000
ОтложитьЧитал
Он шёл через ночь, и холод тонкими пальцами пробирался под многочисленные слои его одежды. Бледная луна, изредка рассекающая сумрачный покров, следила за его движением. Молчаливые звёзды блестели на небе, и сияние их было так же тускло, как свет зажатого в руке Дровосека фонаря.
Длинная вереница его шагов тянулась от дома, проходила через лес, огибала овраги и, в конце концов, оборвалась в том месте, где дровосек достиг поляны. Она имела практически идеально круглую форму, деревья высотным частоколом окружали её – пятачок свободного пространства среди глухих, дремучих дебрей. Но самое удивительное заключалось в том, что посреди открытого участка, на небольшом взгорке под прикрытием стройной ели лежал младенец, слегка присыпанный падающим снежком.
Чей он был? И кто его здесь оставил? Ничьи следы не пересекали поляну, он лежал в полнейшей темноте, и ни звука не доносилось из его маленького ротика. При появлении Дровосека он сразу обернулся и вытянул в его сторону ручки, словно каким-то непостижимым образом знал о том, что человек с фонарём пришёл его забрать.
Дровосека появление младенца в лесу не удивило, он всегда знал, что существуют вещи за гранью человеческого разумения и минувшим вечером получил достаточное количество тому подтверждений. Он нашёл младенца точно там, где говорил старик, и от этого его надежда пустила ещё более глубокие корни.
Дровосек осторожно завернул ребёнка в прихваченное одеяло, закутал его как можно плотнее, чтобы уберечь от холода, и прижал получившийся свёрток к груди, как совсем недавно держал собственного сына. Он стал возвращаться по своим же следам, бредя через непогоду и освещая свой путь тускнеющим фонарём. Когда природа стала являть первые признаки наступающего рассвета, Дровосек добрался до своего дома и с большим облегчением переступил порог.
Первым делом он вновь подкинул дров в печь, пододвинул к ней своё кресло и в нём удобно разместил принесённого из леса малыша. Теперь возле огня лежало уже два ребёнка. Дровосек аккуратно потрогал лоб Кая и обнаружил его тёплым, значит силы старика уже вступили в противоборство со смертью, раз тело мальчика до сих пор хранило живую теплоту. Прежде чем раздеться и сбросить с себя меха и шкуры, Дровосек собирался дойти до сарая и принести ещё несколько охапок дров, но ещё первее он приблизился к оставленному стариком посоху с фигурным набалдашником и поставил его ровнее, чтобы тот ненароком не упал.
Обеспечив себя и двоих мальчиков достаточным количеством горючего, Дровосек развесил промокшую одежду сушиться, а сам присел на крепко сколоченный стул и погрузился в размышления. Ему следовало определиться с именами старика, и срок, обозначенный для решения этой загадки, уже пошёл.
***
Странности в поведении младенца, принесённого из леса, практически сразу дали о себе знать. Дровосеку не доводилось видеть его плачущим или капризничающим. Младенец поражал совершенно не свойственной детям спокойностью и какой-то затаённой мудростью во взгляде, глубина которой была непроницаема для Дровосека. Если младенец не спал, то глаза его очень часто сосредотачивались на Дровосеке или на лежащем по соседству Кае.
Раз в несколько дней Дровосеку приходилось запелёнывать найдёныша, привязывать его к своей груди, укрывать шубой и отправляться в селение за козьим молоком, которым он по возвращении кормил младенца. Ему приходилось преодолевать большие расстояния по снегу и холоду, но тело его была закалено, и мышцы с большой охотой совершали физическую работу. К тому же старался он не только ради себя, но и ради лежащего в хижине Кая, лоб которого по-прежнему оставался тёплым.
Странности младенца проявлялись не только в его умудрённом взгляде и непривычном покое, но и в том, как он рос. Ребёнок быстро набирал в весе, его головку покрывали всё большее количество волос, а в сонном состоянии он стал проводить куда меньше времени, чем в первые дни, когда Дровосек только принёс его в свой дом.
За окнами хижины проходил январь, покрывая гладкие поверхности морозными узорами, и Дровосеку даже не приходило в голову связать чудесную вязь появляющихся узоров с движениями маленьких пальчиков и ладошек. Очень часто длинными тёмными вечерами он бывал зачарован фигурами и формами, что изображали в воздухе ручки лесного младенца, но не замечал того, что эти фигуры находят своё отражение в рисунке инея, что покрывал входную дверь.
Быстрый рост мальчика превосходил все мыслимые ожидания Дровосека и достиг пика в последний день января, когда, повинуясь необъяснимой метаморфозе, младенец вдруг обратился в мальчика, едва уступавшего в возрасте лежащему без движения Каю. Удивлению Дровосека не было предела, ещё вчера он качал на руках младенца, место которого сегодня занял резко повзрослевший мальчик, однако чудесное перевоплощение не помешало ему и в дальнейшем истинно заботиться о найдёныше.
Так закончился январь и уступил место февралю и всем последующим месяцам, исполненных удивительных чудес.
Злостный февраль, самый суровый из зимних месяцев окружил себя метелями и задувающими во все щели ветрами. Теперь Дровосек ходил в поселение в одиночестве, оставляя найдёныша присматривать за домом и Каем. Первое время его смущало то, что найдёныш не желает откликаться ни на какие имена, но в скором времени он к этому привык. В лице молчаливого мальчика Дровосек обрёл помощника, острую нужду в котором ощущал ещё с тех пор, как первые признаки болезни схватили Кая.