на баул с сумкой, вежливо спросила:

– Что, уезжаете?

 

Вадим глубоко затянулся дымом и, не глядя на соседку, молча кивнул головой.

– С Оксаной?

Он хотел промолчать, но вместо этого вдруг внезапно выпалил:

– Нет. Один. Уезжаю навсегда.

Она посмотрела на фотографию на асфальте, улыбнулась и пошла себе дальше, бормоча под нос:

– Вот те на! Женятся, разводятся… И зачем женятся?! Сорят тут, а дворники –убирай за ними.

Вадим посмотрел ей вслед. В этот момент он вдруг почувствовал себя совсем одиноким в своем горе и, положив голову на колени, тихо завыл и весь затрясся, словно маленькая собачка.

Вскоре кто-то робко тронул его за руку. Вадим поднял голову. Рядом с ним стоял чей-то ребенок лет двух возрастом. Доверчивое создание, пробормотав что-то нечленораздельное, с довольной улыбкой протянуло ему фотографию. Вадим вытер рукавом слезы, затем молча принял «подарок» и так же молча принялся рвать его в клочья.

– Андрюша, оставь дяденьку в покое! – молодая мамаша с огненно-рыжими крашенными волосами схватила свое чадо за руку и повела прочь – Видишь, дяденьке плохо. Смотри, вон, какая ворона!

Вадим снова остался один.

– Сколько так можно сидеть?! – подумал он – И куда теперь идти?

В Москву они с Оксанкой переехали не так давно, чуть больше года назад, когда его отец, умирая, завещал ему однокомнатную квартиру. Вадим был стеснительным и замкнутым человеком. С людьми общался мало. Друзей и близких у него в Москве не было. Он перечислил в уме тех немногих знакомых, которые у него все же были, к которым можно зайти, поделиться своим горем, возможно, хотя бы переночевать и понял – идти не к кому. Нигде никому он не нужен.

Глава 2

Походив бесцельно по улицам Анны, Вадим нашел свободную лавку. Он уселся на нее, обдумывая, что будет делать дальше. Его волновало, где он сегодня будет ночевать. Эта мысль вертелась в голове с момента пробуждения. Две мысли появлялись в голове почти одновременно, как только горемыка открывал глаза: "Где я?" и "Где мне сегодня ночевать?"

Сегодня наступила расплата за вчерашний день – помимо похмелья, мучавшего несчастного, возникла другая проблема: вчера, десятого апреля у него был день рождения. Деньги, полученные от Сергея, Вадим экономил, как только мог, покупая только все самое дешевое и самое необходимое. Покупал он обычно хлеб, кабачковую икру, плавленые сырки и дешевые консервы, словом все, что стоило недорого и не нуждалось в приготовлении. Экономить он умел, а о том, что будет, когда кончатся все средства к существованию, старался не думать.

Вчера же, вспомнив про день рождения, Вадим купил пачку сигарет, батон хлеба, банку килек в томате и литровую бутылку водки.

– Пропивать, так последние! – с веселой отчаянностью решил он – эх, была не была! Днем раньше, днем позже!

Сегодня наступил роковой день. Вадим не знал, что ему делать дальше.

Совсем потерявший голову от отчаяния и непрерывного пьянства, он не видел никаких перспектив, как добывать себе хлеб.

Есть с помоек или побираться он, как вариант не рассматривал – даже если придет нужда, будет очень сложно преломить гордость. После неудачной попытки повеситься, он понял, что силы духа у него на это не хватит и впредь повторять эту попытку не собирался. А было это еще в Москве на следующий день после изгнания из квартиры.

Он не знал на какой улице находится и просто шел куда глаза глядят. Проходя мимо одной из многоэтажек, Вадим увидел открытую подвальную дверь.

– Сюда – решил он – и через несколько минут все кончится.

Оглядевшись по сторонам, изгнанник спустился вниз по ступенькам и, распахнув чуть приоткрытую дверь, вошел внутрь.

– Надо зайти поглубже – подумал он и, чиркая зажигалкой, медленно и неуверенно пошел вперед, натыкаясь в темноте на стены и трубы.

На одной из стен почти у самого потолка торчал загнутый вверх ржавый кусок арматуры. Внизу прямо под ним тянулась над полом длинная белая труба.

– Здесь – решил Вадим и остановился – место вполне подходящее.

Он неуверенно помялся с ноги на ногу и почесал затылок.

– Сначала выпью для храбрости – изгнанник достал из кармана бутылку водки и уселся на трубу – четвертый день пью, совсем алкоголиком стал. Впрочем, теперь то какая разница!

Он горько вздохнул.

Бутылка была уже початая. Часа полтора назад Вадим выпил целый пластмассовый стакан и сейчас опять налил до самых краев.

– Последний раз пью – подумал он и выпил, затем достал из кармана пуховика пирожки, купленные на вокзале.

Съев пирожок, он закурил.

– Последняя сигарета в моей жизни – подумал изгнанник, грустно смотря, как она тлеет в его руках, уменьшаясь после каждой затяжки – и хоронить меня некому будет. И никто меня не помянет. А Оксанка даже не узнает, что стало с ее мужем.

В подвале было душно. Рядом с трубой, на которой сидел Вадим, только чуть выше, проходила горячая труба. Померзнув часа полтора на холодном ветру, несчастный изгнанник теперь с удовольствием согревался в этом подвале. И сняв промокший пуховик, он положил его на горячую трубу. Выкурив сигарету, Вадим посмотрел на арматуру:

– Пора!

Он завязал на шарфе затяжную петлю и привязал его конец к арматуре. Настал решительный момент. Изгнанник влез на трубу и, накинув петлю на шею, затянул ее потуже. Осталось лишь спрыгнуть вниз.

Мысли о самоубийстве, закрадывающиеся в голове Вадима время от времени в последние дни посещали его очень часто. Но сегодня он вдруг почувствовал, что его терпению наступил конец, когда на вокзале у него украли сумки с вещами.

В каком-то магазинчике он купил бутылку водки и, выпив стакан, печально разгуливал по мартовским московским улицам. Мысли в голове были одна мрачнее другой. Ехать в воронежскую область совершенно не хотелось.

– Не для того я в Москву ехал – думал изгнанник – что бы так вот глупо и нелепо потерять абсолютно все: квартиру, московскую прописку, работу, жену. Ведь у меня кроме Оксанки больше никого нет. Ведь я люблю её. И все из–за этого ублюдка!

Вадим от злости зашагал быстрее и нечаянно наскочил на какого–то бугая, стоящего возле автобусной остановки. Верзила, выругавшись нецензурной бранью, недолго думая, отвесил несчастному горемыке оплеуху.

Осознав полное несоответствие физических сил, глядя на своего обидчика, Вадим в который раз за последнее время почувствовал собственное бессилие. Это было последней каплей в его чаше терпения. Первая мысль была броситься под проезжающую по шоссе машину. Но Вадим, не теряя рассудительности, подумал:

– А если не насмерть? Еще хуже будет калекой жить.

Последними усилиями воли изгнанник заставил себя идти дальше, думая о том, как свести счеты с жизнью.

Вадим немного постоял на трубе. Решиться на самоубийство было тяжело.

– Надо еще водки выпить – подумал он и, сняв с шеи петлю, слез с трубы.

Стакан получился целый.

– За упокой моей души! – изгнанник выпил его одним махом и тут же весь сморщился и закашлял.

– Не пошла – прокомментировал он, закусывая пирожком – Хорошие пирожки! Надо было больше покупать. Душно тут – развезет быстро.

С пирожками быстро было покончено – Вадим не ел целый день. Он снова закурил. В его голове завертелась песня "Комбат".

– Эх, сейчас бы музыку послушать! – он начал напевать – Комбат, батяня, батяня, комбат, ты сердце не прятал за спины ребят…И умирать совсем не хочется! А ведь я в детстве на скрипке играл! В музыкальной школе учился. Мать покойница мечтала, что б из меня скрипач получился… Да, кажется, я уже совсем пьяный. Нет, все же надо.

Он встал и, сильно шатаясь, снова полез на трубу. Затем накинул петлю и постоял с минуту в раздумье.

– Пора! – скомандовал он сам себе – раз, два, три.

Вадим закрыл глаза, но по–прежнему оставался стоять на трубе. Воля не подчинялась разуму. В отчаянии он опустил голову и, еще немного постояв, снял с шеи петлю. Затем машинально присел на трубу.

Слез не было.

– Наверное все выплакал – отрешенно подумал изгнанник. Следующие несколько минут он просидел не двигаясь, уткнувшись лицом в колени. Отчего-то, вдруг, вспомнился родной и далекий Мурманск, покойница мать, школа, в которой Вадим учился, его школьный друг Колька, с которым они учились в параллельных классах.

Колька был заядлым хулиганом с богатой фантазией. Он был не таким, как все и этой своей неординарностью нравился Вадиму. На улицу он выходил в поиске развлечений и всегда искал возможность нахулиганить. В этом он был достаточно оригинален.


Издательство:
Автор